Глава 13. Память 2

     Мне очень повезло в жизни. Потому что у меня был заботливый, внимательный, добрый отец, готовый дать совет и прийти на помощь в любой жизненной ситуации. Сохранилось около трёх десятков папиных писем ко мне и несколько – к Диме. Вообще-то их было за 19 лет, которые мы прожили с отцом в разлуке, несколько сотен. Но сначала я их не сохраняла, а когда папы не стало, дорожила каждым обнаруженным в квартире письмом. Последние десятилетия без отца я иногда перечитываю эти уцелевшие письма, это очень грустное занятие. Время и жизнь позволяют понять многое. Хотя мы долгое время жили на огромном расстоянии друг от друга, но я всегда чувствовала его любовь и знаю, что так, как отец меня никто никогда не любил. И ещё, перечитывая старые письма, ощущаешь, как неумолимо и беспощадно ускользает время, безвозвратно унося с собой всё, что было когда-то так дорого и составляло твою, единственную и неповторимую сущность. Без отца в моей жизни образовалась пустота, с которой мне придётся жить до конца моих дней.
     Для того, чтобы дополнить образ своего отца – чистого, доброго и светлого человека, привожу здесь некоторые выдержки из его писем. Сквозь промчавшиеся годы слышу его голос и, всё больше понимаю глубину его чувств ко мне, его привязанность и нежность к нам с Димой. Всё это начинаешь осознавать, только навсегда потеряв близкого человека, да и то – с годами, когда сам приближаешься к финишной черте.
     Отец, обычно очень сдержанный в общении, в письмах позволял себе раскрываться и, не таясь, говорить о своих чувствах.
     Берёшь в руки любое из его писем или даже коротенькое поздравление (например, ко дню рождения) и уже в обращении чувствуешь его теплоту и любовь. Чаще всего он обращался: «дорогая Томочка» или «родная моя доченька», а в одной открытке: «моя зоренька». Когда у папы появился внук, обращения стали ещё более ласковыми: «маленькие мои», «маленькие Томочка и Димулик». А в немногих сохранившихся письмах к Диме: «хороший мой Димочка», «славный мой Дима-ёжик», «Дима, мой драгоценный мальчик», «Димуля, моя радость».
     Он часто волновался о моём, а впоследствии и о Димином здоровье: «Сейчас у вас похолодало, нужно быть очень внимательной, чтобы не заболеть, а для этого, Тома, одевай хорошо и себя, и Диму, чтобы не мёрзнуть».
     За годы моей жизни на Севере он постоянно отправлял почтой продуктовые посылки, чтобы снабдить меня, а потом и внука, хорошими продуктами, особенно свежими фруктами. Многие его письма начинаются со слов: «Вчера отправил вам посылку…», и дальше идёт перечисление того, что отправлено. Это были большие фанерные ящики весом не менее 10 килограммов…Такие роскошные посылки многим сегодня не по карману, поскольку пересылка обойдётся в кругленькую сумму, тогда же это было обыденным явлением.
     Читаю письма 1973 года, которых сохранилось лишь единицы. В них отец постоянно интересовался моей учёбой в институте и делами на работе, радовался моим успехам, беспокоился, если от меня долго не было вестей. «Извини, Тома, нам показалось, что ты долго не писала, поэтому мы дали две телеграммы – болит сердце, как ни говори… Я так мечтал об отдыхе на море втроём, но что поделаешь. Доживём до будущего лета, может моя мечта осуществится. Я очень по тебе скучаю, как только возьмёшь отпуск, сразу же приезжай».
     Папа всегда своевременно отвечал на каждое моё письмо. Но изредка обстоятельства не позволяли ему сразу же написать ответ: «Извини, моя родненькая Томуля, что столько времени не мог тебе написать пару слов: на работе всё время ревизия, нет времени…».
     Мама приехала ко мне в Ухту в гости впервые в 1973 году. Конечно, они с отцом не представляли специфику работы геолога-полевика. В поле (в тайге, тундре, горах) действовал «сухой» закон, то есть, запрет на спиртное. Рабочие, выполнявшие в полевых партиях тяжёлый физический черновой труд, по этой причине на работе всегда были трезвы. Но, как только выезжали на отдых в посёлок или город и получали зарплату, превращались в самых настоящих бомжей (жили – где попало, одевались – так же и постоянно находились «под градусом», пока не заканчивались деньги). И вот моя мама, приехав в Ухту после моего возвращения из поля, изумлённо наблюдала, как работяги повадились ко мне в гости. Один подвыпил и решил душевно поговорить за чашкой чая, второй, поиздержавшись, зашёл занять денег. Мама ощутила шок при виде моих «коллег» и, приехав обратно в Тернополь, конечно, наябедничала отцу. И вот папа написал в своём письме: «Тома, мама рассказывала, что когда была у тебя, к тебе приходил какой-то пьяный, а ты с ним разговаривала. Я б на твоём месте выгнал его в шею. Томочка, разве можно иметь взаимоотношения с такими типами, ты же без пяти минут инженер. И ещё мама рассказывала, что ты где-то работала с парнем, а он приехал и тут же пришёл просить у тебя деньги. Ну что можно сказать о таком типе? Если бы я был кавалер, я бы умер, но у девушки деньги не просил бы – это стыд! Не обижайся, Томочка, пишет тебе это самый близкий человек».
    В сложных жизненных ситуациях я часто советовалась с отцом и получала от него добрые и умные наставления. Например, в 1984 году, решив сменить место работы, я объяснила отцу причины и получила от него добрую поддержку: «Относительно работы, конечно, не желательно бы переходить с места на место, но если действительно всё отражается на твоём здоровье и настроении, то нужно себя поберечь».
     Когда подошёл пенсионный возраст, отец не ушёл на пенсию – ему, опытному финансисту, непросто было подыскать замену. Начальство уговорило остаться, и он согласился. Поработал ещё четыре года, но начал очень часто болеть, очередной бронхит вынудил его всё же бросить работу. На пенсии отец был всего два года и очень сожалел, что не ушёл на отдых в положенный срок.
     Выйдя на пенсию, ещё больше стал читать, хотя уставали глаза. Помимо своего давнего увлечения исторической, мемуарной тематикой, начал интересоваться религиозной литературой, историей религий, прочитал обе книги «Библии». Часто задавался философскими вопросами о месте Человека в Природе и во Вселенной, о смысле его существования.
     Летом и осенью отец часто ездил на электричках на природу в окрестные леса за грибами. Почему-то любил ездить один. Видимо, те немногие друзья, с которыми он в былые годы любил проводить досуг, одни постепенно отдалились, другие хворали, третьи просто не видели удовольствия в лесных вылазках. Отец исследовал все окрестные леса, хорошо знал, когда и куда нужно отправляться за лисичками, маслятами, опятами, рыжиками. Приносил корзину грибов, один или вместе с мамой обрабатывали собранные грибы, отваривали. Мариновал отец всегда сам по своему особому рецепту. Грибы получались очень вкусные, ароматные, открытые через полгода и даже через год, имели нежный вкус свежеприготовленных.
     Когда я приезжала в отпуск в грибное время, отец довольно часто приглашал меня с собой в лес за грибами. Тактичный, никогда не навязывающийся с разговорами, не пытавшийся влиять на мои увлечения, он, пожалуй, выражал единственное постоянное желание: взять меня с собой в лес. Я со стыдом вспоминаю свои отговорки: устала, хочу в отпуске подольше поспать, договорилась встретиться с подругами и т.п. Когда я вспоминаю об этом, до сих пор в душе скребёт острым лезвием чувство раскаяния.
     Теперь, когда я имею сына в том же возрасте, как была тогда сама, понимаю, как отцу хотелось побродить со мной, взрослой дочерью по лесу, без суеты спокойно поговорить, может, что-то вспомнить, чем-то поделиться. Конечно, он многое мог ещё поведать о давно прошедшем, пережитом… Мой семилетний сын ходил с дедушкой за грибами, это было огромным удовольствием для обоих, а я, к моему большому стыду и сожалению, так и не сподобилась. Все мои давнишние отговорки выглядят теперь ничтожными, а все дела, которым я отдавала тогда предпочтение вместо общения с отцом, кажутся мелкими и ничего не значащими. Как жаль, что понимание таких простых истин, приходит слишком поздно и что для этого нужно прожить целую жизнь.
     Папа был очень привязан к своему внуку, с удовольствием проводил с ним время, занимался, много беседовал. В 1983 году Дима пошёл в школу в Ухте. Папа с нетерпением ждал моих писем, не скрывал радости, получая их: «Получил ваши письма, был очень рад, а как же иначе, ведь это письма от моей дочки и от мудрого внука. Вы – моя гордость и безграничное душевное счастье».
     Отец очень переживал из-за Диминой учёбы в школе и старался даже на расстоянии помочь мне справиться с возникавшими трудностями: «Как Дима пошёл в школу – с радостью или неудовольствием? Как его успехи? Разбирается ли в математике или слабо? А как он ходит в школу – до обеда или после?.. Не знаю, что посоветовать, чтобы Дима поборол математику. Ты правильно делаешь, что не мучишь его, тем более, что он, бедный, изо всех сил старается, чтобы по всем предметам было 4 и 5. Не нужно на него кричать, потому что вырастет забитым и боязливым».
     В своих письмах, адресованных Диме, папа не скупился на добрые, тёплые слова, подбадривал его: «Димочка, видно, ты уже трудный барьер перешёл, держись такого курса, не сходи с верного пути, а для этого старайся больше читать и писать». «Не могу тебе передать то чувство и душевное состояние, которое я испытал при чтении твоего письма. Верю тебе, родненький, что ты станешь лучшим учеником». «Восхищён, что у меня такой мудрый внук. Приятно мне читать твои письма и видеть в них твои успехи и рост, развитие. Ты уже не тот ёжик, что был пару лет назад». «Дима, постарайся, чтобы последнюю четверть ты закончил на 4 и 5, а потом заберёшь все эти четвёрки и пятёрки и жми к дедушке в Тернополь. Слушай маму, будь хорошим мальчиком. Мы с бабулей очень соскучились по тебе».
     Почти в каждом письме отец писал о том, что скучает, что очень хочет увидеться. Особенно это заметно в письмах последнего года жизни: «Как хочется скорее увидеться. Ты знаешь, когда мы были моложе, меньше ощущалась скука разлуки и в этом была некоторая закономерность. А теперь под старость намного увеличивается потребность видеться и быть вместе... Тома, из твоего письма я вижу, что ты очень переживаешь за меня и просто боишься за мою жизнь. Не нужно это, гарантии на жизнь никто не может дать, но переживать не стоит. Знай, Тома, что от судьбы никуда не убежишь, она придет сама». 21.04.85 г.
     В последний раз при жизни папы Дима гостил у дедушки с бабушкой летом 1985 года. Папа довольно часто присылал мне свои наблюдения за внуком, а также писал о том, как они проводят время и чем занимаются: «Дима хороший, очень подвижный и весёлый мальчик, нам с ним скучать не приходится. Когда была хорошая погода, он катался на велосипеде и быстро освоил технику езды. Дима читает книги, сейчас заканчивает «Кортик». Кроме того, решаем с ним примеры, повторяем таблицу умножения.... Но не подумай, Томочка, что я хвалю его, потому что делаю скидку как своему внуку». 06.85 г.
     «С Димой скучать нет времени, это не мальчик, а просто чудо. Он, наверное, будет такой фантазёр, как Жюль Верн. Буквально из ничего что-нибудь выдумает, да не глупое, а умное, часто меня доводит до такого смеха, что не могу удержаться, до слёз. Из-за погоды ни разу не ездили в лес за грибами с Димой, а он так хочет и даже говорит, что не будет со мной дружить. Пишу это письмо, а Дима говорит, что соскучился по дому и особенно по маме. Видишь, какой дорогой у тебя ребёнок, это действительно твоя гордость. Самое главное, чтобы он не споткнулся в жизни, а для этого нужно постоянно держать его в руках. Когда думаю, что через каких-то 45 дней Дима будет с тобой, а не со мной, становится жутко». 07.85 г.
     В июне 1985 года умерла Назарова Майя, мой большой друг. Человек родственной мне души, более близкой подруги у меня не было за всю мою жизнь. Эту потерю я ощущала как огромную трагедию и, конечно, написала о своём горе папе. 18 июля пришёл его ответ: «Вчера получил твоё трогательное письмо, в котором ты пишешь о тяжёлых переживаниях, связанных с кончиной Майи Александровны. Конечно, жаль человека, да ещё и доброго, но что сделаешь? У де Голля была недоразвитая дочь, и когда она умерла, то её мама очень плакала. А де Голль говорил своей жене: «Не плачьте, мадам, теперь она поравнялась с другими». Так и я хочу тебе сказать: не убивайся так, разве в мире хорошая была только Майя Александровна? Невидимое количество людей прекрасной души и сердца умирают. Такова человеческая жизнь»…
     Это – одно из последних его писем. Оно получилось как бы завещанием и утешением в предстоящей нам с папой вечной разлуке.
     Через два месяца после написания этих строк папы не стало… Умер он внезапно, как и жил – стойко и скромно, стараясь никого не потревожить, никого собой не обременить.
     Я уже писала, что, читая книги, отец выписывал понравившиеся цитаты. Я прочла в его выписках такие слова Эрнеста Хемингуэя: «Мужчина не должен умереть в постели; либо смерть в бою, либо пуля в лоб». 
     После похорон на поминки пришло очень много людей с организаций, где он прежде работал. Людей было столько, что в нашей «большой» комнате все не поместились, поэтому гости сидели за столом недолго: пришедшие, помянув покойного, торопились освободить место для ожидавших в прихожей и коридоре. Все, кто заходил, удивлялись скромности жилья и обстановки. А один рабочий со стройуправления, где отец трудился много лет, произнёс такие слова: «Помянём этого наискромнейшего человека. Мы знали, что он – порядочный человек, но всё же не подозревали, что наш главбух, у которого были такие большие возможности и который мог бы жить как буржуй, жил так же просто, как любой рабочий в нашем СМУ, и даже скромнее многих из нас…»
     После смерти отца письма из Франции продолжали, как и прежде приходить на тернопольский адрес. Отвечать на них стало некому. Сначала мне было не до этого. Но через год, приехав летом в отпуск к матери, я взяла несколько пришедших писем с собой и в Ухте попыталась их перевести, но из этого ничего не получилось. Поскольку я совершенно не владела французским, мне пришлось взять несколько уроков у своей хорошей знакомой, в своё время закончившей Сыктывкарский государственный институт иностранных языков. Я стремилась освоить хотя бы азы грамматики и научиться чтению основных буквосочетаний, нехарактерных для нашего языка.

                Продолжение: http://www.proza.ru/2015/07/26/1075