7. 08. Часть 2

2.

Кухонный отсек был именно отсеком – не залом, не комнатой – и отделялся от остальных помещений стальной стеной, в которой вместо двери был люк, отъезжающий в сторону. Аврора вынула из морозильной камеры несколько контейнеров; Кларк включил печь.

- Мы всё берём и берём отсюда еду, - задумчиво произнесла Аврора. – И она убывает. Новые запасы не появляются.

- И что? – Кларк пожал плечами. – Их же здесь полным-полно!

- Но когда-нибудь – представь себе! – они всё-таки кончатся. Что тогда?

- Не может быть, чтоб они кончились. Просто не может такого быть! Потому что это всё рассчитано…

- Вот именно! Рассчитано! На какой-то период, который может завершится. Что будем делать?

- Тогда и будем думать, что делать. С плюс-минус-этажей таскать, как все эти предметы для Кристины и Алаяма.

- Там может быть еда? – усомнилась Аврора.

Кларк вновь пожал плечами:

- Никто ведь не доказал, что там её нет. Мы просто её не искали. В крайнем случае, спросим у Алаяма. Он точно должен знать! Пойдём, уже всё подогрелось.
Разогретые контейнеры были погружены на тележку, и Кларк покатил её в обеденный зал. Аврора понесла за ним чайник.

Алаям уже был на месте. Кристина, нахмурившись, проверяла места соединения проводов, поправляла ему подголовник, подгоняла клеммы на пальцах. Она сменила роскошное платье на строгий комбинезон, скрывающий почти всё тело от ног до подбородка. Почему-то Алаям очень не любил, когда Кристина надевала такие платья. Кристина же, наоборот, испытывала к ним непреодолимую тягу, но ради Алаяма отодвигала свои желания и предпочтения куда подальше.

Аврора поставила перед Алаямом контейнеры с красными полосками на боках – еда, предназначенная персонально для него. Иногда Аврору занимали мысли о том, кто же наготовил столько еды и рассчитал даже на особенности Алаяма. Они с Кларком едой точно не занимались, даже компоненты для неё не добывали. Другое дело – одежда или всякие другие предметы, за которыми посылала Кристина и – очень редко – сам Алаям. Это они находили и доставляли относительно успешно. Но еду почему-то Кристина никогда не заказывала. Знала, что её на плюс-минус-этажах нет или по какой-то другой причине? Это было непонятно. Её спросить – так ведь всё равно не ответит. А спрашивать Алаяма гораздо сложнее, особенно если это делать без Кристины.  А ведь так хочется задать кое-какие вопросы, желательно без неё!

Аврора поставила чайник на стол, и он начал греть воду. Аврора бросила в него растворимые чайные гранулы и села за стол рядом с Кларком. Кристина взяла ложечку и принялась накладывать пюреобразную массу в отверстие приёмника трубки, выведенной из горла Алаяма. Аврору всегда завораживало это зрелище, она даже есть перестала. Кристина так мастерски наловчилась кормить Алаяма, что со стороны процесс выглядел чуть ли не священнодействием. Алаям прикрыл глаза, Кристина отложила ложку и налила в чашку чай – чтоб немного остыл, села за стол и наконец-то сама принялась за еду.

Алаям сегодня пребывал в каком-то особом настроении: огни сигналок на висках переливались сине-зелёными сполохами, значит, Алаям не потребует, как обычно, чтоб Кристина отвезла его обратно в его таинственные покои. Он хочет общения. Это просто замечательно? Общаться с Алаямом – одно удовольствие! Свои сложности, конечно, имеются, но результатом является новая потрясающая информация, которую нигде, кроме как у Алаяма, не добудешь.

Чай остыл, Кристина начала осторожно вливать его в приёмную трубку. Алаям испытывал вкусовые ощущения, как-то по-своему, конечно, поэтому к выбору и приготовлению еды для него все относились с особой щепетильностью. Алаям вновь прикрыл глаза, и Кристина продолжила свою трапезу. Приём пищи проходил в молчании – впрочем, как в большинстве случаев. Кристине нечего было сказать Кларку и Авроре, кроме очередных едкостей и колкостей; им, соответственно, тоже. В присутствии Кристины у них и между собой разговор никогда не клеился. Всеобщая беседа могла перерасти в очередную ссору, что расстроило бы Алаяма. А расстраивать Алаяма никто не хотел.

Обед был закончен, Кларк собрал посуду. Кристина хотела было увезти Алаяма, но он сделал ей знак глазами, и Кристина беспрекословно выскользнула из обеденного зала. Алаям перевёл взгляд на Кларка. Сигналки сверкнули красным. Кларк всё понял и вывез тележку с посудой из зала. Аврора тоже хотела было выйти, но взгляд Алаяма остановил её. Она так и застыла на месте, глядя в его бледно-голубые глаза. Загляделась, и уже в который раз показалось ей, что у того, кто находится перед ним, живыми остались одни глаза – внимательные, замечающие всё, умные и спокойные. А всё остальное – неподвижное тело, кресло на антигравах, целая сеть поводов, трубок и рой аппаратов - просто необходимый придаток, обеспечивающий жизнедеятельность, и созданный специально для того, чтоб жили эти глаза. Алаям всегда был таким, сколько помнила себя Аврора. Это они с Кларком, и даже Кристина, менялись со временем: внезапно взглянув под другим углом, замечали в себе и друг в друге что-то новое. А Алаям оставался неизменным. Тело в кресле абсолютно не двигалось, не функционировало и даже, кажется, не дышало. За него это делали совершенные гениальные вечные аппараты. Они распознавали вкусы и запахи, ощущали холод и тепло, работали сердцем, нервными волокнами и лёгкими, слушали и говорили. Вот и сейчас Алаям был расположен пообщаться, и на этот раз он выбрал Аврору. Аврора обрадовалась: Алаям больше времени проводил с Кристиной, чем с кем-то из них. Да и, если что, Кларка тоже в собеседники выбирал чаще, чем Аврору. Они никогда не рассказывали друг другу, о чём с ними беседовал Алаям. Как-то так получалось, что сказанное Алаямом хотелось оставить себе, чтоб создать хотя бы иллюзию обладания чем-то личным. Пусть даже это будут воспоминания Алаяма о каких-то прежних временах, которых никто из них не знал или не помнил. Теперь надо набраться терпения и быть предельно внимательной, чтоб не упустить ничего, ни крупицы сеанса общения с Алаямом.

Алаям одарил Аврору долгим внимательным взглядом и прикрыл веки. Чуткие вживлённые сенсоры уловили слабые импульсы желания, тончайшие провода понесли информацию, преобразователи трансформировали мысль в звук, донёсшийся подобно шелесту листьев на ветру из крошечного динамика:

- Спрашивай…

Аврора услышала. Все уже привыкли к тому, как нужно прислушиваться к словам, которые желает передать им Алаям. Аврора даже замерла от восторга: у неё сегодня появился шанс задавать Алаяму вопросы! Причём – любые, какие только в голову взбредут! И он будет отвечать на все – ровно до тех пор, пока не утомится.

- Сегодня – особенный день? – спросила она, чтоб хоть с чего-нибудь начать.

Алаям некоторое время помолчал, глядя на неё пронзительными немигающими глазами. Потом из динамика прошелестело:

- Особенный… Сегодня последний день, когда я могу говорить.

Авроре стало как-то не по себе.

- Что это значит? – испуганно спросила она.

- Динамик… - донёс ветер из неведомых переплетений электронных волокон и живых нейронов, уловивший мысль и облачивший её в слова. – Сегодня последний день, когда он работает. Последние часы или минуты. Я больше никогда ничего не смогу сказать вам.

- Но почему?

- Постепенно закрывается программа, которая приводила его в действие. Истёк срок. У всего на свете есть свои сроки, - ветер-голос утих, и Аврора вдруг подумала, что и вправду в последнее время этот голос из динамика звучал всё реже и всё тише, только она как-то не особо обращала на это внимание.

- Разве Кристина не может что-нибудь сделать? – спросила Аврора.

- Кристина может сделать что-то с тем, с чем что-то вообще можно сделать. Исправить, отремонтировать, переделать… Вмешиваться в существование, развитие и уничтожение самостоятельных программ она не умеет.

Они помолчали. Аврора переваривала полученную информацию. Что творилось в голове Алаяма, как всегда, осталось неизвестным. Он просто смотрел на Аврору. Значит, с завтрашнего дня уже никто из них троих не услышит этот голос, похожий на шёпот ветра в кронах деревьев, никто не узнает, чего хочет Алаям, о чём просит или что советует? Алаям превратится просто в безответное тело в кресле на атригравах. Кристина будет ухаживать за ним, как и раньше. Она должна это делать, только и всего. Отныне это превратится в унылую повседневную обязанность, как поточный ремонт вышедшей из строя автоматики. Поддержание стабильного функционирования биологических тканей, уход и своевременный ремонт технической системы…

Наверно, Алаям понял, о чём она думает.

- Ничего не страшно, Аврора, - прошелестел он. – Всё исчезает постепенно. Исчезли запахи и тактильные ощущения. Но мир не перестал от этого быть миром, в котором есть горячее и холодное, твёрдое и мягкое, гладкое и шершавое, и в котором всё имеет свой определённый запах. Потом исчезнет мой голос, и мир не перестанет быть этим миром. Потом исчезнут звуки, свет и цвета. Но и это не страшно. Я буду знать, что это всё вокруг осталось и существует параллельно со мной, окружает меня со всех сторон. И мир не перестанет относиться ко мне по-другому, каким бы я ни был. Просто произойдёт сбой в подключении меня к реальности… Не страшно. Там, в кромешной тьме, в абсолютной тишине и полном одиночестве у меня останется способность мыслить и вспоминать всё: звуки и оттенки, прикосновения и вкусы… Память всегда услужливо предоставит мне по первому требованию и горячие солнечные лучи на загоревшей под морским бризом коже, и мягкость губ любимой женщины, и вкус ванильного мороженого, и запах разогретой смолы, выступившей в полдень на коре кедров… Это всё навсегда со мной. Поэтому всё – не страшно. А когда и память растворится во мраке, тогда и вовсе бояться будет нечего… Спрашивай меня сейчас…

Аврора с ужасом смотрела на этого человека – нет, на эту тюремную клетку беспомощного неподвижного тела, в которую было заточено, намертво замуровано человеческое сознание. Всё ясно и чётко осознавал Алаям, всё обдумал. Изменить что-либо он был не в силах. И это он тоже знал, как знал, что ждёт его в ближайшем будущем. До Авроры только сейчас по-настоящему дошло смутное представление о том, что должен испытывать Алаям, обладающий чистым и ясным сознанием. Даже думать об этом было жутко.

- Спрашивай… - почти неслышно повторил Алаям. – Спрашивай всё… Пока есть возможность…

Такая уникальная возможность! Самая последняя! Больше она никогда не повторится!

- Я помню, что мы были тут всегда. Кто мы? – спросила Аврора. – Почему здесь? почему нас столько, а не больше или меньше? Почему мы ездим на разные этажи, а к нам не ездит никто?..

Алаям прикрыл глаза, и Аврора остановилась. Вопросы, мучившие её бессонными ночами, как-то вдруг растерялись, и она никак не могла собрать их в какую-то единую систему.

- Давным-давно, - зашуршал ветерок искусственного голоса Алаяма, - здесь был пункт обслуживания портала… Аномалия пространства, которой когда-то воспользовались те, кто жил задолго до нас, людей… Мы бы не смогли создать такое. Мы пришли на готовое и приспособили под себя. Нам открылись новые горизонты. Расстояние перестали иметь значения. Люди приходили и уходили. Им нужно было попасть в тысячу разных мест. Но если бы не было портала, людям пришлось бы тратить целую жизнь, чтоб добраться в иные места. Были путники - те, кто переходит. Были поисковики - те, кто ищет новые пути. И был обслуживающий персонал… Путники и поисковики проходили через портал и возвращались. Техники следили, чтоб им ничто не мешало при переходе. Год за годом, поколение за поколением всё работало точно и слаженно, как часы. Но все часы тоже когда-нибудь ломаются… Мы научились пользоваться, подстраиваться, приспосабливать свои системы и механизмы. Но мы не поняли саму суть: как, почему, каким образом, по какому принципу это всё работает? Портал начал закрываться сам собой по частям – ячейка за ячейкой, направление за направлением. И с этим ничего невозможно было сделать. Народ в панике бросился теми путями, которые ещё были открыты. Мы пропустили всех. Потом настал наш черёд – обслуживающего персонала… Когда закрывалась последняя ячейка, я был там… Из-за этого она не схлопнулась полностью. Меня вытащили – то, что от меня осталось. Фактически – меркнущее сознание в мёртвом изломанном теле. И всё-таки меня вернули к жизни с того света. Ха-ха, я даже не знаю, с какого именно. Зато ячейка не закрылась. С ней у нас остался ряд мест, куда можно было переместиться. Нас осталось мало. Мы потеряли счёт времени. Иногда кто-то из нас решался опробовать последнюю ячейку. Кто-то возвращался, кто-то – нет.

- Они погибали? – спросила Аврора.

- Думаю, нет. Они просто опаздывали в ячейку, и вход в неё в том месте закрывался навсегда. А они оставались где-то там… Они уходили, уходили, может быть, даже специально задерживались. Здесь нет будущего. А там, возможно, есть. Мы все это знали. Они хотели, чтоб у них было будущее. Их не за что судить. И вот нас осталось всего лишь четверо. Я и вы.