Елена Волховая. Под шумок. Глава 9

ГЛАВА IX

Да, запах был с чердака поистине волшебным. Прямо из сказок.
Она спустилась вниз, а запах сопровождал ее.
Она представила себе Генриха, с его гордым профилем, уверенным взглядом темных глаз и вспомнила, что приглашена на игру в карты. Кажется, он бывает на карточной игре. На прошлой неделе игра в бридж проходила у него на чердаке.
 Маша зашла в большой недавно открытый магазин и все же решила купить себе что-то из одежды.  Это был удачный выход -начиналась распродажа моделей прошлого сезона. Маше сразу понравилось платье, на нем была итальянская этикетка, но ведь это ничего не значило в наше-то время. Пришить можно любую самую модную этикетку. К золотисто-зеленому платью с маленьким декольте прилагалось коротенькое болеро-жакетик с отделкой из кружев. Маша задумалась.
- Вы еще сомневаетесь! – удивилась продавщица. – Ведь цена снижена на пятьдесят процентов. И сидит на вас прекрасно!
С редкой покупкой, счастливая, Маша заторопилась, и  у самого дома встретила  красавицу Лину. Ее волосы, только что вымытые и причесанные– сияли. Блестели глаза.
- Я напоминаю, сегодня в семь часов, - сказала зеленоглазая Лина. - У нас скоро образуется клуб бриджистов, собираются очень славные люди.
- Но я не  играю в бридж! – испугалась Маша. - И я не смогу войти в этот клуб!
- Это все только кажется страшным, мы вас ждем, - рассмеялась Лина. – Не подведите нас. Не получится игра сразу, поболтаем, посидим, покажу новые модные журналы, – и Лина беззаботно махнула рукой.
Маша поднялась на свой этаж. В воздухе еще слабо сохранился аромат каких-то духов, кофе. А у ее дверей так и лежали бывшие коврики. Тунис, Узбекистан, Марокко, - вспомнила она Самохвалова-дурака и рассмеялась.
А потом задумалась, а может быть так и создаются уголовные и всякие судебные дела? Кто-то что-то услышал, не понял, но пересказал еще кому-то. И пошло как в испорченном телефоне. Так можно стать и спекулянткой, и уголовницей и даже … изменником?
"Завтра надо будет вынести их в мусорку. Давно пора. Обленилась." – с этой мыслью Мария и вошла в квартиру.
Она не любила заставлять людей ее ждать. И ровно в семь позвонила в дорогую бронированную дверь красотки Лины.
Хозяйка встретила ее улыбкой и роскошным «домашним» туалетом, состоящим из черных атласных широких брюк и золотисто-огненного узкого джемпера. Сияли зеленые глаза, изумрудные серьги, и Маша еще раз подумала: "Ну и красотка".
Квартира была заполнена современной мебелью, удобными мягкими диванами.
Мария решила, что не хотела бы, пожалуй, жить здесь. Всего было очень много, но не было того, что так любила Маша – уютных уголков, где хотелось сидеть, читать или просто думать о чем-то хорошем.
Однако когда Иван Львович завел Машу в свой кабинет, она замерла у входа.
Это была строгая комната. У одной стены великолепные книжные шкафы, при виде которых у нее заблестели глаза, у другой  - низкий узкий диван. Остальное пространство отдано коллекциям доктора. Здесь были табакерки, папиросницы, над диваном - картины.
Иван Львович прекрасно видел восхищение Маши и начал рассказывать ей о коллекции. Он очень много знал, и его интересно было слушать.
На японском столике он показал Маше две табакерки 18-го  века и она с восторгом смотрела на это чудо. Тут в дверь вошла Лина и многозначительно сказала, что пришел Николай Афанасьевич.
 Иван Львович тотчас же, извинившись, поспешил встречать нового гостя.
- Ну как? Понравилась коллекция? – спросила с усмешкой в голосе Лина.
- Очень. Только я не все посмотрела, но даже то, что увидела – чудо!
- А ведь он не всем показывает свои сокровища, значит понял, что вы сумеете оценить.
Они вернулись в центральную комнату, и Маша увидела гостя. Это был ее знакомый прокурор. Он сразу подошел к Маше и сказал несколько раз, что рад, очень рад встрече. "А я вот - нет", - подумала Мария, выдергивая руку из его потной ладони.
Мужчины вышли курить, и Маша услышала только одну фразу:
– Принес Бакста?
"Неужели люди сейчас могут покупать такие картины? " -  подумала она.
Она была разочарована. Ей хотелось, чтобы встречу просил организовать Великолепный Генрих со своего красивого чердака. А не этот скользкий прокурор. А чего ждала Маша, она и себе не хотела признаться.
Но когда раздался еще один звонок, и Лина позвала мужа, она боялась и хотела увидеть человека, который все больше занимал ее мысли, боясь и радуясь, что это может быть он.
Все расселись за овальный стол, и Николай Афанасьевич показал Марии рукой на место рядом. "Как будто домашней собачке" – подумала Маша.
Снова раздался мелодичный дверной звонок и вошли Магдалена со своим Павличиком-Овцебыком и, не поверила своим глазам Маша, Тишайший Дед.
Кажется, больше никто не ожидался и все были знакомы между собой.
Ловкий Николай Афанасьевич слегка отодвинул Овцебыка, показал Тишайшему Деду место напротив, и Маша очутилась все равно рядом с ним.
- Ну что? – весело сказал Иван Львович. – Приступим? Поскольку у нас появились новые любители бриджа, я думаю, будем обучать их в процессе игры? - Павел будет учить жену, а я буду вводить в курс игры Марию Климовну, - сказал прокурор и тот час же  положил свою руку на  колено Маше.
Он времени зря не любил терять. Она отбросила его руку и сказала, что, конечно, понаблюдает за игрой, но едва ли сможет одолеть ее.
- Всему можно научить. Если в цирке медведи на велосипеде ездят, то!
Маша только хотела поставить на этого нахала на место, как раздался звонок. Лина поспешила к двери и вернулась торжествующая  и довольная, а в комнату вошел Генрих. Маша почувствовала, как румянец залил ее лицо и даже  шею.
- Простите опоздание, - сказал Генрих. – Встречал приятеля. У него что-то с машиной.
- Приехал Сташевский? – обрадовался Иван Львович.
- Да, - коротко сказал Генрих.
Он обвел глазами сидящих за столом. Маша чувствовала его взгляд на себе, но не подняла глаз. А ладонь прокурора снова легла на ее колено. Она возмущенно посмотрела на него. Его лицо было безмятежным и простодушным, и тогда она чуть подняла ногу, обутую в редко одеваемые туфли на высоченной шпильке, и опустила ее с силой на ногу соседа.
- Эх, - крикнул Николай Афанасьевич и прикрыл рот пальцами, не дав вырваться на волю хорошему крепкому ругательству. Все с любопытством посмотрели на него. Только теперь уже Маша, одна из всех, безмятежно смотрела на игроков.
- Что-то случилось? – спросила хозяйка.
На стол легла новая колода карт.
Васьяныч принялся рассказывать, что привез из отпуска две колоды великолепнейших карт. В следующий раз обязательно, непременно принесет их, просто сегодня ехал не  из дома, а от племянницы Риты. Заезжал навестить ее. Она все еще не  совсем здорова, бедняжка.
Все молчали. Кто-то не знал о проделках его любимой племянницы, а тем, кто знал, не хотелось узнавать даже ради приличия о ее самочувствии. И все занялись игрой.
Маша наблюдала за лицами игроков, за картами - меньше.
Ей стало скучно и она начала думать, какой найти предлог, чтобы уйти.
Умница Лина, как будто поняв, попросила Машу и Магдалену помочь ей накрыть в столовой ужин. Маша с облегчением отодвинула кресло, и вдвоем с Магдаленой они поспешили на кухню, где подогревался пирог.
Николай Афанасьевич проводил Машу взглядом, выражавшим -  ничего, скоро будешь ласковой.
Гостей пригласили в столовую, а Маша, боясь снова очутиться в неприятном соседстве, замешкалась в коридоре, ведущем в столовую. Она видела как Иван Львович и Генрих о чем-то тихо говорили. Потом услышала телефонный звонок и сразу изменившееся лицо хозяина дома. Генрих повернулся и направился к столовой, но Иван Львович остановил его, и Маша невольно услышала обрывки разговора.
- Все то же самое, - говорил Львович. - Иван, пора делиться! И голос тот же самый.
- За стол, за стол, - запела Лина, и взяла за локоть Генриха и за руку Машу. – Вот ваша дама за столом, развлекайте ее, чтобы не скучала.
И великолепный Генрих провел Марию к столу мимо Николая Афанасьевича и усадил между Магдаленой и собой, Маша вздохнула с облегчением.
- У  вас удивительно интересный дом, - сказал прокурор.
- Чем же? Вы заинтриговали нас! – Лина кокетливо взглянула своим зеленым взглядом на говорившего.
- Прежде всего, необыкновенно красивыми женщинами, - и он наклонил голову. – Затем - замком на чердаке, о котором я, к сожалению, пока только слышал от других. И главное - очень дружным сообществом живущих в этом доме.
- Не заметил, - сказал Овцебык. – Люди как и везде.
- Напрасно. Вы просто недооценили их. Как только жильцам показалось, что одна из живущих начала отходить от норм нашей морали, они забеспокоились и обратились в милицию. А ведь обычно соседям абсолютно все равно, что происходит рядом.
- Ну и кто это, кто отходит от этих самых норм морали и приличий? – в один голос заговорили Лина и Магдалена.
 Маша смотрела в это время на руки Генриха, который осторожно выуживал для нее с блюда самые запеченные картофелины.
Прокурор проводил взглядом тарелку, которую поставил перед Машей Генрих, и очень тихо сказал:
- Я имею в виду ковровый бизнес.
Изумленная Маша подняла глаза на прокурора. Он смотрел прямо в ее лицо и все сразу тоже взглянули на нее.
- По-моему, это очередная выдумка вашего Самохвалова, - спокойно негромко сказал Генрих и  повернулся к хозяину.
- Кто еще из соседей, кроме собравшихся здесь, знает о вашем увлечении антиквариатом? – обратился он к Ивану Львовичу.
- Никто,  – коротко ответил он.
- Есть у меня агент-детектив, который находит интересные вещи и докладывает мне. Он человек, знающий свое дело и очень осторожный!
- А вы все о своих игрушках? – улыбнулся прокурор. – Сегодня, кажется, я вам сделал подарок превосходный!
- Да, - ответил Иван Львович. И тихо добавил, - и всего за небольшую сумму.
- Ивану Львовичу начали угрожать и предлагают «делиться», - усмехнулся Генрих. – А вы все о каком-то ковровом бизнесе!
- Словесные угрозы, как сказки для детей, -  сморщился прокурор Николай Афанасьевич. – Ничего ведь не украли? Не нападали на вас?
- Ой, только не это, - всполошилась Лина.
- А в отношении ковров получен сигнал общественности. На него мы обязаны отреагировать.
 За столом наступила тишина. Аппетит у Марии пропал. На тарелке стыли розовобокие картофелины и нежные овощи.
- Давайте не будем портить вечер, - попросил Иван Львович.
Когда гости начали прощаться, в коридоре Генрих тихо разговаривал с хозяином,  Маша слышала только обрывки разговора.
- Надо рассказать Сташевскому, - услышала она. И еще фразу о том, что встреча будет на окружной дороге около какого-то щита.
Все стали расходиться. Овцебык, не дождавшись своей жены и соседки, пыхтя, вызывал лифт.
Магдалена с Машей начали подниматься пешком на свой двенадцатый этаж. Не отставал от них и Николай Афанасьевич – прокурор. Они все вместе поднялись наверх. Павличик-Овцебык уже открыл двери и ждал свою Магдалену. Маша подошла к своей двери, прокурор следовал за нею. Тогда она повернулась и сказала ему громко:
- Прощайте! Спасибо что проводили.
- Разве мы так расстанемся? – удивился тот. - Я думаю, нам есть о чем поговорить? И беседу лучше продолжить в комнате, а не на лестничной площадке, мы не дети.
- Если вы все о коврах, то я могу показать вам их сейчас же. Сию минуту. – Она наклонилась и подвинула стопку ковриков, лежащую у ее порога. – Вот здесь все мои ковры – Марокко, Тунис, что там еще?
Трудно было смутить Николая Афанасьевича.
- Так вы не импортируете их, а изготавливаете на месте? У вас артель? А как сбываете? Есть ли лицензия?
Вопросы посыпались на Машу. Она, широко раскрыв глаза, смотрела в это еще молодое лицо с водянисто-голубыми наглыми  глазами.
- Вы, вы с ума сошли! – наконец, сказала она. – Это коврики сделаны мною из старья специально для  площадки перед дверью.
- Вот я и говорю. Сколько человек вместе с вами работает в вашем бизнесе? Кто они? Завтра принесите в милицию полный список, весь, так сказать, состав личный. Поименно. И адреса, обязательно.
Обескураженная Мария начинала понимать, что никогда не сможет справиться с этой чудовищной, запрограммированной на зло машиной. Тем более, облеченной властью и подкрепленной одному ему ведомыми законами.
Ей вспомнились анекдоты и рассказы о прежнем времени. Когда нельзя было ничего доказать. Она замолчала, задумалась. А мужчина, стоящий напротив нее, вдруг заговорил негромким голосом и с другими интонациями.
- Вот видите, Маруся, как просто можно попасть впросак, не зная людей, жизни. Кстати, я недавно переехал в только что отремонтированный особняк. Недалеко от озера. Наверное, у меня  не все так роскошно, как у Ивана Львовича или Генриха, но тоже работали прекрасные мастера.
Мария только хотела ему ответить, что ей и дела нет до его хором, но он продолжил.
- Я приглашаю вас в гости. Типа новоселья.
И тут она не выдержала.
- Новоселье – это подарок в дом. И я смогу вам принести один из этих ковриков. Выбирайте сами. А то капитан Самохвалов из милиции тоже скоро справляет новоселье! И, кажется, тоже хотел пригласить меня!
Лицо Николая Афанасьевича побагровело.
- Этот щенок!  Да он без папы своего - никто.
- Я так и подумала, - невинно сказала Маша. – А теперь прощайте! Завтра у меня  рабочий день!
- Минуту, - он схватил  ее за руку. – Мы не договорили. Я с собой шуток не позволяю. И мне надоело, в конце концов, стоять у порога, как бездомному.
 И он очень основательно взял ее за предплечье. Сейчас ей некого было ждать. Не было Аси с ее романсом «Под лестницей налево – увидите чулан. Но то что вы искали, не найдете вы и там». "Помоги мне кто-нибудь. Я ни в чем не виновата". Николай Афанасьевич все крепче сжимал ее руку и все ближе было его лицо.
- Да откройте же, наконец-то, двери, - приказал он.
Не ожидая от себя, Мария изо всех сил ударила его  коленом в место, где, как она читала, находилась особенно болевая мужская точка.
- Ах ты… - закричал он.
 Маша трясущимися  руками доставала ключ и думала, что все равно не успеет открыть свою дверь. Голоса знакомые послышались из лифта. Он открылся, из него вышел Великолепный Генрих, Иван Львович и Лина.
Прокурор попытался сделать прямую стойку, улыбнуться, Лина переводила недоумевающий взгляд с Маши на него. Иван Львович продолжал что-то говорить Генриху, ничего не заметив и не поняв,а Генрих внимательно смотрел на Машу и ее кавалера, и в его глазах, мрачных и темных, Маша впервые заметила золотистые точки. Он, конечно, оценил ситуацию и все понял.
Все остановились на площадке и Генрих сказал:
- Я думаю, сейчас  не слишком поздно выпить по бокалу очень хорошего вина? - Было ясно, что Великолепный Генрих решил разрядить нервную обстановку.
Маша хотела отказаться, но поняла, что надо хотя бы сделать вид, что ничего не произошло. Все вместе поднялись в бывший чердак.
- Не смогу показать все помещения, - сказал хозяин. – Но гостиная к вашим услугам.
Прокурор присвистнул сквозь зубы. И сказал довольно громко:
- Когда я вижу подобное, на ум приходят слова из одной эстрадной миниатюры - «Какие деньги люди воруют».
Генрих вошел с подносом, который поставил перед камином на большой низкий стол из спиленного ствола. Разлил вино по бокалам, а потом сказал четко и весело:
- Поскольку я знаю, в каком городе живу, я собрал все квитанции, чеки и прочее на каждый кирпич, плитку, сантиметр материи.
- Не сомневаюсь в вас, - хмуро сказал прокурор. Но продолжить ему Генрих не дал.
- А так же, - продолжил он, - у меня есть все документы, все справки и отчеты  на каждый заработанный мною рубль.
Николай Афанасьевич стал мрачным.
Мария уже поняла, что основная движущая сила прокурора – зависть. Это был Великий завистник, потому что безжалостная жизнь ежедневно приносила ему возможности позавидовать. Таким было его окружение.
Ей хотелось как можно быстрее уйти в свою маленькую уютную квартиру и выбросить этот день из памяти.
- Ну что же, пора и домой, – сказал Иван Львович, допивая вино. - Действительно, - добавил он. – Такого великолепного вина я еще не пил.
- Я думаю, не стоит вам в такой час идти пешком, - сказал Генрих прокурору. - Я могу вызвать такси? – прокурор молчал. Он был прижимистым.
- Или лучше мы сделаем так. Сейчас я позвоню на мобильник нашему шоферу, он  довезет вас.
 Быстро набрав номер,отойдя к окну, он что-то сказал,а потом подошел к Николаю Афанасьевичу и Маше, стоявшим у камина.
- Спускайтесь. Вам повезло. Машина уже здесь.
 Прокурор сделал общий поклон, и все вместе вышли на площадку.
Лифт стоял наверху, и они уехали.
Маша, наконец-то, открыла двери своей квартиры и обернулась к Генриху.
- Благодарю, что … - и замолчала.
Темные, мрачные глаза смотрели на нее зло, хотя в глубине их Маша заметила снова золотые точки, которые как будто притягивали к себе.
- Уважающая себя женщина, - начал Генрих, - должна понимать, как нужно вести себя с подобными типами. И не допускать даже малейшего проявления слабости или невнимания. Очень плохо, что вы этого не знаете до сих пор.
- Как вы смеете поучать меня! – закричала возмущенная Маша.- Вы, который  не считается с людьми, относится к ним без уважения и определяет их качества по количеству денег и по фирменным тряпкам!
 Он отвернулся от нее и пошел вверх по своей роскошной лестнице.
"Что я наделала? - подумала Маша. – Он никогда не простит мне этих ужасных слов. Сейчас он ушел от меня навсегда."
 Она забралась в постель и начала плакать. Как все неудачно, отвратительно получается у нее. Она не умеет быть благодарной, не переносит критики. Перестала радоваться жизни. Человек должен совершенствоваться (хотя при такой зарплате?). Хотя при чем здесь деньги? Ты ведь других обвиняешь в любви к деньгам? Есть масса прекрасных вещей: море, вообще вода, озера, река (очень грязная), лес, парки (правда, их стали что-то часто вырубать и строить именуемые жутким словом «элитные» дома), животные чудные, например, собаки (которых часто бьют и отлавливают прямо при детях). И, наконец – любовь! К человеку, к делу своему.  При этой мысли перед нею встало лицо с черными глазами и золотистыми точками, искрами в них. Да, есть такие люди, как Ада Васильевна, которая потеряла все, и осталась милым, добрым, славным человеком. И такая как она, глупо жалеющая себя.  С этой жалкой мыслью Мария уснула.