ЯКОВ и АННА - 3

Журнальный вариант ("Сибирские огни" № 07 - июль и № 08 - август 2015)

(Начало в "ЯКОВ и АННА – 1" - http://www.proza.ru/2015/07/18/248)

 18 октября.
Вот и опять ты читал эти короткие заметки. Я пишу их для себя, но не могу удержаться, чтоб не показать тебе. И тебе нравилось читать их. Это было видно. Нравилось, потому что здесь я высказываюсь больше, чем в жизни.

Но что случилось за последнее время? Меня все время преследует мысль, что ты чем-то недоволен. В этом причина и моих капризов. И ты говоришь мне уже не «глупышка», а «злючка».

Что-то с нами происходит, что-то нездоровое… И мы стали видеться реже.
Выход — нет, конечно, не расстаться, об этом никто из нас не думает (в этом я уверена) — просто надо развеяться. Мы, наверное, устали. Надо как-то проверить наши чувства. Может, познакомиться с другим… а тебе — с другой?..
Нет, нет! Я не уверена…

Сейчас у меня совершенно нет желания видеть тебя в субботу. Не приходи. Такого мне тебя не нужно. И эти сегодняшние блуждающие глаза… Возможно, я очень обидчива, но такого тебя я не хочу, не надо. В субботу мы не встретимся.

Конечно, я еще загляну сюда, в эту свою тетрадку, ведь мы не увидимся целых три дня, я буду скучать. Но это нужно. Для нас обоих.

И прости, что у меня мелькнула мысль проверить наши чувства. Это глупо! Ужасно, что я написала про новые знакомства... Но зачеркивать не буду! А то подумаешь еще, когда снова будешь читать, что хочу что-то от тебя скрыть. Хотя, видимо, что-то недоговариваю…

Мне показалось, что сегодня ты хотел что-то сказать на прощанье, но не сказал. Может, я просто ждала твоих слов… Мы очень мало говорим друг с другом. Почему? Ведь нас что-то мучает.

24 октября.
Естественно, я не собираюсь с ним встречаться. Просто позволила проводить до дома. Если Галка узнает, то обидится на меня, хотя с ним она уже давно не общается. Да и гуляли-то они недолго. Но лучше ей не говорить. Я чувствую, что ей будет больно, если узнает. Все же она хотела с ним встречаться, даже строила планы. Хотя, по-моему, планов она никогда не строит: встречается — и все. Может, так и надо? Не знаю… Но я пожалела, что так поступила. И виноват в этом ты. Да, пыталась доказать самой себе, что я еще могу нравиться. И многим!

8 ноября.
Вот видишь, какие мы люди: испортили себе настроение. Мы совершенно не верим друг другу. И уже давно. Это ужасно!

Помнишь, как ты заставил меня пойти к врачу? Чего мне это стоило! Но, признаться, я до сих пор не могу понять главную причину твоей просьбы. Почему ты не поверил, что я стала женщиной? Для меня это было великим событием. И я даже сказала тебе об этом, что решилась только с тобой… Да, не было «признаков». Но Галка мне сказала, что так случается. Мне было неудобно говорить тебе об этом. А ты все заставлял меня пойти к врачу. И я сама стала сомневаться. И пошла. И врач подтвердила мне Галкины слова: такая, мол, у меня «конституция».

Но, может, тебя волновало что-то другое? Сомневался, получилось ли у тебя?.. Не беспокойся, милый, получилось. А вдруг ты хотел узнать совсем не это? Я только сейчас начинаю понимать. Тебя, наверное, интересовало, когда я стала женщиной… Боже, может, ты до сих пор мучаешься этим вопросом? И ревнуешь, вернее, сомневаешься во мне? Господи, но что я могу сделать… Нет, я не собираюсь ничего объяснять и доказывать!
 
17 ноября.
Я ничему и никому не верю, даже тебе. Говорят, что не верит тот, кто или слишком многое видел, или ничего не видел. К кому отношусь я?

Вот сегодня уезжаю в командировку, но ты в это не поверил.
Я с удовольствием уезжаю, чтоб отдохнуть от всего, вдохнуть новизны. Мне так надоело это однообразие. Даже не жаль, что завтра меня не будет в Меде на вечере. Прочь из Н-ска! Эх, опять бы в теплые края — на море, на юг! Что же, хотя и ненадолго, всего на неделю, прощай, город, прощайте все!
Интересно, буду ли скучать?

Прочитала твое «иностранное» послание. Переписываемся. Юморим. При разговоре надо смотреть в глаза друг другу, а тут… Да и по-русски уже стали понимать друг друга хуже. По-английски тоже. Хотя я пытаюсь осилить этот язык: пишу словарь. И ты со словарем мучился. Но, по-моему, есть ошибочки. И не поняла, что ты хотел сказать. Сам-то хоть понял себя? Что ты хочешь делать вечером — то ли целоваться, то ли будет «кровать»? Это что за «bed»? Будем спать? Может, ты имел в виду другое… Так по-английски «спать» — «sleep». А другое — не знаю.
 
Да и как другое — без «целоваться»? А ты — или-или. Разве так бывает? Может, и бывает. Но я так не хочу. Я вообще не хочу так.

Почему люди не понимают друг друга? А ведь думают, мечтают и говорят на одном языке. Я хочу таких слов, без всяких словарей и подсказок, честных и искренних. По-моему, ты их тоже хочешь. Вот и даю тебе задание: скажи все, что у тебя на душе. И без шуточек.
 
10 января.
Зима в самом разгаре. И на душе зима: что-то замерзло в ней и никак не может оттаять.

Ты мне рассказывал, как добирался до больницы: все замело, транспорт не ходит, пурга, сильный ветер в лицо с ног валит, а ты все равно идешь и идешь… Долго шел. И я долго ждала тебя. Но знала, что ты придешь. Ты не мог не прийти.

Эти три дня были как во сне.
Родичи думали, что я была в командировке.

Мы назвали бы нашу дочку Любой. Люба, Любаша, Любовь…
Да, была бы Любовь. У нас была бы дочка, я в этом уверена, так как хотела бы девочку. И она была бы нежной и ласковой, доброй и искренней… Ты же у меня такой. Правда?

Хотя нет, от родов многие толстеют, вдруг я бы тебе разонравилась.
Спасибо Деве Марии и Галке. Ты вот все ее осуждаешь, а она помогла: всего три дня — и я возвращаюсь из «командировки». Но признаюсь: эти три дня — как вся моя жизнь…

Но ничего, оттаю: ты же рядом со мной.
 
12 февраля.
(Почтовая карточка, передана Анне Яшей.)
Куда: Главпочтамт, Антоновой Анне.
Адрес отправителя: Главпочтамт.

Анюта! Добрый день!
Я хочу тебе кое-что сказать, но рядом сидит Костик, и я молчу.
У нас сегодня будет хорошее настроение, правда? Вот переждем пургу и пойдем погуляем.

Анюточка! Курносик! Лохматуля! Вот ты сидишь и шутишь с Костиком, что мы расходимся… А вдруг это правда!
Время разрушает даже камни...
Ц. Т. О. К. М-М. Р.
Яша.
 
12 февраля.
Вот опять читала-перечитывала твою «телеграмму». Ты тоже, видать, шутил: экономил на количестве букв. Только это не телеграммный бланк. Да и то — там платят не за буквы, а за слова. Перепутал?.. Ладно, брать плату с тебя не буду, просто обменяемся посланиями. Но я напишу без экономии: целую тебя очень крепко много-много раз!

Придешь — прочтешь. Надеюсь, ты оттелеграфировал мне такие же буквы-слова? Хорошо еще, что не морзянкой. Я бы ее не поняла.
 
25 февраля.
Боже мой, как ты можешь наши отношения сравнивать со своими жалкими столкновениями с какими-то девчонками?! Ты о них не очень лестно отзываешься, но зачем эти намеки на «всех»? Я это принимаю на свой счет. Неужели я настолько легкомысленна, что мне нельзя верить, — моим словам, поступкам? Неужели меня можно сравнивать с какими-то пустыми и вульгарными девчонками? Как это ужасно.

Все шутишь: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу, кто ты». Если уж следовать твоим словам и посмотреть на твоего друга Ка-Ка, то… Мне тоже многое в нем не нравится…

Но нет, Яшик, я верю тебе. И зачем мне играть? Будь так на самом деле, мы бы давно расстались. Играть мне нет смысла. Ты прекрасно знаешь, на что я иду. Какая же это игра? Почему я не могу похвалить некоторых наших институтских ребят? Почему я даже тебя не могу похвалить, если мне что-то нравится? Да, ты очень бережно относишься к своим родителям, советуешься с ними, я знаю, и мне это очень нравится. Почему ты считаешь, что я не искренна? Почему это обязательно нужно понимать на свой лад? Я нисколько не подтруниваю. Ты стал каким-то мнительным.

Глупо и жестоко оскорблять мои чувства.
Я не буду с тобой разговаривать, когда ты ко мне придешь, пусть это будет наказанием. Ты очень обидел меня своими глупыми усмешками и подозрениями.
 
28 февраля.
Я не сдержала своего слова. Как я могла не разговаривать с тобой, если мне хочется. Как мы могли не любить друг друга…
 
18 марта.
Теперь я точно знаю, что ты меня не любишь. Это привычка, желание, но только не любовь. Тебе, конечно, приятно быть со мной. И на людях, и наедине. Но если ты хотя бы немного любил меня, разве отпустил бы сегодня в театр? Пусть с Галкой, но ведь одних. У тебя даже мысли такой не возникло. А если что-то и мелькнуло, то, я уверена, это от скуки. Но потом, видать, придумал, чем будешь вечером заниматься.

Все чаще хочется положить всему конец. Но как же трудно решиться. Боишься потерять веру в людей, в красивое и счастливое. И опять подчиняешься твоему желанию. И сама хочешь ласки… Неужели это все-таки любовь? Как нелегко разобраться.

Почему ты не просишь почитать мой дневник? Неужели тебе неинтересны мои мысли? Или думаешь, что я лишена гордости, сама пойду на поклон? Нет. Этого не будет. Видишь, даже этот пустяк обижает меня. Я сама иногда злюсь на себя, что такая обидчивая и, как ты, мнительная.

Я хочу, чтоб ты пришел завтра, я уже скучаю. Приди скорей и узнай мои мысли. Ты же когда-то писал о нашем слиянии душ. Я почему-то часто вспоминаю эти слова. Неужели это был просто разовый порыв? Или опять это проклятое «бы» мешает?
 
1 мая.
Клянись!
Клянись, что сегодня ты будешь молодцом и не смалодушничаешь. Ты должна найти в себе силы, как бы ни была задурманена его лаской. Если ты поддашься, ты будешь самым безвольным человеком. Твоя воля подчинится другой воле, ты станешь самой дрянной девчонкой. И вообще, ты не будешь достойна чистого и хорошего. Между нами ничего не будет...

Клянусь перед своей совестью!
 
5 мая.
г. К-в, ул. Центральная, 5, Хаймовичу Б. А.

...Яночка, кажется, познакомился с какой-то другой девушкой: его недавно видели с ней. Но не знаю, кто и что. Да и, может, просто вместе учатся.

Боречка, ты напиши Яночке несколько слов. По-мужски что-нибудь напиши. Рувочка совершенно не хочет заниматься воспитанием сына. Считаю, это неправильно. Мы с ним даже скандалим.

Вернее, он воспитывает, но не так, как надо. Они на заводе занимаются какими-то топливами, и Рувочка говорит, что может наступить время, когда на земле с природными запасами будут проблемы. Вот и воспитывает: людям надо объединяться, поодиночке это не решить…
 
А национализм, мол, всех сожрет и уничтожит, от него нет других средств и оружия, кроме объединения. Только сбивает Яночку своим, как он выражается, «интернационализмом». Нет, я тоже за объединение, но нельзя терять свои корни. Просто надо жить мирно. Да, лишь бы войны не было. И в первую очередь в семьях. В них наши основные корни — взаимоуважение, преданность, доброта.

Ладно, что вам об этом писать? Вы и сами ученые. Это я Яночке иногда говорю.
 
13 мая.
г. Н-ск, проспект Мира, 62, кв. 25, Шварцману Р. Д.

Дорогой племянничек! Пишу в этом письме для тебя персональные строки (от своей сестренки и от твоего папы секретов нет).

Приезжай в наши края. А там и в Израиль махнем. А что? Израиль самоотверженно борется за свою независимость. Будем помогать ему в этой борьбе. У тебя в институте военная кафедра, так что после окончания будешь офицером. Эти знания пригодятся в Израиле.

Меня в жизни часто обижали и унижали. Хотя я и стал кандидатом наук, но у меня еще немало планов, и я хочу их осуществить быстрей и безболезненней. Ты, конечно, можешь улыбнуться, а я скажу старую истину: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Да и не обо мне сейчас речь, дело в принципе: евреи должны жить вместе. И главное, быть вместе, если их раскидала судьба.

Твои родители, естественно, за тебя очень волнуются. Ты на них не обижайся, когда они что-то советуют на личную тему. И я тоже хочу сказать по-мужски: гуляй, пока молодой, но не загуливайся. Не обижай тех, с кем гуляешь, сразу давай понять, насколько эти гуляния серьезны. Да ты и без меня, по-моему, это хорошо понимаешь. Приезжай, у Сонечки есть очень симпатичная, скромная подружка. Стесняться этого не надо. Силой никто не женится.

И скажу еще: личное и государственное всегда взаимозависимы. Это только кажется, что то и другое свободно друг от друга. Но даже прыщ без грамотного здравоохранения может стать серьезной проблемой. А что говорить о других, более серьезных вопросах…

Ты для меня родной человек, и я желаю тебе счастья.
 
25 мая.
г. К-в, ул. Центральная, 5, Хаймовичу Б. А.

Здравствуйте дорогие тетя Фира, дядя Боря и милая сестренка Сонечка!

Сразу отвечаю на самый важный вопрос, о котором пишет дядя Боря. Я прекрасно понимаю, о чем вы беспокоитесь. Каждый выбирает свою судьбу сам. Но, как говорится, везде хорошо, где нас нет. Ха, нас — не евреев, а вообще человеков.
Знаете анекдот, когда один еврей все ездил то в Израиль, то опять сюда и на вопрос, что ты все ездишь, ответил: «И там и здесь хреново, зато в дороге такой сервис!»

Если серьезно, то я считаю, что победить все это можно будет только сильным и уважаемым во всем мире Израилем и таким же другим государством, в котором исторически живут евреи. Да, я считаю, что в нашей стране, чтоб люди почувствовали себя людьми, стали жить лучше, и русским, и евреям надо многое победить в себе. Да, русским и евреям! В стране идут какие-то изменения…

Конечно, все это долго и не так просто. Сейчас поясню. Меня, дядя Боря, тоже не раз обижали и унижали. Могу рассказать из дней почти нынешних. Однажды в деревне, когда нас посылали на уборку урожая, в клуб, где мы жили, пришли местные подвыпившие парни. Ну и у нас тоже нашлась бутылочка. Вдруг один из деревенских уставился на меня и стал зло спрашивать, почему я такой курчавый — не еврей ли? Я почему-то растерялся немного, а один наш парень после небольшой заминки брякнул: «Нет, он русский». И я промолчал. А потом, когда деревенские ушли, я случайно услышал, как этот парень тихо сказал: «Хорошо, что я не еврей». Вот я и говорю: что на русских обижаться, когда сам смалодушничал?

Мы и с ребятами на эту тему не говорим, даже с друзьями. Будто стесняемся или боимся чего-то. А может, то и другое: стесняемся самих себя и боимся, что не поймем друг друга.

Вот и надо что-то делать в нашей стране, чтоб перебороть и себя и других. Может, здесь и наука должна помочь. Со лживыми учениями простым смертным не справиться, а вот на бытовом уровне… Если мы все разъедемся, то кто будет перебарывать и помогать?

Конечно, насчет выезда сейчас много разговоров. Папа как-то сказал, что некоторые не хотят уезжать, поскольку лучше быть в деревне королем, чем в городе пешкой. Да, эти «некоторые» нашу страну называют «деревней». Папа, конечно, так не считает. И я тоже. Да и мама, по-моему, так не думает. Пусть мы, вероятно, сильно отстали, но папа говорит, что на заводе много талантливых людей. И я думаю, что надо просто создать всем одинаковые условия для нормальной работы и продвижения, чтоб люди могли смело и беспрепятственно проявлять себя. Тогда и работа, и жизнь должны улучшиться. Хотя жадность и зависть человеческая, наверное, безграничны и, увы, вечны.

Словом, дядя Боря, я чувствую еще свою неподготовленность в этом вопросе, но знаю одно: я желаю Израилю процветания. А в нашей стране процветание зависит от здесь живущих, то есть и от меня.

Что касается личных дел — вопрос не актуальный. Жениться пока не собираюсь, а там жизнь подскажет.

Ну а насчет «гуляй, но не загуливайся» — согласен. Только разве всегда можно предугадать, как будут развиваться отношения? По-моему, бывает все сложней. И я бы переиначил известное «быть или не быть?» на «верить или не верить?». Как не обмануться в людях — вот в чем вопрос… Наверное, потому и бога придумали, что в него поверить легче, чем в человека.

А с мамой и папой у меня отношения хорошие. Иногда говорим и на эти темы. Может, не так подробно. Да и к чему? Ведь жизнь прекрасна и удивительна!
Я письмо передам маме, она его вам и отошлет. У меня секретов от родителей нет. Да и ничего нового для них я здесь не сказал.

Желаю вам всем здоровья и успехов. Целую.
 
9 июня.
г. Н-ск, проспект Мира, 62, кв. 25, Шварцману Р. Д.

…Вы, конечно, прочли письмо моего племянника. Хороший он у вас парень, но еще много ветра в голове. Вся жизнь — праздник! Но, думаю, у него с этой девушкой какой-то конфликт. Слишком обтекаемо пишет. Хитрит. Хотя понятно какой: «Верить или не верить?» Вы не расстраивайтесь, голова у него работает хорошо. Сложней с душой. Мне очень не понравилось, что он пишет «Бог» с маленькой буквы. Да еще с усмешкой. В этом причина всех наших бед…
 
10 июня.
Яшка! Я все-все помню…

Вчера мы шли с тобой со дня рождения и любили друг друга… Это был наш вечер, наша ночь, наша вечность.

Боже, как нам было хорошо! У меня до сих пор кружится голова от твоих ласк и поцелуев… Нам не хватало скамеек… Нам не хватало кустов и полянок… Нам не хватало палисадников и заборчиков… Мы не могли насытиться друг другом, мы хотели друг друга еще и еще…

Яшка, может, я как-то не так написала, но вчера было что-то необычное с нами: мы рвались друг к другу, терзали друг друга неутоленной жаждой. Конечно, мы были немного пьяными, но голова кружилась не столько от вина, сколько от ласк. Вся земля, весь мир, вся вселенная были наши. Я хорошо запомнила звездное небо. Оно было в миллионах и миллиардах горящих глаз, которые смотрели на нас. И мне было не стыдно, а, наоборот, весело лежать под открытым небом и яростно тебя любить. Мне было свободно и вольготно: мир, смотри, я люблю!

И ты не мог успокоиться, ты был неутомим, мой милый Шварцман.
Но сейчас, на трезвую голову, я догадываюсь: не только из-за вина мы никак не могли насытиться. По-моему, нам не хватало друг друга. Я не ощущала твоего тела, твоей лохматой груди, твоих ног, твоего запаха, и ты не ощущал меня всю.

Боже! Как я мечтаю быть вся-вся твоей, чтоб ты был весь-весь мой…
 
17 июня.
Шварцман, милый! Как мне тяжело! Вот где я дала волю слезам. Ты извини, но я больше не могу владеть собой. Я очень люблю тебя. Зачем мы опять так гадко расстались? Но и я не могу так… второпях. Вижу, что ты нервничаешь: вдруг кто-нибудь войдет… И хотя я знаю, что мои сюда не войдут, все равно стесняюсь и тоже нервничаю, словно в чем-то опять обманываю их, себя.

Нет, ты не любишь меня, если заставляешь так сильно переживать. Неужели ты хочешь быть таким, как твой друг Ка-Ка? Он совершенно не чувствует ответственности за тех, с кем встречается. Неужели все мужчины такие? Неужели вам нужно только одно? А душа?..

Боже, ты завтра уедешь… Приезжай скорей.
 
20 июня.
Знаешь, вчера я встретила одну нашу общую знакомую. Разговор с ней развеял в прах все твои хорошие слова. Тебя видели на майские праздники с какой-то девицей. Недалеко от дома Ка-Ка.

Ты что, мне изменил? Может, ты до сих пор мне изменяешь? И всегда изменял?

А может быть, я просто большая фантазерка… и некому развеять мои фантазии? Ведь ты так далеко. Опять учитесь воевать. Учили бы людей лучше миру. Я имею в виду — миру с самим собой и другими людьми. Чтоб не было даже случайной боли.
 
НЕОТПРАВЛЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА
21 июня, 21 ч. 30 м., г. Н-ск, проспект Мира, 62, кв. 25, Шварцману Якову Рувимовичу.

Милый Яшик, я очень скучаю, приезжай скорей. Если ты не приедешь, я натворю глупостей — заведу другого. Аня.
 
21 июня.
Одно понимание, что тебя нет в городе, заставляет грустить. Странное ощущение, что ты уехал надолго. Почти навсегда. Да, в каждую долгую разлуку почему-то думается, что мы больше не будем вместе. А если и будем, то не так искренне.
Тебя опять нет в самое тяжелое учебное время. Я не знаю, как скоротать его, даже жаль, что кончились занятия — они лучше, чем экзамены.

Сегодня первый раз вышла погулять. Как жалок брод, гораздо лучше сидеть в сквере на скамейке, беседовать, как старушки, с подругами, чем шляться там. Три вечера, проведенные дома, лучше, чем этот. Пока Галка подавала поздравительную телеграмму своей тетке, я «послала» тебе телеграмму-шутку. Но Галке ее не показала.

Яшка, милый, ты даже не представляешь, как приятно писать в эту тетрадку. Все равно что я поговорю с тобой, хотя ты так далеко. А ты потом будешь судить о моем настроении: ай, какая я была нехорошая вчера — ревновала и ругала тебя. Да и сегодня весь день отвратительное настроение. Даже мама спрашивала, почему от тебя так долго нет писем. И говорит: «Хоть отдохнешь за этот месяц». Но как отдохнешь? В субботу или воскресенье жду твоего письма. Если его не будет, у меня опять испортится настроение. А письмо должно быть очень хорошим, чтобы развеять мои глупые мысли.

А какой-то дядечка приглашал нас с Галкой пообедать. Я никак не среагировала. Ну, а Галка, хохмачка, начала с ним трепаться. Потом еле отвязались.

Вот написала обо всем, ничего не утаила. И ты ничего не утаивай. Ты же, Яшечка, скажешь, интересно ли читать тебе эти писульки? Скажешь?
 
30 июня.
Почему мне неинтересно даже разговаривать с этими ребятами? Окончили институт, сегодня защитили дипломы. Вот Виталия посылают работать в Красноярск. Какой счастливый день у него сегодня! Через год и у тебя он настанет. Буду ли я в этот день с тобой? Маловероятно. Почему? Не могу найти подходящих слов.

Все последние дни с волнением и тревогой жду твоего письма. Вдруг что-то произошло с тобой. Даже узнавала кое у кого. Говорят, на службе всякое бывает. Там же учат стрелять, убивать.

А может, ты отвык от меня?
 
1 июля.
Можно найти одну минутку для меня, хотя бы из уважения, не говоря о большем? Не прислал письмо, ну и не надо, сейчас пойду и с кем-нибудь познакомлюсь! Давно уж собираюсь. А сейчас есть повод. Больно нужно ждать твои письма. Устала. Надоело! Вот так, Шварцман!
 
2 июля.
Нужно учить, а я еще не бралась и ничего не знаю. Так не хочется…

Галка уже совсем как родная. И зря она тебе не нравится, ее нужно понимать. Она подружилась с «моим» Эдиком, и он хороший парень, я все больше и больше восхищаюсь им: почти не пьет, к Галке относится серьезно. И ссорятся они только из-за ее характера: уж больно она властолюбивая и свободолюбивая — хочет, чтобы все было по ее. Жалуются мне один на другого. Горжусь их доверием.

Яшечка, милый, приезжай скорей! Я как безумная. Я так скучаю! И все кажутся такими противными. Только с тобой мне будет хорошо. Ждать осталось еще больше половины. И мы снова будем вместе.

Сейчас встану на колени (помнишь, я тебе рассказывала, что на меня иногда что-то находит) и буду молиться, чтоб ты приснился. Еще ни разу тебя не видела. Ты не думаешь обо мне. Ну и не надо! Вот уеду на Енисей и исчезну там навечно от несчастной любви.

Я молюсь…

(Продолжение следует.) - http://www.proza.ru/2015/07/21/1214