Одноглазый - не ковбой!

         Риччи отрешенно смотрел в окно из почтового вагона. На свежих газетах, еще пахнущих типографскими чернилами, стояла дата 13 июня 1888 года, которая говорила ему лишь о том, что до дуэли с Сэмом оставалась ровно неделя. С темным прошлым он покончил пять лет назад, когда Сэмюэль Токкер стал мэром небольшого городка на юге страны. Ричард Бэнк был его правой рукой и возглавлял охрану особо ценных грузов. Они познакомились и подружились в лихие семидесятые, вместе сколотили банду, совершили массу дерзких, хитроумных ограблений, оставаясь неуловимыми на протяжении нескольких лет. И если бы не Мэри, их дружбе не пришел бы конец.
        - Риччи! Нас грабят! – нарушил ковбойскую медитацию старина Томас, врываясь в вагон с винчестером наперевес. – Человек двадцать, чертов молодняк, совсем оборзели!
        - Спокойно, Томми. Первый раз что ли? Или ты сам таким не был, а? – меланхолично ответил Ричард. – Ребят в ружье по норам, стрелять только по коням, пусть поживут еще, дети войны, что с них взять…
        - Доброта – признак старости, Риччи, смотри, как бы тебя на пенсию раньше времени не списали!
        - Много болтаешь, Том, иди к гудку, пока я ТЕБЯ на пенсию не списал! - мигом взбодрился Бэнк. - Сейчас посмотрим, кто из нас старый!
        Томас вылетел прочь, как ошпаренный, и бросился в машинное отделение. Протяжный гудок паровоза был сигналом к синхронному выстрелу из пятнадцати винтовок, рассредоточенных по всему составу. Цель каждой – ближайший враг в личном секторе, либо дальний в соседнем. Просто и без путаницы. Эффект мгновенной гибели половины банды приводил в ужас остальных и избавлял от дальнейшей суеты, жертв и траты патронов.
        Двойной гудок – занять позиции, приготовиться к бою, стрелять по лошадям. Ричард высунул голову из бойницы на крыше и тут же получил в глаз щепкой, отскочившей от пули с нескольких сантиметрах левее головы. Мгновенно отреагировав на вспышку, Бэнк разрядил в ее сторону карабин. «Засада! Вот тебе и молодняк! Черт, действительно старею…» - успел подумать Риччи прежде, чем резкая боль пронзила левый глаз.
        Бывалый ковбой свалился на пол почтового вагона одновременно с протяжным сигналом Томаса и гибелью доброй половины лошадей налетчиков. Глаз отказывался воспринимать мир вокруг таким, каким Риччи его привык видеть. С трудом он поднялся на ноги. От неудачного приземления болело колено, и ныла спина. Дверь в вагон неожиданно распахнулась, и на пороге возник незнакомый юноша в черном платке, закрывающем половину лица. Бэнк не стал медлить, рефлексы, выработанные годами, заставили руку выхватить кольт и спустить курок от бедра. Пуля пронзила сердце незадачливого грабителя быстрее, чем он успел моргнуть в последний раз.
        - Черт! - выругался Риччи. - Прости, парень, Бог свидетель, я стрелял тебе в ногу!    
        На перроне в пункте назначения, куда поезд прибыл точно по расписанию, среди шумных торговых лавочек Бэнк нашел фиолетовый наглазник. Во-первых, черных не оказалось, а во-вторых, этот цвет обожала Мэри, и ненавидел Сэм. Отец Токкера, перед тем, как избить сына за очередную проказу, надевал на руки фиолетовые перчатки. За вечерним стуком колес и парой стаканов виски, Ричард пришел к выводу, что так умело спланировать налет мог только его бывший лучший друг, и целью грабителей было вовсе не золото, а голова начальника охраны. 
        - Чего загрустил, Риччи? - похлопал его по плечу Томас на следующее утро, когда состав отправился обратно. - Нормально же всё, из наших никто не пострадал. А глаз заживет через пару недель, доктору надо верить. Парнишку жалко, конечно, но он знал, на что идет.
        - Ты прав, старина, но мне стреляться с Сэмом через шесть дней, а с прицелом явно что-то не то. Да и скорость у него похлеще моей будет, сам знаешь. А я даже наследников на этой Земле не оставил. Родня вся на небесах, - безжизненно ответил Бэнк. - Глупо все как-то...   
        - Знаешь, Риччи, - сказал Томас. – Если бы в моих руках было право решить, кто из вас останется жить, то я бы выбрал тебя, и все наши ребята тоже. Сэм уже не тот человек, которого мы знали тогда, власть его испортила и снесла напрочь башку. У него же не осталось ничего святого! Подлость, предательство и жестокость стали нашему вожаку лучшими друзьями, а не мы с тобой. Может поговорить с ребятами, да и решить все без дуэли?
        - Эх, Томми, совсем ты из ума выжил на старости лет. Прости, дружище, но я не хочу уподобиться Сэму. Мэри мне этого никогда не простит, да и народ не поймет, а значит не примет. Лучше уж сдохнуть. Кроме того, Сэмюэль Токкер – не дурак, наверняка уже позаботился о своей безопасности. Я видел на днях пару незнакомых парней у нас в городе, явно головорезы-наемники. Есть идеи получше?
        - Можно еще в бега пуститься, с твоими деньгами везде прожить можно, путь даже и в Мексике. Я человека знаю, проведет по тайным тропам.
        - Как собака что ли, поджав хвостик, поскуливая смыться? - обиделся Бэнк. - А про честь позабыть?
        - Не обижайся, Риччи, я же как лучше хотел… - поспешил оправдаться Томас. – Но в моей голове не слишком-то много ума. О, вспомнил! Недавно у нас на окраине человек поселился. Башковитый, говорят, тип. Наукам обучен, на выдумки разные горазд. Может к нему сходить за советом?
        - Кто такой? Откуда? - заинтересовался Ричард.
        - Из России к нам бежал. Имя сложное такое, Митчесон Кодо…что-то, дальше язык сломаешь. Парни его Митчем зовут.

        Митрофан Козорезов числился писарем при дворе богатого русского князя, но как-то ошибся с адресатами писем своего господина. В результате, шаловливый князь был вызван на дуэль ревнивым супругом одной влиятельной госпожи и получил пощечину с грубой бранью от барыни из Н-ского уезда, на которой собирался жениться, чтобы залатать свои финансовые дыры. Горе-писарь, естественно, впал, мягко скажем, в немилость и был вынужден срочно покинуть многострадальную родину, прихватив с собой несколько ценных вещичек, дабы не выпрашивать подаяния на дальнюю дорогу. Покой от преследования он обрел только на соседнем континенте.

        - Милости просим, господин хороший! – изощрялся приветствиями Козорезов, насколько позволяли ему знания английского. – Откушать чего не желаете? Я вот тут рыбку поджарил. Квас холодненький. Устали с дороги, небось, присаживайтесь, пожалуйста, за столом и беседа приятнее.
        - Митчел, если не ошибаюсь? - с места в карьер начал ковбой. - Ричард Бэнк, начальник охраны нашего мэра. Мне сказали, что ты умный малый и можешь дать хороший совет.
        - Да Вы присаживайтесь, Ричард, будьте как дома, только ноги на стол не кладите, я скатерть новую купил. Успеем поговорить, выпейте кваску для начала, уважьте хозяина в его доме, если Вам не трудно.
        - Ну что ж, традиции других народов надо уважать, это еще мой отец говорил, тащи свой квас! - ответил Риччи, присаживаясь на деревянную скамейку перед белоснежной скатертью.
        После того, как ковбой откушал горячих щец, жареной рыбки, да запил холодненьким кваском, напряжение куда-то исчезло и в душе появилось ощущение какой-то детской умиротворенности. Стало хорошо и уютно в этом непривычном жилище, а его хозяин казался самым доброжелательным человеком из тех, кого он встречал на своем нелегком пути.
        - Хороший ты человек, Митч, не подумай, это я редко кому говорю, уютно у тебя, прохладно и чисто, как в доме у моих родителей, - начал Риччи. - Проблема у меня. Прицел сбился, понимаешь, а в моей работе это недопустимо.
        - Так-так, не возражаете, если я записывать, зарисовывать буду? Мне так легче человека понимать. Тем более, что англицкий мой малость от Вашего отличается, - Митрофан взял чистый лист бумаги и карандаш.
        - Дело твоё, - ответил Бэнк.
        - А скажите, пожалуйста, у Вас с глазом, это давно? И насколько серьезно? Когда и как Вы поняли, что эмм, прицел сбился? - разразился вопросами неудавшийся следователь Козорезов.
        - Глаз повредил вчера во время стычки с грабителями поезда. Ничего серьезного, но видеть им не смогу две недели, пока не заживет. Прицел сбился сразу после этого. Стрелял в ногу, а попал в сердце. Жаль парня, совсем молодой был. Сегодня пробовал поразить мишень с пятнадцати шагов, попал один раз из дюжины и то выше центра на две ладони, - отрапортовал Ричард.
        - Так-так, стреляли из ружья или револьвера? - продолжал допрос Митрофан.
        - Из кольта, – прилежно отвечал Бэнк.
        - А давайте-ка во двор выйдем, покажете, следственный эксперимент, так сказать, проведем, - предложил Козорезов. 
        Бывший писарь приладил широкую доску к дровяному сараю и угольком нарисовал на уровне глаз круг. Затем попросил ковбоя отойти на десять шагов и произвести три выстрела в означенную мишень. Сам стал чуть в стороне от него и принялся что-то рисовать. Риччи резко выхватил кольт из кобуры и трижды нажал на курок. Пули легли практически одна в одну точно по центру доски, но на полметра выше.
        - Так-так, интересно. Теперь попробуйте вытянуть руку вперед и прицелиться через мушку, - потребовал Митрофан.
Бэнк подчинился. Пули прошили центр черного круга.
        - Ну вот, проблема решена! – радостно объявил Козорезов. – Стреляйте так, пока глаз не заживет.
        - Да нет, Митчи, пока я буду так целиться, меня убьют десять раз. Все равно не понимаю, почему так происходит?
        - Обычная геометрия, друг мой, - позволил себе нарушить субординацию Митрофан. – Подобные вещи еще до Рождества Христова Пифагор с Евклидом объяснили.
        - Кто, кто? – смутился ковбой своей скудной эрудированности.
        - Евклид, звали его так, древний ученый. Великий человек! Так вот, когда Вы стреляете от бедра, получается, что пуля летит к мишени не прямо, а под углом. Вот, посмотрите на рисунок. Чтобы попасть в нужное место, ваш мозг должен определить не только направление, но и расстояние до цели. Все это происходит на подсознательном уровне и достигается путем частых повторений, то есть тренировок. Человек не может определить расстояние одним глазом, потому что для этого нужен так называемый базис, расстояние между глазами.
        - Много непонятных слов, но смысл я уловил, одноглазый – не стрелок! - ответил после короткого замешательства Риччи. – То есть, если я буду знать расстояние, то попаду с бедра в цель?
        - Не только знать, а еще заставить свой мозг знать его, а не определять! Попробуйте тренироваться с одного и того же расстояния и глядишь, через три-четыре дня что-то начнет получаться.
        Ричард вынул из-за пояса кошелек, кинул его на стол, крепко пожал Митрофану руку и удалился восвояси.
 
        В среду, 20 июня 1888 года, на центральной площади собрался весь город. На расстоянии двадцати шагов друг от друга были нарисованы две линии. С небольшой трибуны говорил свое слово Сэмюэль Токкер. 
        - Дорогие сограждане! Сегодня вас ждет невероятное зрелище! Ровно месяц назад мы с моим лучшим другом, Ричардом Бэнком, заключили пари и договорились о смертельном состязании! Мы будем стреляться, господа! Тот из нас, кто выживет, станет мэром нашего города! Или останется им! Храни вас господь и удачи нам всем! А теперь слово предоставляется мистеру Бэнку!
        Толпа разразилась аплодисментами и радостно загудела.
        - Всем доброго дня! – приветствовал публику Риччи. – Что я могу сказать? Вы все меня давно знаете и, думаю, не будете против, если я стану вашим мэром? – толпа одобрительно поддержала Бэнка. – Согласие на дуэль с мистером Токкером я давал добровольно, когда был в полном здравии, но события последних дней лишили меня глаза. Как вы все понимаете, это несколько снижает мои шансы на победу, поэтому я хотел бы предложить мистеру Токкеру перенести дуэль на две недели до полного моего выздоровления, – народ неодобрительно засвистел. Все жаждали зрелищ. Ричард продолжил. – Понимаю, расходиться вам неохота. Тогда я предлагаю мэру нашего города надеть повязку на один глаз!
        - Щенок, да я уделаю тебя со ста шагов с обоими закрытыми глазами! Пущу пулю прямо в твою вонючую фиолетовую повязку, – шепнул ему на ухо мэр и обратился к гражданам. – Спокойно, господа, спектакль будет продолжен, я принимаю предложение мистера Бэнка! Принесите мне повязку!

        Через месяц Мэри и Ричард поженились. Своего первенца они назвали Клинтом, потому что Евклид было очень сложно выговаривать.