Палач

– Вы понимаете, что должны рассказать мне все, чтобы я могла помочь Вам? –  за последние несколько минут я уже в седьмой раз произнесла эту фразу, но мой подопечный упорно молчал, не желая даже смотреть на меня, но я не сдавалась. – Прошу Вас, Аластар, неужели Вы не понимаете? – мое терпение подходило к концу, но я понимала, что обязана это делать; я обязана добиться от него хоть каких-то слов.

– Нет, уважаемая Фелисия, это Вы не понимаете, – апатично ответил он, продолжая рассматривать серые стены. – Вы ничем не сможете мне помочь при всем Вашем скудном желании.

– Освободить от тюрьмы я Вас действительно не смогу, но сократить срок…

– Фелисия! – воскликнул Аластар и вскочил со стула, уронив его. – Умоляю Вас! Вы умная женщина и сами должны осознавать, что ни один адвокат не в состоянии даже сократить мой срок. Меня приговорят к пожизненному заключению, если я не смогу разыграть драму и притворится душевно больным, чтобы меня упекли в психушку.

Он во многом был прав: за то, что сделал Аластар, дадут пожизненное заключение, в лучшем – или в худшем – случае, можно попасть в психбольницу, а нормальные люди обычно сходят там с ума. Аластар производил впечатление хорошего человека, пусть даже хорошие люди не идут на такие зверства, на которые пошел он. Его вынудили обстоятельства – пожалуй, такое оправдание можно было бы дать, но он не дождался даже суда и следствия и решил сам определить судьбу пятерых людей. На его месте я сделала бы то же самое, я знаю это. Именно по этой причине я, не задумываясь, согласилась защищать Аластара, в то время как другие наотрез отказывались. Я понимала, что у меня вряд ли что-то получится, но где-то в глубине души надеялась на счастливый конец.

Я опустила взгляд на стопку документов, лежащих передо мной; на первой странице было досье подозреваемого:

Имя, фамилия: Аластар Падинктон;
Возраст, дата рождения: 38 лет, 12.08.20**;
Место рождения: Великобритания, Брайтон;
Семейное положение: разведен;
Дети: дочь Анжелина Падинктон;

Значит, его дочь звали Анжелиной. Кажется, ей было пятнадцать или шестнадцать лет. Такая молодая и красивая – к досье была прикреплена ее фотография; на ней Анжелина была еще живой.

Я вновь подняла глаза на Аластара: он сидел, не двигаясь и продолжая внимательно рассматривать стену. За всю свою жизнь я никогда не встречала таких людей как Аластар Падинктон. Далеко не каждый пойдет на такое, даже ради собственной дочери. Он убил пятерых людей с особой жестокостью и настолько хладнокровно, насколько не убивают даже наемные киллеры. Странно было сидеть напротив человека, который преднамеренно убил стольких людей.

Я должна была защищать его, и я сама согласилась на это. С трудом вериться в такое, потому что это дело заведомо проиграно. Он тоже понимал это не хуже меня и казался таким спокойным и отстраненным, что мне становилось жутко. К сожалению, мне не были известны все детали, разве только то, что он убил пять человек, которые были виновны в смерти его дочери, но все остальное оставалось загадкой.

Аластар молчал. Я тоже. Никто не смел проронить ни слова, но с каждой прошедшей секундой тишина становилась все более невыносимой.

– У Вас есть дети? – задумчиво спросил мужчина; я отрицательно покачала головой в ответ. У меня не было времени на свою личную жизнь, я торчала на работе с утра и до самого позднего вечера, и ни один мужчина не мог вытерпеть подобного. – Тогда мне не имеет смысла рассказывать Вам что-либо. Вы не поймете, Фелисия, – он слабо улыбнулся и тут же поднялся с места, подходя к широкому окну во всю стену.

Я совершенно не понимала, что нужно делать, как вести себя. Ему не нужна была моя помощь, он отказывался от любого моего предложения, но я почему-то из раза в раз возвращалась к нему и снова пыталась выявить хоть что-то. И каждый раз все заканчивалось одинаково.

– Аластар, в нашем мире каждый день умирают люди, каждый день кто-то кого-то убивает, но…

– Замолчите, Фелисия! – прикрикнул Аластар, резко развернувшись ко мне лицом. – Что Вам от меня нужно? Чего Вы пытаетесь добиться?

– Ничего, я просто хочу помочь Вам, Аластар, – на этом все наши разговоры подходили к концу. Он разворачивался и уходил, хлопая дверью так, что содрогались стены. А я оставалась одна в просторной почти пустой комнате с кучей разбросанных бумаг.

***

Судебное заседание должно было состояться через неделю. До этого времени я была просто обязана узнать всю историю до конца, в противном случае я не имею права быть тем, кто я есть.

Дверь медленно открылась, мужчина в форме легонько толкнул Аластара в комнату, выходя из помещения и закрывая за собой дверь. Мой подопечный измученно посмотрел на меня, искренне не понимая, чего же я опять от него хочу, и неохотно подошел к столу, за которым мы проводили уже очень много времени. Мне показалось, что он начинает меня ненавидеть, но как только мои глаза встретились с глазами Аластара, я сразу отгоняла эту глупую мысль, потому что он был рад меня видеть.

Но даже так Аластар ничего не хотел рассказывать, а я уже была готова продать душу дьяволу, чтобы узнать. Он отвечал мне, что счастье в неведение, и отчасти был прав, но только не для адвоката.

– Вы опять за свое? – он пытался придать голосу раздраженный оттенок, но вышло у Аластара это из рук вон плохо. – Я же говорил Вам и не раз…

– Знаю, – перебила его я. – Вы упрямый баран, Аластар, – я швырнула стопку документов на стол. Меня злило все, что сейчас находилось вокруг, а мой клиент действительно напоминал барана, причем не только упрямого, но еще и невозможно глупого.

Наверное, мне не следовало бы так говорить, но я ничего не могла поделать с переполнявшими меня эмоциями, а вот Аластару, кажется, очень понравилось такое обращение к его собственной персоне: он ухмылялся, так нагло и дерзко – не так, как должен ухмыляться тот, кого через несколько дней должны отправить за решетку на всю жизнь. Но мне это понравилось: Аластар не боялся и был уверен в том, что он прав.

– Если знаете, зачем тогда? – мужчина сел на подоконник, пройдя мимо стола и мимо меня.

– Затем, что я не могу остаться равнодушной, – эти слова совершенно не подходили адвокату, зато подходили обычной девушке. Я не имела права быть обычной девушкой рядом с подозреваемым и обвиняемым, но адвокат уже не справился со своей работой.

– С каких пор Вы стали такой искренней?

– С тех самых, когда поняла, что Вы не намерены содействовать следствию, – твердо ответила, вставая со стула и подходя к Аластару. – Я могу надеяться, что простому человеку Вы раскроете свои тайны?

Он не ответил и долго, очень долго смотрел на меня, затем вновь покачал головой и медленно, чуть шатаясь, вышел из комнаты, опять оставляя меня одну. Я начинала восхищаться стойкостью и силой этого человека; ему было плевать на все моральные ценности, на общественное мнение и на само общество в целом.

***

У нас – или у меня? – оставался всего один день. Я надеялась, но уже не верила, что он расскажет мне хоть что-то, однако все равно ждала его в той же самой комнате. Аластар не приходил. Он уже опаздывал на полчаса, но я не двигалась с места, будучи уверенной, что он придет. Я перечитала его дело и глубоко задумалась, что даже не услышала, как в комнату зашел полицейский. Кажется, он звал меня по имени и что-то говорил мне, а потом направился к выходу. Я не слышала его слов, но почему-то знала, что должна идти за ним.

И я пошла. По длинным коридорам, нескольким лестницам и еще коридорам. Мы пришли к камере №368 – эта была Аластара Падинктона. Полицейский открыл дверь и пропустил меня внутрь.

Я услышала дикий крик, но так и не поняла, что кричала я сама. Аластар лежал на полу весь в крови, а в руке у него было лезвие. Наверное, он спрятал его, и никто не смог заметить этой вещицы. Какая ирония.

На столе лежал скомканный лист бумаги; интуитивно я знала, что там записка, адресованная мне, и я не ошиблась.


«Моя дорогая Фелисия!

Я безмерно благодарен Вам за все, что Вы для меня сделали. Вы потрясающая женщина, и Вы смогли покорить мое сердце, но Вы сами должны понимать, что я никогда не смогу быть рядом с Вами: мы по разные стороны баррикад.
Всю свою жизнь я только и делал, что причинял боль своим близким, и Вам все это время я тоже делал больно. Не отрицайте, потому что это чистая правда.
Фелисия, я могу прекратить это только одним известным мне способом. Я должен умереть, и тогда больше никому из дорогих мне людей я не причиню боль.
Мне очень жаль, что все так обернулось, ведь хэппи энд бывает только в сказках, Фел.
Еще раз благодарю за все.
Я ненавижу прощаться, поэтому пишу письмо. Прощаться всегда очень больно. Но я пишу Вам это слово “прощай” и улыбаюсь, потому что знаю, что после моей смерти Вы будете счастливы.
Я полюбил Вас, Фелисия. И знаю, что Вы тоже любите меня, но, уверяю Вас, эта любовь пройдет так же быстро, как и началась.

Ваш Аластар П.

P. S. Если Вы все еще хотите знать, почему, то просто дочитайте эти строки до конца.
Те пятеро… я даже не могу назвать их людьми. Те пятеро чудовищ похитили мою единственную дочь, потом избили ее, а после несколько раз изнасиловали. Я опоздал всего на несколько минут: они убили ее.
Вы до сих пор думаете, что я был не прав? Что я не имел права это делать? Вы действительно считаете, что я, черт возьми, должен был позволить им жить дальше?!
Если так, то Вы, Фелисия, такой же монстр, как и они.»

У меня по щекам текли слезы. Я плакала, как ребенок, не замечая ничего и никого вокруг, а полицейский, пришедший со мной, уже силой пытался оттащить в сторону. Я судорожно сжимала в руке клочок бумаги с уже размазанными от моих собственных слез чернилами.

Он был убийцей, вершившим человеческие судьбы по своему собственному желанию. Он был тем, кто не заслуживал не только человеческого милосердия, но даже банальной жизни в тюрьме. Его руки по локоть были измазаны в чужой крови, а я не могла узнать причину всему этому; он не говорил ни слова о том, что касалось бы всех тех убийств, которые он совершил. Он лишь пытался завоевать мое доверие.

И у него получилось это. Потому что он покорил мою душу.