Такая судьба. Гл. 1. 3. Коншин

Такая судьба. Еврейская тема в русской литературе (2015). Глава 1.3.

     Николаю Михайловичу Коншину (1793-1859) принадлежит в истории литературы весьма скромное место. Известность он получил как поэт и то, можно сказать, по счастливой случайности: он служил в Финляндии, в Нейшлотском полку, где сблизился с Баратынским и под его прямым литературным и интеллектуальным влиянием пристрастился к поэтической деятельности и остался для современников литературным спутником Баратынского. Названный роман – самое крупное прозаическое произведение Коншина, где отразились воспоминания Коншина о событиях Отечественной войны, происходивших на его глазах.
     Белинский дал  ему уничтожающую оценку, заявив, что «в нем нет ни слога, ни мыслей, ни создания, ни характеров, ни занимательности». Но даже если все это так, то приходится отметить, что критик не заметил в романе Коншина того, что для нас является главным: евреи изображены в нем с такой симпатией, с которой их не изображал  в то время  никто или почти никто.
     В центре внимания писателя «жид Ицка», который, по не лишенной иронии  характеристике, настолько добродетелен, что его иногда называют евреем. Уже с первых слов романа он представлен нам как «жестяных дел мастер Ицка Шмуйлович Варцаб, кагальный города Орши, человек уважаемый между земляками, имевший на большой улице, недалеко от рынка, собственную мелочную лавочку и ежегодно возивший в Красный, а иногда отправлявший и в Смоленск высоко и широко нагроможденный воз звонких своих рукоделий».
     Он рассудителен и осторожен, постоянно помнит о превратностях военного времени и поучает своего племянника Берку Мардуховича: «…Никаких записок не бери c собой, ни лоскутка бумаги, ни даже ребячьей мерки. Все может показаться подозрительным, а при малейшем подозрении сгинешь как собака». Когда спесивый поляк набрасывается на него с грубой бранью, «Ицка, имевший, как замечали в Орше, удивительный дар не теряться в бедственных обстоятельствах», «твердым голосом» и «даже с видом покровительства» интересуется, не тут ли квартира князя Понятовского. «Я фактор камердинера его милости».
     Этим вопросом романист посвящает нас в еще одно качество изображаемого персонажа: «Лукавый Ицка очень хорошо знал, что князь квартирует в гостинице, но, казалось, сими словами хотел возбудить в поляке б;льшее к себе уважение: имя князя Понятовского было талисманом безопасности между польской вольницей знаменитой кампании». Когда же часовой обозвал его «иудиным отродьем» и отвесил ему фухтель, Ицка не оробел, а напротив бросился в решительную контратаку: «Я на тебя найду суд, – кричал он, – я пойду к капитану, к майору, к императору; я честный еврей, обыватель города, кагальный!..».
     Другая сцена романа  призвана показать, как евреи помогали русским в ходе военных действий. Раввин обращается к толпе, собравшейся в синагоге: «“Слушайте: кагал города Орши предлагает нам всеми силами поддерживать слухи, что русская армия уже вся в Смоленске; нам известно, что хотя под Красным и стоит лагерь как будто высланных из Смоленска войск, вроде передового поста от армии, но что это одна хитрость, а действительно никого более в Смоленске нет; однако же эта хитрость удалась совершенно: неприятель уверен, что армия русская стоит недалеко за этим лагерем.
Братья и дети! Неисчислимые пользы наши требуют утвердить его в этой мысли. Тогда он не осмелится напасть на Смоленск с теперешними силами. По прибытии же туда русских они, верно, пойдут в Оршу выгонять французов, а потому и ноги их не будет в Лядах; клянитесь же перед Богом, что вы будете исполнять по вышесказанному!“ Ломаные, дикие звуки еврейской речи Абрама Цимига, быв заглушены неистовыми воплями заповедной клятвы, вскоре снова зазвучали и понеслись разноголосицей под закоптелым потолком синагоги».
     Но особенно красноречива характеристика уже знакомого нам «жестяных дел мастера», которую мы слышим из уст русского офицера: «Знаешь ли ты, Евгений, с кем я проговорил целый вечер? – сказал он своему другу, – У меня был наш сопутник, еврей Ицка. Я не мог довольно налюбоваться его преданностию русским. Между разговорами я предложил ему вступить ко мне на службу; надеюсь, что он будет мне полезен по здешней губернии». В другом месте упомянуто, что и местный судья «поклонился жиду Ицке».
     Не раз попадаются в романе упоминания о том, что евреи, находившиеся при французской армии, всячески помогали русским. Так, граф Обоянский рассказывает: «Я вовсе неожиданно встретил в числе маркитантов, находящихся при французской армии, старого мне известного еврея, честного человека, по особенному несчастному случаю завлеченного сюда. Этот еврей послужил мне ключом к открытию многого, лично до величайших польз моих относящегося; и с помощию его дела  мои принимают деятельный ход, который, как несомненно полагаюсь на милосердие Божие, я думаю, доведет меня к исполнению мной предпринятого».