Дар

Я считаю, что любой дар от Бога. Но никто не рождается гением, свой талант нужно развивать, ежедневным упорным трудом достигая того, что зовётся совершенством.

В своё время судьба свела меня с человеком, чьё имя я не имею права назвать по нашему взаимному соглашению. И я благодарна этому человеку, ставшему моим духовным наставником. Наша встреча оказалась для меня решающей. Он научил меня чувствовать и понимать истинную красоту, открыл мне глаза на этот яркий, глубокий мир, красочный и многогранный, как алмаз, на это царство света, которое я не замечала ранее.

Сейчас на каждом углу только и слышишь, что, мол, красота спасёт мир, но вряд ли мы задумываемся над глубинным смыслом этих слов, зачастую понимая их буквально. Здесь же подразумевается не внешняя, но внутренняя, духовная красота, божественный свет, озаряющий наши души. Представьте себе: с одной стороны обыденность, повседневная рутина жизни, а с другой – загадочный мир искусства как отражение Вселенской Души, рай для небожителей, посвящённых в это великое таинство настоящего творчества.

Это случилось летом в Милане. В то время мой отец, профессор кафедры иностранных языков в Рижском университете, получил приглашение из Италии, что дало нам возможность осуществить давнюю мечту родителей – переехать жить за границу. Не стану описывать свои впечатления от знакомства с этим городом, с его старинными миланскими улочками, грандиозной архитектурой древних зданий, например величественным готическим собором Дуомо, где над алтарём хранится великая христианская святыня – гвоздь от креста Христова, найденный, по преданию, святым Амвросием, с музеями, хранящими в своих недрах картины и скульптуры знаменитых итальянских мастеров. Скажу только, что мне, четырнадцатилетней девочке, Милан показался сказкой, волшебным сном, и я боялась проснуться.

Помню, как мы впервые зашли под сумеречные своды древнего собора и какие чувства поднялись в моей душе: благоговение и одновременно сладостное волнение, даже страх перед божественным духом этой обители, страх, который обыкновенно испытываешь в ожидании чего-то волшебного, что вот-вот должно произойти. Схожие чувства испытывает ребёнок в преддверии праздника, того утра своего дня рождения, когда, едва проснёшься и откроешь глаза, увидишь на столе долгожданные подарки.

Сразу по приезде отцу дали место заведующего кафедрой английского языка в университете Боккони, и мы поселились на окраине города в одном из тех старых одноэтажных домов с мансардами, которые были так популярны ещё в прошлом веке. Неподалёку от нашего дома стоял заброшенный особняк.

Это место все обходили стороной. Здесь по слухам жил сумасшедший старик, но о его жизни никому ничего известно не было, поговаривали только, что он приехал из России и купил этот ветхий дом около года назад, причём за всё это время будто бы ни разу не покидал своего жилища.

Наша квартирная хозяйка, донна Катрин, была уверена, что старик, если он ещё жив, знается с самим дьяволом и утверждала, что по ночам в окнах его дома светится «бледный огонь». Мою мать испугали её слова, но отец только улыбнулся, мол, глупости всё это, сказки. Однако если мать испугалась, а отец не воспринял сказанное донной Катрин всерьёз, то я, в свою очередь, заинтересовалась услышанным. И страшные рассказы нашей хозяйки только усиливали моё детское любопытство. Какая-то неведомая сила, как магнит, притягивала меня к этому дому, что- то, что было выше меня, влекло разгадать его тайну. А однажды я всё-таки решилась познакомиться с хозяином таинственного особняка.

Дождавшись, когда домашние ушли по своим делам, я одна направилась к заброшенному дому. С каждым шагом моё сердце билось всё сильнее, а по телу пробегал волнующий озноб, я предчувствовала, что очень скоро моим глазам откроется частичка сокровенного, скрытая в этих глухих стенах. И я не ошиблась. Этот день изменил всю мою дальнейшую жизнь.

Взойдя на веранду, я постучала в дверь. Ответа не последовало. Путаясь в густо разросшемся бурьяне и обжигая ноги крапивой, я обошла особняк со всех сторон, всматриваясь в его пустые, затянутые бельмом пыли, окна. Каменный дом застыл в своей вековой неподвижности и казался мёртвым. Я вернулась на веранду и постучала снова. И вот, когда я уже хотела было уйти, за дверью послышались чьи-то приглушённые шаги, и она со скрипом открылась. Теперь только я поняла, что дверь не была заперта. Стоило мне толкнуть её, и она бы сейчас же подалась.

На пороге стоял худой старик высокого роста в длинной рубахе, запятнанной всевозможными красками. Седая борода наполовину скрывала его пергаментного цвета лицо, всё изборождённое глубокими свинцовыми морщинами, блеклые глаза казались бесцветными, а волосы отрасли настолько, что почти доходили до лопаток.

– Кто здесь?

Голос этого человека показался мне удивительно молодым, в то время как передо мной стоял дряхлый старик. Поборов страх, я назвала себя и рассказала о цели своего визита. Он выслушал меня и предложил пройти в дом.

Когда я переступила порог, старик осторожно прикрыл за мной дверь, оставив её, как и раньше, незапертой.

– Только идите осторожнее, не споткнитесь о мои холсты, они тут расставлены повсюду, – предупредил он. – Электричества нет, как и отопления зимой, так что, когда холодно, приходится топить камин. Видно, люди похоронили меня заживо.

И хрипло засмеялся. Потом закашлялся. А когда приступ кончился, его лицо показалось мне болезненным и осунувшимся.

– Вам бы лекарство, – сочувственно сказала я.

Он  печально улыбнулся.

– Дорогая синьорина Наташа, я давно уже не принимаю никаких лекарств. Там, где бессильна медицина, остаётся надеяться на чудо. Но если Бог не посылает это чудо выздоровления, надо благодарить Его за саму болезнь.

Мы вошли в большой просторный зал, и у меня вырвался крик изумления. Стены вокруг были расписаны яркими картинами. Позже я поняла: художник не боялся экспериментировать с цветом, потому что не мог увидеть результат, и это давало ему определённую творческую смелость.

Его картины напомнили мне стенную роспись в церквях. Статные маркизы, прогуливающиеся под руку с кавалерами, казались ангелами, спустившимися с небес, а раскинувшиеся кругом тенистые рощи и сады, чудилось, благоухали на самом деле. Но скоро иллюзия рассеялась, и я догадалась, что это был запах красок, очевидно, замешенных на каких-то особенных ароматических маслах и поэтому так приятно пахнущих. В дальнейшем моя догадка подтвердилась. Мой друг открыл мне один из своих секретов: каждый цвет в его палитре имел свой характерный запах благодаря различным маслам, которые приходилось подмешивать в краски, чтобы отличать их друг от друга.

– Так вы, оказывается, художник!

Он слегка качнул головой.

– Не совсем так, синьорина Наташа. Я слепой художник, и в этом моё счастье.

Тогда, присмотревшись, я поняла, что его глаза действительно незрячи. Конечно, я и раньше слышала о слепых художниках, потерявших слух музыкантах, словом, об одарённых людях, которые, несмотря ни на что, продолжали следовать своему призванию. Но теперь я лично столкнулась с этим феноменом.

– Счастье? – изумлённо переспросила я. – В чём же здесь счастье? Если бы вы могли видеть, как прекрасно то, что вы пишете! Не каждому зрячему дан от Бога такой талант. Вы гений!

– Ошибаетесь, синьорина Наташа, гениями не рождаются, ими становятся благодаря упорному каждодневному труду. Я уверен, что все испытания, выпавшие на мою долю, посланы мне для того, чтобы я не закопал свой талант в землю, иными словами, нашёл себя…

Мы разговорились и не заметили, как перешли на «ты». Оказалось, что этот человек родился и вырос в Милане, потом долгое время жил в России, где встретил свою будущую жену Софью.

Из его рассказа я узнала, что он не был слепым от рождения, а лишился зрения около года назад, после того как в авиакатастрофе погибли его жена и тринадцатилетняя дочь Наташа. (Не правда ли, какое совпадение? Его дочь тоже звали Натальей и лет ей было бы сейчас четырнадцать, как синьорине Наташе.) Потрясение было настолько сильным, что несчастный ослеп. Врачи объясняли это «следствием глубокой душевной травмы, губительно сказавшейся на его здоровье». Потеряв зрение, он впал в депрессию и за короткий срок из крепкого здорового мужчины превратился в старика.

– Врачи нашли у меня какую-то болезнь, кажется, прогерию. Мой организм стареет в восемь раз быстрее нормы. Мне сейчас всего сорок пять, а выгляжу я на все сто, – улыбнулся художник своему каламбуру. – Узнав, что приговорён, я вернулся на родину, чтобы здесь провести последние годы, а может и месяцы жизни. За этот год я написал около тридцати полотен, часть из них перед тобой, другая на чердаке. Когда придёшь ко мне в следующий раз, я покажу тебе остальные свои картины.

На другой день я пришла к моему другу в это же время, и мы снова беседовали о жизни и об искусстве. Но показал он мне только несколько своих замечательных картин, оставив другие на потом. Наверное, так он хотел заманить меня к себе ещё и ещё. И у него это получилось. Я разгадала его уловку, но делала вид, что ничего не подозреваю. А он радовался как ребёнок каждому моему приходу и искренне огорчался, что ему нечем меня угостить. Тогда я потихоньку стала брать из дома хлеб и сладости к чаю. Поначалу он смущался, отказываясь от принесённого мной угощения, потом стал относиться к этому спокойнее. Сказал, что раньше с ним проживала старая горничная, прислуживавшая в этом доме уже больше полувека при разных хозяевах. Весь год они жили на его деньги: она закупала ему краски и помогала их замешивать, убирала в доме, покупала продукты, с ревностной заботой матери приготовляя для него каждый день что-нибудь вкусненькое, в общем, ухаживала за своим слепым хозяином, как за больным ребёнком, говоря, что заботиться о ком-нибудь есть высшее наслаждение. Не так давно она умерла, и мой друг остался один. Этот последний месяц после её смерти к нему иногда заходила одна добрая женщина из христианской общины, некая синьора Агнесса, и приносила необходимую пищу, но вот уже вторая неделя, как её не видно, так что, если бы не я, он бы, верно, умер от голода.

Встречи наши продолжались, а однажды я призналась, что очень хочу научиться рисовать, стать настоящей художницей, и получила ответ, что это можно устроить. Он стал давать мне уроки рисования – придумывал задания, а я выполняла. На моих картинках выходило всё криво и косо, он же говорил, что у меня есть талант, пророчил успешное будущее: «Ты обязательно станешь знаменитой художницей, так что о тебе узнает весь мир». Я не верила, но потом всё сбылось. Только спустя десять лет я вспомнила его слова.

На второй месяц нашего знакомства я попросила его нарисовать что-нибудь для меня, какую-нибудь красивую девушку, одну из тех, что изображены у него на полотнах. На это он ответил:

– Ангел мой, ты сама очень красивая. Я знаю, у тебя аристократический профиль. Когда я был зрячим, то интересовался живописью, изучал работы наших итальянских художников и могу говорить уверенно. Уметь быть красивой – это целое искусство, которое девушки стараются постичь всю свою жизнь. И оно касается не только внешности, но и душевной красоты. По тебе видно, что и это у тебя есть. Когда Микеланджело рисовал своих ангелов, я уверен, он думал о тебе. Ты само воплощение любви и красоты. Поэтому я лучше нарисую картину с тебя. Сядь сюда, ближе к свету.

Я взяла стул и села к окну, хотя не понимала, для чего это нужно, ведь он не мог меня видеть. Но этот человек был моим учителем, и я не могла его ослушаться. А он между тем уверенными мазками наносил краски на холст. Это был третий раз за время нашего знакомства, когда мой друг писал картины при мне.

Если сомневающиеся спросят меня: «Как всё-таки он рисовал?» – я отвечу на это словами из Евангелия: «по вере вашей да будет вам». Это невозможно объяснить, как и постичь умом. Материалисты будут искать разгадку только в том, что он чувствовал по запаху, какими красками пользуется, и определял на ощупь, как кладёт мазки, однако это ещё далеко не всё. Наблюдая за ним в минуту творчества, нельзя было сказать, что он слепой. Иначе как бы он смог создать мой портрет?

Рисовал он долго. Когда за окном стемнело, мой друг попросил зажечь свечу. Так вот какой огонь видела каждую ночь донна Катрин из окна своей спальни!

Закончив работу, он поднял в мою сторону свои усталые глаза и на мгновение застыл с кистью в руках, глядя перед собой в невидимое миру пространство, а его лицо в этот момент как будто осветилось изнутри одухотворённой силой. Потом он склонился над картиной, стал что-то торопливо записывать. Я неслышно встала со стула, на цыпочках подошла к нему и за- глянула через плечо.

С полотна на меня смотрела красивая девушка-ангел с большими голубыми крыльями за спиной. Конечно, она не была моей копией, но в её лице действительно угадывались мои черты. В правом нижнем углу он написал такие строки:

Тебя как будто создал Рафаэль,
Как будто образ твой сошёл с иконы,
Твой взгляд глубокий, ты не просто цель,
Ты жизни смысл с улыбкою Мадонны.

Ниже подпись: «Дочке Наташеньке от отца» и далее: «Картина кисти неизвестного мастера».

До сих пор вспоминается его рассказ: «Когда погибли Софья и Наташенька, я не видел смысла жить дальше. Они были моими глазами, светом в моей душе, без них жизнь стала мне в тягость. Я мучился от мысли, что не смог уберечь, не защитил моих любимых девочек, и в конце концов решил наложить на себя руки, чтобы разом со всем покончить. Но в последний момент какая- то сила остановила меня. Мне было сказано: «Пиши, создавай, твори», – и я почувствовал, что не смогу уйти просто так. Иначе моя жизнь не имела бы смысла, ведь каждый приходит в этот мир для чего-то и должен что-то после себя оставить. Шестое чувство подсказывало мне, что, ослепнув, потеряв телесное зрение, я приобрёл что-то более ценное, прозрел духовно».

Прозрел духовно! Как точно мой друг сумел выразить то, чему я трижды была свидетельницей. Когда он начинал писать свои картины, к нему приходило озарение. Там, за гранью реального, под действием космической силы, открывался какой-то канал, и он прозревал. Это была энергия света, поток энергии, который поступал к нему извне во время работы. Этот поток был видимым – столб яркого дневного света, излучающего тепло, который, падая на холст, озарял художника и его будущее творение. Этот человек предчувствовал свою смерть. Когда мы прощались, он крепко пожал мою руку и дольше обычного задержал мои пальцы в своих горячих сухих ладонях.

«Теперь я спокоен и свободен, – сказал он, как-то странно улыбаясь – была в этой улыбке и грусть расставания, и душевная боль. – Я чувствую, что мой долг исполнен. Дерзай, дочка, и у тебя всё получится. Ты действительно талантлива, я верю в тебя. Помни о том, что я сказал тебе в нашу первую встречу: гениями не рождаются, ими  становятся».

                * * *

Той же ночью в его доме случился пожар. Не уцелело ни одно из его полотен. Только подаренная мне «Картина кисти неизвестного мастера» увидела свет спустя десять лет на моей первой выставке в Риге.

Люди говорили, что кто-то поджёг его дом, донна Катрин не сомневалась, что это всё проделки «бледного огня», а я, не приписывая этому огню никакой магической силы, наверно знала, отчего мог произойти пожар. Сразу вспомнились слова моего друга: «Днём мне хватает солнечного света, а ночью я работаю при свече». Вот эта свеча его и погубила. Да и сама жизнь этого замечательного человека была короткой и яркой, как искра, как мимолётная вспышка. Она осветила и мою жизнь. Меня влекло, тянуло к нему, а он как будто знал, что я приду и мы станем лучшими друзьями. Никогда после не встречались мне в жизни такие люди! И я убедилась: настоящие гении простые, они не строят из себя властелинов жизни, а со смирением и радостью дарят окружающим тепло и любовь. Он ушёл, но оставил после себя тёплый свет, который излучал, передал мне энергию жизни, свой бесценный дар.

Всё течёт, всё меняется. Эпохи сменяют одна другую, люди рождаются и умирают, но память живёт в народе вечно. Наши близкие живы, пока мы помним о них. Именно поэтому так важно оставить свой след на этой земле, чтобы было, о чём вспоминать нашим детям и внукам.