Мразь

Удивительно, насколько быстро предательство становится приемлемым при правильных обстоятельствах.


Ледяной ветер обжигает лицо и руки. Где-то вдалеке, через открытое настежь окно, доносится лай собак и гулкий стук вагонов на железной дороге, что вблизи от дома. Зимняя ночь как всегда сурова, и нещадно жалит всех посмевших встретится с нею на рандеву. Окоченевшей от холода рукой, я подношу ко рту сигарету, судорожно, будто в последний раз, затягиваюсь и пытаюсь сосредоточиться на своих мыслях. Самое время, чтобы как следует обдумать все произошедшее со мной за последний год. Навязчивая идея покончить собой не дает мне покоя. За последние несколько месяцев, она настолько крепко засела в моей голове, что теперь, своими корнями душит мое естество, до такой степени, что мне кажется, - я нахожусь на грани и вот-вот сорвусь. Десятки дурацких вопросов самому себе о бессмысленности собственного существования лишь подогревают мою решительность, - закончить эту жизнь, здесь и сейчас.

Очередная нервная затяжка сигареты на мгновенье дает протрезветь, увидеть этот мир собственными глазами, без серой пелены ежедневных ломок и долгожданных приходов, которые изо дня в день, становятся все более жизненно необходимыми. Ничтожный вид с 8 этажа, на ненавистный мною город, в последний раз, так по-дружески манит окунуться в обыденность человеческого существования и забыться в ежедневной рутине повседневных дел. Год назад, я еще не резал свои руки карманных ножом, чтобы хоть как-то отвлечься от панических атак, которые стали меня преследовать каждый день, выуживая из сна и заставляя медленно сходить с ума. Жить было куда легче и намного проще, все казалось в этом мире таким элементарным и постижимым, но постепенно, система давала сбой. Через секунду, момент позитивной надежды проходит и тошнота наваливает с новой силой. В глубине души, я прекрасно понимаю, что от прежнего мира не осталось ни следа, ничего. Да и от меня прежнего тоже, лишь горстка воспоминаний и несколько фотографий в семейном альбоме. Все остальное сгнило.

Я множество раз видел запретные огни горящего и уходящего за грань города, сотни раз посещал самые сокровенные места блаженства и чувство высшей эйфории. Я страдал и упивался собственным страданием, - это открывало передо мной новые горизонты подсознания, и что самое печальное, я получал от всего этого истинное удовольствие. Удовольствие от собственной боли и собственного безвыходного положения. Я вполне трезво осознавал, что встрял и серьезно, но ничего не хотел с этим делать, меня вдохновляла собственная трагичность ситуации. Я представлял себя героем очередной книги, где главный персонаж умирает в предпоследней главе, а затем идет поучительная история. Но жизнь сплошной обман, и вместо вековой памяти в умах сопереживающих, меня ждет лишь земля и черви. Настал такой момент, когда уже слишком поздно и не повернуть назад. За все приходится расплачиваться рано или поздно. В первый раз, мне никто об этом не сказал. Это так быстро изъедает тебя изнутри. Это слишком несправедливо.

Сейчас, как ни странно, меня посещает чувство вины. Казалось бы, вот все закончится, а тебя терзает эта маленькая глупость – чувство вины перед своей матерью. Задаешься вопросом, слишком ли тяжело она будет переживать и сразу начинаешь себя корить. Невольно вспоминаешь, как в юности, мама даже не хотела пробивать тебе ухо, несмотря на все твои просьбы, - просто не могла смотреть как ее сын испытывает боль или чувствует дискомфорт. От этого воспоминания, почему-то, мне становится еще хуже.  Я проклинаю себя в тысячный раз, и останавливаюсь на мысли, что когда-нибудь она меня поймет, и через время, обязательно простит. Все мамы снисходительны к своим детям.

Сзади меня, на кровати, уже минут десять беспрерывно надрывается телефон, - кто-то отчаянно пытается до меня дозвониться. Вдруг посещают навязчивые мысли, что кто-то покопался в моей голове, разузнал о моих сегодняшних планах, и теперь, отчаянно пытается разрешить ситуацию,  и явно не в мою сторону. Но для себя я давно все решил, меня ежедневно, на протяжении уже нескольких месяцев, посещали подобные мысли, и я лишь ждал подходящего момента. Я медленно докуриваю, жадно глотая в последний раз теплый дым, и подхожу к своей кровати, чтобы выключить надоедливый телефон. Беру в руки и вижу с десяток пропущенных вызовов и несколько сообщений, и все как один, - от Алины. Ну кто бы мог подумать. В самый неподходящий момент, до тебя пытается достучаться самый близкий человек. За окном глубокая ночь, через несколько часов будет рассвет, и я осознаю, что в такое время, по пустякам, никто не будет названивать. После недолгих раздумий, я все-таки решаюсь ей перезвонить, в последний раз.

- Ты что-то хотела? – Выговариваю с трудом, дрожащим от холода голосом, сразу после щелчка соединения, не дожидаясь стандартного “алло?!”.
- Саша?! Ты чего так долго не поднимал трубку? Я уже подумала, что с тобой что-то случилось и собиралась ехать к тебе на такси. – Искренне, с заботой, немного запыхавшись, произносит Алина.
- Что у тебя случилось? Давай быстрее, мне некогда, - раздраженно бросаю я.
- Мне очень срочно нужно с тобой поговорить. Вопрос жизни и смерти, честное слово, - явно о чем-то умалчивая говорит она.
- Ну-у-у? – Протяжно завываю, всем видом показывая свое нетерпение, -  Я слушаю.
- Этот разговор не по телефону. Ну ты понимаешь. – и Алина умолкает.
Казалось бы, целую вечность про себя я думаю, как ей отказать, сказать, что не могу, не хочу, или просто занят, что у меня другие планы, придумать любой предлог, что угодно! Но в итоге, соглашаюсь на встречу рано утром, хотя минуту назад, я решительно хотел покончить жизнь самоубийством.

Алина очень симпатичная девушка, по моим меркам. Я бы даже сказал, что она легко вписывается в стандартные меры красоты и сняться на обложке какого-нибудь журнала в топлесс, - это про нее. Всегда одевалась по моде, была в центре всех событий, пользовалась каждым моментом и веселилась от всей души. Знаком я с ней уже много лет, и прекрасно знаю, с первого взгляда, ее беззаботную жизнь, изнутри. Несмотря на всю жизнерадостность и позитив, дома у нее творится бытовой ад. Отчим с ее матерью постоянно ругаются и дерутся, иногда перепадает ей самой. Из-за чего, она вынуждена скитаться по родственникам, или снимать квартиры, когда есть такая возможность. Но отнюдь не взаимное проявление жалости или чувство сопереживания, держало между нами ниточку. Раньше все было совершенно иначе. Когда умели радоваться пустякам, и жизнь не казалось такой серой, мы вместе много гуляли, через некоторое время в друг друга влюбились, повстречались недолгое время, расстались, но так и остались хорошими друзьями. Более того, узнав, кем я стал, когда все отвернулись от меня, даже самые близкие друзья и родственники, Алина осталась рядом, регулярно навещая меня и всячески помогая в тяжелые периоды моей жизни. И вот, в последний момент, в приступе теплых воспоминаний, во мне почему-то проявляются остатки выжженной совести. И чтобы хоть как-то ответить на всю ее доброту по отношению ко мне, я решаю поступить взаимно. В последний раз.

Встречаемся ранним утром с Алиной у меня под подъездом. На мне надеты летние шорты и легкая толстовка. Февральские морозы никого не жалеют, но именно холод, в последнее время, помогает мне хоть как-то прийти в более-менее нормальное состояние, насколько в моем положении это вообще возможно. Я сразу же обращаю внимание на небольшую опухлость на ее лице и тщетные попытки скрыть тональным кремом, довольно-таки большой синяк. Но в итоге не придаю этому никакого значения.

- Ну как ты? – Начинает она разговор, любопытно разглядывая мой цветочный принт на шортах в этот дикий мороз.
- Нормально. – Не церемонясь отвечаю я с ходу.
- Не ври мне! По тебе же видно.  – Немного с заботой, не отстает она, всматриваясь в мое страшное, исхудалое лицо.
- Блять, чего ты тогда спрашиваешь, если все настолько очевидно? К чему этот балаган? Что ты хотела? Давай быстрее, у меня дела, - пылю я.
Несмотря на все мое уважительное отношение к этой девушке, изо рта у меня сыпется лишь дерьмо. Сразу понимаю, что без причины сгрубил. Но вместо извинений, я нервно почесываю руки, из-за невыносимого зуда. Алина это сразу же замечает и начинает дергать за руку, пытаясь закатать рукав на моей толстовке.
- Ах ты ж придурок! Ну-ка покажи руки! – сразу все поняв в ярости произносит Алина. – Саша, ты же мне клялся, что будешь бросать! Твои клятвы теперь ничего не весят? Как тебе верить после этого?!
- Отвали! Ну?! – Кричу я ей в лицо, но нехотя подчиняюсь ее призыву и медленно, показываю руки, где больше дюжины маленьких, желто-синих точек.
- Ну ты и еблан... – Констатирует факт и молча смотрит мне в лицо, почему-то напоминая мою классную учительницу, которая также постоянно меня пыталась отчитать за разные провинности в школе.

Так проходит несколько неловких минут, или лет. Трясущимися руками, я достаю сигарету из пачки и в нервном молчании закуриваю. Спустя несколько вдохов и выдохов, немного успокоив свои нервы, я решаю разорвать этот дурацкий обед молчания.

- Так что у тебя случилось, что ты мне полночи названивала? – Примирительным тоном спрашиваю.
- Я думала ты уже догадался. Сам ведь знаешь…, - исподлобья всматриваясь в мое лицо медленно произносит Алина.

Обычно, женские намеки для меня – это лабиринт. Хоть я всегда и дивился женскому типу суждений, но в этом, конкретном случае, мне не нужна нить Ариадны, чтобы прийти к правильному выходу или выводу. Дело в том, что Алина не единожды просила у меня дозу. Стабильно, хотя бы раз в месяц, она вымаливала у меня чек или хотя бы номер телефона, у кого можно взять дури. Но я всегда непоколебимо стоял на своем и был против. Я считаю, что независимо от личного выбора каждого, люди такой красоты и такого типа, должны жить свою жизнь без подобного говна. Просто потому что так нужно и так будет правильно. С одной стороны, наглотавшись собственным дерьмовым опытом, никогда не пожелаешь дорогому тебе человеку, подобной, убогой участи. И помочь подсесть на иглу – было бы с родни истинного преступления. С другой стороны, мне плевать, чем и как люди себя травят, я просто не хотел брать на себя бремя ответственности за другого человека. Я-то и со своим не мог справится, - еще несколько часов назад у меня окончательно опустились руки.

- Нет! – Твердо и уверенно произношу я, хотя в первые разы отказать именно ей, было не так уж просто.
- Ну, блять, Саша, не начинай по новой, а? Не нужны мне здесь твои нравоучения! Я сама знаю, чего хочу и почему. – Завелась не по-детски Алина, прикасаясь пальцем к своему синяку на щеке. - Ты же знаешь, какое говно творится у меня дома. Я больше так не могу! Я больше так не хочу жить! Прошу, пожалуйста! Нет, умоляю, помоги мне! Ну хотя бы один раз. Я тебя прошу! - если она думала, что мольбы меня уговорят, то все тщетно. Все живое во мне давно вымерло.
- Нет! Не еби мне мозг! И не будь дурой! – я стою до конца на своем.
- Саша! – Чуть ли не кричит Алина.

Я вижу, как у нее начинают сдавать нервы. Наворачиваются слезы на ее глазах, маленькие капельки быстро стекают по милому личику, оставляя после себя черные полосы туши. Она всхлипывает носом, рукавом утирает слезы на щеках, нижняя челюсть начинается колотиться. Кажется, вот-вот грянет гром. Через пару секунд у нее начинается истерика, она сильно замахивается своей сумкой и бьет меня по лицу, сигарета из моего рта улетает куда-то в сторону, но я стою смирно, как вкопанный, даже не пытаясь увернуться. После, на меня обрушивается град бесцельных ударов.

- Тварь! Тварь! Животное! – верещит Алина, пытаясь руками разукрасить меня. – Ненавижу тебя! Ненавижу! Чтоб ты сдох, наркоман ***в!  - Меня не задевают ее оскорбления, ее удары по моему лицу, ее поведение. Через минуту она немного успокаивается и глубоко дыша, еле произносит:
- Знаешь, настоящие друзья так не поступают. Мне кажется, все, что нас связывало – было большой ошибкой. Я тебе этого никогда не прощу. Предатель! – от милой девушки, которая стояла несколько минут назад передо мной, не осталось и следа.
- Это все? – Мое лицо как камень не выражает ни капли эмоций, хоть я и чувствую сильное жжение после ее ударов. Но не дав ей ответить на свой вопрос, я быстро, полный ненависти и презрения, указывая подбородком в сторону остановки, уверенно шепотом произношу: - А теперь уебывай отсюда!

Я сразу же замечаю, как моя ледяная отстранённость, окончательно выбила ее из колеи. Слезы по новой начинают лить, но на этот раз уже без истерики. Она всхлипывает, снова утирает тыльной стороной рукава слезы, медленно разворачивается и чуть слышно произносит в конец:
- Мразь.