Работа в филателии и служба в минторге

Глава из книги Ich wurde geboren…(Я был рожден…)

                Работа в филателии. Подсобный рабочий

Моя первая работа была в  Главной оптовой филателистической конторе, куда меня устроил отец. Сама контора находилась в Хлебном переулке, а я работал на складе готовой продукции, который размещался на Крутицком подворье -  это одно из самых интересных мест в Москве. Не скажу, что работа была не пыльная. Как раз очень даже. Я был подсобным рабочим, то есть в мои функции входило подай - принеси, а женщины все это (каталоги, кляссеры, альбомы, открытки и пр. филателистические принадлежности) упаковывали в виде почтовых посылок, которые затем отвозились на почту и далее их рассылали по республиканским и областным книготоргам Союза. Также мне приходилось забирать из типографий наши заказы - то, что потом мы  рассылали по разнарядкам. Помню в тот год была морозная зима, а я в кузове в огромном тулупе и валенках отсыпаюсь.

Зимой на работу я добирался автобусом, а с начала навигации любил прокатиться до места на речном трамвайчике.

               В филателии после армии

 Сразу после армии я туда опять вернулся, но уже в новом качестве. Вначале меня оформили инспектором по кадрам, а через год я параллельно в качестве экономиста стал помогать начальнику планового отдела Шуиной. Задача плановиков состояла в том, чтобы отслеживать выполнение заказов книготоргам, регулировать отгрузку продукции таким образом, чтобы выполнялся план по продаже, но ровно настолько, чтобы обеспечить максимально возможную прогрессивку (45%), Еще одним важным моментом было удержание прибыли в нужных пределах. Короче было много счета, но не особо много мысли.  Калькуляторов тогда еще не было, считать приходилось на счетах или арифмометрах. Однажды, когда Шуина была в отпуске, мне пришлось ее заменить и я прокололся. План по продаже был выполнен, прогрессивку сотрудники поучили, но прибыль не удержал в заданных рамках и значительная ее часть ушла безвозвратно в бюджет. Тогда по Косыгинским реформам часть прибыли оставалась у предприятий и шла в фонды предприятий. Излишки прибыли пригодились бы нам в другой раз. Кстати из этого фонда были оплачены несколько квартир для сотрудников, в том числе поучила квартиру и наша семья. Тогда в  Центральном филателистическом агентстве (так наша организация стала называться) работали отец, мать и я. Отец художественным редактором по своей основной специальности, а мать бухгалтером. 

Еще работа в филателии памятна тем, что там закончился мой кандидатский стаж и меня приняли в партию. За рекомендациями мне пришлось обращаться во Львов к нашему комбату и старшине.

                В Минторге

В 69-м году Галка Белоусова меня устроила в Минторг, в управление торговли хозтоварами. Мне поручили курировать три группы товаров: кисте-щеточные и лакокрасочные изделия и бытовую химию. Первые две группы были фондируемыми товарами, то есть рыночные фонды на них  мы распределяли по союзным республикам. Товары бытовой химии особых хлопот не доставляли, они продавались свободно на межреспубликанской и республиканских оптовых ярмарках. Моя непосредственная начальница Нина Петровна быстро ввела меня в курс дела. Управление готовилось к  ежегодной Межреспубликанской ярмарке, на которой республиканские хозторги должны были на основе нашего распределения рыночных фондов заключить соответствующие договоры с поставщиками.

Мне предстояло перед ярмаркой распределить эти фонды. Критериями для распределения был прошлый год  и доли республик в союзном товарообороте и населении страны. Я быстренько распределил и показал Нине Петровне. –А где резерв?, - спросила она. Но про резерв мне ничего не говорили. - Надо всё пересчитать по-новой, оставив в резерве до 20 % импортных лаков и красок и кисте-щеточных изделий, - получил я конкретное указание.  Пришлось потрудиться еще раз. Для чего нужен резерв, я понял уже через несколько дней. К нам стали приезжать представители республиканских хозторгов для согласования  выделенных ресурсов. После каждого такого визита из моего резерва вычеркивалось по одному-два, а то и  по четыре вагона импортных эмалей. На следующий год я уже сам узнал цену одного вагона.

                Командировка в Ташкент

На третий год я уже считался более  или менее опытным сотрудником. Меня в бригаде работников Главкультбытторга отправили в Ташкент проверять организацию торговли в Узбекистане. Всей командой руководил зам.начальника Управления торговли культтоварами Анатолий Калинкович Якимюк. Он был уже пенсионного возраста, совершенно лысый и постоянно спал за своим рабочим столом. При этом он в руках держал ручку и, когда скрипела дверь и кто-то входил в кабинет, он автоматически начинал водить ручкой по листу бумаги, который лежал перед ним. Управление торговли  галантереей представлял еще вполне молодой человек Валентин Крищенко, начальник отдела в данном управлении, я же представлял Управление торговли хозтоварами. В Ташкенте в первый день было проведено в республиканском минторге общее совещание, после которого мы все оказались за огромным столом, накрытым с восточным колоритом и изобилием. Поочередно провозглашались тосты  за здоровье гостей и хозяев, за успехи в работе, за дружбу. Дошла очередь и до меня, Я высказался в духе  того, что ни будь у зала, где мы собрались толстых стен, то тепло нашей дружбы непременно растопило бы  снег на улице, который выпал накануне. Дело было в январе 1972 года, и в теплом Ташкенте неожиданно ударили морозы и выпал снег. Мой конформизм оценили, я наслушался много комплиментов.

 На второй день наша бригада разделилась. Каждый из нас должен был проверять деятельность своего направления. За два дня я побывал на республиканской оптовой базе,  объездил несколько магазинов, торгующих хозтоварами. Магазины из списка выбирал я сам и называл, куда мы едем, уже сидя в машине. Но удивительно, когда мы приезжали на место, то плов и чай уже были готовы. Отказываться я и не пытался, поскольку наша проверка не затрагивала финансовые  вопросы и бухгалтерскую отчетность, а касалась сугубо организации торговли – наличия в продаже товаров обязательного ассортимента, соблюдения правил торговли и т.п., то и ее последствия не должны были повлиять на положение руководства хозторгом. Таким образом, за несколько дней  я познакомился с самыми разными способами приготовления плова.

На четвертый день наша бригада разъехалась по разным городам. Якимюк – в Бухару, Крищенко – в Самарканд. Мне, как самому молодом досталась Фергана, лишенная древнего исторического архитектурного колорита. Ехал поездом ночь, рано утром меня встретил работник горторга и отвез в свой дом, где мы позавтракали. Там я впервые увидел настоящий узбекский дом с глухим забором на улицу, несколькими пристройками  и внутренним, утопающим в  зелени двориком. Нам прислуживала старая узбечка в халате и хиджабе, потом на несколько минут одетая таким же образом к нам вышла жена хозяина, а с нею дочка - маленькая лет 6-7 очаровательная девочка. Она уселась на колени к отцу и с любопытством разглядывала меня, как я понял, единственного постороннего мужчину оказавшегося в их доме. Дальше все развивалось по традиционной программе: совещание в облторге, объезд базы и нескольких магазинов, итоговое совещание за банкетным столом и отъезд в тот же день ночным поездом в Ташкент. Нагрузился я изрядно и смутно помню посадку в вагон. Проснувшись утром,  обнаружил у себя дополнительный багаж: отрез традиционной полосатой шелковой ткани, тюбетейку, узбекский нож – пчак, молитвенный коврик, огромную дыню, сетку гранатов и еще что-то по мелочам.

 На итоговом совещании мы трое по очереди огласили предварительные результаты проверки. Моя молодость и горячность сыграли со мной злую шутку. По сравнению с моими коллегами мой отчет выглядел очень критичным. Я честно зафиксировал и огласил все замеченные мною недостатки в организации торговли и  прежде всего - отсутствие в свободной продаже многих недефицитных товаров, входящих в перечень обязательного ассортимента (например, в большинстве магазинов не было в ассортименте товаров бытовой химии в аэрозольных упаковках, которые тогда активно внедряли в употребление, туалетной бумаги, использование которой противоречило национальным традициям, электрозажигалок для газовых плит, поскольку со спичками периодически возникали перебои).  Еще одно существенное замечание - это навязывание оптом рознице в придачу к дефициту неликвидных товаров. В качестве примера я привел поставку дефицитных тогда сапожных щеток в нагрузку с щетками половыми из капрона, которые не годились для уборки дома. Мести ими можно было стружки в цехах или конский навоз в конюшне. Другой пример оптовой продажи с нагрузкой был мною зафиксирован в Фергане. Там в дополнение к дефицитным дешевым черно-белым телевизорам «Рекордам» навязывали дорогущие  цветные «Рубины» при том, что в Ферганской долине цветной телевизионный сигнал планировали начать принимать лишь года через три.

 Я, видимо, серьезно обидел своих хозторговских хозяев, поскольку они по результатам проверки выглядели намного хуже своих коллег – культтоварщиков и галантерейщиков, да и в целом руководство республиканским минторгом было явно не довольно моими замечаниями. Во всяком случае  итоговый обед прошел без прежнего пафоса. А коллеги из хозторга как бы невзначай поведали мне грустную историю о том, как пару месяцев назад один из московских проверяющих по линии потребкооперации вдруг ни с того ни с сего шагнул из окна гостиницы. Скажи они мне это раньше, я не знаю, как бы я себя повел, но тогда уже поезд ушел. Единственное, что я сделал, когда в Москве по результатам проверки начальник  главка Николай Следников (Дед, так его все называли за глаза) проводил совещание, так это выступил и дополнил сводный  отчет Якимюка, из которого полностью исчезли мои замечания по торговле культтоварами и галантереей.

 Дед был большой умницей, строгим, но справедливым человеком. Был ли у него потом разговор с руководителем нашей бригады в связи  с сокрытием выявленных мною недостатков, или ему и так все было понятно, не могу сказать, Я вспоминаю один забавный эпизод, когда во время совещания в кабинет Следникова заглянула Таня Попова,  молоденькая секретарша  Деда. – Ёжикова выходит замуж,  надо скинуться, а ваших замов я второй день застать не могу. -  По сколько надо? – спросил Дед. - Кто рубль, кто три, начальники отделов по десять, ответила  Таня. – У меня с собой нет, - быстро отреагировал начальник моего управления. Следников поднялся, открыл сейф, достал оттуда 50-рублевую бумажку и протянул Тане: - Это за меня и Румянцева. Румянцев, а за ним и два других начальника управления пулей выскочили из кабинета и через пару минут вернулись с деньгами. Эта шутка Деда потом долго со смаком обсуждалась в Министерстве.

                Курьёзы

Случались и курьезы. Вскоре после начала службы в Минторге меня  привлекли к участию в рейде по  контролю за опозданиями на работу. Меня в паре с еще одной сотрудницей в 9-15 (начало работы) поставили на проходе к лифту в центральном подъезде, нацепили на нас красные повязки  и велели записывать фамилии опоздавших. Таковых было немного, в основном молодежь. Но вдруг в проходе возник крупный представительного вида пожилой мужчина. – Предъявите удостоверение – строго потребовал я. Мужчина ошарашено остановился. Моя напарница зашипела мне в ухо: - Это же Семичев! Тот, ощутив поддержку, обиженно забормотал, что он с 8 на работе и уже успел побывать на Старой площади (где располагался ЦК), откуда и возвращается в свой кабинет, но удостоверение своё показал. Я же нарочито громко выговорил, что Семичев это или нет, я смогу узнать только  по предъявленному документу.  - Теперь все в порядке. Проходите, товарищ Семичев,- милостиво отпустил я заместителя министра, возвращая ему документ.

Фамилия Семичев была мне известна, но до сих пор я его в лицо не знал,  хотя иногда и заглядывал в его приемную, где  у него секретарствовала Галя Белоусова. Однако через несколько дней, когда я в очередной раз заглянул в приемную, чтобы пригласить Галину спуститься в буфет, на пороге приемной возникла знакомая представительная фигура.  Заметив меня, Семичев, видимо, от неожиданности притормозил, но тут же быстро прошагал к себе в кабинет. Выждав несколько минут и убедившись, что никаких срочных поручений не будет, мы отправились вниз выпить по чашечке кофе с вкуснейшими пирожками из слоеного теста с мясом.

 По установленным правилам на время  отсутствия  подменял секретаря помощник Семичева Дима Филон. Иногда действовал принцип взаимовыручки: друг друга подменяли команды двух заместителей министра, которые размещались в общей на два кабинета приемной. Секретари и особенно помощники замминистров были весьма важными фигурами в чиновничей иерархии. От них во многом зависела очередность личного приема, прохождения документов, а иногда и их судьба. Они обладали и еще одной исключительной возможностью – пользоваться «вертушкой», то есть средством специальной правительственной связи. По  «вертушке»  можно было устроить человека на важную работу, приобрести дефицит, дать зеленый свет прохождению документов в каких-нибудь бюрократических  структурах.

                День работника торговли

В июле 70-го года на праздновании Дня работников торговли произошли забавные эпизоды. Праздник проходил в кинотеатре «Октябрь». Там должен был присутствовать член Политбюро, первый зампред Совмина К.Т.Мазуров, который  курировал торговлю. Мазуров был одним из самых авторитетных деятелей в стране. Фронтовик, с 1942 года он действовал  на оккупированной территории Белоруссии в качестве представителя Центрального штаба   партизанского движения, был секретарем подпольного ЦК ЛКСМ Белоруссии. После войны занимал ответственные должности в родной республике, в том числе почти 10 лет до перевода в 1965 году Москву был первым секретарем ЦК КП Белоруссии. Он очень много сделал для подъема экономики и уровня жизни в Белоруссии, где народ его буквально боготворил. Брежневское окружение очень скоро почувствовало в лице Мазурова сильного и сравнительно молодого конкурента. Поэтому постаралось от него избавиться. В 78-м году в возрасте 64 лет Мазурова отправили на пенсию. Брежневу тогда было 72 года. Двумя годами позже в Белоруссии при до конца неясных обстоятельствах трагически погиб преемник Мазурова на посту первого секретаря ЦК КП Белоруссии П.М.Машеров. Он также был необычайно популярен в Белоруссии и как фронтовик и партизан, и как руководитель, много сделавший для своей республики. Это произошло за несколько месяцев до ожидавшегося  назначения Машерова на место Косыгина.

Однако возвращаюсь к событию июля 1970 года. Мне и еще нескольким молодым людям было поручено на входе в кинотеатр проверять билеты и сортировать  гостей – тех, у кого на билетах был штамп «ПРЕЗИДИУМ» провожать в специальную гостевую с закусками и напитками на накрытых столах, а рядовых приглашенных пропускать в фойе. Вдруг ко входу подскочили несколько запыхавшихся молодцев, определенной наружности. Строгие темные костюмы с галстуками, одинаковые  башмаки выдавали их принадлежность к определенному ведомству. – Не проходил? – не называя фамилии, спросил нас тот, что был постарше. Естественно, мы  догадались, о ком речь. – Так он же должен был на машине подъехать к  служебному входу. Его там встречают, - ответил со знанием дела  наш бригадир, так же не называя фамилию Мазурова. – Так он вышел на Арбатской площади и пошел пешком, видно, куда-то зашел, и мы его потеряли, - опять же не называя фамилии  пояснил старший из охранников, и вся команда рванула обратно на улицу. Через несколько минут появилась и сама потеря без охраны, но  в сопровождении референта. Членов политбюро страна знала в лицо, их портреты вывешивали на центральных площадях городов и сел к каждому государственному празднику, несли на демонстрациях. Потому  наш бригадир шагнул навстречу и поздоровавшись, услужливо предложил провести Мазурова в комнату президиума.

 Поток гостей становился все мощнее, мы покрикивали, чтобы гости заранее готовили приглашения, как вдруг на горизонте появилась знакомая фигура Семичева. Увидев меня, он резко остановился и, не дожидаясь команды, судорожно начал шарить по карманам в поисках пригласительного билета, тормозя проход другим гостям. Я пожалел его: - Сергей Михайлович, проходите,  Вам в президиум.   Вас проводить? – Спасибо, дорогу знаю, - сердито буркнул тот и быстро прошмыгнул внутрь.

               Обязательные работы в кколхозе

   Обязательным элементом производственной жизни горожан были отработки в колхозах  на уборке сельскохозяйственной продукции или на овощных базах. В колхозе мне пришлось побывать во время работы в Минторге. Бригаду из человек тридцати на автобусе отправили в подшефный колхоз в Рузском районе на уборку сена. Выехали мы в субботу ближе к вечеру, чтобы  рано поутру заняться сельхозработами. Разместили нас в клубе. Было еще не поздно. Часть народа разбрелась по деревне, часть решила расслабиться. Практически у каждого из нас было с собой, поэтому расслабились, а точнее нагрузились мы основательно.

 Я с двумя девицами решили освежиться на воздухе. Ночь была звездная, совсем не московская. Мы дошли до какого-то озерца, и я предложил искупаться. Девицы начали отнекиваться, мол, нет купальников. Тогда я их подначил: - А слабо голышом? Девицы переглянулись и решительно начали раздеваться. Пришлось поддержать их почин. Вода была теплая, как парное молоко, пахло тиной, к тому же мы разбудили водных обитателей- кругом заквакали лягушки. Но нам было весело и всё не почем. Мы затеяли игру в салочки-догонялочки. Эта вакханалия или ночь на Ивана Купала продолжалась примерно с час. Потом мы понатягивали на мокрое тело одежду - вытираться было нечем, а обсохнуть не дали, откуда-то поналетевшие комары, - и вернулись в клуб. Одна из девиц отправилась спать, а мы вдвоем с другой уселись на крылечке клуба.

Но наша идиллия продолжалась недолго. Внутри клуба послышались шум, крики, глухие удары в стену. Потом дверь распахнулась и на порог выскочил, размахивая кулаками,  с абсолютно обезумевшим видом  Володя Карасев из Промимпорторга. – Я вас всех, закричал он и ринулся на нас. Девица завизжала от ужаса, но я оказался проворнее нападавшего и успел врезать ему в солнечное сплетение. Он ахнул и обмяк. Тут подоспели еще ребята, подхватили Володьку и увели его в помещение. Скоро всё затихло. Мы с девицей тоже распрощались и пошли спать по своим углам. Наутро выяснилось, что Карасев ухитрился проломить, оказавшуюся очень непрочной перегородку  между помещениями клуба и сломать одну из дверей. Он ходил грустный потому, что ничего не помнил, и потому,  что ему пришлось выложить кругленькую сумму за причиненный ущерб. Подошел он и ко мне с виноватым видом: - Говорят, я вчера дрался с бородачом. Я не стал ему объяснять, что бородачом был я, и только пожал плечами.

Потом нас отвезли на сенокос, и мы часов до трех вкалывали: ворошили сено, складывали его в маленькие копнушки, сбивали большие стога. Работали мы с огоньком, надо было реабилитироваться за ночной погром. Потом, когда мы проезжали мимо озерца, где купались прошлой ночью, стало жутковато. Это оказалась грязная заболоченная лужа. Глядя на нее и искоса поглядывая на своих купальщиц, я лишний раз убедился в справедливости поговорки, что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки.

                Я заочник

 В 1972 году я ушел из Минторга во ВНИИКС, куда меня перетащил Жора Андриенко. Годом ранее я закончил МКИ и, видимо, решил, что это важное событие не только моей жизни, но и всего нашего управления. Однако оно прошло фактически не замеченным. Должность (экономист) и зарплата (120 рэ) у меня остались те же. Было немного обидно. Институт не был для меня большой обузой. Я легко сдавал контрольные, курсовые,  зачеты и экзамены. Только на первом курсе у меня были проблемы. Но они были скорее связаны с затянувшимся переводом моих документов из ЛТЭИ. Сам перевод был оформлен быстро, а вот документы застряли. Их из Львова зачем-то сначала отправили в Центросоюз, а из Центросоюза в Перловку, где находился МКИ. Пришли документы в институт лишь в марте 67-го года.

 В МКИ была следующая система обучения для заочников: студентам выдавали контрольные задания по изучаемым на курсе предметам. Их надо было выполнить. Как только последняя работа была оценена, студент получал справку из института для оформления оплачиваемого на работе учебного отпуска. На первых курсах отпуск составлял 40 дней, на последних – 30 дней. Защищать диплом можно было двумя способами – либо писать и защищать дипломную работу, на которую отводилось 4 месяца учебного отпуска, либо сдавать два госэкзамена по специальным предметам. В этом случае предоставлялся  отпуск в 30 дней. Я выбрал сдачу госэкзаменов, чтобы быстрее получить институтский диплом. Кроме того я не хотел подводить своих коллег, на которых падала дополнительная нагрузка на время моей учебы.

 Во время сессии нам последовательно читали курс лекций по одному-двум  учебным предметам, потом мы сдавали по ним экзамен. Затем  наступала очередь следующих предметов и так далее. В некоторых заочных ВУЗах установочные лекции идут вперемешку и сразу по всей программе курса, а потом в конце сессии начинают принимать экзамены, что гораздо хуже. У заочников и так много каши в голове, поэтому добавление такого ералаша из учебной программы чревато ее не усвоением. В МКИ на первых курсах организовывались три потока для сессий: в апреле-мае, в июне-июле и в сентябре-октябре.  Последний поток сильно отставал от первых двух, поскольку июль-август для преподавателей были временем отпусков.

                Че Гевара выручил

 На первом курсе, как я уже сказал, фактически моя учеба началась лишь в марте, поэтому на сессию я был вызван только в начале октября. Первым в очереди на сдачу стояли высшая математика и товароведение продовольственных товаров.  Я посидел и там, и там на паре занятий. Мне было важно понаблюдать за преподавателями, оценить их реакцию на поведение студентов. Экзамен по высшей математике был назначен на 17 октября. Читал лекции и принимал экзамен доцент Шапкин. Он считался вредным и почти непроходимым с первого раза преподавателем.

Я приехал примерно к середине сдачи. Группа была большая, в аудиторию запускали по 5-6 человек. Дошла очередь и до меня. В билете был вопрос про интегральные и дифференциальные исчисления. Были еще какие-то задачки по теме. Задачки  я решил, с вопросом было намного хуже. Я стал внимательно наблюдать за происходящим. Шапкин лениво выслушивал ответы, просматривал решения задач, затем несколькими вопросами загонял отвечающего в полный ступор,  после чего он спрашивал, откуда студент приехал. Если это был крупный город, где имелся ВУЗ с кафедрой высшей математики, то Шапкин ставил «неуд» с рекомендацией получить у методиста направление на пересдачу экзамена в родном городе. Если студент приезжал из «Тмутаракани», а таких было не мало, поскольку основу заочников МКИ составляли  работники потребительской кооперации, торгующей преимущественно в  сельской местности, то Шапкин, погоняв еще немного студента по материалу, ставил ему заветную «удочку».

 Я приуныл. Мне как москвичу явно светила перспектива закончить сессию с хвостом. Но сдаваться я не собирался, всё-таки мне было не 18-20 лет, а армейско-спортивный опыт что-нибудь да значил. Дошла очередь до меня. Я показал задачки, потом начал отвечать на вопрос, по недовольно-скучающему виду доцента было понятно, что мне не избежать участи горожан. Надо было во что бы то ни стало отвлечь доцента от экзамена - от выслушивания им жалкого лепета студентов, от понимания собственного бессилия вдолбить в их тупые головы,  хотя бы  элементарные математические знания. Я сделал вид, что задумался, и почесал свою недавно отпущенную бородку. Я сделал это акцентировано так, что он не мог не заметить этого действия. – Чешется? – Я неопределенно пожал плечами. – Послушай, а я что-то тебя не помню, ты на моих лекциях не сидел, иначе я бы твою бороду запомнил, продолжил Шапкин свой допрос.  – Сидел, сидел, записывал, а бороду я только сейчас начал отпускать в память о Че Геваре. Шапкин заглотнул наживку: - Да, а что там такое произошло? И я понял, что могу спастись. Вот уже несколько дней газеты, новостные передачи по радио и телевидению сообщали о гибели легендарного революционера. 

О жизни Че я знал тогда намного больше чем другие. Он был героем и примером для нас с Серегой Бердяевым, реальным  воплощением наших фантазий о Бразилии. Я начал с воодушевлением повествовать о юности аргентинского студента-медика,  объехавшего с другом половину Южной Америки на мотоцикле и давшего клятву на развалинах древнего города инков Мачу-Пикчу освободить   Латинскую Америку от господства янки. Я рассказывал о том, как во время этой поездки, чтобы заработать деньги и познать мир,  Гевара лечил прокаженных в лепрозории, играл за профессиональную команду  в футбол, Как во время своего второго путешествия по южноамериканскому континенту он добрался до Гватемалы и там познакомился с соратниками Фиделя Кастро, а после свержения демократического правительства этой страны и установления там проамериканской диктатуры, был вынужден бежать в Мексику, поскольку он попал в черные списки гватемальского диктатора. Там в Мексике Че и познакомился с самим Фиделем и на долгие годы оказался связанным с кубинской революцией.

Я рассказал и о том, о чем тогда вообще ничего не говорили – о партизанской войне в Конго. Закончил свою повесть я  описанием   трагической гибели  Че 9 октября в Боливии. На рассказ у меня ушло минут 20, не меньше. Шапкин был оживлен, задавал по ходу вопросы, я отвечал. Теперь же он снова  заскучал.     – Так, ты, значит, решил продолжить его дело. В руки интеграл вместо автомата и вперед. Живешь-то где? А,  в Москве, - протянул он несколько разочарованно. Задумался на мгновение: - А интеграл-то всё-таки сможешь взять? -  продолжил он свою шутку. – Табличный? Как два пальца, - в тон Шапкину ответил я и еще раз протянул ему в руки листочек с решенными задачами из билета. Тот выдержал паузу, а потом решительно вписал мне в зачетку желанную «удочку» и передал ее мне о словами: -   Считай это и моим вкладом в мировую революцию. 

               Перевод во ВНИИКС. Конец или начало карьеры?
    
Когда я принес письмо из института с просьбой о моем переводе и соответствующее  заявление об увольнении, мое начальство засуетилось. Мне тут же установили оклад на  40 руб. больше, чтобы вышло  столько, сколько мне предлагали в институте. Но, как говорится, поезд ушел.   В общей сложности я проработал во ВНИИКСе 36 лет. Защитил кандидатскую диссертацию,  дошел до должности заместителя директора института, Объездил все столицы союзных республик, побывал в таких  соцстранах, как Болгария, Куба, Чехословакия, Польша, Венгрия.
 
Какое-то время назад я задумывался, правильно ли  поступил, что ушел из Минторга, где в перспективе лет через 10-15 мог дорасти до должности начальника главка или замминистра. Но тогда и сейчас считаю, что поступил верно. Карьера на госслужбе неизбежно требовала поступиться многими жизненными принципами. Был и  риск стать махровым взяточником, а без этого обойтись было нельзя. Возможности сделать карьеру давал и институт. Подтверждением этого был и наш директор Андрей Орлов, который одно время был правой рукой Леонида Абалкина в Союзном Правительстве. Леонид Бочин, который был у меня в отделе ведущим  научным сотрудником, стал Председателем Государственного  антимонопольного комитета, а потом долгое время Министром в Правительстве Москвы у Лужкова. Продолжила дело Бочина аспирантка Наталья Фонарева, которая стала Министром по антимонопольной политике. Завсектором Олег Вьюгин был первым заместителем Министра финансов, а одно время возглавлял  Федеральную службу по финансовым рынкам. Сейчас руководит одним из Российских банков. Банкирами стали еще несколько бывших ВНИИКСовцев.

Так что сделать административную карьеру и на этом поприще я мог. Была б, как говорится, охота. Но, наверное, особого желания не было. Я слишком ценил возможность распоряжаться собой и своим временем. Правда, у меня был один момент, когда я вдруг собрался было поменять ориентиры. В 1978 году мне в райкоме партии  предложили поступить  в Академию  внешней торговли. Я вдруг как бы  вернулся в пору юности, когда  бредил дипломатией и внешней торговлей, и загорелся этой идеей. Прошел собеседование. Руководство Академией неожиданно для меня заинтересовалось моей работой в Филателии. Оказалось, что в системе Внешторга давно искали специалиста, знающего специфику этой продукции. Далее начались подготовительные занятия по русскому и немецкому языку, литературе,  географии и истории.

 Но тут я узнал, что старший брат Толи Аринушкина несколько лет назад закончил эту Академию, но надолго застрял в Москве. Работая в В/О  «Межкнига», он за это время лишь один раз выехал в краткосрочную командировку в ГДР. При распределении выпускников  Академии огромную роль имело то, какую должность они занимали до учебы. Аринушкин - старший был всего лишь школьным учителем, я - старшим научным сотрудником, поэтому быстрая карьера с длительными командировками мне также явно не светила. Перебрав разные варианты, я решил отказаться от учебы в Академии и сосредоточиться на написании и защите кандидатской диссертации.