Пустоцвет

 Сэмюель отхлебнул из кружки, по его красному лицу струился пот. Он усердно крякнул, почесал живот и торжественно произнёс : "Нет ничего лучше в жаркую погоду чем кружка холодного сидра". Его товарищ,  Анри, утвердительно кивнул,выпивая и свою порцию сидра. Огромная соломенная шляпа закрывала половину лица Анри, остальная его часть пряталась в кружке.
- Что ты там бормочешь, старый дурень, я ничего не слышу,- проворчал Сэмюель.
- Я соглашаюсь с тобой, - миролюбиво ответил Анри, оторвавшись от спиртного, - все-таки старуха Мэри торгует славным синдром.
- Ну уж прям славным! Те кто бывал в Париже, говорят, что сидр Мэри пойло для лошадей, но мы не в Париже.
 Старики разразились громким смехом, который прервал ещё более громкий женский крик: " Сэмюель Макинтош! Чертов сын! Немедля поднимай свой зад и ступай займись лошадьми!"
- Эх, чертова баба, и здесь меня нашла...- Сэмюель нехотя и кряхтя поднялся из-за стола.
- Будто бы есть другие  места где можно было бы тебя искать! - расхохотался приятель, поднимаясь тоже.
 На крик жены Сэмюеля выглянула из своего закутка старуха Мэри, хозяйка корчмы. Она только что уселась за шитье, собираясь залатать свой старый фартук. Фартук был украшен миллионом лоскутков, разных по размеру, цвету и даже ткани. Здесь были и кусочки шерсти, и полотно, и даже что-то похожее на шелк. Казалось, что этот фартук носила ещё бабка старухи Мэри, но она была так скупа и бережлива, что не расставалась даже с этой обноской. Мэри была довольно худа, суха, но весьма подвижна. На голове у неё красовался чепец, под стать фартуку.
- Случись война или любое иное несчастье, хоть чума, как мне выжить? - любила говаривать Мэри, - а потому нужно быть бережливым, потому как не знаешь, что ждёт тебя впереди и будет ли на кого опереться в лихую годину.
 Корчма досталась Мэри от ее родителей. Будучи юной девушкой, она не отличалась особой красотой, а потому и не питала надежд, что кто-то ее полюбит. А уж выходить замуж за того, кто позарится на ее корчму, чтобы потом терпеть проклятья и тумаки, Мэри не собиралась. За долгие годы она сколотила неплохое состояние, о котором никто не знал, ибо с тех пор как умерли родители, Мэри ничего не меняла ни в корчме, ни в укладе своей жизни. Так и жила одна, без родни, детей или близких друзей. На вопрос кому она завещает свое состояние, Мэри отвечала весьма рассудительно:
- Ежели я составлю завещание в чью-то пользу, то этот человек станет неискренне ко мне льстив, в то время как будет ждать часа моей кончины, а то и приблизит ее. Но умерев, буду ли я знать хорошо ли управляют моим делом или все спустили до нитки? Мне уже этого никогда не узнать. Так что же мне печься о том, чего я не заберу с собой? Не все ли равно кому все это достанется? Потому пусть после моей кончины добром моим распорядится судья или хоть сам мэр, мне без разницы.
 Многие находили в таких словах резон, а потому утвердительно кивали. Только единственная помощница Мэри, кухарка Ивэтта, иногда думала, что старуха могла бы завещать все ей, да только не говорит раньше времени, а потому старалась всячески угодить хозяйке, хоть работали они в корчме наравне, ибо Мэри не боялась никакой грязной работы и была привыкшей к ней с детства.
 Мэри снова уселась за своё шитье, бормоча проклятья в сторону пьянчуг, что засиделись до поздна. Тело ее ломило от усталости и она была бы не прочь уйти в свой домишко, чтобы прилечь. Ивэтта что-то напевала, перемывая в лохани кружки.
- Славный денек ведь, Мэри, - прервала своё пение кухарка.
- Не лучше чем обычно,- мрачно проворчала Мэри, пытаясь попасть в ушко иголки ниткой.
 В это время дверь корчмы громко отворилась. На пороге стоял приземистый мужчина лет пятидесяти. Он был краснолиц, толстокож, и похоже уже немного пьян. Мэри снова высунулась, чтобы продать выпивку гостю. На какое-то время она и мужчина уставились друг на друга, а после Мэри, покраснев до самого чепца, чего с ней никогда не бывало, воскликнула:
- Малыш Патрик!
- Малютка Мэри! - мужчина бросился с объятьями к Мэри.
 Они обнялись как старые друзья и троекратно расцеловались.
- Малютка Мэри, да ты ни капли не изменилась! - весело прогремел Патрик, так что все в корчме обернулись и зашептались.
- Как же я рада тебя видеть! - старуха сияла, она начала оправлять своё старое платье и чепец.
- Живы ли твои родители, Мэри?
- Что ты! Их унесла проклятая чума.
- Понятно... Очень жаль. Так значит ты теперь сиротка, - сказал гость, что было не совсем уместно, ибо Мэри была уже далеко немолода, чтобы кто-то считал ее бедной сироткой.
- Ох, Патрик, нелегко жить на свете без поддержки, - грустно пожаловались Мэри.
- Но разве у тебя нет мужа и детей? - удивился гость.
- Бог не дал мне повстречать в этой глуши приличного человека, которому я могла бы вверить свою судьбу.
- Что ж, это очень печально, очень. Моя жена умерла давно, но я так больше и не женился.
- А что тебя привело в наши края? - полюбопытствовала Мэри.
- Я приехал по весьма важному делу, - сказал Патрик,придав голосу как можно больше важности, а словам значительности.- Не знаешь ли, Мэри, где можно остановиться?
- Ох, да в этой дыре нет приличного места, потому как и заезжих здесь не бывает.
- А комнатушка наверху твоей корчмы?
- Там живёт Ивэтта, моя кухарка.
Тут Ивэтта, стараясь угодить, бросила мытье кружек и подлетела к хозяйке: " Не тревожьтесь, месье, вы сможете расположиться в моей комнате. Пожитки мои все в сундуке, а платяной шкаф пуст. Уж я переночую у вдовы Луки, сколько понадобится, она только будет рада компании".
- Ну вот и славно! - образовалась Мэри. - Эй, вы, пропойцы, допивайте своё пойло да ступайте к женам. Или вы не видите, что у нас почтенный господин в гостях и ему надобно отдохнуть?!
 Мужчины заворчали, кто-то сально хихикнул, но все же они покинули лачугу. Надо сказать, что в корчма отродясь ничего не менялось, на полу частенько валялся мусор и осколки битых кружек, а стены давненько нуждались в свежей побелке. Но Мэри не считала нужным тратиться ради пьянчуг, а тех все устраивало, ведь здесь частенько давали выпить в долг.
 Патрик уселся за один из столов. Мэри тем временем разогрела кусок мяса и рагу, налила сидра похолоднее. Патрик все это молча умял, причавкивая и облизывая пальцы. А Мэри смотрела на него из-за своей стойки и думала о том, как быстро летит время. Ведь совсем недавно им было пятнадцать. И надо сказать, что тогда Патрик был хорош собой, с курчавыми волосами и стройным телом. Он был сильным парнем и мог любого побороть в городке. Они просто дружили, Патрик захаживал к ее родителям в корчму по просьбе своего старика, купить кувшин сидра. Они болтали о том, что стряслось в городке, а иногда Патрик рассказывал о Париже, где был один раз, когда сопровождал кюри. С тех пор Патрик мечтал уехать. А однажды взял и уехал, кто знает где носило его, Мэри уж и забыла о нем. Но сегодняшняя встреча словно вернула ее годы юности.
 Патрик доел и спросился прилечь. Ивэтта и Мэри попрощались с ним и разошлись. Всю ночь Мэри не могла сомкнуть глаз. Она начала думать о том, что пятьдесят это ещё не старость и можно было бы ещё пожить. Потом стала думать, что если сляжет, то неплохо было б иметь опору, да только вряд ли Патрик захочет остаться в глуши, повидав столько в своей жизни...
 Патрик ворочался на узкой кровати, сколоченной из досок, прикрытой тонким матрасом из соломы.
-А корчма не так уж плоха, вот если здесь прибрать да побелить, то можно было бы и господ принимать. Расставить горшки с геранью и горошком,повесить занавески, да подобрать их лентами... - размышлял Патрик. - Ох, уж эта Мэри, старая кляча, она прям ленива, что черепаха! Ни порядку, ни внимания гостям, но все равно у нее сидело немало людей, хоть час и поздний. Верно старуха сколотила на корчме не один су.
 С утра Мэри встала по-раньше. Она долго рылась в сундуке, достала старое цветастое платье с кружевом, которое одевала лет десять назад на Рождество в церковь. Потом ещё немного порывшись, извлекла чепец, из такой же ткани,с кружевом. А ещё через время Мэри достала кусок душистого розового мыла, бережно обернутый серой бумагой. Вымывшись, как перед исповедью, старуха нарядилась. Выглядела она немного нелепо, особенно для тех, кто привык ее видеть в коричневом замасленном платье да фартуке из клочков.
 Патрик встал тоже рано, умылся ледяной водой и сменил рубаху. Он прошелся по корчме,двигая стулья и столы, оглядывая все хозяйским взглядом. За этим занятием и застала его Мэри.
- Доброе утро, Патрик! - радостно воскликнула она.
- А сколько ты, Мэри, платишь Ивэтте? - вместо приветствия спросил Патрик.
-Ох, не думай, что мало, она ведь живёт здесь,да и ест, а за работу я плачу ей немного, когда как придётся, потому как торговля нынче идёт не шибко, - расстерянно пролепетала Мэри.
- Ну стало быть твоя Ивэтта и того не заслужила, ведь посмотри что за бардак везде, прибраться да побелить бы тоже не мешало.
- Да что ты, Патрик, я ведь одна не управлюсь, а нанимать другую мне тоже не с руки, а ну как слягу, то будет новая кухарка красть у меня, - разжалобилась старуха.
- А все потому, Мэри, что нет рядом у тебя опоры, кому бы ты смело вверила и себя и хозяйство! - нравоучительно заявил Патрик.
 К тому времени пришла Ивэтта, в весёлом настроении, потому как у вдовы Луки она сладко выспалась и с утра выпила горячего кофе с булками. Кроме того, она власть насплетничалась с вдовой  о новом госте, так что была очень даже довольна. Мэри же, после разговора с Патриком, пала духом, поняв, что все это время Ивэтта не работала сполна, хоть и ела ее кусок хлеба. А потому она с утра начала ворчать на кухарку, чего раньше с ней не бывало. Вдвоём они прибрали корчму, пока Патрик ходил по своим делам.
- Ох, Мэри, тебя прям и не узнать! Ты так хороша в этом платье, - заискивающе попробовала примириться Ивэтта.
- Ты и правда так думаешь? - хозяйка расплылась в улыбке, - Патрик с утра сказал, что корчма очень уж грязная, негоже так.
- Сразу видно, что человек бывал у господ и знает что и как, -многозначительно произнесла Ивэтта, - ты уж послушайся его! Он дурного не посоветует.
 Последние слова Ивэтты совсем расстроили Мэри. Ей не хотелось увольнять кухарку, но уж если даже эта дуреха заметила, что Патрик дело может посоветовать, то что делать дальше Мэри просто не знала.
 К вечеру корчма была опять полна, Ивэтта не успевала разливать сидр, а Мэри давать сдачу да требовать с должников деньги. В это время вернулся Патрик. Он сел в дальнем углу и стал наблюдать. Мэри тут же подала ему сидр и ужин.
 Когда все разошлись, Патрик снова заговорил с Мэри о том, чтоб уволить кухарку.
- Да кто же встанет мне в помощь? - удивились Мэри.
- Что ж, малютка Мэри, мы ведь не молоды, а потому можем слечь в любой час, времена нынче не те, везде одни лишения, а потому было б разумно объединить то в старости, что не смогли объединить в молодости...
- О, мой милый Патрик...знаешь ли ты, что все думают обо мне как о скупой, сухой старухе, которая любит лишь свою корчму да чужие су в своём кошельке?! Но ведь я не была такой, а как повстречала тебя вчера, так об том и вспомнила.
- Стало быть тогда ты любила меня, малышка Мэри?- сказал Патрик, подходя ближе.
- Что же ты творишь со мной, бедной старухой?! - воскликнула Мэри.
- Да не так уж ты и стара, коль я ещё чую огонь в теле, - Патрик сгреб женщину в охапку и жадно впился в ее губы.
Мэри вспотела так,словно бежала от стаи волков, она покраснела, жар пробежал по ее телу так, что она заплакала.
- Моя бедняжка! Разве я обидел тебя?
- Патрик, Патрик! Известно ли тебе что о женщине, не ведавшей любви?- Мэри горько плакала. Ей было так больно, что она прожила свою жизнь впустую, не испытав ничего, совсем ничего...
- Разве не было у тебя покровителя все эти годы?
- Как ты можешь такое подумать? Хоть здесь, в корчме, и полно сброду, но к душе своей, а тем более к телу, я грязи не допускала! - гордо воскликнула Мэри.
- Ну тогда я с радостью скажу тебе, Мэри, что готов жениться на самой порядочной женщине этой округи, стать ей помощником и защитником. - торжественно произнёс Патрик.
 Мэри села на стул, руки ее дрожали, голос тоже.
- Патрик, я уж думала, что скоро помру, а все это пойдёт с молотка по решению судьи или мэра, потому как даже завещать мне было некому. А ты возродил во мне жизнь, я ещё на что-то годна, выходит, хоть мы уже и стары. Конечно, я согласна.
- Ну вот и славно. Завтра же выгонишь бездельницу кухарку, я стану тебе помогать в зале, а ты уж возьмешься за кухню и стряпню.
 Мэри и Патрик просидели до утра, обговаривая корчму и вспоминая прошлое.
 Не успела Ивэтта и перешагнуть порог, как грозный Патрик встал на ее пути, перекрыв проход. Он вручил ей несколько монет да узел с вещами, что оставались в коморке. Ивэтта опустила голову и молча побрела,на что Мэри смотреть было нелегко.
 Прошло пару месяцев в корчма дела пошли на лад. Как Патрик велел, так Мэри и делала. Старуха так расцвела, что обращались все к ней только как мадам Дюпри, а по-другому никто и не называл.
 - Скоро об нашем завелении узнают и те, кто по-богаче,- говорил Патрик, - а для того надобно завести нужные знакомства.
- Да разве нам и так плохо? На старость мы заработали.
- Мэри, не будь дурой, сама ведь говаривала, случись война или чума!
 Но Мэри от замужней жизни перестала бояться мира и  его опасностей, она даже немного раздобрела, из-за чего пришлось расшить платья. А горожане посмеивались, не тяжела ли старуха Мэри, не родит ли наследника месье Патрику? Но Мэри и дела не было до тех сплетен, хоть Патрик и бывал строг, мог и прикрикнуть, но все же так она была счастливее.
 Однажды Патрик уехал по делам. Мэри тосковала всю неделю, из рук все валилось, она боялась как бы ни случилось чего в дороге с мужем. Вернулся Патрик в приподнятом духе, сказав, что дела их вот-вот пойдут ещё лучше. Мэри была счастлива и тем уже, что он приехал. К вечеру Патрик сказал, что чувствует немоготу, слаб,от чего Мэри очень испугалась. Среди ночи она побежала к дому лекаря, спотыкаясь об булыжник мостовой, падая и причитая. Лекарь напоил Мэри отваром из трав, велев прилечь, осмотрел Патрика и ничего не нашёл.
- Верно лекарь болван, - причитала Мэри, бегая вокруг Патрика всю ночь.
 Утром Патрик велел жене идти к нотариусу. Хоть она и не хотела, побрела, проклиная судьбу. Нотариус записал слова Патрика, что все своё имущество тот завещает единственной и любимой жене Мэри. От таких слов Мэри разрыдалась, что белуга, никто утешить ее не мог, а потом и вовсе велела тоже составить завещание, указав, что корчма и десять тысяч золотых достаются ее дражайшему мужу. Оба они плакали так, что нотариус подписав все бумаги, плюнул и ушёл, решив, что старики умом тронулись, влюбившись на старости лет.
 Спустя неделю Патрику полегчало.Он стал гулять во дворике дома, греясь на солнышке, а Мэри не покладая рук работала. Она иногда заговаривала о том, чтобы взять помощницу, но Патрик уверял, что вот-вот оправится вовсе, зачем же тратить лишние су на какую-то лентяйку вроде Ивэтты. Мэри соглашалась, кряхтя шла к корчме, проклиная старость, ибо силы были не те, да и болезнь Патрика больно ее напугала.
 Через месяц Патрик и вправду окреп, расцвёл как никогда, был весел и бодр, а старуха Мэри совсем ослабла, то ли от работы, то ли от сердечных волнений. Частенько по утрам она жаловалась, что в кишках все болит да и есть не охота. На что Патрик отшучивался, уж не беременна ли его малютка Мэри. Но однажды она и вовсе не смогла подняться, стала жалобно звать Патрика, но в доме было тихо.
- Ах, Патрик, должно быть уже в корчме, - вздохнул старуха, - но как же хочется пить, кишки просто огнём горят.
 Она решила спуститься вниз. Приоткрыв дверь, Мэри услышала голоса. "Верно Патрик говорит с лекарем",- образовалась Мэри. Она стала потихоньку спускаться, голоса были громче, стало слышно чей-то смех. Мэри собрала все силы и поспешила, оступилась, кубарем полетела вниз. На шум прибежал Патрик, за его спиной стояла Ивэтта, которую было не узнать, до чего нарядное платье и шляпка на ней. Мэри застонала, пытаясь подняться.
- Ах ты ж, старая кляча! Чего тебя принесло! - зарычал Патрик.
- Ох, Патрик, да что с тобой?! И что здесь делает Ивэтта? Разве ты снова ее нанял?
- Старая дура, тебе невдомек, что осталось совсем недолго, не зря твои кишки пекут огнём?! - злобно рассмеялся Патрик.
 Мэри уже ничего не могла понять кроме того, что ее обманули на старости лет, что всю жизнь она жила мудро и правильно, скрывшись от греха и зла за стенами своей лачуги, укрывшись лохмотьями, зато ее душе не было больно, да и телу тоже. А сейчас она не могла понять, что болит сильнее. Патрик даже не усадил ее на стул, хотя сам уселся в кресло, а Ивэтта стояла подле него, оперевшись рукой на его плечо.
- Что ж, малютка Мэри, тебе осталось немного, потому я расскажу тебе все, - ухмыльнулся Патрик, отхлебывая сидр. - Как тебе известно, я уехал давно. Жизнь меня помотала. Ничего не скажу, повидал я не мало, были у меня и красавицы-любовницы, которые одаривали деньгами, были и драки, всего хватало. Но сколотить состояние так и не удалось, потому как работать было не по мне, а годы шли, красотки-богачки перестали таять от моих чар. Да и сами чары тоже расстаяли. И вот однажды я сидел в корчме вроде твоей, Мэри, ел свой гадкий завтрак и размышлял о том, что все лучшее позади. Вдруг я увидел женщину, сидящую на телеге. Она была простой, но милой, а у меня давненько не было романов. Потому я бросил свою еды, подошёл к ней и спросил не желает ли она кружку сидра. "Что мне ваш сидр, коли я продаю его с утра да до ночи", - сказала она. Так я познакомился с Ивэттой.
- Да когда ж это случилось? - еле приговорили Мэри.
- Тогда, Мэри, когда я ездила с вдовой по ее просьбе, потому как ей страшно было в дорогу отправляться самой. А ты ещё меня после ругала да говорила, что господа и те слугам столько выходного не дают! - обиженно выставила Ивэтта.
- Ну так вот я все же уговорил Ивэтту выпить кружечку сидра, - продолжил Патрик, - а там мы разговорились, оказалось, что она из моих родных мест. Так я все проведал о том, что корчмой заведуешь ты, денег накопила немало. Ивэтта-то не дурочка, считать умеет, вот и прикинула сколько су ты получала за день. А при том, что ничего не тратила на корчму да на себя, то и выходила кругленькая сумма, чего на старость мне хватило бы, чтоб баловать женушку. Потому я сразу прикинул план, Ивэтта сначала была против, но когда мы поднялись в мою комнату и я показал, что ещё могу девушку бросит в жар, она сразу же согласилась.Насмотревшись на тебя она уж не хотела жить так же. Сначала я велел тебе ее выгнать, чтоб ни привлекать к Ивэтте внимание, чтоб никто не сказал, что Патрик гулящий муж, свел жену в могилу. Да только ты, Мэри, помирать вовсе не собиралась, а даже лучше стала. Вот я и решил, что пора идти на крайние меры, съездил в Париж, прикупил крысиного яду, а сам опосля сделал вид, что хвораю. Тут то ты, дурища, раскисла, написала завещание, да и помри ты, все скажут, что от болезни Патрика и Мэри слегла. А пока ты зарабатывала для меня каждый су, я отлеживался дома, развлекая милую Ивэтту, которая тихонько ходила сюда через задний двор. Как же весело было с ней, не то, что смотреть на твою тощую задницу, старая кляча. Ну ничего, пару дней, яд доделает своё дело, разъест вконец твои кишки, тогда я погорюю месяцок-другой, да найму Ивэтту в помощницы по дому, а там и женюсь. Ну-ка, Ивэтта, плесени в стакан яду, вольем ей в рот! - закончил свой рассказ Патрик. Он и не заметил, что Мэри уже ничего не слышала, то ли сердце разорвалось от горя, то ли яд все же разъел ее бедные кишки.
 Спустя пару дней в городке прошли пышные похороны, Патрик не поскупился на помины. Все говорили о том, что на старости лет Мэри узнала то, чего и молодые не знают. Если б они только знали, как жестоко звучат эти слова и что на самом деле узнала Мэри.