Вожатские байки. Глава девятая. Захоронение слова

ЗАХОРОНЕНИЕ СЛОВА.

Есть в лагерях свои традиции. Свои устои. Свои приколы.
Некоторые особо интересные штучки мы пробовали перенять от «великих» лагерей типа «Океана» и применить у себя. Что-то приживалось, что-то - нет.
Одной из стибренных мной обрядов стал весьма оригинальный метод борьбы с нецензурной бранью. Этот метод мне подсказал кто-то из тех, кто отдыхал в «Океане».
Но сначала – предыстория.
Как вы понимаете, не у всех детей лагеря отцы работали филологами и литературными критиками. В большинстве своём папы трудились на местном заводе слесарями, водителями и другими простыми работягами, для которых умение донести свою мысль без мата не было необходимым условием работы. Проще говоря – матерились папки. Дети же впитывали «красны словцы» как платок сопли и делились полученными дома знаниями во дворе с друзьями.
Мы, само собой, такие вещи не поощряли. Да чего там – наказывали мы за неумение донести мысль цензурно. Где-то заставляли метлой лишний раз махать, где-то – лишали купания в озере. Но метод, который подсказал мне «Океан», оказался одним из самых эффективных. Не берусь судить о правильности проведения процедуры. Расскажу лишь, как данный воспитательный процесс проходил в моём отряде.

* * *
- Вот ты г*ндон!
Восьмилетний Артём нарёк своего товарища по палате средством предохранения от нежелательной беременности. И в припадке куража не заметил, что я нахожусь рядом. Ну что же ты, Артёмка.. Значит, с тебя и начнём.
- Иди сюда, дорогой мой.
Жертва собственной невнимательности и красноречия уже понял, что был неправ. Но – поздно.
- Ой, прости пожалуйста…
- Не извиняйся. Собирай весь отряд на улице.
- Прямо сейчас? А зачем?
- Узнаешь.
Через пять минут ровная шеренга моих любимых детей стояла вдоль корпуса с немым вопросом на лицах.
- Друзья! Несколько минут назад Артём Ляпин сказал плохое, гадкое слово.
- А какое?
Конечно же – народ хочет знать!
- Настолько плохое, что я даже боюсь снова произносить его вслух. Поэтому я написал его на бумажке.
Лист, на котором было написано самое страшное слово, когда-либо придуманное человечеством, был развёрнут. Детям было продемонстрировано содержание. Сморщив лбы, юные потомки рода человеческого про себя по слогам прочитали написанное. Улыбались и даже закрывали руками рты от смеха.
Вам пока ещё смешно. Это ненадолго.
- Дети, - продолжил торжественно вещать я с видом пастора в церкви, - это слово недостойно того, чтобы его произносили. Вы согласны со мной?
- Соглаааасны.
- Отлично. Тогда я предлагаю это слово захоронить.
- А как это?
- Очень просто.
После чего малышам внятно объяснилось, какую процедуру им сейчас предстоит провести. По окончанию проведения инструкции настроение у детей заметно упало. Оно и понятно. Похороны – это всегда невесело. Даже если хоронить то, что никогда не было живым.
Если в двух словах, то детям предстояло «грустно» пройти около пятидесяти метров к пустырю и предать земле причину грусти.
- Итак, с левой ноги! Головы вниз опустить! Вам ведь печально, правда? Шагооом – марш!
И процессия, потупив головы, начала своё траурное шествие. Впереди всех шёл Артём, неся перед собой, аки Прометей огонь, бумажку с плохим словом. Следом за ним семенили остальные дети в количестве тридцати штук.
- Стоп!
Дети удивлённо подняли головы, остановившись.
- Так нельзя. Нам ведь грустно. А девочки сейчас хихикали. Разве так можно? Праааавильно – нельзя! Поэтому – возвращаемся к старту нашего шествия и начинаем всё сначала.
А кто сказал, что это будет легко?
Итак, дети вернулись на исходную позицию. Опустили головы. И меееедленно-меееедленно начали движение по второму разу. На этот раз им удалось преодолеть расстояние аж в десять метров.
- Стоп, машина! Кое-кому только что снова было весело. Улыбка во время такого дела – это почти преступление. Возвращаемся.
Вы уже представили себе картину, да? Лето. Жара. По улице лагеря плетётся с черепашьей скоростью отряд мрачных октябрят хоронить бумажку. На первой линии – Артём. Он несёт Слово. Он уже не рад, что вообще попал в этот лагерь и в этот отряд.
Но совместная грусть объединяет людей. Делает их ближе. А в нашем случае – даже формирует из них одну команду борьбы со злом. В моём, естественно, лице.
С шестого раза им почти удалось без смешков, улыбок и шёпота дойти до пустыря на окраине лагеря. Почти.
- Остановились!
- Да что теперь-то не так?
- Кто-то смеялся?
- Мы же не улыбались!
Эх. А вот теперь самое главное – подавить в себе желание выдать им на растерзание одного пакостного мальчика. Того, который специально поднимал голову, улыбался и портил очередную попытку завершения процедуры. Иначе истомившиеся воспитанники могли просто оторвать ему голову.
- Ладно, ребята, на этот раз вы справились.
Облегченный вздох. Почёсывание голов. Отмахивание от насекомых.
А с тобой, Мишенька, я потом отдельно поговорю.
- И что теперь?
- А теперь мы с вами выроем могилку и закопаем эту мерзость, которая принесла нам сегодня столько неприятных минут.
Дети встали в круг. Артём выкопал небольшую ямку, бросил туда бумажку и засыпал сырой землицей. Осталось лишь произнести торжественную речь, куда ж без неё!
- Нам не жаль прощаться с тобой, плохое слово на букву «Гэ». Мы обещаем, что больше не будем произносить твоего имени и вспоминать тебя никогда. Кроме того, мы больше никогда не будем произносить других гадких слов. Для того, чтобы нам снова не пришлось устраивать захоронения. Правда, ребята?
- Праааавда.
- Ну, тогда – все могут быть свободны.
И во всеобщем вздохе радости детей послышалось едва уловимое, но очень чётко произнесённое кем-то вполголоса:
- Ну наконец-то, бл*дь.