Камни

Она вновь пришла на это место. Ей хотелось, наконец, выговориться, высказать то, что держать в себе было невозможно и не нужно; сказать в воздух, в пустоту, в пространство. Бросить на ветер и развеять свою душевную сумятицу, раз невозможно было поделиться с тем, с кем хотелось бы. Солнце, клонясь ко сну, великодушно слушало её тоскливый голос.
- Я поступила неправильно, я сто раз поступила неправильно. Когда я увидела его с Алёнкой, я не  сдержалась. Я могла бы, мне кажется, увидеть рядом с ним кого угодно, но только не её! Моя двоюродная сестра, эта маленькая хромоножка, которую жалели и любили все, и он, такой сильный и нежный, такой участливый, конечно, тоже. Но ведь он был мой, мне говорил слова любви, меня целовал, мне обещал. Солнце, ревность ослепила меня! Лавиной извергла я на них  грязные слова, не то, что злые и колючие, но презрительные, ранящие в сердце.  Они оба были мне очень близки, я знала их слабые места, потому била туда кувалдой, молотом, швыряла камнями без разбору и без остановки. Солнце, ярость затопила меня! Рухнула моя жизнь, мои мечты о нём, о нашей семье, о счастье. Прахом пошло всё… В том, ставшем чужим мне городе, где я ещё какое-то время пряталась, больная жаждой мести, глотая слёзы собственного бессилия, я сто раз поступила неправедно. Верни мне, Солнце, тот день и час, когда я там, в роддоме, в этом холоде белёсых стен решила оставить ему и Алёнке свою девочку.  Тогда мне хотелось снять с себя кожу, лишь бы у меня не осталось ничего его, ничего, что напоминало бы мне о нём. Мне казалось, я  так ранена, обожжена, что надо немного пожалеть себя. А пожалела, выходит, Алёнку, больную, бездетную, счастливую….
***
Слепой и пустой  добралась она до этого места. И вот уже больше года влачила здесь жалкое существование заблудшей грешной души. Казнила себя, истязала себя, морила себя. Работала сначала в библиотеке этого маленького провинциального посёлка, куда когда-то в детстве ездила к своей тётушке. Однако это показалось ей слишком просто, и она ушла работать ночной сестрой в местную больницу. Жила в стареньком тётином доме, ходила исповедоваться. Не в церковь, правда, не могла себя этого удостоить. Ходила сюда, на пустырь. Говорили, что когда-то здесь стояла часовня, что место старое и намоленное, и она приходила сюда выть и стенать, молиться заходящему солнцу, как маленькая язычница, возводя худые руки прямо к небесам.

***
Наконец-то ей приснился сон. Впервые за долгие месяцы, спрыгнув рано утром с кровати, он поняла, что проспала всю ночь. Как это случилось? Как это? Сон покинул её с того самого дня, когда её покинули  любимый и  сестра. Ей снился белый-белый дом на берегу моря, она шла к нему по нагретым за день камням, больно ощущая ступнями каждый из них. Что это за дом? Что же он напоминает? Почему нет людей? Она шла всё ближе, то ускоряя шаг, то замедляя, не решаясь ни на что, и волнуясь отчего-то, боясь, трепеща… И вот распахнулась дверь, и навстречу ей, приволакивая ногу, выбежала Алёнка. Она была так хороша собой, так свежа, вся в белом!
- Где же ты была? Иди, иди же скорей, тебя ещё ждут!
Алёнка промчалась мимо, только по лицу скользнул порыв влажного морского воздуха.
Она включила струю воды посильней и похолодней. Давно надо было решиться. Приходит время искупать свои грехи. «Мне надо вернуться, надо найти его, Алёнку и …»

***
- Алёнка? - переспросила тётя Валя. - У Алёнки теперь всё хорошо. Сначала мы все за неё очень переживали. Она ведь после вашей ссоры попала в аварию.  Что за ссора?! Нелепица! Ведь известно, что твой-то души в тебе не чаял, и никакого романа у них меж собой не было…Что там у вас произошло, никому не ведомо, но и Алёнка, и твой бывший были словно не в себе. Да, что уж теперь!  Алёнка, конечно, осталась жива, но не ходила уже совсем. А потом эта девочка–подкидыш… В общем, они поженились и ребёночка себе взяли.
Она сидела, словно проглотив кол и готовясь к голгофе: глаза всё равно, что слепые, руки холодные и недвижные.
- Это даже хорошо, что Алёнка успела пожить вот так в семье, почувствовать себя мамой, - слегка отвернувшись, сказала тётя Валя. – Девочке исполнился год, а  месяцем позже Алёнка умерла... Очень   мучилась болями, но держалась молодцом. 
- Я пойду, тёть Валь, - она медленно поднялась из-за стола и встала на негнущиеся ноги.
- Иди, иди, милая, с богом! – Проводила её до двери.- А твой–то, он там же и живёт, всё тебя ждёт, боится  пропустить, адрес не меняет.
- Ждёт меня?
- Так, а кого ж? Любит он тебя, дурёху. Потому и Алёнку не бросил, за тебя прощения выпросить хотел. Потому и девочку взял, все поняли… - старушка оборвалась на полуслове.
- Я пойду, - задумчиво произнесла она, - мне  столько надо исправить, столько камней собрать.
-  Так сколько ты их ни раскидывала, - вздохнула тётя Валя,- он их все за тобой собирал.
Они вместе вышли  на порог. Горячее весеннее солнце затопило всю округу. И от этого вселенского тепла всё таяло и мягчело, плакало и раскрывалось. Казалось, так легко прощать и прощаться. Она махнула старушке, спустилась с крылечка и ступила на мощёную дорожку. Ветер ласковым щенком лизнул её щёку.
- Иди, иди же скорей,  тебя ещё ждут.