Никто из наших в революцию против царя не шел!

    Сегодня день памяти моего отца – уже прошло 35 лет, как он ушел. Недавно вернувшись в очередной раз из деревни, я выбрал по этому поводу из диктофонных записей наиболее характерные текущие высказывания моих родственников,  и публикую их здесь. По возможности я сохранил прямую речь. Скоро это будет семейной реликвией – ибо голоса последних родных людей. Но диктофонные записи есть!
    Рассказ ведётся от третьего лица…

Было много
    Желамских очень много было.   Пять на пять километров вокруг Ласино – хутора, Берёзовка, Засеки, Козыри – 240 человек насчитали, из них 140 было Желамских, до второй войны.  В Берёзовке одни Желамские жили. Скорее всего, что все родня, но в каком колене? Многие в Сибирь уехали из Берёзовки. Три брата как будто уехали…
    Родни бесчисленное множество. Не только от Ефима мы пошли. Предков было много, и направлений бесчисленное множество.  Сейчас Желамские идут на вымирание.
    Где еще Желамские есть? Мы все из одного места? Только здесь! Больше нигде не было. Гультяи еще.  С Чернецовской и Гультяевской волости – род Желамских.

Никто из наших в революцию против царя не шел!
    В первой мировой участвовали почти все. И Семён участвовал, дядька Аниська тоже… дядька Филипп был в плену, дядька Яким – Колькин отец был в плену, тут многие были в плену у немцев. А дядька Аниська был домой вернувши – папка рассказывал – у него шинель была с первой войны, а советская власть как пришла, так сразу грабить начали.  Шинель понравилась – хотели забрать. Дядька вцепился, говорит: «За эту шинель семь лет отслужил». Отставили ему шинель.

Перебили наших свои
    Мамкин дядя родной был в плену – Сергей Гаврилович – деду моему брат родной, самый младший.  Кто-то донос сделал, тут уже, четверо детей, забрали – так и не вернулся.  Сколько перебили невиновных мужиков – советская власть! Как забирали, так всё – без возврата.   За что забирали? Что-то сказал -  кулак – много репрессированных было.  Особенно с Селец – Иван Иванович, дядька – четыре человека или пять, и никто не возвращался.
Надо же так издеваться над людьми?!

Пели
    Дядька Колька как запоёт гимн – «Союз нерушимый республик голодных…». «Желамский, выйди вон» - кричит учительница.
    А теперь поёт Викторович свои баллады.  Мне (мне!) надо сделать аранжировку и в следующий раз я приеду с гитарой и покажу свои аранжировки автору. Будем петь вместе, а потом я гимн сделаю.

Евреи
    Осип Иванович был - они все, и дети их были на евреев похожи.  Осип был темный, кучерявый.  Мария Осиповна на еврейку была похожа.  Тетки Марьи – сестры Гаврилы Ивановича, что Марьина пристань, у неё дети - Вера, что немцы расстреляли, её еврейкой и звали. В Дерьбихе евреи жили. Четыре, или сколько семьи?  Может баба какая согрешила? Портной там был еврей, папка знал хорошо, и торговала еврейка… Евреи жили в деревнях, а не только в городе. В Полыкове жил еврей – Григорий, в примаки вышел, перекрест.  Лёнька Болдышев, клубом заведовал в Усть – Долыссах, так и похож на еврея. И ребята из Бучихи у Ивана Никифоровича были темноватые, кучерявые. Хороший дядька был. 

Характер
    Павла этого   прадед Никита – вышел в примаки.  Свадьба, у Никиты дочка Желамская – в Дроздины замуж вышла.  А там зять оказался придурошный. Ему что-то не понравилось – он поджог весь двор этих Желамских. И сгорели.

Большой сбор
    Собраться бы, да сфотографироваться всем. В Троицу. На следующий год.
Нужно создавать общину, реализовать выходцев из этого края. На троицу – собираемся на кладбище – в Сельцах, или здесь, где лучше? Давайте попробуем?

Александрович Сидорович
    Николай Александрович (умер в прошлом году). Он тоже Сидорович. Павлу – дед. Пётр – родной брат Николая.  Валентин еще брат есть у Петра.
Мне (Викторовичу) Николай в четвёртых. Может и тебе так же.

Наши
    Старые дома продали когда уезжали. Из Ласино только наш (их) один дом сгорел во время войны – задрались самолёты над деревней и подожгли.  Дедов дом еще с хутора военные увезли, целиком двор притом. Нам жить негде было, а наши вели себя не как освободители, а как завоеватели здесь. Но они везде по хамски, поэтому и не любят.

Украина
    Украина – понятно. Они же помнят как с ними обращались.
Дядьки Аниськи старшая дочь Надежда поехала, вышедши за украинца (Василия) замуж после войны – ехали, ехали – всю Украину проехали, негде поесть было. К бандеровцам приехали, там все – сало и что хочешь. Там остановились. Но потом Василия этого бандеровцы все-таки повесили.

Как пахали
    48-год. Твой папка опухший ходил. Коров не было, ничего не было.
Пахали на бабах. 5 соток план был каждый день вспахать.  Где мягкая земля – там на бабах сам пахал. Четыре бабы, шутили еще – друг друга ногой, начинать только было плохо – то одна сторона, то другая - плуг зацеплен веревкой, палка – две бабы с одной стороны, две с другой. Когда вопрутся, то  едут. А когда остановились – то одна сторона перетянет, то вторая.
    Налог брали, сразу после войны – на каждый куст, на яблоню – все яблони вырубили. Это зверье было, а не власть у нас. На пчёл, с каждого улья. Налог не платишь – приходили описывать. Вот машинка швейная есть - опишут машинку, потом заберут. Не жили, а это было рабство самое настоящее.
    Или трудодень – а мы же ребята после войны. По 50 соток косили в лугу в день на человека. Пацаны в 13 лет.
    И все за трудодень. А на трудодень ничего. Отец (мой) все военное сносил – так и уехал (на послевоенный призыв) – калош один красный был, а другой темной резины был. Я его в Сельцы возил, там машина была у Зарембы. Он же младшим лейтенантом пришел с войны. Все трудился, думал…
    Коров забрали партизаны, овец – партизаны… У нас все – сначала мы кормили партизан, а потом они нас два года грабили. Меня в 9 лет ранили.
А потом еще и расстрелять хотели. Дом, оставленный на хуторе, разобрали на дрова. Штаб их в лесу был – дрова кругом растут. А они постройки ломали и увозили топиться.  Сарай, хлев остался от пожара, который самолеты, задравшись, подожгли, и это партизаны сожгли. 

Храм
    Храм поломали после войны.  Всю войну простоял.
    Сначала дом сгорел у соседа – председатель с/совета – Степан. Рядом с храмом. До войны.   
    С 32-го года, как я родился, так и гонение на церковь пошло. Нашлись ребята – комсомольцы – на крест залезли, на купола - зацепили трактором, и трактором рвали.
    По самолетам немецким стали стрелять ребята, их и расстреляли у церкви.
    Один потом согласился рушить. Купол сняли, а сын этого мужика бежал из школы. Он и убил сына кирпичом сверху случайно. Отступились. С тех пор не ломали.
    А потом в 70-х годах одной кирпич на трубу надо был. Залезли и стали ломать.   Много народу собралось со всего района за кирпичом, и ломали. Взорвать хотели. Минёры были. Но надо было ниши для взрывчатки делать в каждой опоре храма, да и стекла все вылетели бы в деревне от взрыва.  Отстали. Так и стоит с тех пор.
    Мария Гавриловна – сына послала кирпич ломать из храма, так сразу умерла сама, и пришлось везти хоронить в смоленскую область.
    Служб не было вообще с 32-го года.
    Никто не ходит в храм, и не приедут. Людей нет. Баба Гопка говорила – мой Лука старшиной был, ходил - собирал на эту церковь.  Главное, что ходить некому. Своих четыре дома останется зимой. А приезжие – у них свои церкви в городе.
    Во время войны при немцах мы сюда (к храму) лошадей пригоняли. В церкви еще окна были, крыльцы. Красавица была. Потом, новобранцами в 51-м году крыльцы разволокли, бензохранилище стало.
    Ещё в Гультяях была церковь. Часовня в Сельцах.  Юрка селецкий над ней издевался – удобрения хранил… Дед лежит здесь, да и бабушка. А он удобрениями их! Не оставили  деда Никона захоронение, заровняли.
    Все это делали люди, живущие тут. Уже привыкли – все равно разломают. Кирпич для церкви в Чернецове делался, под Сельцы когда едешь.

Названия
    Чернецово. Канашово – так имение называлось. Здесь Либичиха. За мостом Чернецово до магазина. Выползово – где Гаврилович.  Храм стоит в Либичихе, по сути. Деревня Жигариха была где Канашово.
    Барин появился, когда Пугачёва разбили. Жуковский – нерусский, молдованин. Евдоким на Жуковского работал один.
    Панская церковь была в Канашово. Разломали. Еще до комсомольцев, и они тоже. Потом была коммуна в барском доме.  Предки Канашово не уважали, где озеро. Маша Павловна говорила: «Нет, туда не поедем. Там люди не те».   
    У нас с речки вода. Все время с речки пьём. Где аир растет, там все можно пить. Но самая лучшая вода была в Ласино.

Боярство
    Панцирные бояре здесь жили тыщу лет. Боярство давали не наши, давал польский король – Сигизмунд.  Польско – литовское княжество было, куда входила Прибалтика, Белоруссия, Украина. Екатерина взяла эти земли от поляков лишь в 1772 году. И она сохранила панцирным боярам привилегии, полученные от поляков.  Выходит - наши предки ходили с поляками на Псков и на Великие Луки.

Хлеб
    Кленовые листья под хлеб подкладывали, капустные.  Картошку добавляли в хлеб. Незаметно было. Со ржи пекли. Пшеницы мало было. Пушкарь говорил – лучше ласинскую картошку без масла, чем залавоцкую с маслом. А все свободные были.  Наш лес, папка говорил – за Мочулищем и до кладок. Дядька Сенька под Глушаком капусту сажал на торфу. Росла.
    Дед твой - дядька Сенька, не увлекался рюмками. Но вспыльчивый был. Около чугунки развалимся, бывало,  на полу -  а он рассказывать. По ту сторону дороги на кладки  – ваша земля.

Лука - Лукьян
Где Петька жил в Залавочье – Луки дом, прадеда, перевезён с Ласино.
А Григорьевич сам – с Деланья родом. Род их с Березовки.

Гипотеза
    По одному Желамские есть везде. А гнёзд других, подобных нашему,  не обнаружено больше нигде.
    Один Желамский из Селец, полковник в отставке, говорит: «Желамские – приблуды».  Кто к кому приблудил? Желамские откуда-то пришли, приблудили сюда.
    Под Старо – Сокольниками в 17-м веке был католический храм, самый крупный на северо – западе. Там было большое поселение из Польши. Они планировали окатоличить всю окружающую местность. Но получилось наоборот – сами православными стали.
    Там есть кладбище, и там тоже есть Желамские.
    Наша река Уща доходит почти до того храма.  Вот и плыли они по реке вниз – место выбирали, и выбрали в наших борах, остановились тут тогда – вот и живем до сих пор.
    Собираюсь к полякам обратиться. Пока не отвечают. Трижды обращался.
Надо выходить на учёных польских.