Белое и голубое. Ги де Мопассан

Моя маленькая лодка, моя чудесная лодочка, вся белая, с полосой вдоль борта, плыла тихо-тихо по спокойному морю – спокойному, спящему и голубому, цвета прозрачной жидкой голубизны, в которую тёк голубой свет до самых придонных скал.
Красивые белые виллы смотрели своими открытыми окнами на Средиземное море, которое подступало к оградам садов и ласкало их. В этих красивых садах росли пальмы, алое, вечнозелёные деревья и вечноцветущие растения.
Я приказал своему матросу остановить лодку у маленькой двери моего друга Поля и закричал во всю силу лёгких: «Поль, Поль, Поль!»
Он появился на балконе с испуганным видом человека, которого разбудили. Яркое солнце слепило его, и он закрывал глаза ладонью.
Я крикнул ему:
- Не хочешь ли прогуляться по морю?
Он ответил:
- Сейчас иду.
Через 5 минут он сел в мою лодку.
Я велел матросу править в открытое море.
Поль взял с собой газету, которую не прочёл утром, и, лёжа в глубине лодки, принялся её просматривать.
А я смотрел на берег. По мере того, как мы удалялись, появлялся город, красивый белый город, лежащий на краю голубых волн. Затем над ним вырисовалась первая гора, первый сад, большой сосновый лес, в котором тоже стояли белые виллы - то тут, то там, похожие на большие яйца гигантских птиц. Приближаясь к вершине горы, они становились реже, и среди них виднелась одна очень большая, прямоугольная (гостиница, возможно) и такая белая, что она, казалось, перекрасила само утро.

*
Мой матрос беспечно грёб по спокойному морю. Так как солнце, светившее с середины голубого неба, утомляло мои глаза, я смотрел на голубую глубокую воду, чей покой тревожили вёсла.
Поль сказал мне:
- В Париже идёт снег. Каждую ночь – мороз в 6 градусов.
Я вдохнул тёплый воздух, раздувая грудь – неподвижный голубой воздух. И вновь поднял глаза.
Я увидел за зелёной горой и над нею огромную белую гору. Раньше её было не видно. Теперь она начинала показывать свою снежную стену, свою высокую сверкающую стену, опоясывающую ледяные вершины, остроконечные, как пирамиды, вдоль жаркого берега, где растут пальмы и цветут анемоны.
Я сказал Полю:
- И здесь тоже снег. Посмотри.
И показал на Альпы.
Обширная белая цепь разворачивалась, насколько хватало глаз, и росла в небе при каждом ударе весла, которое плескалось в голубой воде. Снег, казалось, лежал так близко, так густо, так угрожающе, что мне стало страшно и холодно.
Затем мы увидели ниже чёрную прямую линию, которая делила горы напополам, где солнечный огонь сказал ледяному снегу: «Ты не пройдёшь дальше».
Поль, всё ещё державший газету, произнёс:
- Ужасные новости из Пьемонта. Лавины разрушили 18 деревень. Послушай-ка.
И он прочёл:
«Ужасные новости приходят из долины Аост. Испуганное население больше не знает покоя. На деревни постоянно обрушиваются лавины. В долине Люцерна стихийные бедствия также серьёзны. В Локане – 7 погибших, в Спароне – 15, в Ромборгоньо – 8, в Ронко, Вальпрато, Кампильа, покрытыми снегом, насчитывают 32 трупа. В Пиронне, Сэн-Дамьене, Мюстернале, Демонте, Масселло, Чиобрано также многочисленные жертвы. Деревня Бальзелья полностью исчезла под лавиной. На памяти людей таких несчастий ещё не случалось. Со всех сторон приходят ужасные подробности. Вот одна история среди тысяч.
В Гроскавалло жил мужчина с женой и двумя детьми. Жена давно болела. В воскресенье, когда произошло стихийное бедствие, мужчина ухаживал за женой. Ему помогала дочь, а сын был у соседей. Вдруг огромная лавина накрыла хижину и разрушила её. Огромная балка, упавшая с потолка, разрубила тело мужчины напополам. Он умер мгновенно. Эта же балка защитила мать, но прищемила ей руку и раздробила пальцы. Второй рукой она смогла дотянуться до дочери, погребённой под деревянными обломками. Малышка звала на помощь около 30 часов. Время от времени она просила: «Мама, дай мне подушку, у меня так болит голова». Выжила одна мать».
Теперь мы смотрели на гору, на огромную белую гору, которая росла, а вторая, зелёная, казалась теперь лишь крошкой у её ног.
Город исчез в дали.
Ничего не осталось вокруг нас, под нами и перед нами, кроме голубого моря, и белых Альп за нами, гигантских Альп в тяжёлой снежной шубе.
А над нами – голубое небо, позолоченное лучами!
О! Прекрасный день!
Поль сказал:
- Как, должно быть, страшна смерть под этой тяжёлой ледяной пеной!
Меня несли волны, укачивали движения вёсел, вдали на берегу я видел только белый хребет, и я подумал об этом жалком маленьком человечестве, об этой пыли, такой крошечной и подверженной мучениям, которая живёт на песчинке, потерянной среди миров. Я подумал о жалких племенах людей, уничтожаемых болезнями, лавинами, сотрясаемых землетрясениями, я подумал об этих бедных маленьких существах, которых не видно на расстоянии одного километра, но которые так глупы, так тщеславны, так задиристы, которые убивают друг друга, хотя им отмеряны лишь дни жизни. Я сравнил насекомых, которые живут несколько часов, с животными, которые живут годами, и со Вселенными, которые живут несколько веков. Что это такое, всё это?
Поль произнёс:
- А я знаю одну хорошую историю о снеге.
- Расскажи, - сказал я.
Он спросил:
- Ты помнишь большого Радьера, Жюля Радьера, красавчика Жюля?
- Да, прекрасно помню.
- Ты знаешь, как он гордился своей головой, волосами, торсом, силой, усами. Он думал, что он – во всём лучше других. Он был непреодолимым сердцеедом, одним из тех парней, которые имеют успех, и никто не знает – почему.
Они не умны, не утончены, не обладают тактом, но они – красавчики. И этого достаточно.
Прошлой зимой Париж был покрыт снегом, а я поехал на бал к даме полусвета, которую ты знаешь: к красавице Сильви Рэймон.
- Да, я её знаю.
- Жюль Радьер тоже был там, его привёл друг, и я видел, что он очень понравился хозяйке. Я подумал: «Вот один, которому снег не помешает уйти этой ночью».
Затем я поискал себе развлечения среди красавиц, бывших на бале.
Я не преуспел, ведь я – не Жюль Радьер, и ушёл, совсем один, около часа утра.
Перед дверью дюжина фиакров ожидала последних приглашённых. Казалось, они хотят закрыть свои жёлтые глаза, глядевшие на белый тротуар.
Я жил недалеко и решил пройтись пешком. Завернув за угол, я увидел странную картину.
Передо мной двигалась большая тень человека, который ходил взад-вперёд, топал по снегу, подбрасывал его ногами, рассыпал перед собой. Сумасшедший? Я осторожно приблизился. Это был красавчик Жюль.
Одной рукой он держал в воздухе свои лакированные ботинки, другой рукой – носки. Его брюки были завёрнуты до колен, и он бегал по кругу, словно лошадь в манеже, топча голыми ногами ледяную снежную пену, ища место, где снег ещё был не тронут, где он был белее и глубже. Он быстро двигался, лягался, делал движения полотёра.
Я остолбенел и пробормотал:
- Ты что, сошёл с ума?
Он ответил, не останавливаясь:
- Вовсе нет, я мою ноги. Представь себе, я подцепил красавицу Сильви. Вот это удача! Я думаю, что этой ночью решится моя судьба. Нужно ковать железо, пока горячо. Я не предвидел этого, иначе заранее принял бы ванну.

*
Поль заключил:
- Видишь, снег может иногда оказаться полезным.
Мой матрос устал и прекратил грести. Мы оставались неподвижными на неподвижной воде.
Я сказал матросу: «Вернёмся».
И он опять взялся за вёсла.
По мере того, как мы приближались к земле, высокая белая гора пряталась за другую, зелёную гору.
Город появился снова, похожий на белую пену на берегу голубого моря. Виллы показались между деревьями. Линии снегов больше не было видно, линия вершин терялась справа, в направлении Ниццы.
Затем остался виден только один большой хребет, который тоже вскоре исчез: его поглотила береговая линия.
И вскоре не было видно уже ничего, кроме берега и города, белого города и голубого моря, по которому скользила моя прекрасная лодочка при тихом плеске вёсел.

3 февраля 1885
(Переведено 21 июля 2015)