Сердце матери

Памяти поэта Геннадия Капранова,
ушедшего из жизни ровно 30 лет назад.
С Ириной Искандер познакомился так. В школе, где с 1 сентября 1970 года он стал преподавать историю в 5 – 8 классах, работала на полставки преподавателем литературы Надежда Евгеньевна Бусыгина. Постоянным местом ее работы была школа рабочей молодежи, за подработку она взялась из материальных соображений. В начале апреля 1971 года Надежда Евгеньевна пригласила Искандера в родную ШРМ на вечер поэзии, организатором которого она была. Искандер принял приглашение и не пожалел. Там его многое приятно поразило: и прекрасная организация вечера, и уровень учеников школы, и, конечно же, уровень приглашенных лиц. Обстановка вечера настолько захватила Искандера, что он не выдержал и тоже стал читать стихи. Возвратившийся в родной город всего лишь весной 1970 года, еще не остывший от впечатлений заполярного опыта жизни, он очень эмоционально прочитал несколько стихотворений Виктора Тимофеева, молодого мурманского поэта и моряка. По – видимому, стихи оказались созвучными настроениям этой аудитории, потому что в глазах некоторых молодых людей Искандер увидел понятный ему блеск, когда читал последние строки стихотворения «Площадь пяти углов»:
Пусть будет в твоей горсти
святость другой земли,
ты все равно гости,
ты подобрей взгляни.
Мы не блестим, слепя
кожурой апельсинов – глаз,
но если ты ищешь себя,
может быть, ты –
у нас?
Поскольку аудитория хорошо приняла Искандера, он прочитал еще и «Маркони, музыку давай!», отрывок из «Рыбацкой баллады», написанной Владимиром Тюргашкиным, матросом Беломорской базы гослова. Зал взорвался аплодисментами, когда Искандер с предельной экспрессией прочитал такие заключительные строки:
Но и на Тихом, и  в Атлантике,
Перекрывал ветра лай,
Кричат бродяги и романтики:
«Маркони, музыку давай!»
Вот на этом вечере Искандер и познакомился с Ириной. Ближе к концу вечера Надежда Евгеньевна подвела его к молодой женщине в очках.
- Искандер Латыпович, познакомьтесь с Ириной Николаевной, моей лучшей подругой. Она ваша коллега, преподает литературу в одной из школ Ленинского района.
Чуть наклонив голову, Ирина Николаевна смотрела на Искандера. Глаза за очками были красивыми и внимательными. Первый их разговор был коротким.
- Вы хорошо читаете стихи, Искандер. Можно я буду вас просто по имени?
- Разумеется, как и я вас.
- Так вы давно читаете стихи?
- Давно, с четвертого класса. Простите за нескромность, читал с лучших сцен нашего города. Но я стараюсь не вспоминать тот период.
- Почему?
- Из – за репертуара. Но это долгий разговор.
- А вы сами пишете стихи?
- Нет. Я не писатель, я читатель.
- Искандер, насколько я поняла, вам нравилось работать в море. Что вас заставило вернуться из Мурманска?
- Страх.
- То есть?..
- Папе шестьдесят восемь, маме шестьдесят шесть. Возраст не самый предельный, но позади у них трудная жизнь. Уйти могут в любой момент. А я в море, далеко от Союза… Нет, Ирина, сын должен быть рядом с родителями в самый трудный период их жизни, сын должен проводить их в последний путь. Но тут предмет опять – таки долгого разговора.
- Понятно. А теперь пора в учительскую,  там накрыли стол для приглашенных, Надя подсуетилась.
- Сейчас пойдем, спрошу вас только о Гене Капранове. На меня большое впечатление произвели его стихи. В особенности стихотворение «Волки». Сильно написано, какая – то киплинговская мощь. Кто он такой, вы что-нибудь знаете о нем?
- Конечно, знаю. Кстати, у него есть замечательные переводы Киплинга. Прежде всего я знаю главное: сегодня Гена самый талантливый поэт в нашем городе. Так же считает Евгений Евтушенко, с которым Гена познакомился, когда тот писал здесь поэму «Казанский университет». Евтушенко очень высокого мнения о стихах Гены. Со временем вы узнаете Гену получше, ведь он большой друг Нади… И нет ничего удивительного в том, что Гена явился открытием для многих на этом вечере, в том числе и для вас. Ведь его знает лишь узкий круг людей. Гене за тридцать, а у него нет ни одного изданного сборника.
С того апрельского дня Искандер встречался с Ириной время от времени. Да, лишь временами, потому что учительская работа очень ревниво относится ко всему, что не имеет никакого отношения к школе. В основном они встречались в гостеприимном доме Надежды Евгеньевны, где Искандер поближе познакомился с Геннадием Капрановым.
Но наступил месяц, который называется маем. А в мае не одни соловьи волнуются. 1 мая после демонстрации Искандер пришёл к Ирине в её однокомнатную кооперативную квартиру. Ирина жила одна, её шестилетний сын проживал в Нижнем Новгороде у бабушки. Мать Ирины попросила не забирать у неё внука, пока тот не пойдёт в школу. Похоже было , что и другая нижненовгородская бабушка, мать бывшего мужа Ирины, тоже была заинтересована в том, чтобы любимый внук жил неподалёку.
Ирина ждала Искандера, приготовила хороший стол. Но застолье постелью не закончилось. Произошло то, что Искандер запомнил навсегда. Разомлевшая от вина и ожидания, Ирина стояла у окна и смотрела на вечернюю улицу. А Искандер был где-то позади и смотрел на неё. Ему очень хотелось подойти к Ирине, прижаться напрягшимся пенисом к её попе, а руки положить на её грудь. Но он почему-то сдержался. Почему сдержался – этому он ни тогда, ни потом рационального объяснения не нашёл. И что самое интересное: Ирина повернулась к нему и сказала: «Пожалуй …» Сказала так, словно одобрила его сдержанность. Даже спустя много лет, вспоминая этот эпизод, Искандер думал: «Всё-таки загадка эта человеческая голова, эти мозги человеческие … К каким немым диалогам они способны!..»
А 9 мая они встретились вновь у Ирины. Дети войны, они не могли не отмечать этот праздник. Ночь с 9-го на 10-е Искандер провёл в постели Ирины. Забылись они только под утро. Проголодались они. Искандеру 32 года, Ирине 30, в таком возрасте сексуальный голод переносится тяжело.
Во второй половине июня, когда Ирина вышла в отпуск, она смогла выдержать в Нижнем Новгороде не более двух недель. «На днях пулей полечу к тебе, любимый. Не вздумай с кем-нибудь согрешить, утечку спермы, принадлежащей исключительно мне, замечу сразу и тогда возмездие. Надеюсь, судьба кастрата тебя не устраивает, » - написала она Искандеру перед отъездом. В июле они отправились в Крым, где провели три недели. Для Искандера они оказались незабываемыми хотя бы потому, что в Крыму он был в 1971 году в первый и последний раз.
Возвратившись из Крыма, Искандер собирался пожить некоторое время с родителями на даче, но за день до отъезда рано утром ему позвонила Ирина.
 - Как дела, Искандер?
 - Нормально. Родители приехали с Волги за продуктами. Собираюсь завтра поехать с ними на дачу, пожить там с неделю.
 - Что ж, родители дело святое. Но сегодняшний день посвяти мне. У меня есть одно дело в посёлке, который в часе езды от города. Час туда, полчаса там, час обратно, к обеду уже вернёмся. В посёлке том я ни разу не была, тамошних нравов не знаю, а потому надо подстраховаться, ведь девушка я видная. Приглашаю тебя в телохранители. Расчёт сразу по приезде. Не завтракай, выпей только кофе, позавтракаем у меня.
Но позавтракали они в кафе, так как в доме у Ирины не оказалось ни молока, ни даже кусочка хлеба. Вышли из кафе недовольными, поскольку бифштекс им показался подозрительным. Они съели только гарнир, выпили кофе с молоком и ушли, сказав официантке, что к этим бифштексам кафешным приличная кошка не притронется, она только метку свою оставит на них. Но в молодости несъедобный бифштекс не может надолго испортить настроение, в ожидании автобуса молодые люди стали резвиться. Искандер прицепился к шляпке Ирины, сказав, что в этой шляпке она выглядит на все пятьдесят. И даже попытался сказать об этом с использованием рифмы. В ответ всего через две-три минуты подруга отхлестала его своей рифмой, уже настоящей, талантливой:
Твои стихи и эпиграммы
как тот  хреновенький бифштекс,
годятся для помойной ямы,
но не для чтения -
                вот тэкс.
И в автобусе они продолжали резвиться. Когда проезжали мимо рощи, в которой паслись козы, Искандер попытался сказать что-то глубокомысленное. И опять схлопотал от подруги. Несколько минут её глаза за очками были сосредоточенными, потом она выдала:
В голове уже седины,
но он ищет всё равно
философские глубины там,
где козье лишь говно.
Действительно, в середине дня они вернулись домой, купив по пути необходимые продукты и большую бутылку красного вина. Но накрывать на стол Ирина не торопилась. Она подошла к Искандеру, отдыхавшему на диване, и произнесла короткую речь:
 - Признаться, сегодня ты был несносным то своей агрессией, то глупостью. Меня, молодую и, бесспорно, красивую, талантливую, ты попрекал моей очаровательной шляпкой, говоря, что я в ней выгляжу старушкой. Затем, когда мы поравнялись с той рощей, в которой мирно паслись и какали козочки, я вынуждена была слушать твой бред. Теперь пришла пора рассчитаться …
Ирина сорвала с Искандера всю его одежду, разбросав её по разным углам. Затем быстро разделась сама и уселась на Искандера своим крупным и ненасытным телом. Вот в этой позиции №3 она устроила гонку, какой раньше никогда не устраивала. Закончив гонку, она прилегла на любовника, положив свою вспотевшую щеку на его лицо. Придя в себя, она встала и скомандовала:
 - Теперь марш в ванную. Впрочем, после меня, дамам надо уступать.
После душа они сидели на кухне, молча ели яичницу, бутерброды с сыром и пили вино. Резвиться молодым людям уже не хотелось, пришла пора какого-то иного настроения. После второго бокала вина Ирина неожиданно спросила:
 - Искандер, как у тебя было в первый раз?..
Искандер поперхнулся, поставил бутерброд на тарелку, внимательно взглянул на Ирину, почти уставился.
 - Искандер, ты слышал мой вопрос?
 - Слышал… Ирка, я понимаю, конечно, что ты поэт и вообще думающий человек. Возможно, поэтому ты вынимаешь иногда какие-то трудные темы.  Но эта тема, как бы тебе сказать …
 - Что, она из разряда табу?
 - Какая ты прямолинейная …. Она почти из этого разряда, потому что нельзя лезть в личную жизнь человека. И уж тем более нельзя, если человек стесняется, стыдится этой страницы жизни.
 - Ты стесняешься, стыдишься?
 - Скажу откровенно: да. Но ведь не я один. Ох, не я один! Ира, обратила ли ты внимание когда-нибудь на то, что великая русская литература, для которой не было никаких табу, мягко говоря, не заметила эту тему, обошла её стороной? А ведь русская литература действительно великая, соперничать с ней могла только другая великая литература, французская. Я прилично знаю творчество Достоевского и Толстого, этих самых откровенных, искренних русских писателей, но я не могу в данную минуту назвать ни одного произведения, которое они посвятили бы теме « в первый раз», теме потери человеком девственности.
 - Да, Искандер, да, обратила! И вот что я думаю по этому поводу … За этой позицией стоит стыд. Вряд ли Александр Сергеевич потерял свою девственность в постели с одной из своих светских любовниц, вряд ли Лев Николаевич расстался с девственностью в супружеской постели. Кому-то из наших будущих великих писателей его сердобольная старая нянечка подкладывала в постель крепостную девку, когда мальчика начинал одолевать зуд в известном месте, для кого-то из них образованные, всё понимающие их мамы загодя готовили для этих целей горничных из тех же крепостных девок, а кто-то из этих одарённых мальчиков шёл в публичный дом, чтобы там стать мужчиной в обществе какой-нибудь несчастной Катюши Масловой. Вариантов потери девственности было много, и все они были,  мягко говоря, несимпатичными. Вот почему эта тема не прозвучала в великой русской литературе. И вот что ещё тебе скажу, Искандер … Мы с тобой принадлежим к той части интеллигенции, которая настолько ненавидит большевизм, что забывает о Руси, какой она была на протяжении многих веков. Искандер, дорогой, за всё надо платить, за всё! За все безобразия, которые творились на протяжении веков на огромном пространстве от Балтики до Тихого, за ванек, запоротых в армии шпицрутенами или розгами на барских конюшнях, за обесчещенных крепостных девушек, за все эти троекуровские гаремы! За всё приходится платить, рано или поздно за всё. Даже в таких, казалось бы, застывших странах, как Россия. Искандер, подай сигареты, они на подоконнике.
Искандер помог Ирине закурить, потом закурил сам. Выкурив с полсигареты и несколько успокоившись, Ирина сказала:
 - Так ты расскажешь, как у тебя было в первый раз?
 - Ира, ты приглашаешь к исповеди?
 - Да.
 - А ты знаешь, как тяжело исповедоваться? Ты знаешь, что даром настоящей исповеди обладают очень немногие?
 - Знаю, но ты, возможно, один из этих немногих.
 - Нет, я не из их числа. Ира, я расстался с девственностью не с подневольной девушкой, не в публичном доме, но рассказывать тебе всё равно не буду. Потому что стыдно. Скажу только, что тогда мне было семнадцать лет. Эффект был таков, что в следующий раз это случилось, когда мне было уже лет двадцать. Свой круг, девчонка с моего факультета. Вот тогда всё было иначе.
 - Искандер, а вот теперь светлее становится. Уверена, в первый раз была женщина намного старше тебя и не из твоего социального слоя.
 - А ты- то, Ира, наверняка в первый раз с мужем?
 - Нет, голубчик, нет. Но я не ты, я пооткровеннее тебя, а потому расскажу. Правда, очень кратенько, без подробностей. Была одна студенческая вечеринка в узком кругу. Уединилась я с одним парнем из параллельной группы. Не любила я его, просто он мне приглянулся, когда увидела его ещё в первый раз. Вот он и нарушил. … И было мне тогда девятнадцать лет. О чём задумался?
 - О тебе. И ещё о великом и могучем. Нарушил, приглянулся… Сколько всего может быть в ином русском глаголе.
- Да, Искандер, приглянулся, это самый подходящий в моём случае глагол. А какую ситуацию ты считаешь идеальной?
 - А вот такую… Он и она девственники. И легли в постель только после загса. Ничего не умеют,  любовный опыт начинается только в брачную ночь. Так рассказывал мне свою историю один мой знакомый, и я ему позавидовал.
 - Искандер, это правильные люди, а мы с тобой неправильные. Понимаешь, не-пра-виль-ны-е. Ты будешь пить чай?
 - Потом, Иришка. Давай выпьем ещё вина.
Они выпили по бокалу вина, опять закурили. Молчание нарушил Искандер:
 - Я хочу рассказать тебе один эпизод, который я никогда не забывал и который буду помнить до конца моих дней. Он случился в тот самый день …
 - Я вся внимание.
 - В первом часу ночи я, несчастный, нечистый, возвращался домой. Тогда мы жили в своём доме, наша коротенькая улица начиналась сразу после старого кладбища. На кладбище этом давно уже никого не хоронили, но некоторые кресты и памятники ещё сохранились. Я почти прошёл через него, когда увидел маму… Она стояла у края кладбища, а справа от неё был барак, в котором жили работники Льнокомбината. Тогда ещё не закончилась эпоха бараков, полстраны жило в бараках. Конечно же, мама ждала меня… Ира, поверь мне, мама никогда не встречала меня ни до, ни после. Конечно, она могла не спать, не сомкнуть глаз в ожидании меня, но она никогда не встречала меня. Что почувствовало бедное сердце матери, какую информацию оно получило в ту проклятую ночь?!. Когда я более или менее созрел, сформировался в интеллектуальном, нравственном отношениях, я часто вспоминал тот эпизод и задавал себе только что прозвучавшие вопросы. Но ответить на них я не мог и, наверное, никогда не смогу. Тот феномен, который называется сердцем матери, я никогда не пойму, он навсегда для меня будет загадкой. Не помню, о чём мы говорили, когда шли домой, и говорили ли вообще, помню только свою понурую голову, помню так, словно кто-то сфотографировал меня тогда и фотографию оставил мне на память. Вот такой эпизод.
 - Бедный, милый Искандер, - сказала Ирина и погладила его по руке. – А ведь твой, казалось бы, несостоявшийся рассказ о первом разе всё-таки состоялся, когда ты поведал об эпизоде с мамой. Давай допьём вино, сказочник.
 - Почему сказочник?
 - Потому…
Они допили вино, помолчали, потом Ирина сказала:
 - Сейчас я подумала о том, что мне никогда не суждено назвать твою мать мамой…
 - Что, Ира, это очередная трудная тема?
 - Да, новая тема. Хочешь я расскажу тебе о том, что сказала мне Надя на следующий день после того, как познакомила нас?
 - Конечно. Надежда Евгеньевна человек довольно оригинальный.
 - Искандер, память у меня хорошая, так что расскажу близко к тексту. Итак, вот что сказала.
 «Ирка, вчера я познакомила тебя с человеком, которого наблюдала более полугода. И вот моё мнение о нём. Ему тридцать два, а он всё ещё не определился, зачем он пришёл в этот мир, на что отдать свои силы. Он мечется: из школы во флот, из флота опять в школу. Я думаю, надолго он не задержится в школе, ведь я слышала о его выступлениях на педсоветах. Видишь ли, Ирка, жить вообще тяжело, а в России особенно. А Искандер из тех людей, которые ещё и сами усложняют себе жизнь. В стране, которой рулят косноязычные и необразованные люди с хохлацким акцентом, Искандер и подобные ему обречены искать пятый угол. Его знания, его энергия, его нравственные качества не будут востребованы в этой стране никогда, то есть до конца его дней. Он для всех неудобный человек, в том числе он и неудобный в качестве потенциального мужа. Вот это, Ирочка, ты учти. Так что никаких иллюзий. Он сгодится только как любовник. Не знаю, какой он в постели, не пробовала, но он очень интересный собеседник. Что ж, всё-таки хоть что-то…»
 - Ира, она так и сказала?! Ведь прозвучало как «с паршивой овцы хоть шерсти клок»…
 - Искандер, не обижайся, она к тебе очень хорошо относится. Просто у неё язычок такой, сколько я страдала от него.
 - Что ж, ещё раз скажу: Надежда Евгеньевна умная женщина, хороший психолог. Кстати, мне понравились её реплики в адрес людей с акцентом. Вчера страной рулили люди с кавказским акцентом, сегодня с хохлацким, завтра, возможно, с белорусским. Не знаю, Ира, доживём ли мы когда-нибудь до рулевых, говорящих на хорошем русском языке.
 - И я не знаю. Искандер, я сказала, что никогда не назову твою мать мамой. А вот не так!..
Ирина стремительно прошла в комнату, где находился телефон, и стала набирать номер. Искандер, продолжавший сидеть на кухне, слышал, как она сказала:
 - Здравствуй, мамочка, целую тебя…
После чего Ирина положила трубку и вернулась на кухню.
 - А у твоей мамы милый голос, - поделилась она своим впечатлением.
 - Ирка, всё-таки ты с придурью.
 - Запомню.
После чая Ирина взяла в руки гитару.
 - Ну что, Искандер, наступил момент русского романса. Начну с твоего любимого, «Ещё не раз вы вспомните меня…»
- Ирочка, я очень люблю слушать тебя, но боюсь, что после твоего вокала я вновь захочу тебя. И тогда я надолго застряну тут, а я обещал своим помочь с самыми тяжёлыми покупками.
- Убедил. Ты слышишь гром?
 - Слышу. Пока что он далеко, но поторопиться надо.
 - Иди, Искандер, и храни тебя Бог, - и тут Ирина неожиданно перекрестила Искандера.
Не пройдёт и часа, как он с благодарностью вспомнит этот жест Ирины.
Дождь начался, когда Искандер вошёл в парк, от которого до его дома было минут пятнадцать ходьбы. Искандер укрылся под одним старым тополем и закурил. Когда дождь заметно ослабел, он вновь вышел на тропинку. Прошёл метров 100 или чуть больше, когда после громового раската раздался сзади сильный треск. Искандер оглянулся и оцепенел… Старый тополь, под которым он стоял несколько минут назад, загорелся после точного попадания в него молнии.
Искандер шёл домой, не замечая дождя. «Или Бог услышал Иру, или я просто везунчик», - думал он. Тогда ему и в голову не могла прийти мысль о том, что молния избирательна. Только спустя 14 лет, когда Искандер узнает, при каких обстоятельствах погиб поэт Геннадий Капранов в июле 1985 года, только тогда он подумает о том, что молния очень избирательна и что лишь избранным она дарит мгновенное и красивое освобождение…
12 июля 2015 года