Брюки-клёш

В конце семидесятых, учась в техникуме, я создал музыкальный ансамбль. Много и усердно репетировали, и вот, к Новому Году уже собирались дать в клубе небольшой концерт – уж очень «БАМовский вальс» директору понравился. Всё было бы хорошо, если бы не одна проблема: мне очень не хотелось выступать со сцены в той одежде, что я ходил на занятия. А другой у меня не было. Нужен был сценический костюм. Или хотя бы брюки-клёш (они тогда были в моде). Рубашку, более-менее приличную, ещё можно было купить в Универмаге, отстояв длиннющую очередь. А вот брюки-клёш даже в ГУМе не продавались. Выход был один: найти частного мастера по пошиву одежды. Первым делом я купил в магазине «Ткани» у Павелецкого вокзала три метра толстой чёрной ткани. И бросился на поиски мастера. Путём долгих исканий, через родственников соседей, мастер был найден. Точнее – мастерица. Тамара Моисеевна. Жила она не далеко - в соседнем доме. И пришёл я к ней, за неделю до концерта, с рулоном ткани. Женщина эта встретила меня приветливо. Выслушав проблему и оглядев мою фигуру профессиональным взором, Тамара Моисеевна сказала: «Я, таки, могу совершить пошив из вашей ткани, но вы будете иметь бледный вид. А оно мне надо? Я вам дам адресок моей подруги, тёти Раи. Она вам сделает в лучшем виде из своего материала, и вы будете улыбаться, не смотря на плохую погоду. А эту руладу отдайте ей. Она имеет заказы из похоронного бюро».
Частный дом тёти Раи я долго искал в Перловке, блуждая по грязным переулкам. Наконец нашёл. Это был длинный, двухэтажный, серый бревенчатый дом. В тёмном, сыром, пахнущем немытыми собаками подъезде, я нашёл дверь с номером «2». Звонка у двери не было. Я постучал. Дверь открыла низенькая худощавая женщина с лицом не выспавшейся совы. «Прошу!» - взяв у меня из рук рулон чёрной ткани, и сильно картавя, сказала она, пропуская в тёмный коридор с жутко скрипящим полом. Далее я попал в большую комнату с низко висящим пыльным зелёным абажуром над круглым столом, на котором стояла чёрная швейная машинка «Зингер». По комнате были разбросаны куски ткани совершенно невероятных расцветок: фиолетового, розового, оранжевого. Так как покупная в универмагах одежда, как женская, так и мужская, в те времена была двух цветов – серого или коричневого, то мне показалось, что здесь шьются карнавальные костюмы. Сняв с меня запорошенное снегом пальто, и кинув его на пол к грязно-белой, топившейся дровами горячей печи, тётя Рая усадила меня на скрипучий стул с треснутой спинкой и долго ходила вокруг, глядя на мои ноги. «Вы музыкант?» - неожиданно спросила она. «Отчасти» - ответил я. «Значит художник, - всё ещё глядя на мои ноги произнесла тётя Рая. – Одного огорода черешня. Я вас понимаю. Так снимайте ваши штаны, я с них мерку сниму, да посидите у печки». Видя моё замешательство, добавила: «Да не тушуйтесь, словно королева Англии. Нужны мне ваши голые коленки!?»
Через десять минут тётя Рая вернула мне брюки со словами: «Напяливайте! Придёте через два дня. Со студентов я беру пять рублей». 
Я пришёл через два дня. Тётя Рая поставила меня перед мутным трюмо и сунула в руки малиновый свёрток. «Снимайте штаны и меряйте. Глядите. Должно быть в пору. Я могу по фотографиям шить. Ни один клиент не жаловался. Недавно одевала Яшу Гриневича. Покойного. Уж как он был доволен!? Лежал счастливый. Ну, одевайте. Вам ещё ходить и ходить».
Брюки, действительно, были в пору. На бёдрах тугие, а внизу как у матроса-балтийца – широченные, да ещё с пуговками блестящими. К тому же ярко малинового цвета.
Концерт новогодний был отыгран блестяще. А после зимних каникул меня вызвали на комитет комсомола. Где строжайше мне было высказано, что если я ещё раз где-нибудь появлюсь в сиреневых клешах, то буду исключён из комсомола со всеми вытекающими последствиями.
Честно говоря, я ещё пару раз выступал в этих брюках, но уже вне техникумовского клуба. Но к весне они стали расползаться по швам. А жаловаться тёте Рае или шить новые было уже ни к чему. К началу лета меня забрили на три года в ВМФ, где я опять создал ансамбль, но только форма одежды там была уставная. Хотя, честно говоря, я тогда очень хотел бы, чтобы тётя Рая сделала из моих парадных брюк настоящий морской залихватский клёш. За пять рублей. Но тётя Рая была в подмосковной Перловке, а я – во Владивостоке.