Я не в обиде

  С самого детства не люблю писать. Может просто от того, что впервые ручку взял в три с половиной года, под неусыпным присмотром одной из бабуль. Мне повезло со всеми моими бабулями, так как их не очень заморачивало то, что я ещё маленький. Они знали одно. Чем раньше привьют на неблагодарное молодое деревцо почку знаний, тем быстрее взрослое дерево, т.е. я, даст плоды.

  Итак, первую прививку мне сделали в три с половиной года. В это же время меня пытались сделать манерным, прививая этику и три языка. Пытались привить и музыку, но после того как я стал играть не пальцами, а маленькими кулачками, при этом что-то вопя несуразное, музыку от меня убрали. Правда через восемь лет всё же вспомнили и о ней, но не о том идёт речь.

  Писание мне давалось с трудом. С трудом превеликим. Писал я медленно и неаккуратно. Постоянно ставя кляксы, и пачкался в чернилах сам. Это продолжалось до четвёртого класса. К этому моменту меня стала затягивать литература. Не та, что преподавалась в школе, а та, которой там не было. Книг в то время было очень мало. Вот произведения Владимира Ульянова (Ленина), Карла Маркса, Фридриха Энгельса можно было увидеть везде и всюду, даже в обычных газетных киосках, а вот найти что-то ценное, действительно стоящее почитать, было почти невозможным. Это было по библиотекам. По школьным, городским. Вот там я и просиживал всё своё внеурочное время.

  На тот момент я любил читать, но не любил учиться. Учителя по русскому языку и литературе делали всё возможное и невозможное, чтобы вложить в мою непокорную голову хоть какие-то знания по своему предмету. Но, увы, все их попытки были безрезультатны. Меня так и звали: "неуч"! Не знаю, что дало толчок тому, что я с пятого класса стал самостоятельно исправлять свой почерк, а вернее его отсутствие. Я это уже не помню, но на апрель 1978 года, в моей части, куда меня призвали проходить срочную службу, почерк у меня был уже лучшим из двух тысяч человек курсантов моего призыва. Это и стало причиной тому, что я стал делопроизводителем строевой части, в простонародии говоря писарчуком отдела кадров в\ч пп 73278. 

  Почерк я исправил, но писал очень медленно и никак не мог повысить скорость письма. В итоге я стал осваивать русскую стенографию. На неё я потратил два года каждодневного письма разных закорючек, зашифровке, дешифровке. Итог? Я стал очень быстро писать, но это мог прочитать только я один и лишь те, кто знал стенографию. К этому моменту в мир вошли компьютеры и моё каллиграфическое или рукописное в стенографии письмо стало совершенно ненужно.
 
  Я стал учиться печатать. Слепой десятипальцевый метод стал для меня кошмаром на полгода. Потом я усвоил и его. После этого я почти три года набивал каждое утро скорость печати. Итог? Итог снова в никуда. В один из дней я попросту на работе повредил два пальца на правой руке. Теперь мизинец и безымянный палец не гнутся в фалангах. Всё, что я изучал и совершенствовал все эти годы - коту под хвост. Кто-то там, на вершине Олимпа, явно забавляется, видя как мои старания уходят в никуда. Но я не в обиде.

  Не в обиде? Конечно не в обиде! Ведь то, что я изучал, ушло в никуда, но я никогда не изучал поэзию и литературу. Для меня это было лишним, как мне тогда казалось. За все школьные годы я так и не выучил ни одного стихотворения, что могут засвидетельствовать те, кто учился со мной в школе. Но кто-то там решил, что мне не нужно больше писать красиво и быстро, а мне нужно писать стихами, что я и делаю, каждый день, вернее каждое утро, не пропуская, ни одного дня, как это было раньше и с каллиграфией, и со стенографией.






Некрасовка.   21.07.15.