Мои французы

Глава из книги Ich wurde geboren…(Я был рожден…)
На фотографии Филипп Рене-Базен в центре. Вокруг него сестры Кауфман из Франции. Крайний справа Володя Исаев-Глотов

                Мои французы
               
               Франсуаза

В начале  70-х в нашу компанию влились иностранцы. Сначала появилась француженка Франсуаза Том. Ее отец - известный математик-тополог. Фрося (мы так ее называли между собой) проходила двухгодичную стажировку по русскому языку и литературе в МГУ. А потом еще несколько лет работала переводчицей в одном из советских издательств. Ее появление было делом случая, даже не одного случая, а целой цепи случайных фактов и событий. Мы с Аринушкиным в 72-м году путешествовали по  Крыму, где познакомились с двумя девицами. Одна из них была из Ленинграда, другая из Паневежиса. Ленинградка Аня познакомила нас со своей  подружкой Ритой, которая после окончания ВУЗа была распределена в подмосковный город Видное. Сама Рита была родом из Омска. В Москве у нее никого из знакомых не было,  и Аня вывела ее на нас с Аринушкиным. Рита была странная девушка. С одной стороны, она не всегда бывала адекватной, имела множество комплексов, часто впадала в депрессию, но с другой стороны, в какие-то моменты она преображалась и  становилась  чрезвычайно активной и  коммуникабельной. Где и когда она познакомилась с Франсуазой, я уже не помню, но однажды они вдвоем  заявилась к нам в дом.
 
Франсуаза была высокой, худой и очень симпатичной (кто-то наверняка назвал бы ее красивой, в первую очередь из-за огромных глазищ).  Наша знакомая, восьмидесятилетняя старушка, урожденная княжна Голицына, к которой мы как-то привели Фросю, предварительно  расписав ее достоинства,   потом так отозвалась о ней: - Мы тоже учились в Сорбонне, но у нас были формы. Во Фросю как клещами вцепился Валера Косушкин. Помимо того, что он был художником, он очень много читал, писал стихи - все больше мистического и религиозного содержания. Он показывал Фросе Москву - Булгаковскую, Москву - Достоевского. Фрося была в полном восторге. Она была очень искренняя, доброжелательная и немного наивная.

 На пасху мы решили собраться у Аринушкина на Хитровке, так как рядом был действующий храм Петра и Павла, а Франсуаза хотела увидеть крестный ход. Во время застолья Толя и Валера поцапались. Валера был о себе весьма высокого мнения, а Толя считал его выпендрёжником и со свойственной ему прямотой это высказал Валерке в лицо. Дело могло закончиться дракой, но кто-то в шутку предложил разрешить спор, кто кого перепьет. Мужики вышли в другую комнату с пивными кружками, наполненными водкой. Минуты через три раздался грохот падающего тела. Все кинулись туда. Валера лежал на полу, полностью вырубившийся, а Толик смущенно оправдывался: - Мы только по одной успели, а он и упал. Потом мы отправились смотреть крестный ход.

 Это сейчас в крестном ходе участвуют все, кто пришел на службу. Тогда же вокруг церкви собирались толпы зевак, а в самом шествии принимали участие только часть собравшихся. Вдруг в толпе раздались крики, пошло движение, началась драка. Глаза  Франсуазы одновременно выразили восторг и  ужас: - Скандал, скандал! – Да разве это скандал, - флегматично  заметил  Аринушкин, -  Вот года три назад здесь двоих зарезали, а одному голову трубой пробили – тогда, можно сказать, был скандал, - закончил он.   Примерно через полгода Франсуаза привела к нам  Филиппа.

                Филипп
 
Он окончил в Париже  два факультета: экономический  и восточных языков и цивилизаций. Одним из восточных языков был русский. В СССР  приехал стажироваться в МГУ. Говорил он по-русски похуже, чем Франсуаза, да и акцент был посильнее. Но понимали мы друг друга прекрасно. После года обучения в МГУ Филипп на некоторое время уехал в Францию, но в скорее появился вновь. Теперь он работал в торгпредстве Франции – отбывал альтернативную армейской  службу. В качестве  альтернативы у французов было право ее отработки  в слаборазвитых странах. СССР согласно французским официальным критериям являлся такой слаборазвитой страной (а мы-то о себе какого были мнения?!) .

Мне с Филипком (мы его так прозвали, как героя рассказа Льва Толстого) было гораздо интересней проводить время, чем с Фросей. Та не очень интересовалась политикой, не разбиралась в экономике. Круг интересов и соответственно тем для обсуждения Филипка был намного разнообразнее. К тому же он научил меня играть в ГО. В 70-е годы эта восточная игра дошла до СССР. В журнале Наука и жизнь в течение длительного времени был раздел, посвященный этой игре, публиковались задачи, демонстрировались сыгранные мастерами партии.

Я довольно быстро освоил азы этой игры – сказалась шахматная школа. Поначалу я проигрывал Филиппу партию за партией, потом игра стала проходить с переменным успехом, но довольно скоро я стал обыгрывать Филипка, причем делал это постоянно. Он, конечно, злился, но играть с гандикапом категорически отказывался. Размышлял над партией он вслух, поэтому его   je vais, tu vas (я хожу, ты ходишь) врезалось мне в память. Но надо признать, что в конце своего пребывания в Союзе он вдруг резко прибавил в игре и мы опять стали играть практически на равных. Это случилось после его месячной поездки на родину. Возможно, он там дополнительно потренировался  с сильными соперниками, и это принесло ему успех.

Филипп совсем не был жадным, как большинство французов (об этом их качестве  вслух говорили сами Франсуаза и Филипп). Из Франции он нам с Катей регулярно привозил запрещенные у нас в стране книги (Солженицына, Максимова, Войновича, Вени Ерофеева, Набокова, Пильняка) и пластинки с записями Галича, Высоцкого, Окуджавы. Один раз он привез несколько шикарных английских шерстяных свитеров с обрезанным горлом и застежкой с пуговицами на левом плече. Модель  эта вошла  в моду после того, как популярнейший французский  актер  Мишель Пикколи снялся в таком свитере в каком-то драматическом боевике. Ладно бы, что это перепало нам с Катериной, но Филипок расщедрился и презентовал такие же свитеры Володе Исаеву-Глотову и Саше Твердову (скульптору), которые постоянно участвовали в наших застольях. Сам он ходил в свитере этой модели красного цвета, мужики носили темно-синие, почти черные свитеры, Катя щеголяла, насколько я помню в свитере цвета беж. Как-то Филипок презентовал мне шарфик от Диора. Конечно, что-то он постоянно  дарил и Кате. Подарки были недешевые, но для нас, конечно, имели особую ценность книги с пластинками, которые достать у нас было практически невозможно и главное – рискованно.

Правда, кто-то из наших друзей (по-моему,  это был Гога Анджапаридзе) заметил, что нам с Катей не стоит комплексоваться по поводу пресловутой щедрости Филиппа: - Да он у Вас  объедается и напивается. Так что по Гамбургскому счету еще не известно, что перетянет. По правде, мы особо и не считали, что по чем. Флипок одно время практически  каждый день бывал у нас дома, а пожрать вкусно и сытно мы любили. Мы тоже не оставляли наших французов без подарков. Презентами были глиняные горшочки из Суздаля, деревянные расписные хохломские и  семеновские изделия (посуда и ложки), шкатулки и записные книжки с палехской росписью.

 Кроме того я частенько  водил Филипка в Иллюзион. Он особо интересовался творчеством Фрица Ланга.  Мы вместе посмотрели знаменитые его фильмы «Завещание доктора Мабузе» и «Метрополис». Также  ему были интересны японцы:   Куросава, его версия «Идиота» и Мидзогути, который в Европе был менее популярен, хотя его фильмы также получали призы на международных кинофестивалях - «Жизнь Охару, куртизанки»,  «Сказки туманной луны после дождя» и «Управляющий Сансё».

Один раз я свозил Филипка в Суздаль, Иностранцам для выезда из Москвы требовалось специальное разрешение ОВИР. Но мы решили не заморачиваться. Наша легенда была, что Филипп – мой знакомый из Армении. Надо было как-то оправдать его акцент и явно не славянскую внешность. Поездка удалась. Филипок был в восторге, поскольку специальные экскурсионные программы для иностранцев тогда (не знаю как сейчас) были  не такими насыщенными как для своих и чрезмерно лакированы. К тому же мы отобедали не с группой, а в «Трапезной», где нашу экскурсионную братию привечали администратор Альбина и девушки-официантки. Было негласное соглашение, по которому мы не требовали перерасчета обедов в тех случаях, когда в группе было чуть поменьше народу, чем по путевке. Но зато нас всегда кормили за служебным (резервным) столом,  даже если лишних порций не оставалось. Кроме того мы периодически выполняли кое-какие заказы-покупки в Москве.

 Сама Альбина редко что-либо просила. У нее были свои возможности по доставанию дефицита, но однажды на мой вопрос, надо ли ей что-нибудь привезти, она оживилась и заказала конфеты «Столичные». Она до этого прилично поддавала, но уже несколько месяцев  была в завязке, а в составе этих конфет был спирт. Пусть не много, но забытые ощущения и вкус он пробуждал.

 Так вот, нас с Филиппом усадили с краю за служебный стол, за которым уже разместилась  большая – человек 10-12 группа французов. Нам с Филиппом обед принесли первым – это были дежурные блюда, а французам, видимо, должны были приготовить что-либо по интуристовскому меню, поэтому они довольствовались на первых порах лишь напитками. Они оживленно разговаривали, поглядывая на нас, а Филипок мне тихонько переводил:
 –Везде одно и тоже. Землякам – всё в первую очередь, а гостям потом и что останется.
Примерно такие разговоры велись на другом конце стола. Мы оба заржали – не только я, но и Филипп, который уже не первый год жил в Москве,поскольку прекрасно знали, что у нас в сервисе сложилось прямо противоположное отношение к иностранцам. За валюту им готовы были отдать всё самое лучшее и без очереди.

В то же время определенные национальные черты, которые сам Филипп называл жадностью (а  я бы назвал это  практичностью), в нем присутствовали. Например, свой студенческий билет МГУ, он несколько лет ежегодно продлевал в ректорате. Это давало ему возможность во Франции и некоторых других странах пользоваться льготами: бесплатным  посещением музеев, художественных выставок или  студенческими столовыми, где цены были минимальны. Вернувшись во Францию, он несколько лет пользовался купленными у нас «Жигулями» с сохраненным  номером торгпредства. Это давало ему возможность парковаться  с нарушениями правил практически в любом месте, не рискуя нарваться на штраф.  Дело в том, что французские ажаны квитки с штрафами на машины  с иностранными номерами не клеили, поскольку взыскать такой штраф практически возможности не было – только если водитель оказывался на месте. То есть, если возникала возможность, что-либо урвать, в особенности у государства, Филипок делал это без тени сомнения.

             Немец и англичанка

В нашей компании одно время тусовался западный немец Альфред Шпрёде. Он занимался творчеством Андрея Платонова, которого у нас только-только стали вытаскивать из небытия, а до Котлована еще была огромная дистанция лет в 7-8. Альфред был типичной немчурой, очень пунктуальным, обстоятельным. Но я  уже как-то говорил, что на халяву и немец может наделать глупостей. Однажды Алфред у нас дома напился до полного отпада. Он лежал на полу на кухне и громко то ли стонал, то ли причитал. Я наклонился над ним и попытался на немецком его успокоить:
-  Das macht nichts. Alles ist gut (Это ничего. Всё хорошо).
Но вдрызг пьяный немец отвечал мне на русском:
- Какой стыд, какой позор. Это ужасно.
Мы попросили Филипка отвезти Альфреда домой. Француз долго сопротивлялся, боялся, что немец заблюет ему машину. Тогда мы вручили немцу в руки кастрюлю и усадили на заднее сидение филиппковского автомобиля. На его лице  появилось осмысленно-ответственное выражение. Так с кастрюлей в руках Филипп отвез его домой.

Пунктуальность Альфреда сыграла с ним злую шутку. У него с собой было несколько книг русских авторов, изданных за рубежом и соответственно запрещенных в СССР.  На каждой из них стоял экслибрис с его полным именем. Естественно, что эти книги он давал нам почитать. Так получилось, что Толя Аринушкин по пьянке оставил в автобусе свой портфель, где у него лежал «Август четырнадцатого» Солженицина. Для Толи это обошлось без последствий, поскольку в портфеле у него не было идентифицирующих его документов, а для Альфреда, как мы потом поняли, это закончилось отказом в визе. когда он на следующий год пытался приехать в Союз. Других причин в отказе визы не было.

Еще одна иностранка в нашей компании Кристина была родом из Англии. Она была искусствоведом, писала диссертацию по русскому авангарду. У нее с собой были несколько альбомов с репродукциями произведений наших великих мастеров 20-30-х годов,  нам практически  неизвестных. Мы были благодарны Кристине за открытие нам целого пласта русского искусства. К сожалению, она несколько дистанцировалась от нашей компании и не стала такой же близкой, как наши французы.

                Прощание

В начале 80-х годов Филипок прошел проверку  полиграфом на право заниматься банковской деятельностью. Полиграф должен был установить, имеется ли склонность у испытываемого к мошенничеству. У них такая  проверка обязательна для определенной категории банковских служащих. Филипп очень нервничал, но со скрипом проверку прошел. Ответ полиграфа оказался не определенным, а это рассматривается в пользу кандидата на должность. Вскоре Филипп получил место в Гонконгском филиале какого-то французского банка. Он долго там работал, женился на китаянке. Сейчас живет во Франции. К нему по наследству перешел старинный замок. Еще в Москве он строил планы на земельном участке при этом замке организовать молочную ферму с производством традиционных русско-украинских кисло-молочных продуктов: ряженки, варенца, топленого молока. Он считал, что эта ниша на западно-европейском рынке молокопродуктов свободна и на ней можно с успехом продвинуться. Катя была на его свадьбе. Рассказывала, что тогда Филипп занимался бизнесом своей жены и это его тяготило. Но занимается ли он аграрным хозяйством, она не узнала.

Франсуаза тоже пыталась обеспечить себе устойчивое положение. Она несколько лет сдавала государственные экзамены на право преподавать в государственных учебных заведениях русский язык. В конце концов она получила долгожданный диплом, а с ним и статус государственного служащего, гарантированное место работы и хорошую пенсию после завершения службы. Однако курьезы со стороны государства случаются не только у нас. Фрося получила место преподавателя, но не русского языка, а пения в гимназии в Альпах. Дальше нам известно, что там она прослужила менее года и вместе с Альфредом Шпрёде уехала в Бразилию. Там следы этой пары затерялись.

Англичанка Кристина с блеском защитила свою диссертацию по русскому авангарду и сейчас на Западе является ведущим экспертом в этой области искусствоведения. 

Продолжение о жизни "моих французов" сегодня см.http://www.proza.ru/2016/10/16/50


Рецензии
Интересные воспоминания, Евгений Борисович! Описали такой тип общения, который обогашал обе стороны (одни привозимые книги и пластинки значили очень многое), ну а "бытовые" мелочи оживили повествование.
Читая про свитер, фасон которого стал моден после выхода конкретного французского фильма, вспомнила, как подружка, посмотрев "Искателей приключений" сшила себе рубашечку с особенным воротником, скопировав его у Алена Делона...
С уважением и добрыми пожеланиями, В.Н.

Вера Никонина   27.03.2019 08:56     Заявить о нарушении
Вера, доброе утро! Спасибо за интерес и подругу, которая смотрит фильмы не просто так. Моя подружка рассказала мне, что после фильма "Журналист" ее девочки себе делали прически "а ля Мясина". Там Татьяна (моя двоюродная сестра - француженка). Будет желание узнать про французов сегодня - милоти прошу сюда http://www.proza.ru/2016/10/16/50 Е.М.

Евгений Борисович Мясин   27.03.2019 11:26   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 23 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.