Чёрный ход-2. Погружение... 9. Экзамен

        Наутро оказалось, что она так и не выпустила книгу из рук. Отложила изрядно помятый учебник и озабоченно оглядела в зеркале красное пятно на щеке, которая всю ночь покоилась на раскрытом учебнике. Хорошо хоть на пол не сверзилась, прикорнув на самом краешке лежанки, опустив учебник на край столика. Ну, и головушку свою бедовую поверх оного учебника пристроила, получается. Утро было на удивление тихое. Утро после грозы, аха! Вернувшись из душевой слегка взбодрённой, перечитала исчёрканный карандашом план, чтобы не забыть, чем она вообще занимается. Аккуратно вычеркнула немецкий и со вздохом отыскала в стопке учебник родного русского языка. Ещё неизвестно, что легче, научиться китайские иероглифы рисовать тонкой кисточкой или вот этим стальным пёрышком обычные, родные русские буквы писать. А ведь сотню  лет именно таким пёрышком писали! И замечательно писали, надо признаться! Вот, обычный бухгалтер, а каким каллиграфическим почерком квартальные отчёты пишет! Она с завистью и уважением пробежалась глазами по старому архивному документу. Другой мир, ничего иного не скажешь! Увы, она-то абсолютно точно знала, что это именно её родной мир, только время другое. Отложив старую ведомость, она пролистала  учебник, раскрыла тетрадку в косую клетку и привычно разложила на коленях газетку. Увы, увы, кляксы будут, хотя, будем надеяться, гораздо меньше, чем давеча. Когда брала перо, пальцы стало потряхивать, словно по крашеной деревянной ручке пустили электрическое напряжение. Но–но, нечего тут! Уже почти научилась пером писать! Соберись, приказала она себе и левой рукой открыла непроливашку.

        На завтрак была куда более смирная еда, нежели вчера. Хоть и подрагивала в ложке, но по столу не разбегалась. Всё относительно, философски подумала она, ясень пень, это пальцы дрожат после каллиграфии, но ведь допустима и другая точка зрения! Еда сама из ложки выпрыгивала, а рука у неё твёрдая и уверенная, аха! После компота услышала знакомый голос. Выглянув в коридор, она увидела давешнего связиста, на пару с хмурым Особистом из первого отдела, поочерёдно заглядывающего во все двери. Как удалось понять из обрывочных реплик, решали вопрос о месте установки телеграфного аппарата системы Юза. Нашли проблему, думала она, степенно проходя по коридору. Поставили бы на первый попавшийся стол в любом кабинете, всего делов! Однако Старший электромеханик забраковал все кабинеты.

        Надеюсь, они ко мне под лестницу не сунутся, озабоченно подумала она, не дай Бог именно мой Пентхаус подойдёт! Пронесло… После долгих препирательств прямо в коридоре стороны пришли к общему знаменателю.  Особист пообещал решётку на окне, а железную дверь заменить солидной  решётчатой дверью с внутренней стороны обычной деревянной двери вот этого самого кабинета. Она тут же высунулась в коридор и полюбопытствовала, какой кабинет… ага, вон тот, а вовсе не Пентхаус, ну и ладушки! Особист, несомненно имевший глаза на спине, не преминул оглянуться и бдительно осмотреть торчавшую из Пентхауса голову, хотел что-то сказать, передумал, развернулся и ушёл писать необходимые для решёток бумаги. Мысленно показав Особисту язык, девочка скрылась в Пентхаусе.

        Как и следовало ожидать, Особист управился с бумагами быстро, Командир распорядился насчёт телеги, и девочка, мигом смекнув о прекрасной возможности кое-что сделать, тут же напросилась съездить с завхозом на завод за нужными решётками. Изящно напросилась, ни единым жестом не навязываясь. Просто покрутилась в нужном месте в нужное время и мгновенно была приспособлена всевидящим Командиром для важного дела. Пока лошадь запрягали, она лазила с рулеткой, а Михалыч, поглядывая на её прижатый к тряпичной ленте палец,  записывал замеряемые размеры. Забрав у Командира письмо, они отправились в путь. Вопреки её надеждам изучить ремзавод на предмет Клякс, телега поехала совсем в другую сторону. Подавив вздох разочарования, она устроилась поудобнее и принялась вертеть головой по сторонам, в очередной раз разглядывая непривычные виды родного города. Завод оказался бетонно–растворным и обитал на болоте между новой, ещё безымянной улицей и трущобами Седьмого квартала. Когда подъезжали, она почти точно определила местоположение завода.

        Если подумать, то получалась будущая улица Коммунистическая. Хотя почему будущая? Вот там, поодаль, стоят домишки, явно на линии улицы, значит, уже есть Коммунистическая? Запросто! Видок у неё, мягко говоря, странноватый! Прямо по улице тянулась настоящая железнодорожная ветка, пересекающая и проспект Сталина, а на месте пятиэтажек высился забор, за которым размеренно лязгало и ухало, коптила небо солидная чёрная труба и шумно травили пар трубы поменьше. Или это будущий колхозный рынок, а пятиэтажки будут стоять дальше? М-да, может и так быть, не исключено. С трудом проехав через болотце, они заехали «на территорию». Похоже, завод был рассчитан на снабжение сырьём и отгрузку готовой продукции исключительно по железке и прокладкой к нему нормальной  дороги никто не озаботился. Нет, но поставить завод в центре Города, это они здорово придумали!

        Пока завхоз бегал по заводоуправлению, мастерским и подсобкам, она неспешно обошла доступную территорию, поглядывая по сторонам, заглянула в открытые ворота каждого цеха, стараясь не попасть под транспортёры, бетономешалки или выброс раскалённого пара. Однако везде было чисто и пусто, нигде не мерцали радужные Кляксы, не сверкали полоски блестящей пыли. Сообразив, что их нету просто потому, что в её время завод отсутствует в принципе, и совпадений тутошних помещений с будущими  не произошло, она загрустила и поплелась искать своих.

        В одной из мастерских наткнулась на Михалыча, спорившего со сварщиком и незамедлительно была привлечена как справочное бюро. Уяснив суть спора, нарисовала на «разговорной бамашке»  окно и дверь, указала, что, где и как измерялось рулеткой. Сварщик скрёб затылок, переводил взгляд с рисунка на записку с размерами, уточнял ещё и ещё раз и собственноручно вписал в эскиз все числа. Она кивнула, убедившись в отсутствии ошибок и выбралась на свежий воздух, не дожидаясь ослепительных вспышек электросварки. Следом выбрался дымящийся от злости завхоз.
  – Вот зараза, немчура разэтакая. Ведь всё понимает, как собака, только делает вид, будто не может разобрать, что к чему. Чертёж ему подавай, видите ли! Написано же русским языком, ширина, высота, чего ещё надо, а?

        Она пожимала плечами, сочувственно кивала и улыбалась втихомолку. Правильный был слесарь, между прочим, сверх необходимого не потребовал ничегошеньки. Кто мог знать, что Михалыч не эскиз расписывал замерами, а просто цифры столбиком писал. Ему-то самому, видевшему и дверь и окно,  может быть, достаточно, а вот постороннему сварщику…

        Краем уха она прислушивалась к долетающим из мастерской шумам. Внутри шипела электрическая дуга, и время от времени звонко лязгал молоток. Сварщик споро и уверенно делал своё дело. Правильный сварщик, точно!

        Она отошла подальше от шума и зашла за угол. За распахнутой дверью соседнего цеха загремело, послышались проклятья, наружу выскочил прихрамывающий слесарь в заляпанной непонятно чем спецовке, и направился в сторону отсвечивающего заревом печей соседнего цеха. Она заглянула вовнутрь. В полумраке виднелись станки. Она осмотрелась. Станки, станки, станки. Кажется, она тут уже была…да, точно была. У двери на уходящих наружу рельсах заводской узкоколейки стоит вагонетка, доверху набитая стружкой и металлическими обрезками, частью рассыпанных по полу.  Она хмыкнула, разобравшись с нехитрым ребусом. Ну да, уборщица виновата, не вынесла с вечера цеховую мусорку, и свежая порция железных отходов, бездумно заброшенных прямо сейчас, переполнила чашу терпения вагонетки. Легонько пнула валяющиеся железяки, пошла к выходу. Внизу мелькнуло что-то смутно знакомое. Знакомое? Здесь? Машинально глянув под ноги, остановилась и присмотрелась. Из хлама торчал ствол пистолета.

…Ничего себе отходы, хладнокровно констатировала умная мысль.
…Нет, это уж перебор, решила она,  чтоб оружие просто так валялось! Не-по-ря-док и всё тут!

        Глянув в щель распахнутой двери, она присела на корточки. Никаких сомнений! Точно такой же ствол она видела совсем недавно, и ствол тот заканчивался пристёгнутой к рукоятке колотушкой, то есть деревянной кобурой–прикладом! Характерная форма у мушки, да и тонкий, слегка конический ствол! Маузер, однако, маузер в мусоре-то валяется! Она осторожно потянула ствол из хлама, старательно держась сбоку, мало ли что, ещё пальнёт…  и чуть не рассмеялась, когда тот легко выскочил из кучи металла. Этот ствол заканчивался не маузером, а сверкающим срезом. Маузеры бывают разные, вспомнила она и, прислушавшись к шуму на улице, быстро отскочила к двери, спрятав обрезок в карман. В мастерскую ворвался, слегка прихрамывая, давешний слесарь и скрылся за станками, не заметив притаившуюся сбоку девочку.

        Проводив парня взглядом, она выскользнула наружу и свернула за угол. Из сварочного цеха раздавался стук молотка. За спиной раздался жуткий скрежет, её аж передёрнуло. Завернув за  угол, совершенно открыто заглянула в мастерскую. У вагонетки стоял слесарь и, морщась при каждом движении, скрёб лопатой по бетонному полу, собирая металлический мусор в кучу.  Заметил в двери тень, выпрямился. Она показала руками на уши. Тот пожал плечами, хмуро сплюнул и продолжил работу, правда, не так яростно и шумно.

        В сварочной мастерской послышался длинный лязг. Она вышла из владений шумного слесаря и поспешила на новый звук. Два бугая в тёмно–серых комбинезонах выволакивали из ворот решётку, волоча вертикально по бетонному полу. Ага, сообразила она, квадратное катим, круглое тащим. Забрав у Михалыча рулетку, она решительно преградила грузчикам дорогу и придирчиво изучила изделие. Придраться не удалось ни к чему, и она приступила к измерениям. Цифры помнила наизусть, и дело спорилось. В ворота вышел сварщик и снял шлем со щитком. Порядок, подытожила она и показала большой палец сварщику. Тот степенно наклонил голову и удалился в цех.

        Послышался визг абразивного круга и по полу раскатился сноп искр, самые упорные допрыгивали до распахнутых дверей. Пришлось опять отойти за спасительный для ушей угол. Там уже вовсю трудились родные братья тащивших решётку грузчиков. Они выкатывали загруженную с верхом вагонетку из ворот мастерской, и кто-то уже переводил стрелки на рельсах в сторону огнедышащих ворот литейного цеха. Спохватившись, она побежала за своими грузчиками контролировать погрузку решётки на подводу. Как–никак, это входило в перечень возложенных на неё Командиром забот. Ещё через час после тщательных измерений и показанного сварщику большого пальца погрузили дверную решётку с изящным окошком посередине и тронулись в обратный путь. Она осторожно отогнула в сторону концы кое-как намотанной проволоки, прижимавшей дверную решётку к раме. С другой стороны решётку и раму скрепляли большие шарнирные петли. Так и ехала, косясь на подрагивающие острые края проволоки. Одёжку следовало беречь, товарным изобилием тут и не пахнет, увы и ах.

        Отрицательный результат тоже результат, думала она. А заманчиво было бы найти Проход на Коммунистической, да! Хотя... Он мог оказаться внутри стены одной из пятиэтажек. Какая чепуха, оборвала сама себя, Клякса никогда не прорастает в предметах, оба её выхода – в свободном пространстве. Но раз Кляксы на том заводе нет, значит нет.

        Не желая снова тащиться по болоту на порядком потяжелевшей телеге, поехали вкруговую, через центр пока ещё небольшого Города. У проспекта Сталина пришлось пережидать длинную колонну бортовых подвод, гружёных щебёнкой. Подумав, она вынула блокнот и набросала портрет прихрамывавшего слесаря. Сложила бумагу пополам и завернула в неё незаметно вынутый из кармана обрезок. Полюбовалась на получившуюся большую белую конфету. Как там говорил Командир? Хватит бездельничать, Палыч, пора и поработать? Вот ещё работу подкинем нашему «бездельнику». Она ехидно улыбнулась, телега тронулась, сворачивая направо, на проспект. Проезжая мимо шикарных пятиэтажек военной части, она вожделенно смотрела на окна, особенно на чердачные и подвальные. Однако проникнуть внутрь на предмет поиска Клякс не представлялось пока никакой возможности. Вокруг зданий стояли часовые в знакомых по фильмам будёновках, а сквозь прямоугольную арку посередине дома виднелись стоящие во дворе пушки. Потянув за рукав Михалыча, кивнула в арку. Проследив её взгляд, тот буркнул:
  – Артиллерийский полк тут расквартирован.

        Про артиллеристов-то она ужа знала, но пушки во дворе? Зрелище было сюрреалистичным. Она помнила заставленные машинами дворы в своём родном времени, машины на тротуарах, на газонах, под окнами. Дело житейское. Но вот так же непринуждённо оставлять под окнами пушки … М-да, другой мир, другие люди!  Будь здесь танкисты, наверняка тоже оставляли бы свои «легковушки» во дворе дома. Хотя… удобно, наверное, когда всё под рукой. Михалыч кивнул да шикарный дом:
  – Командиры тут живут, а пушки девать некуда, вот они во дворе и расставлены. Красноармейцы живут в казарме, во дворе, подальше.

        Она кивнула и загрустила. Воинская часть для неё «терра инкогнита», без вариантов. Кто бы пустил её совать нос в кладовки, чердаки и подвалы?

        У Авангарда свернули с проспекта Сталина вниз на улицу Пятилетки, к Пожаркому. Пересев поудобнее, она долго смотрела на сверкающий белым кирпичом кинотеатр. Над входом висела огромная афиша и развевались красные флажки, перед входом прохаживались прихорошившиеся дамы и кавалеры в неизменных гимнастёрках и кителях. Хватало и штатских, в костюмах или просто заправленных в брюки свободных рубашках. В кино сходить надо, вот что! Во-первых, сто лет не смотрела, во-вторых, вдруг там Клякса где-нибудь в углу болтается? Присмотрелась к гуляющим и подумала, что неплохо бы обзавестись выходным нарядом, по всему выходит, тут не принято в чём попало в кино ходить, ещё не пропустят в зал, обидно будет. Никакой тебе демократии, аха. Сплошной этот… как его… тоталитаризм! Ладно, сделаем закладочку в память насчёт костюмчика.

        После обеда вернулся старый знакомый электромеханик. Придирчиво изучил свежеустановленные решётки, не нашёл к чему придраться и, выпросив рулетку, принялся что-то измерять по стенам коридора. Она вернулась к себе в каморку и раскрыла Вортербух. Глаза читали немецкие слова, голова думала про наряды. Что-то из заветного сундука вполне тянет на парадно–выходное, но кое-что всё равно придётся покупать. Можно, конечно, покататься с дежурным расчётом по вызовам и прибарахлиться в развалинах после окончания работы пожарных, но по здравому размышлению решила, что не стоит этим заниматься всерьёз. А вот походить по магазинам не помешает. Для начала  промтоварный, затем Торгсин, а потом на рынок. Глаза читали незнакомые слова, руки листали страницы, голова думала о своём…
На улице яростно загрохотала телега.

        Она вскинулась и прислушалась. Пожар? Не очень-то и похоже, колокол молчал, но ведь телефон исправили, могли по нему звонить. Быстро сунув ноги в тапочки, сдёрнула со стены ключ, мигом закрыла дверь и помчалась в дежурку. Внутри всё было спокойно. Она расслабилась. Затем заметила молчаливые лица и подозрительно оглядела всех присутствующих. Кто-то засмеялся, хлопнул соседа по плечу и тот с хмурым видом стал рыться в карманах, вытаскивая один за другим серебряные монетки.  Остальные заулыбались и ожили. Она подошла к веселящемуся пожарному и в упор уставилась на него. Тот помялся, забрал невысокую стопку монеток со стола и признался:
  – Мы тут поспорили, что ты прибежишь на шум телеги. Вот этот,  – пихнул он  соседа в бок, – не поверил, сказал, не прибежишь. Ну и вот… проиграл!

        Она покачала головой, задумчиво взяла со стола газету и, свернув плотной трубочкой, быстро врезала обоим по широким лбам.  Спорщики обижено засопели и уставились на неё.  Кому-то что-то неясно, изобразила удивление она.

        Сзади раздался совсем уж оглушительный хохот и её вместе с газетой аккуратно отодвинули от стола,  легко подняв сзади под локти. Пока она хлопала глазами и думала, кого бы ещё отоварить свежей прессой, подошёл ещё один пожарный и демонстративно протянул ладонь ковшиком к выигравшему товарищу. Тот с грустным видом вынул из кармана выигрыш, добавил пару своих монет и отдал товарищу, который повернулся к ней и сунул монеты в силком поднятую ладонь.
  – Держи, Даша, это твоё!

        Она с подозрением посмотрела на говорившего. Тот усмехнулся:
  – Я тоже, знаешь ли, поспорил. Этот тип, – кивнул он на проигравшего, – не верил, что схлопочет от  тебя за такую шутку. И схлопотал ведь!
        Он несильно сжал её пальцы вокруг монет.
  – В продуктовый конфеты привезли свежие, дуй туда, первой будешь.
        Она глянула говорившему в глаза, но никакого подвоха не углядела. Улыбнулась, кивнула и с гордым видом пошла мимо побитых ею спорщиков к выходу, аккуратно положив газету на край стола. Всё-таки пресса – грозное оружие, подумала она и поспешила переодеваться. Конфеты она любила, чего уж там!

        На улице обнаружился источник так испугавшего её шума, а также причина свалившегося на неё богатства в виде горсти монет. У здания стояла чужая подвода!  Бегая вокруг неё, суетился старый знакомый связист, командуя приехавшими с ним грузчиками. Они крайне осторожно сгружали что-то невероятно громоздкое со своей подводы, украшенной сбоку старинной почтовой эмблемой, возможно, даже дореволюционной. Девочка потрясённо глядела на это зрелище. Неужели это и есть телеграфный аппарат Юза? А она наивно полагала, что можно поставить его на стол. Какой к лешему стол, дай Бог, чтобы этот монстр в дверь прошёл и в избранной комнате уместился! Покрутив головой, отправилась за конфетами, ухитрившись удачно отпрыгнуть в сторону от внезапно сброшенного чуть ли не на голову здоровенного мотка толстых электрических проводов. Она заглянула на подводу, там ещё много чего лежало. Да-а-а, подумала она, аппарат Морзе точно занял бы меньше места. И даже в Пентхаусе поместился. На полочке.

        Целеустремлённо шагая к продмагу, она размышляла, не нужен ли ей телеграф? Согласилась, что не нужен, и вошла в магазин, до коего добралась на удивление быстро. Ну да, конфеты хорошо сокращают расстояние! Разумеется, первой она не стала, но очередь была, как говорил классик, не чрезмерная. Назад она шла с полными карманами конфет, поскольку упаковочная бумага у продавщицы внезапно закончилась, и с полными ушами сплетен, поскольку очередь в ожидании сладкого стояла отнюдь не молча. А что, интересный  аналог интернета и телевизионных новостей!  Всю обратную дорогу она фильтровала слухи и с грустью призналась себе, что в сухом остатке не оказалось ничего. Разве что рассказы о загадочных пожарах потихоньку скреблись в душе, давая понять, что она таки прижилась в Пожаркоме и принимает всё, с пожарами связанное, близко к сердцу. Хотя… Она вспомнила пепелище на месте дома на Северном переулке и загрустила. Там тоже был странный пожар. Впрочем, странным он был лишь для тех, кто не имел представления об истинной причине пожара, а она сама такой информацией ни с кем делиться не собиралась. По крайней мере, без веских на то причин. А причин открывать рот она не наблюдала.

        Почтовая подвода уже исчезла, но из глубины помещений раздавался азартный стук молотка. Выгрузив конфеты на столик и сменив ботинки на тапочки, пошла на стук. В коридоре под потолком торчал на стремянке связист и яростно приколачивал провод к стене.

        Внизу стоял Михалыч и бдительно следил, чтобы тот не забывал выдерживать противопожарные нормы и вообще не халтурил.  Связист без особого энтузиазма доказывал, что это не те провода, которые надо изолировать, а те, которые изолировать вовсе не обязательно. Михалыч внимательно слушал, но оставался невосприимчивым ко всему, кроме правильно выдержанных нормативов. Связист бурчал себе под нос непонятное и подчинялся, однако на следующем метре проводки спор разгорался снова. Связист был незнакомый, судя по сноровке, настоящий монтёр, то бишь телефонист, а не электромеханик телеграфа, тем более Старший. За распахнутой дверью с полуоткрытой решёткой яростно кричали и двигали по полу что-то тяжёлое. Она с интересом заглянула внутрь. Двое грузчиков волоком перетаскивали тяжёлый ящик, а старый знакомый руководил общим движением. Судя по следам на полу, ящик делал далеко не первый круг по комнате. Она пожала плечами и убралась восвояси.

        У двери кабинета снаружи с задумчивым видом стоял кузнец и вертел в руках громадный гаражный замок.
…Интересно, подумала она, как тут называют гаражный замок? Наверное, амбарный?
…Вряд ли, высказала сомнение умная мысль, амбарный замок он висячий.

        Гаражный замок был врезной, однако  дверь была гораздо тоньше замка. Ладно, найдётся карандаш – внесу рацпредложение, решила она. Карандаш нашёлся, причём в её собственном кармане и пришлось рисовать очередную картинку и вручать её кузнецу. Тот явно не был знаком с приёмами крепления врезного замка на внутренней стороне двери. Ну ещё бы, частных гаражей-то тут ещё нетути и долгонько не будет! Вон, даже пушки, и те возле домов стоят!

        Вспомнив про учёбу, она заторопилась к себе. По пути заглянула на кухню и выпросила большую кружку крепкого чая. Её ждали  учебники  и бессонная ночь. Как оказалось, ждали  не только они. На площадке пролётом выше Пентхауса стоял Палыч и делал вид, что читает какой-то документ. Заметив её, неспешно спустился вниз и совершенно случайно встретился с ней. 
  – У меня есть к Вам дело, – тихо сказал он с высоты двух ступенек, пока хозяйка, проходя мимо, искала по карманам ключ от Пентхауса. Она вопросительно глянула на опера, и повела глазами к кабинету Командира. Опер качнул головой:
  – Он в отъезде. 
        Она посмотрела на Пентхаус под лестницей.
  – Если можно, – склонил голову Палыч, – поговорим у Вас
        Разумеется, можно, мысленно вздохнула она и, подождав Палыча, вручила ему чай. Тот молча принял кружку, принюхался с подозрительным видом, явно опасаясь какой-то провокации. Однако, заметив возню с висячим замком, вновь принял невозмутимый вид. 

        Открыв дверь, она вошла и недовольно поморщилась. Палыч вошёл следом и поискал глазами, куда пристроить вверенный ему чай. Пристроить кружку было решительно некуда. Стол наполовину заставлен книгами и наполовину завален конфетами. Она, недолго думая, переложила учебники на полку и сдвинула конфеты к стене. Опер сразу же опустил горячую кружку на стол. Девочка виновато улыбнулась и развела руками, мол, вот так и живём. Присела у стола и приглашающе повела рукой, словно королева, приглашающая гостя самому выбрать место, куда идти и где присесть. Палыч тщательно притворил дверь, помедлил и задвинул засов. Она терпеливо ждала. Сквозь аромат чая пробивался тонкий запах конфет. Усевшись на край топчана, опер извлёк из планшетки бумагу.  Надо было посадить его к столу, шепнула запоздалая, хотя и умная мысль. На бумаге оказался её собственный рисунок с руинами дома, крестиком под печкой и довольным собой Пузаном, то бишь руководящим звеном, так его и разэтак.
  Она кивнула, дескать, мой шедевр и что? Автограф надо?

        Палыч официальным тоном  уточнил, знаком ли этот человек ей в лицо? Подумав, взяла с полки листок и нарисовала по памяти портрет, утрируя отличительные черты лица. Чего–чего, а портреты и шаржи рисовать в Школе искусств учили на совесть. Палыч хмыкнул, покрутил головой и убрал обе бумаги в планшетку.
  – Второй вопрос, сможете ли Вы узнать его в лицо при личной встрече?
        Она подняла брови, затем задумалась, но всё-таки кивнула.
  – Хорошо, – сказал Палыч, – когда сможете посмотреть на него?
        Она протянула руку и ткнула пальцем в настенный календарь.
  – Хорошо, – повторил Палыч и встал, – я пришлю повестку.

        Вид у него был сверх меры озабоченный и задумчивый. Не так уж и бездельничает опер, чего уж там! Однако дело есть дело. Она подумала и решительно тронула Палыча за рукав.

        Тот обернулся, держа руку на засове. Она твёрдо глянула в глаза и пригласила сесть обратно. Палыч не стал перечить и молча повиновался. Она ещё раз подумала, но решила, что так будет правильно и протянула свёрток. Палыч положил свёрток на планшетку, внимательно осмотрел и осторожно развернул. Перед ним лежал отпиленный ствол пистолета. Палыч мигом подобрался и стал похож на крадущуюся рысь. Некоторое время он морщился и глядел на ствол. Она вздохнула и одним росчерком изобразила на разговорном листе маузер. Палыч хлопнул себя по лбу и кивнул.
  – Ну да, точно!
        Потом подозрительно глянул на неё.
  – Где ты так научилась разбираться в маузерах, а?
        Еще раз вздохнув, она подняла глаза к потолку и снова взглянула на опера.
  – Понятно!  – кивнул тот. – Что-то ещё скажешь?
        Она кивнула на бумажку, в которой лежал ствол, и тут же спохватилась, замахала руками, потыкав в кончики своих пальцев. Палыч кивнул и, осторожно подцепил ствол карандашом и переложил его на рисунок маузера.
        Развернув бумагу, всмотрелся в портрет, покачал головой.
  – Ну и дела! Ещё что-то есть?
        Значит, персонажа этого Палыч не знает. Рисуем дальше! Она взяла новую бумагу. Изучив рисунок, опер кивнул:
  – Знаю, бетонно–растворный завод. Крестик на здании это то, что я думаю?
        Она кивнула, указав глазами на портрет и на обрезок ствола.
  – Хорошо, – задумчиво произнёс Палыч, – поработаем этот вопрос. За решеткой ездили?
        Она кивнула.
  – Интересно, зачем кому-то понадобился маузер без ствола? – Палыч посмотрел на обрезок и задумался. Она нарисовала маузер с длиннейшим стволом и показала оперу. Палыч досадливо хмыкнул.
  – Блин, мог бы и сам догадаться. Артиллерийская модель!
        Она постучала концом карандаша по срезу ствола. Палыч присмотрелся и кивнул.
  – Не ручная работа, на станке отрезали.
        Она закивала и снова ткнула в здание с крестиком.
  – Ясно, станки стоят там! – кивнул Палыч. – Ну что, благодарю за службу.
        Она иронично подняла бровь, но Палыч остался серьёзен.
  – Служба – это служба, а работа – это работа! – негромко сказал он. – Работаем мы в разных местах, но служим одному делу, одному народу, одной Родине.

        Она посерьезнела и медленно наклонила голову, соглашаясь с такой формулировкой. Закрыв за Палычем дверь, потрогала кружку. Чай немного остыл, но несущественно. К ночи вовсе остынет. Развернула фантик, вдохнула запах натуральнейшей карамели, блаженно улыбнулась. Можно было приступать к работе над учебниками.

        Сложную головоломку с размещением на небольшом столике чая, конфет, учебника и бамашки с контрольными вопросами она решила не особо заморачиваясь. Просто передвигала вперёд нужный в данный момент предмет, задвигая ненужный предмет подальше, как в старинной игре в пятнадцать. А интересно, тут эта игра известна или ещё нет? И ведь не спросишь ни у кого, что обидно. Кубик Рубика точно не водится, а вот «15»... М-да, вопрос, конечно, интересный. Запах фруктовой начинки из надкушенной ранее карамельки вернул к текущим делам, и она откусила очередной кусочек, аккуратно держа карамельку через полуразвёрнутый фантик. Поменяла местами конфету и учебник. Пора опять вгрызаться в гранит школьной науки...

        Вернее, догрызать, ибо времени оставалось крайне мало. А всё-таки какая прелесть натуральная карамель, подумала она, листая оглавление очередного учебника. Никаких тебе ароматизаторов, никаких консервантов. Интересно, выскочила не слишком умная мысль, если оклеить фантиками дверь, это вызовет культурный шок у аборигенов или нет? Отмахнувшись от неуместной мысли, она снова укусила конфетку и погрузилась в чтение.

        К утру выяснилось, что всё кончилось. Как-то разом всё кончилось! И конфеты, и чай, и учебники. Голова была звонкая. Казалось, от резких движений в ней булькали знания, вбитые с особой жестокостью. Да–да, пискнула зажатая между математикой и историей взъерошенная мысль, вопиющее нарушение прав ребёнка! После вдумчивого изучения мысль была признана истинной, но бесполезной. Это явно давали о себе знать законы логики. Оказывается, в древности был такой школьный предмет, утраченный потомками. И эта древность стала реальностью! Вон он, древний мир, чуть ли не с гусиными перьями вместо шариковых ручек и магазинскими сплетнями вместо интернета. Ладно, ладно, нечего ворчать. Как там говорилось вон в том учебнике? Реальность, данная нам в ощущения! Вот именно, реальность. И относиться будем как к реальности!

        Итак, готовность к экзаменам, по-видимому, оптимальная. Вокруг валялись фантики, и это был непорядок. Истинно так, проснулась вбитая в голову логика. Фантики подверглись тщательному сбору, разглаживанию и помещению под пресс отработанной стопки учебников. Пустая кружка обнаружилась на полке у зеркала, в котором отразилась чья-то донельзя расхристанная физиономия. Не сразу и узнала, кто это там в зазеркалье такой неправильный торчит. Пришлось принять срочные меры. Спрятав за зеркало  гребешок, пошарила глазами по полочкам в поисках часов. Аха, щас... Нетути часиков-то, дома остались на столе, рядом с мобильником!
    
        Пришлось выключать свет и выглядывать наружу. Серый решётчатый прямоугольник окна, подсвеченный слева, свидетельствовал о близком рассвете. Часов пять, не меньше, решила она и пошла в дежурку. За неимением будильника пришлось «завести» старшего по смене на восемь часов утра, возвращённую кружку пообещали наполнить крепким чаем по первому требованию, набитую информацией голову удалось донести до топчана и водрузить на подушку, а буквально через секунду после команды «спать» в дверь постучался дежурный  будильник. К появлению на работе Командира она была одета, умыта и напита чаем. Глянув на сие утреннее видение, пожарный всё понял и взялся за трубку телефона.

        Через полчаса они переступили порог женской школы и добрались до директорского кабинета, с трудом пробившись сквозь толпу гомонивших в коридорах девчонок. Появление в девичнике громадного дяди в форме произвело на всех сильное впечатление и вызвало большой ажиотаж. Директриса выскочила на шум, разогнала девочек по кабинетам и пригласила гостей войти. Наробразовская дама явно успела ввести её в курс дела, но Командир счёл нужным вкратце описать ситуацию своими словами. Узнав, что экзаменуемая умеет только молчать и немного писать, директриса на краткое время впала в ступор. Выдержав паузу, Командир предложил свой вариант решения проблемы и после некоторой дискуссии стороны пришли к общему знаменателю. Здоровяк спрятался в углу, умея становиться незаметным, когда то было нужно, и директриса разложила на столе веер бумаг. Процесс пошёл.

        Потом, когда всё осталось позади, она с трудом могла вспомнить эти часы. До обеда шёл форменный конвейерный допрос с пристрастием. Директриса с неприступным видом сидела за своим столом, поглядывая на происходящее и черкая на своих бумажках никому не видимые знаки. Перед столом, сменяя друг друга, сидели сбоку учителя и преподаватели, перед висевшей на стене чёрной грифельной доской стояла набитая знаниями перенёсшая тяжелую психологическую травму Даша и писала, писала, писала ответы на вопросы экзаменаторов. Мел пищал и сыпал крошками, тряпка порхала словно бы сама по себе, стирая только что написанное, учителя еле успевали читать. Правописание и грамматику пришлось писать пером и тут всё получилось как нельзя лучше. Так и не привыкшая к перу рука смогла внятно вывести только несколько строк, после чего почерк превратился в куриный, а написанное – в китайскую грамоту. Психологический шок и частичный паралич, аха. Вот тут возникла заминка. Очередная учительница заявила, что...

        Впрочем, понятно, что она заявила, какая уж там оценка за чистописание, если такового писания практически не наблюдается. После напряжённой и утомительной дискуссии проблему решили, как водится, компромиссом. Грамматику оценили по написанному на доске, чистописание – по первым старательно выписанным, а попросту говоря, прорисованным на бумаге словам. Тот факт, что этот экзамен был письменным, никого не смутил, так как внезапно объявившийся из угла Командир взял на себя труд списывать с доски на бумагу всё, что на упомянутой доске изображено, со всеми ошибками, буде таковые найдутся. Разумеется, на доске никаких ошибок не нашлось! Немецкий язык был сдан на доске без проблем, равно и устный и письменный. 

        Математика и история тоже прошли без заминки, а вот сделанные вмиг иллюстрации к ответам по физике произвели впечатление. Когда выяснилось, что экзаменуемая обладает талантом к рисованию, атмосфера сразу потеплела и напряжённость, вызванная необычным способом сдачи экзаменов, растаяла. Смекнув, чем можно поправить дело ещё больше, она быстро набросала портреты всех заинтересованных лиц и незамедлительно раздала. А когда вместо простого перевода немецкого текста она, бросив беглый взгляд на страницу предъявленной для перевода книги, в деталях нарисовала описанную в тексте сцену, не упустив даже мельчайших деталей, вопрос с успешным завершением сдачи экзаменов был предрешён. Уяснив, что от «немки» в этом кабинете зависит очень многое, девочка, улучив момент, «незаметно» углубилась в чтение предложенной для перевода книги, изданной в Германии ещё до революции. Это была романтическая история любви, описанная красочно и интригующе. Текст увлёк её взаправду, и с трудом удалось вернуться к реальности после настойчивых обращений директрисы. Сидевшая рядом «немка» смотрела на девочку с плохо скрываемым обожанием.

        Смущённо улыбнувшись, экзаменуемая Даша вернула книгу учительнице и, получив молчаливое приглашение, присела на краешек стула в ожидании выработки общего решения. Несмотря ни на что, решение рождалось в спорах и сомнениях, в процессе которых её выпроводили в коридор, где она, привычно подпирая школьную стену, маялась в ожидании приговора. Потом она, придерживаемая под локоток Командиром, покинула школу, унося в кармане справку об успешной сдаче экзаменов. За аттестатом надо было зайти вечером. В коридорах школы было тихо и гулко, недовольно скрипели под ногами Командира половицы, из-за неплотно прикрытых дверей доносился стукоток мела по грифельным доскам, реплики учительниц, щебетание вызванных к доске девочек. В общем, учебный  процесс шёл своим чередом. 
        – Ну, ты как? – спросил Командир, когда они отошли от школы. – Как самочувствие?
        Она молча показала пальцами «О кей».
  – Что, неужели так плохо? –  встревожился тот. – Совсем самочувствие на нуле?
        Вот так и проваливаются Штирлицы, подумала она. Надо поаккуратнее с распальцовкой! Подумав, покачала головой и показала половинку пальца.
  – Ну, это нормально! – повеселел собеседник. – Зайдём по пути к Палычу, он тебе повестку прислал, я не хотел раньше времени говорить.
      
        Повестку, подумала она. Какую повестку, интересно бы знать. Потом вспомнила вечернюю встречу и кивнула головой. Надо опознать в милиции то самое руководящее, блин, звено. Однако опознание чуть не сорвалось. Узнать в осунувшемся, сгорбившемся человеке заносчивого  и самоуверенного бодрячка удалось не сразу. Лишь понаблюдав за ним некоторое время, она смогла уверенно согласиться с Палычем – он, несомненно, он! Походка не изменилась, глаза при общей подавленности глядели остро, неприязненно и недобро. Именно этого типа она не раз наблюдала во дворе сгоревшего дома на перекрёстке Северного переулка и улицы Химиков. Приложив к протоколу пояснительный рисунок, где четко указала опознанные индивидуальные особенности подозреваемого, получила автограф на пропуске и была препровождена к выходу из Горотдела.

        Спускаясь на первый этаж по широкой лестнице позади провожающего её сотрудника, заметила Командира, беседующего с женщиной в форме. Та мельком глянула на неё и вдруг встрепенулась, вгляделась. Командир оглянулся, что-то сказал. Дама кивнула, отвернулась и скрылась в кабинете. На улице пришлось подождать в гордом одиночестве. Здоровяк пожарный вышел минут через десять, навьюченный бумагами и... баяном в деревянном дерматиновом чемодане! Однако, опешила она, неужели всё так плохо и даже музыкальные инструменты здесь получают в милиции? Забрав у Командира пачку бумаг, против чего тот не стал возражать, спросила взглядом: «домой?»
  – Домой, дочка, – кивнул тот, – пора домой, я даже отсюда чую запах обеда!

        Только сейчас она ощутила, насколько проголодалась. Со вчерашнего вечера питалась только крепким чаем, шелестом страниц, скрипом пера и знаниями. Нет, решила она, вот теперь обязательно надо научиться  нормально писать пером! Не для кого-то, а просто потому, что так хочу! Завернув по пути в библиотеку в угловом доме на Ленина, она быстренько обзавелась учебником грамматики для начальной школы и спрятала в потайной карман. Всё-таки не пристало взрослой девочке тащить в руке детский учебник! А вот выданный библиотекарем от щедрот души растрёпанный сборник рассказов про заграничного сыщика Ната Пинкертона гордо несла в руке. Чтение дореволюционного текста с ерами и ятями трудностей не представляло, а сохранность книги с учетом года её выпуска просто потрясала. Командир, косо глянув на гордо несомую книжицу, задумался и попросил сразу не сдавать обратно.
Она пообещала.

        Запах обеда дошёл и до неё, сразу добавив прыти. Дома она всё же нашла в себе силы сначала собрать и приготовить к возврату все библиотечные книги, переодеться в более скромную одёжку и осмотреть обитающую в зеркале знакомую мордашку. Лишь потом позволила вкусным ароматам заманить себя на  кухню, где и была встречена сразу и завтраком и обедом и даже замечательным пирожным с мастерски выведенной кремом цифрой «7». Пустячок, а приятно! А вкусно-то как!..

        Она бежала по болоту, пытаясь оторваться от преследующих её бандитов.  Бандиты смеялись и клятвенно обещали, что не видать ей никакого аттестата, двоечнице и самозванке. Она бежала по болоту босиком, ноги сильно мёрзли. Бандиты догнали и начали стучать по спине. Стук был деревянными и бандитов это очень веселило. Стук стал совсем невыносимым, и она проснулась.  Ноги вылезли из-под одеяла и в самом деле мёрзли, несмотря на теплый день. В дверь вовсю стучали. Она завозилась на топчане, слезла на пол и пошла отпирать дверь. Другими словами, шагнула вперёд и отодвинула щеколду. На пороге стоял Командир и сердито сверкал глазами.





20.07.2015 г.
v.2 21.07.15.
г. Березники