Зеркало

Урсула – простая русская девушка, двадцати четырёх лет. Да, русская. Её имя – причуда матушки. Получилось весьма странно. Едва поженившись, Мария, мать Урсулы, и Владислав, её отец, решили дать будущим детям простые имена – девочка будет Катей, а мальчик Павлом. С тем и жили. Но Мария, уже собравшись вот-вот рожать, то ли от волнения, то ли просто в беспамятстве, начала упорствовать: «Будет Урсулой, будет Урсулой». Где она такое имя откопала – да кто её знает, эту Марию. Образованная была, читала много, вот и попалась ей где-то эта Урсула. А Владислав – парень из простых, окончил девять классов, да и пошёл работать на завод, справедливо решив – мучений меньше, времени больше, а деньги те же. Он и имя-то такое, по правде говоря, впервые слышал. Но с беременной, да ещё на тридцать восьмой неделе, кто ж будет спорить. Пусть она сначала родит здорового ребёнка, а там уж решим, как назвать. «Хорошо дорогая, Урсулой, так Урсулой», - устав слушать этот бред, согласился муж и справедливо рассудил спокойно поговорить после родов.

Но разговаривать оказалось не с кем. Мария умерла при родах. Крайне редкая в современном мире ситуация. Тромбоэмболия легочной артерии - нетипичное для беременных осложнение. И уж очень труднопредсказуемое. Малышка, однако, родилась здоровой и крупной – целых четыре килограмма. Владислав сильно горевал, он и до сих пор не женился ни разу. Были у него женщины, но он и сам говорил: «Такой любви, как с Марией – не будет больше.» Да и правда – не любил он больше никого, так и жил один. Даже спустя двадцать четыре года говорил: «Не хочу Марию предавать.» А малышку назвал Урсулой. Последнее желание Марии, последнее, что она сказала ему: «Будет Урсулой». Первые два года, называя девочку по имени, постоянно вспоминал этот тревожный шёпот жены перед родами, но потом память подёрнулась пеленой, воспоминание милосердно отошло на второй план.

Так и появилась на свет Урсула Владиславовна. С отцом дружила, а если и ругалась когда – то ненадолго. Бабушек любила. А что мамы нет – её никогда и не было, и такая жизнь казалась Урсуле если не нормальной, то хотя бы приемлемой. Девочка, конечно, знала, что случилось с мамой, и жалела её, но мать всегда была для неё человеком из другого мира. Отец, бывало, сядет на крыльцо уютной дачи, посадит маленькую Урсулу на колени – и смотрит на звёзды. И говорит: «Вот, Ула, где-то там – наша мама». И плачет, тихо, неслышно. Малышка, конечно, верила, а когда усомнилась – отцу ничего не сказала. Очень уж он в Бога верит, постоянно в церковь ходит, свечи ставит… ну и пусть, так ведь оно легче.

Росла Урсула красивой, здоровой девушкой – не нарадоваться. В школе любила литературу и рисование. Посмеивалась вместе с подругами над своим именем. Всё представляла: вот выйдет она замуж, да найдёт мужа не простого, а с какой-нибудь забавной заковыристой фамилией, и станет Урсула директором какой-нибудь фирмы или врачом, неважно, кем, в общем, главное, чтобы на двери была табличка. И будут люди удивляться да со смеху падать…

Только вот не сбылось это представление. Впрочем, Урсула по этому поводу не сильно грустила. Девушка стала художником. Странная профессия, зато любимая. Перебиваться приходилось случайными заработками, но, конечно, Урсула планировала стать весьма известной в узких, а потом и в широких кругах. Для этого она делала очень многое: курила изысканные тонкие сигареты на последние деньги, носила шарфы и длинные пальто, днями лежала на неудобной кровати в мастерской, уставившись в потолок и размышляя о Вечном, а ночами стояла у мольберта и иногда даже рисовала. Мужа она не нашла: ни с забавной фамилией, ни с обычной. Парни были, была даже парочка навязчивых поклонников. Кто-то нравился, кто-то нет, но Того Самого™ Урсула не встречала и начала сомневаться, что он вообще в природе существует.

В общем, была бы Урсула обычной девушкой (насколько художник может быть обычным, конечно), если бы не одна её странность. Знаете, многие люди не любят зеркала. Но Урсулу связывали с ними особые отношения, не совсем приятные. Будучи помладше, Ула любила говорить: «С зеркалами у меня сакральная связь». Очень уж ей нравилось это словосочетание: «сакральная связь». Друзья сразу глаза округляли и ждали продолжения. Потом, впрочем, попривыкли.

Сакральная связь началась, когда Уле было шесть месяцев. Владислав носил её по дому на руках и показывал разные предметы. «Вот ручка, на, подержи, только в рот не тащи. Вот стул. Вот ваза, если она упадёт – то разобьётся. А вот зеркало – там мы отражаемся.» Урсула посмотрела маленькими глазками в зеркало секунды три – а потом как заорёт. Успокаивал её отец долго, потом девочка уснула от усталости, а проснувшись, снова принялась плакать. После этого случая Ула стала беспокойной, а Владислав опасался подносить её к зеркалу. В детской страшного предмета не было, а вот в прихожей стояло большое зеркало – во весь рост. В него однажды и заглянула Ула, бегая по дому и играя. Было ей тогда два года. Дело снова кончилось криками и бессонной ночью. После этого Владислав убрал зеркало из прихожей, оставив дома лишь одно – над раковиной, дотуда Урсула не доставала. Но такой уж это предмет, что постоянно где-нибудь да попадётся. Бабушки предусмотрительно перед приходом внучки зеркала завешивали, а вот давний друг Владислава, которого они с Улой встретили на прогулке, конечно, об этой странности ребёнка не знал – и первое, что увидела девочка, зайдя к нему в квартиру – огромное зеркало напротив двери. Урсула страшно закричала и выбежала в коридор. Владислав, извинившись, попрощался с другом и позже зашёл уже один. Девочке тогда было три с половиной года. И Владислав предпринял первую попытку узнать, что же происходит. «Что ты там видишь?» - спросил он и поймал себя на мысли, что боится услышать ответ. «Страшно», - ограничилась одним словом маленькая Ула. Страшно… Как ни старался Владислав – большего от ребёнка добиться не удалось. Нервы маленькой Урсулы совсем сдали. Она перестала засыпать в темноте, спала вообще из рук вон плохо. Отец водил её к детскому психологу, ничего, впрочем, не прояснившему: «Бывает у детей такое, пройдёт» - и выписал успокоительное. Как мог оберегал Владислав ребёнка от зеркал – но по мере взросления девочка всё чаще бывает вне дома – а значит и наткнуться на нежелательный предмет шансы возрастают. За год это случилось раз, наверное, десять – и каждый из них заканчивался истерикой, не менее сильной, чем предыдущая. На все вопросы отца девочка твердила: «Страшно, страшно», а то и вовсе отказывалась отвечать. Владиславу и самому уже было страшновато. Тем не менее, исключая эту странность, девочка была, хоть и чересчур пугливой, но, без всяких сомнений, нормальной.

В шесть лет Урсула уже умела читать и чуть-чуть считать, поэтому Владислав решил отдать её в школу, рассчитывая, что смена обстановки и общение с ребятами поможет девочке. Главным требованием при выборе школы, однако, было отсутствие зеркал в коридорах и классной комнате. Найти такую школу оказалось непросто. Учителя и директора сильно удивлялись вопросу про зеркала, а то и вовсе отказывались принимать странную девочку в школу. Одна школа, наконец, подошла. Владислав не стал ничего упоминать про особенность Урсулы, однако отметил, что ни по пути от входа до «начального» блока, ни в нём самом ни одного зеркала нет. В классе, где 1 «Б» занимался постоянно, правда, висело одно маленькое, прямо рядом с доской, но учительница после разговора с Владиславом по душам согласилась его снять, признавшись, что и сама давно хотела это сделать.

Надежды Владислава оправдались: страх Урсулы постепенно отступал. Когда девочке исполнилось семь, она уже могла находиться в комнате, где было в зеркало, изредка косясь на него. Потом начала краем глаза заглядывать, и, наконец, настал день, когда Урсула смогла посмотреть себе в глаза. Впрочем, тут же убежала в соседнюю комнату. Но прогресс, очевидно, был заметен. Взрослея, Урсула, как и любая девочка, стала следить за тем, как она выглядит. Конечно, она понимала, что без зеркала внешность оценить нельзя. Потому и приучала себя, «тренировалась». Говорила себе: «Ну давай, посмотри туда. Ну ничего же страшного там нет.» Шла к зеркалу и заставляла себя смотреть в него – и с каждым разом это сделать было всё легче и легче.

Годы летят быстро – и вот Уле уже исполнилось четырнадцать. От детского страха теперь остался лишь небольшой дискомфорт. Урсуле нравилась её внешность: выразительные голубые глаза, светло-русые прямые волосы, ямочки на щеках. Смотреть на себя ей было приятно… но она всё равно по возможности избегала этого. Утром, вымыв голову, Ула расчёсывалась в своей комнате, а перед выходом в школу бросала беглый взгляд в зеркало (а оно было только в ванной) и, довольная своей внешностью, уходила. И, в общем-то, девушку всё это вполне устраивало… Но как-то раз Урсуле представилась возможность испытать себя. Её пригласили подруги на святочные гадания. Конечно, не обошлось и без зеркала. Ула знала, что оно будет…  и пошла. Хотела окончательно побороть себя, доказать, что её детский страх – в прошлом, она от него свободна. Оказалось – нет.

Девушки зажгли свечи, поставили перед собой зеркало. Когда подошла очередь Улы посмотреть – девушка украдкой заглянула в зеркало, вскрикнула – и убежала. На расспросы подруг: «Ну что ты там увидела такое?», отвечала: «Ничего, просто своё отражение.» «А почему тогда убежала?» «Не знаю.» На самом же деле, Ула не могла ответить на эти вопросы даже себе. И это было страшно. Что она там увидела? Видела ли она себя, что-то ещё? Она не помнит. Честно – не помнит.

Урсула не могла спать месяц. Она часто даже не ложилась в кровать, сон настигал её тогда, когда терпеть уже просто не было сил: то в транспорте, то за партой, то за обеденным столом. Владислав, конечно, заметил, что с дочерью происходит что-то неладное. Разговаривал, выспрашивал, но Урсула отмалчивалась. «Нет, с зеркалами никак не связано», - коротко отвечала она на неприятный вопрос. Ула приобрела привычку перед уходом в школу запираться на две-три минуты в ванной: хотела, чтобы отец думал, что она прихорашивается. Но в зеркало Урсула не смотрела; просто стояла, отвернувшись. Придя в школу, спрашивала у подруг, как она выглядит, как причёска. Это было странно, конечно, но что поделать: «сакральная связь».

Через какое-то время, впрочем, Урсула снова взялась «приучаться» к зеркалу. Сложно было, но всё-таки смогла вернуться к прежнему – бегло заглядывать один раз в день. И дала себе слово ни в какие авантюры больше не ввязываться. Понятно стало, что этот страх полностью преодолеть не получится, а значит надо научиться комфортно с ним жить.

Скоро Урсула впервые по-настоящему влюбилась. Ей было 17. Сейчас она вспоминает то время с нежностью и грустью. Но первая любовь, как ей и положено, оказалась несчастной. Избранник сначала Улу, несмотря на все её попытки хоть как-то сблизиться, не замечал, а когда наконец заметил – оказалось, что Ула ему, конечно, нравится… но не очень. Всё это растянулось на полгода, за которые девушка не раз ловила себя на мысли, что отношения с зеркалами существенно улучшились. Проблема отошла на второй план. Урсула уже могла разглядывать своё лицо в зеркало, расчёсывалась перед ним. Находила себя если не красивой, то хотя бы симпатичной.

Потом Ула поступила в художественную академию. Рисовать она всегда любила, многие говорили, что у неё талант, вот и решила девушка стать профессиональным художником. Владиславу эта идея нравилась не очень, но давить на дочь он не стал: пусть сама выбирает. В общем, училась Урсула, рисовала, гуляла, жила, как все живут. Съехала в отдельную квартиру. Единственное зеркало неохотно повесила в ванной, как повелось с детства. Увлеклась йогой, восточной культурой. Пила кофе литрами. И ничто её не тревожило, пока не случилась одна неприятная странность.
Вечером Урсула гуляла с подругой. Самой лучшей, той, которая на своём примере доказывает: женская дружба и солидарность существует. Той, с которой можно обходиться и без слов. Гуляли, разговаривали. Выпили, как водится, кофе. Всё было очень хорошо и умиротворённо. Но вот настала пора расставаться. Урсула пришла домой, взяла в руки книгу, принялась читать… и вдруг стрелой пронзило её чувство чего-то «НЕ ТАКОГО». Что-то было не как прежде – и Урсула беспомощно оглядывалась вокруг, силясь понять, что именно. На кухне всё стояло в точности так, как всегда, как Урсула для себя самой определила. В комнате – всё на месте. Телевизор сам не включился, как это бывает в страшных историях, окно открыто – а за ним тёмный (фонарь сегодня не горел) и безлюдный, но всё же вполне уютный двор. Урсула включила музыку, сварила себе кофе и постаралась заглушить своё странное ощущение. Но оно не проходило. Разгадка вертелась перед глазами… что-то не так… совсем близко что-то не так… но не давалась в руки. Никогда ещё ей не было так неуютно в своей собственной квартире. Урсула была близка к тому, чтобы собраться и просто уйти куда-нибудь: в кино на ночной сеанс, к подруге или просто гулять. Как вдруг, невероятно ясная и чёткая, возникла мысль: «Мне нужно посмотреть в зеркало.» Если ничего вокруг не изменилось – значит, что-то не так во мне. Она в панике ощупала своё лицо, волосы – вроде бы, всё, как прежде. Никогда ещё не смотрела Урсула в зеркало ночью, но сейчас почувствовала, что это необходимо. Не желание, а надобность. И девушка не могла ответить себе на вопрос, она сама решила так, или эта мысль была навязана извне. И если извне – то откуда, кем? По спине пробежал холодок. Почти против своей воли, подчиняясь какой-то странной, неизвестно откуда взявшейся одинокой мысли, Урсула включила свет в ванной. Ей было страшно. Нужно повернуться, посмотреть в зеркало. Что отразится там? Давно не было таких мыслей. Давно уже утреннее заглядывание в зеркало стало автоматическим и не страшным. Как обернуться сейчас? Рывком или медленно? А может, просто погасить свет – и уйти, убежать, в домашней одежде, в осень, в холод. Пойти к подруге или отцу. Рассказать, пожаловаться, ощутить себя слабой маленькой девочкой. Все эти мысли метались в голове Урсулы, пока она стояла, опершись о край ванны, спиной к небольшому круглому зеркалу. «Сейчас там отражается моя спина», - эта мысль была невыносимой. Неизвестность за спиной… Урсула резко обернулась и глазами, полными слёз, уставилась в пугающий круг…

… и ничего не произошло. На Улу смотрела испуганная заплаканная девушка лет двадцати. Красивая. Ула была, наверное, из тех девушек, которым слёзы только добавляют привлекательности. Таких очень хочется обнять, утешить. Вытереть слёзы. «Всё будет хорошо». Но обнять Улу сейчас было некому. Она несколько раз моргнула и, открыв глаза пошире, уставилась на себя. За спиной Урсулы была ванна. Абсолютно ничего необычного. И мучительное чувство разом прошло. Ула выдохнула. Смотреть в зеркало было не страшно, никакого дискомфорта девушка не испытывала. Наоборот, приятно. Как бы странно это ни звучало. Урсуле понравилось своё отражение. Девушка улыбнулась, подмигнула себе. Как же легко смотреть в зеркало! Как я хороша! Чуть волнистые светлые волосы, ямочки на щеках, ровные белые зубы. Да, определённо. Надо бы купить зеркало побольше, чтобы взглянуть на себя во весь рост. Ула сама удивилась таким мыслям. А вот так и сделаю! Назло прежним страхам. И рассмеялась.

Внезапно в комнате зазвонил телефон. Надо бы посмотреть, кто это звонит так поздно, подумала Ула. Но нет! Вдруг рассеется это приятное ощущение, это удовольствие от разглядывания себя в зеркало, от самого факта того, что теперь можно в него смотреть. Вдруг в следующий раз будет снова страшно туда заглянуть. И Урсула не пошла к телефону…

… Сколько времени Урсула провела у зеркала этой ночью – знает только она сама. Она смотрела жадно – за все те годы, когда лишь украдкой, утром, заглядывала она в зеркало – и уходила. Она загипнотизировала саму себя. Смотрела на свои губы, глаза, щёки, шею, волосы… То приближалась, то отдалялась. Впервые за всю свою жизнь девушка по-настоящему смотрела на себя в зеркало. Это не было приторным любованием – Ула разглядывала себя так, как смотрят интересный фильм. Она знакомилась со своим лицом. И с каждым часом её внутреннее состояние становилось всё комфортнее. Посторонних мыслей не было. Только она, её внешность, её отражение. «Вот мои волосы. Вот родинка на щеке. Вот зубы… верхние, кажется, чуть белее, но, может, это свет так падает». Уле ни на минуту не показалось странным то, что она так долго смотрит на себя. Девушку смогло оторвать от созерцания только (как бы прозаично это ни звучало) сильное желание сходить в туалет. Урсула с трудом разорвала контакт с зеркалом.

И как будто проснулась. За окном светало. Сходила в туалет. К зеркалу, понятное дело, возвращаться не стала – незачем. Посмотрела на часы: 6:48. «Я всю ночь провела у зеркала!» И снова ничего не насторожило Улу. «Дорвалась», - подумала она с улыбкой. «Оковы сняты. Непонятно, что меня ограничивало раньше, но теперь, видимо, это ушло.» Упала на кровать – и тут же уснула.

Проспала до трёх часов дня. «Учёба? Да чёрт с ней. Пойду гулять!» Ула встретилась с подругой, рассказала ей обо всём, что с ней приключилось. Порадовались вместе. Пришла домой. Заперлась в мастерской – начала работать над картиной. Ула жила одна в двухкомнатной квартире, причём одну комнату, неприлично маленькую, использовала исключительно как мастерскую. Там был творческий беспорядок, Ула же творческая личность. И как каждая творческая личность, она имела свои «фишки», причуды. Например, запиралась в мастерской, закрывала дверь в маленькую комнатку на самый настоящий замок, хотя в квартире была одна и никто побеспокоить её не мог. Что же она рисовала или, вернее сказать, писала? Пейзажи, натюрморты, иногда лица людей, обязательно воображаемых. Ула любила придумывать лица, это нравилось ей больше всего. Сегодня она воплощала в жизнь лицо старика, эта идея пришла ей в голову на днях. Для неё было важно вложить всё старание, весь талант именно в эту картину. А почему – да кто их разберёт, творческих-то личностей. Ула работала допоздна, а когда устала – решила сразу лечь спать. Пошла в ванную чистить зубы… и снова надолго осталась у зеркала. На этот раз не до утра, конечно, часа на два-три. «Пора лечь спать» - эта мысль вывела Урсулу из странного трансового состояния, в которое она входила, очутившись перед зеркалом. Утром, проснувшись, мельком подумала: «Ну что так долго туда смотреть?» Позавтракала, расчесалась, привычно заглянула в зеркало – и довольная, пусть и не до конца выспавшаяся, помчалась на учёбу.

На удивление, у всегда неорганизованной Урсулы с этого времени установился весьма прочный распорядок дня. Утром учёба или, если выходной, прогулка, потом долгая работа в мастерской, а вечером – зеркало, нахождение у которого затягивалось далеко за полночь. Урсула понимала, что зеркало её притягивает, захватывает и не отпускает. Ловила себя на мысли, что каждый вечер как минимум два часа проводит за бессмысленным созерцанием самой себя. И признавала, что это должно быть странным, должно её тревожить и беспокоить. Но тревоги и беспокойства не было –а сама в себе будить эти чувства Урсула очень не хотела. Отмахивалась от мыслей, возникающих на границе сознания. «Я просто компенсирую то, что двадцать лет своей жизни толком не смотрела в зеркало.» И этот аргумент обычно прекращал внутренний спор Урсулы. И до какого-то времени ей было комфортно находиться в том мире, который она для себя создала.

Но всё когда-то кончается. Через месяц, а может, полтора, с момента первой ночи у зеркала или, как Урсула красиво обозначила, с момента Переворота, распорядок пошатнулся. После очередного «Зеркального сеанса» (опять же красивое название, придуманное Улой) девушка не смогла сразу уснуть, как это обычно бывало. Лежала и думала. Сначала – просто о своей жизни, о том, что можно было сделать когда-то и о возможностях, которые, вероятно, откроются в будущем. Потом задумалась о зеркалах. Она никогда не писала картин с зеркалами. Оно и понятно. Но теперь-то – можно. И вскоре мысли приняли совсем уж неожиданный поворот. Настолько, что Урсуле пришлось встать, зажечь лампу и достать Дневник, который она держала как раз на случай таких вот интересных мыслей. Девушка написала вот что.

«Бесконечность.
Бесконечность. Повёрнутая на бок восьмёрка. Что за дурацкий знак? Два поставленных друг напротив друга зеркала – вот настоящая бесконечность. Истинная, первозданная.»

Перечитала. Написанное было лишь куцым обрубком роившихся в голове мыслей. Зеркало напротив зеркала! Вот бы написать такую картину! «Бесконечность – так будет она называться. Она станет главной работой моей жизни!» Урсула уже хотела бежать в мастерскую, но тут же сникла. Поняла, что в голове нет ни одной идеи, как это осуществить.       

Снова легла. Поток мыслей было уже не остановить. От их масштаба по спине пробежали мурашки. Ула пребывала в странном состоянии, невероятной смеси вдохновения, страха, благоговения и ощущения собственного величия. Она подумала о зеркале, висящем сейчас в ванной на стене. Вновь встала и начала записывать свои мысли.

«В ванной сейчас свет выключен. Висит зеркало. Что отражается в нём? Сейчас, в эту минуту? Ответ очевиден. Ничего там не отражается. Темнота. Если включить свет – то в нём отразится стена и ванна. Но всё ли так просто? Ведь я не могу утверждать наверняка! Если я подойду к зеркалу в темноте и загляну в него – то увижу очертания своего лица, а если темнота будет кромешной – то не увижу ничего. Это я могу полагать вполне определённо, могу даже пойти и проверить. Но утверждать, что именно сейчас, в сей момент в зеркале в тёмной ванной отражается темнота – я не имею права. Просто нельзя это проверить. Для этого придётся изменить момент, это будет уже не «сейчас», а «пятью секундами позже». Нельзя подменять понятия! Даже если подвесить напротив зеркала камеру – и наблюдать дистанционно – это будет уже не тот момент. Уже не «сейчас». Что отражается в зеркале в ванной именно сейчас? Я не знаю ответа…»

Мурашки бегали не переставая, на глаза навернулись слёзы. Урсула вдруг почувствовала себя заболевающей. Девушка не лукавила, она и вправду не могла ответить себе на вопрос, что отражается сейчас в зеркале. Но сам факт этого её не пугал. Пугала вытекающая из этого непознаваемость мира. И вот уже снова горит лампа и ручка скользит по бумаге.

«Ты полагаешь очевидным то, что в тёмной ванной или просто комнате в данный конкретный момент в зеркале отражается темнота. Это кажется само собой разумеющимся – но попробуй проверь это. Ты не способен! Не способен заявить, что за дверью твоей квартиры сейчас не творится что-то ужасное, то, что ты даже представить себе не можешь. Что пространство за пределами твоего взгляда – в данный момент существует. Проверь? Вдруг оно разворачивается, как рулон обоев, как древний свиток – специально для тебя. И только тогда, когда ты перемещаешься. А в другое время – это просто свёрнутая пустота. Кажется невероятным, но проверь! А вдруг это действительно так? Вдруг в зеркале в ванной отражается не темнота, а что-то ещё. И ужас состоит в том, что проверить ты не можешь. Никак! В этом и состоит непознаваемость мира.»

Дописав, Урсула почувствовала сильную усталость, подумала, что ничего оригинального, по сути, в этих мыслях нет, а она лишь повторяет за Кантом, приплетая только бедное зеркало, которое, впрочем, абсолютно тут не при делах, а впутано в эту историю исключительно из-за того, что Урсула связана с ним «сакральной связью». Падая на кровать, Ула подумала: «Какая всё-таки странная метафора была про рулон обоев». И тут же уснула.

Утром Урсула почувствовала такую слабость, что решила на учёбу не ходить, а отлежаться дома. Девушка не понимала, что с ней происходит. В голове была странная пустота. Ночные мысли Ула смогла вспомнить лишь прочитав дневниковую запись. Часы показывали десять утра, но спать хотелось так, как будто ночь была бессонной. Урсула, полагая, что сон улучшит её состояние, решила провести в кровати столько времени, сколько нужно будет её организму.

Сон был необычно яркий и крайне странный. Проснувшись, Урсула посмотрела на часы. 2:30. Как же долго она спала. Слабость, однако никуда не делась. Ула чувствовала себя больной. Постаралась припомнить сон, однако всплывали лишь отрывки. Однако даже они потрясли девушку. «Она смотрит на себя со стороны. Вот она работает над картиной «Бесконечность». Это будет шедевр! Надо заглянуть в холст, непременно заглянуть. Но своим же плечом Ула загораживает себе обзор. Виден лишь верхний край полотна – он абсолютно чёрный. Изловчиться бы.» Урсула вспоминает дальше, закрыв лицо руками, силится восстановить сон. «Да, вот она отходит – холст открывается взору. Что такое? Он весь чёрный. Это не картина, просто тёмный фон. Может быть, последует что-то ещё. Урсула отходит, с удовлетворением смотрит на картину. Замысел удался! Бесконечность!» Да, приснится же такое, подумала девушка. Но картинки из сна продолжали всплывать уже сами, без усилий. «Урсула перед зеркалом. Вместо лица – бесформенное пятно телесного цвета. Она говорит что-то сама себе. В нижней части пятна что-то перетекает, шевелится. Урсула боится. Она кричит. Шевеление становится всё беспокойнее – и наконец, на высоте крика, на том месте, где у пятна мог бы быть рот, появляется тёмная точка. Она увеличивается, увеличивается, замещая собой пятно – и вот уже в центре пятна – большой чёрный круг, он ещё растёт – и нет уже пятна, один тёмный фон на том месте, где должно было отразиться лицо Улы.» Картинка сменяется. «Ула в магазине выбирает обои. Зачем-то просит продавца развернуть упакованный рулон. Парень лениво берёт рулон в руки, кладёт на пол, вскрывает прозрачную упаковку – и медленно начинает разворачивать рулон. На нём объёмный рисунок – деревья, дорога, движущиеся люди, автомобили. Невероятно правдоподобный мир. «Я беру эти», говорит Ула. Но продавец будто не слышит, он занят своим делом – и вот уже Урсула не на полу магазина, а на дороге, которая была изображена на обоях. По сторонам – ещё магазин, но он тает, исчезает, плывёт перед глазами лицо продавца. И вот Урсула уже целиком в том мире, который ещё недавно был обоями. Она кричит: «Это не настоящий мир!» Прохожие оглядываются, как на сумасшедшую.» Картинка гаснет.

Да, со мной определённо что-то не так. Ула сидела на кухне, пила растворимый кофе. Настроение, как и следовало полагать, было отвратительным. Что со мной? Впрочем, вопрос надо поставить по-другому. Что с этим делать? Как прийти в нормальное состояние. Ула с трудом могла понять, в чём заключается ненормальность её нынешнего состояния, но осознавала, что оно совсем не такое, как было ещё вчера. Сильно тянуло посмотреть в зеркало. Но девушка понимала, что она может как в страхе убежать от него, так и не оторваться до ночи. И что самое неприятное, она не могла это контролировать. Девушка пошла прогуляться, с трудом удержавшись от того, чтобы зайти в ванную.

… Как она очутилась на лавочке в ближайшем сквере, Ула помнила смутно. Вроде бы пришла пешком из центра. Но важно было не это. Откуда она взяла два одинаковых зеркала среднего размера, которые лежат рядом с ней на скамейке? Урсула не знала ответа на этот вопрос. Где она была? Вышла из дома, села в автобус. Куда ехала, где купила эти зеркала? И, главное, зачем? Подумав, она смогла ответить на этот вопрос. Бесконечность! Но почему она ничего не помнит? Уле стало по-настоящему страшно. Она хотела позвонить подруге, но побоялась, что та подумает, что Ула сошла с ума. Нет, надо разобраться со всем самой. Урсула решила впредь постоянно держать себя под контролем. Она пошла домой, по дороге отметив, что чувствует себя неплохо: слабость ушла, настроение, вопреки здравому смыслу, улучшилось. Зеркала, конечно, захватила. Куплены – не пропадать же добру.

Дома снова заварила себе кофе, пила, смотрела в одну точку. Думала о чём-то очень смутном, как любила выражаться, «путешествовала к границе сознания». Допутешествовалась. На улице стемнело. Слабо осознавая, что она делает, девушка поставила в коридоре в ряд три стула. На два крайних установила купленные зеркала. На средний села сама. Поочерёдно заглядывая в каждое зеркало, Урсула лицезрела бесконечность и радовалась, как ребёнок. Потом ей пришла в голову идея выключить свет. Коридор окутала темнота. Двери в комнаты и кухню девушка закрыла, чтобы с улицы не проникал свет фонарей. Урсула долго смотрела в зеркало, вглядываясь в темноту. В голове крутилось одно слово: бесконечность!
Бесконечность! Тёмная бесконечность. Урсула не отражается в зеркале, хотя сидит перед ним. Существует ли она? Или её поглотила тьма? Как можно утверждать, что ты существуешь, если ты не отражаешься в зеркале?!

Урсула устала и легла на кровать. Уснуть она не могла. Зеркала всё ещё стояли друг напротив друга в коридоре. Что отражается в них СЕЙЧАС? Урсула видела нити, жёлтые, зелёные, красные, протягивающиеся из одного зеркала в другое. Они светились, переливались, перетекали. Тихо играла мрачная музыка. Урсула вслушалась. Тихо! Ослабила внимание – снова музыка. Снова перетекающие нити. Несколько раз выбегала в коридор посмотреть. Темно. Убрать зеркала? Нет! Только не это! Нельзя разрывать бесконечность! Урсуле казалось, что если убрать одно из зеркал – мир рухнет в пропасть, настанет конец света. Само сердце мира – здесь, в коридоре. На этих зеркалах держится всё мироздание! БЕСКОНЕЧНОСТЬ! Что отражается в них сейчас? СЕЙЧАС? Урсула забылась.

… Дальнейшее Урсула помнит совсем смутно. Она творила странные вещи. Откуда-то достала камеру, установила её напротив зеркала в ванной, сделала так, чтобы изображение передавалось на экран монитора – и наблюдала всю ночь. Иногда ей казалось, что она видит, какие-то расплывчатые образы, снова светящиеся нити. Ходила ли она на учёбу, общалась ли с кем-то? Не помнит. Вряд ли. В забытьи девушка провела больше двух недель. Она разговаривала с зеркалами. Проводила ночи в ванной, снова разглядывая себя. Лишь отдельные кадры того жуткого времени сохранились в памяти Урсулы. Оно и к лучшему. Вот она сидит у зеркала и силится понять, что же она видит? Вот она окружила себя зеркалами.

… Урсуле повезло. Подруга застала её сидящей в сквере и предлагающей прохожим посмотреться в несуществующее зеркало. Урсула её не узнала. Будучи умной девушкой, подруга Улы (кстати, звали её Света) сообщила об увиденном Владиславу. Они тут же собрались и нанесли Уле визит, по итогам которого выяснилось неутешительное. Застали они девушку на кухне, сидящую на полу среди осколков разбитого зеркала. Девушка очень похудела, выглядела крайне измождённой. Урсула отца не узнала, более-менее адекватной реакции удалось добиться лишь через несколько минут. Говорила Ула бессвязно и главным образом то, что ей страшно. Владиславу оставалось лишь признать, что его дочь тронулась рассудком и обратиться за помощью к знакомому психиатру.

В квартире Улы обнаружили семнадцать целых зеркал, установленных в различных местах, на стенах, стульях и просто разбросанных по полу, и четыре разбитых – по одному в кухне, спальне, мастерской и ванной. На столе – исписанный лист бумаги. Почерк крайне неразборчивый.

«Я смотрю в зеркало. Всё хорошо. Я Урсула, мне двадцать. Я осознаю себя. Смотрю три минуты. Пять. Десять. Всё меняется. Кто смотрит на меня из зеркала? Это та же девушка: светлые волосы, голубые глаза. Это моё лицо. НО ЭТО НЕ Я! Никакой силе не убедить меня в том, что в этом заперта Я. Что Я ограничена телом, отражающимся в зеркале… дальше совсем неразборчиво… Нет, Я больше! Не может быть, чтобы это было всё. Я гораздо больше того, что отражается. Мои мысли, чувства… они не могут быть ограничены этим телом… нет, они имеют иной субстрат. Если вскрыть мне череп – то мозги отразятся в зеркале. Мозги – но не мысли! Мысли нельзя отразить в зеркале! А значит я выше своего тела. Я выше своего тела… тут более десяти раз повторяется эта фраза… Иногда я подхожу к зеркалу и думаю: разве это я? Порой мне кажется, что это просто какая-то девушка, не имеющая со мной ничего общего. Особенно когда смотрю долго. Разрыв между телом и внутренним Я, самосознанием, душой. Он всегда есть. У каждого. И не преодолеть этот разрыв, ничем не заполнить эту пропасть, если только… тут даже не текст, а просто какие-то каракули… Нет, не заполнить даже так! Только не думать об этом, сделать вид, что его не существует!... тут длинный отрывок с какими-то цифрами, символами, как будто Урсула пыталась что-то зашифровать… Но что после смерти? Если поместить труп перед зеркалом – то он в нём, конечно, отразится. Но останется ли от меня что-то кроме этого отражения? То, что нельзя увидеть в зеркало сейчас – останется ли оно после смерти? Не уверена, что хочу это знать заранее. Надо верить!... длинный отрывок с похожими предложениями, утверждающими, что надо верить… Только так жить! Только так жить! Единственное, что может помочь. Надежда на то, что и после смерти что-то не отразится в зеркале, что-то останется. … конец связного текста, далее опять какие-то символы: цифры, точки, запятые, непонятные закорючки в разные стороны.»

Владислав показал листок психиатру, а потом спрятал в своей квартире, дав себе слово никогда не показывать его дочери и самому, по возможности, не смотреть.

… Урсулу положили на лечение в клинику, где она провела более полугода. В палате, конечно же, зеркала не было. Девушка пришла в относительно адекватное состояние через неделю, ещё через два месяца могла свободно говорить о произошедшем, проявляла заинтересованность в том, чтобы излечиться и интересовалась тем, что нужно делать, чтобы подобное не повторилось. И вот настал тот день, когда вместе с отцом и психиатром Урсула заглянула в зеркало. Результатом все остались довольны – Урсула, кажется, излечилась. К зеркалу её не тянуло, она не оставалась у него надолго, а смотрела столько, сколько необходимо, чтобы привести себя в порядок, даже чуть меньше. Скоро было принято решение выписать девушку из клиники.

… С момента приступа прошло более трёх лет. Урсула по-прежнему живёт одна, но уже в другой квартире. Людей по возможности сторонится. О записи, хранящейся у Владислава, не вспомнила. Урсула закончила академию и может, наконец-то, называть себя художником. Сначала она планировала стать весьма известной в узких, а потом и в широких кругах. Для этого она делала очень многое: курила изысканные тонкие сигареты на последние деньги, носила шарфы и длинные пальто, днями лежала на неудобной кровати в мастерской, уставившись в потолок и размышляя о Вечном, а ночами стояла у мольберта и иногда даже рисовала. Сейчас она уже не грезит о славе. Картины Урсулы востребованы, это главное. Не сказать, что она очень известна, но её дело приносит стабильный доход. В мастерской Урсула проводит шесть-восемь часов в день. Остальное время – прогулки в одиночку, редкие встречи с подругами и единственным парнем, которого она может назвать своим другом. Каждый день ей звонит отец, чтобы удостовериться, что у Урсулы всё в порядке. Раз в неделю, по субботам, он приходит в гости. Иногда они с Урсулой гуляют.

… В квартире лишь одно зеркало, в ванной. Всё, как было в детстве. Хорошо! Урсула не подходит к нему без надобности. Она обязана себя контролировать, в ушах до сих пор звучит заученные наизусть слова психиатра: «Только по необходимости». Очень просто! По необходимости – это утром. Взглянуть мельком. Один раз в день. И не думать. Давить в себе любую мысль, связанную с зеркалами. Сначала это было непросто. Теперь – удаётся. Помогает, как это ни странно, страх. Не думать о зеркалах! Ни в коем случае! Давить, заглушать мысль. Музыкой, словами, ходьбой, бегом, сном, работой – чем угодно. Урсула выполняет предписание. Она боится. Знает: приступ может повториться. В любой момент.