Маленькая добрая сказка

- Жизнь хороша, когда нет ни гроша… - посетовал как-то Павлик.
- Это еще почему? – удивилась я.
- А потому что. Не было бы денег на машину, не парился бы сейчас и не бегал между Киа и Тойотой. Как у Карцева про раков, помнишь? «Если бы у меня вчера было пять рублей… У меня и трех-то сегодня нету!»
- А чего ты мечешься-то между корейцем и японцем? Выбери что-нибудь нашенское, поддержи отечественный автопром!
 - Ты будешь смеяться, Маш, но я в игрушечные машинки уже давно не играю!

Сопровождалось это все концом рабочего дня и усугублялось пятницей, предчувствием выходных и замечательным настроением по этому поводу. Напоследок мы с Павликом уже в лифте вспомнили песенку про Оку (про машину, конечно же): «А я сяду на табуре-ет и уеду на нем в дурдо-ом». Но в указанное место нас любезно согласилась подвести Зоя Николаевна, наш главбух, в последнюю секунду заскочившая вслед за нами в кабинку. Мы естественно успокоили ее, что как «главврач» в нашем «дурдоме» под названием «бухгалтерский отдел», за здоровье своих подопечных она может не волноваться – абсолютно все безнадежны, а обострение – точно по графику, как обычно, в конце года и по пятницам. Таким образом, в холл на первом этаже из лифта вышло три лучезарных улыбки, две из них с довольными моськами – развеселить шефа перед выходными считается очень хорошей приметой.

От предложения Павлика провести ближайшие полчаса вместе (проводить меня до дома) я как обычно отказалась. Почему как обычно? Да потому, что у нас это уже стало обычаем: он каждую пятницу предлагает проводить меня до дома, я каждую пятницу ему отказываю. Нет, он не клеится (упаси его Боже при живой-то жене). Да и вообще слишком мы с ним одинаковые, чтобы закрутить какой-нибудь там романчик служебный. Даже Наталька (его жена) не ревнует его ко мне. Просто раз в неделю у нас с Павликом возникает обоюдное желание попридуриваться, так зачем упускать возможность и настроение? Итак, маршрут знакомый, компания тоже (люблю себя, любимую). Но я сейчас иду не домой.

В моей сумке лежит широкий блокнот (форматом А5), а в блокноте – рисунки. Люблю, знаете ли, в свободное время побаловаться городским пейзажем. Это даже не рисунки, так, миниатюрки простым карандашом, самые незамысловатые: набережная, дома, кафешки какие-нибудь и прочие мелочи жизни. Вот и сейчас я опять иду в парк. Там есть замечательная скамейка с видом на Полисть (речушка наша так называется), а за рекой стоит заснеженный Воскресенский собор с темными, почти черными куполами. Вот этот пейзаж я уже вторую неделю не могу закончить. Главным образом не получается дорисовать как раз соборную стену, чему все это время способствует один молодой человек.

Помнится, месяц назад в очередную пятницу я брела вдоль аллеи, мимо этих самых скамеек, и думала: время есть – надо что-то нарисовать. Что я хотела нарисовать, мне было не ясно, но душа уже куда-то взлетала, а рука тянулась к сумке, в которой, как я уже говорила, лежат блокнот и карандаш. Обычно это происходит так: я открываю чистый лист, долго кручу карандаш между пальцев (в одной руке, потом в другой, потом роняю его… ну, в общем, это действительно долго), потом провожу по белой бумаге линию и начинаю придумывать, что добавить к этой линии, чтобы появилось хотя бы подобие рисунка. Так бывает, когда я действительно не знаю, что рисовать, но знаю, что нарисовать очень хочется. Получается как гадание – что на душе лежит и чем сердце успокоится. Вот и в этот раз я намеревалась поступить точно так же, присела на ближайшую скамейку, раскрыла блокнот, случайно (случайно!) подняла голову, посмотрела на реку… «Точно!» - пронеслось в голове, и легкими движениями руки уже через несколько минут был готов набросок будущего «шедевра».

Кстати, Матвей говорил, что у меня тогда такой вид был, как будто я – да Винчи и вот-вот закончу чертеж очередного гениального изобретения: я закусила между зубами язык и вытирала нос грязным от грифеля пальцем. Кстати! Матвей – это тот самый молодой человек, из-за которого я никак не могу закончить свой «гениальный чертеж». И кстати, не верьте ему, язык я могу вывалить только дома и в полном одиночестве,  и только когда квартальный отчет приходится дорабатывать на космических скоростях в условиях, минимально приближенных к рабочим. А про палец – откровенное вранье (проверено, нос был чистым).

Ну так вот, несколько минут прошло, черновичок уже был готов, оставалось только подправить, прорисовать и добавить кое-какие детали. И вдруг у меня появляется странное ощущение… Обычно у некоторых людей такое чувство возникает, когда у них за спиной кто-то стоит и пристально смотрит в затылок (причем при этом никак нельзя понять, кто это – мама пришла, молока принесла или сосед-придурок с лопатой наперевес, истекающий слюной в очередном припадке). От рисунка отрываться не хочется, поскольку уже давно проверено, если оторву карандаш и отвлекусь хоть на минуту – гарантирован «долгострой», пусть и миниатюра, но за два – три имеющихся свободных часа точно не справлюсь. Но мурашки на затылке и огромное желание закусить карандашом обещали мне стойкий невроз, если я сейчас же не подниму голову.

Все оказалось совсем не страшно: на соседней скамейке сидел тот самый Матвей, с которым я вас уже познакомила, и с интересом наблюдал за мной. Мне уже доводилось встречаться с подобными «интересующимися». Кто-то подходил, спрашивал, кто-то просто издали наблюдал. Но я на это особого внимания не обращала. А тут почему-то посмотрела на него и улыбнулась. Не знаю, что его так вдохновило – улыбка или сам факт того, что я просто так сижу на улице и рисую в блокноте – но смелости видимо у него прибавилось, он встал со своей скамейки и подошел ко мне.
- Извините, - начал он, - там скамейка какая-то особенно холодная, я промерз совсем. Можно я с вами присяду?
- Конечно, пожалуйста, – ответила я и жестом пригласила на свою скамью. - Только снег стряхните. Лучше даже газетку постелить…
- Жаль, что я не читаю газет в парке, – засмеялся он.

Интересный типчик. Темно-русый, сероглазый, не качок, но и не хлюпик, ростом примерно метр восемьдесят с копейками, выражение лица умное, взгляд интеллигентный. В общем, доверия внушал маловато (что поделать, у меня давно серые глаза ассоциируются со словом «бабник», такой вот во мне стереотип зародился, уж и не помню, откуда). Однако на удивление самой себе, я снова ему улыбнулась и заметила между прочим, что «никто же не заставляет вас ее читать» (имелась в виду газетка; естественно, про газетку – это была шутка). Мы разговорились, познакомились, он пообещал, что в следующую пятницу снова придет сюда и будет ждать меня. Поскольку в этот день «долгострой» так и не был закончен, я взяла с него дополнительное обещание, что он придет хотя бы на полчаса позже (чтобы не мешал творческому процессу). Он согласился, и мы распрощались.

В следующую пятницу он пришел на полчаса раньше. В итоге «долгострой» даже не открывался. Мы посидели, поболтали о всякой ерунде, а потом он проводил меня до дома. Правда, не до моего дома, а до дома моей горячо любимой тетушки, с которой я почаевничала потом еще полчасика (как бы этот Мэт мне ни понравился, я всегда останусь перестраховщицей). Но, к сожалению (а может и к счастью, не знаю), этот маневр, что называется, не прокатил: уже во вторник Матвей встретил меня почти на пороге «конторы», одарил шикарной чайной розой (нашел, чем одаривать – самым моим нелюбимым цветком! Хотя я, конечно же, тактично об этом умолчала, и о том, что люблю ромашки, тоже), погрозил мне пальцем, мол, нехорошо обманывать, и проводил уже до моего дома.  Что ж, он узнал, где я работаю, он узнал, где я живу. Смысла «забивать стрелу» на пятницу в парке уже не было. Но, поспорив немного, мы решили, что раз уж у меня сложился такой интересный обычай, то не стоит его нарушать.

И вот снова пятница, я снова иду в парк. Иду и упорно думаю, что мне просто надо дорисовать рисунок. Хотя прекрасно понимаю, что рисунок – это всего лишь предлог. А причина-то в другом, причина-то…  М-м-да, похоже, причина сегодня не пришла. Вот моя скамейка, вот мой парк родной, но скамейка пустая, несмотря на то, что я минут на десять задержалась. Ну и ладно, нет так нет. Даже звонить не буду, может, у человека дела важные, не до меня. Пришла рисовать, значит, буду рисовать, хотя, если честно, настроение не очень творческое. Лучше просто посидеть, отдохнуть – и домой.

- Простите, Мария, что заставил вас ждать, - зазвучал знакомый голос, причем так внезапно, что от неожиданности я чуть не подпрыгиваю с места.
- Ты как так делаешь?
- Как - так?
- Подкрадываешься так бесшумно. Или вас, спецагентов, специально этому учат?
- Спецагентов? А, ну да, конечно! Так мне… мне объяснить причину опоздания?
- Хм, объясняется виноватый, а раз хочешь объясниться, значит, действительно виноват. Ну, а раз виноват, то чего тут еще объяснять?
- За что я вас люблю, Маша, так это за то, что вам подчиняется не только логика, но и ее отсутствие.
- То есть, по-вашему, я сейчас полный бред несу, да?
- Э-э-эм… н-ну, нет… то есть… нет, конечно…
- Ладно, первые шесть слов мне понравились.
- Первые шесть? А, да! Ну, да. В принципе, мне после этих слов дальше можно было и не говорить.
- А мне дальше нужно поставить знак вопросительный или восклицательный?
- Нет, скорее выбросить первые два слова.
Выбросить первые два слова. Он, значит, шляется не пойми где, все настроение мне испортил, рисунок теперь точно навеки «долгострой» - и все из-за него! Подкрадывается, понимаешь, на цыпочках, прощения просит, объясняется. Выбросить первые два! Ну, выброшу я эти «За что», что остается? «…я вас люблю, Маша…». Он что, в любви мне сейчас признался?
- Ты что, в любви мне сейчас признался?
- Ну, если это смягчит мою дальнейшую участь…
- То есть, если бы я сразу сказала, что прощаю, ты даже и не подумал бы…
- А если сразу не сказала, значит, сказала, но не сразу.
- Ха! Вот, значит, как!? Моим же оружием пользуетесь, мистер Опоздавший На Целый Час! Ну ладно-ладно…
- Так каков ваш вердикт, госпожа?
- Повинен к смерти!
- Жестоко. А букет ваших любимых ромашек сможет мне как-нибудь помочь?
- Ты откуда про ромашки знаешь?
- Не знаю. Иду сейчас и думаю: что-то мне в бок колется. Расстегнул пальто – ромашки!
- Ты клоун, Матвей.
- Хочешь, клоуном буду,  хочешь – спецагентом, только скажи.
- У меня руки замерзли.
- Пойдем, я сам тебе чай приготовлю.
- Но на приговор это никак не повлияет.
- Согласен.
- Ну, пойдем.

Вот такая сказочка. Опять идем с ним рядом, за ручку, опять мелем всякую чушь. Руки у меня уже согрелись – у Матвея удивительно теплые ладони. Но я ему ничего не говорю. Я хочу, чтобы сегодня он сам приготовил мне чай.