Элизиум. Глава 21

Спонтанно всё бросить и посвятить ближайшее время делам незапланированным не мог только Иен – сегодня вечером он обязательно должен был присутствовать на соревнованиях по танцам у своей дочери в качестве зрителя и гордящегося её выступлением отца. Скольд кое-как уладил свой неожиданный уезд с Алессой. Рейн приготовился в очередной раз попытаться разглядеть зазеркалье на дне стакана.

Небольшой домик в месте, именуемом «деревней», - это скромное  пристанище Авилона в крошечном городишке. Всё это в часе езды от Мидиана и в неопределённых по времени муках по глиняному бездорожью. Но как бы не было сложно туда добираться, особенно сейчас, в пору слякоти, второе жилище Рейна ему необычайно нравилось: там было спокойно. Ни тебе убийств, ни тебе возможности, что бывшая жена пройдёт под руку со своим ухажёром. Его компания тоже облюбовала те территории. Для них уже было классикой жанра с наступлением тепла там собираться. Это как их персональный элизиум.

Примерно в четыре часа дня они уже были в машине – всё в том же чёрном напоминающем военный джипе. Рейн и Скольд сели назад, а Ева - рядом с Дани. То, что он питает к этой девушке интерес Авилон и Дикс поняли. Но Рейн заключил по некоторым моментам, что Дани ведёт себя с ней иначе и по-новому, а второй посчитал, что это его очередное незначительное увлечение.

Перед тем, как выехать за ворота и отправиться прямиком в радостный отпуск, Дани сделал один звонок, во время которого Ева услышала знакомое имя… Она видела и понимала, что его любезность наносная, дающаяся через силу. Он говорил доброжелательным голосом, имея на лице неприязненную тень:

- Добрый день, Габриэль! Сегодня ювелир скажет настоящую стоимость перстня с рубином. Я Вам тут же сообщу. С продажей не стоит затягивать. Будьте на связи. До свидания.

Это часть его плана на случай того, если придётся столкнуться с Андерсом. А он не упустит возможности о себе заявить... Ева не силилась вдаваться в подробности, что Габриэль, по всей видимости, хочет у него купить. Даниэль, заводя мотор, посмотрел на Еву со словами:

- Она даже не поинтересовалась, как ты вне «родительского» дома поживаешь. Просто не хочет затрагивать эту тему. Ты не замечала за Габриэль что-нибудь подозрительное?
- Светская львица с претензией на индиго.
- Это я уже знаю...

И их путь начался. Совершенно скоро он попросил Еву положить его бумажник в бардачок. О, тот самый бумажник, на которые молились тысячи… О, тот самый бардачок, из которого повалились груды всяческого хлама к ней на колени… Дани тоже бы хотел так повалиться на её колени. Ева и так очень желала отгладить его водолазку, мятую в трёх местах, а сейчас ещё подкралось стремление убрать весь этот немыслимый беспорядок. Она не говорила никаких замечаний – это было бы слишком претенциозно для первых дней их близкого общения. Она незаметно и аккуратно сложила всё обратно. Какие-то записные книжки, квитанции, упаковка из под мороженого, пакеты, пустая бутылка из под минеральной воды и множество иных залежей. Велору бы понравился набор. Он засунул бы туда ещё чучело утконоса. Даниэль вдруг воскликнул, когда Ева подняла тонкую тетрадь с потрёпанными краями:

- А! Мой черновик! Я думал, что потерял. Можешь даже полистать, если хочешь.

А она хотела. Всё же печатные книжные буквы несравнимы с самими чернилами, в которых зашифрован сам процесс творчества. Ева увидела на страницах с бессчётным количеством исправлений и росчерков наброски его произведений. Его почерк сильно менялся от одного к другому: он был то прилежным и витиеватым, то невообразимо небрежным и скачущим, как кардиограмма сердца во время приступа. Здесь всё зависело от его настроя. Далеко не всё попадало в книги. Некоторые его плоды так и оставались неувиденными, но Ева обратила внимание на некое произведение:

- Это из одного из твоих сборников. Ты посвятил это стихотворение де Снору – так сказано здесь в эпиграфе к нему. Почему ты не указал в печати этот момент?

И она показала ему быстро ту страницу. Он ответил :

- Кристиан и так узнал, что это адресовано ему...

Диаграмма складывалась в слова:

Мой печальный Орфей вновь нисходит в Аид.
Он не хочет свою Эвридику вернуть.
Он спустился, чтоб петь. Он как рана – открыт.
И всех лучше поётся в том царстве, где жуть,
Где сонмища реют скорбей чернокрылых,
Где плещется мёртвого Стикса вода…
В Аду лишь Орфей сложит песню, что миру
Подарит – такую прекрасную, как никогда!
Твой образ, художник, писатель, поэт –
Орфей, что спускается прямо во Ад,
Чтоб произвести дольней ноты рассвет.
Но, искусства творец! Из Аида ты сможешь – назад?..

Внизу финальная строка была отчёркнута сплошной прямой линией - сердцебиение остановилось. Смерть.

Видя не пустословную осведомлённость Евы, он с удовольствием и увлечением пояснял:

- Аид здесь – аллегория. Имеется в виду, что искусство рождается от мучения, вызванного сильными переживаниями. Оно никогда не случается от царящих умиротворённости и гармонии. Должен быть надрыв. Часто возвышенный гимн, что услаждает слух, - ничто иное, как вой одинокого зверя в зловещей, синей чаще.

Она слушала очень заинтересованно. Скольд резво выкрикнул:
- Кстати, о синем! Не забудь заехать за провиантом.
 
Дани не хотел отвлекаться на его голос. Он продолжал, ловя на себе её увлечённый и ясный взгляд:

-…Лезвия переживаний и мук вскрывают тончайшую кожу самой души, чтоб…

- Велиар!!! – и Дикс пнул его в спинку сидения.

- Я всё слышу!!! – раздражился он на мгновение. И говорил далее:

- Чтоб просочилась настоящая, огненная кровь. Ей ваяются действительно стоящие шедевры.

И Ева продолжила его тему с сопутствующими примерами. В скором времени Скольд и Рейн ощутили, что из их изначальной компании лаконично отгородились Даниэль и Ева. Они просто говорили друг с другом. Про всё. Про то, почему кошки всех лучше. Про то, что Даниэль играл в спектакле, поставленном по блоковскому «Балаганчику». Про то, как многих восхищало и пугало одновременно его загримированное снежной белизной лицо печального клоуна. Про то, что Арлекин - брат его, забравший его невесту, - сам бросился в очаровавшую его гибель, в пустоту: «Иду дышать твоей весною в твое золотое окно!»

Апрель нежил солнечными лучами воздух. Бледный дом с мансардой и небольшим балконом затерялся в оставленных садах и утопал в прохладной тени. Он был в стороне от основного поселения, а соседи его – такие же жилища, но уже навсегда покинутые. Посреди дикого буйства трав и деревьев он смотрелся органично, будучи тоже лишённым явного человеческого присутствия и деятельности. Клумбы с редеющими розами сейчас выглядели как открытые кружевные веера тёмного цвета. Гирлянды истлевшего после зимы плюща увивали стены, крыльцо и оконные рамы. Стёкла пропускали только рассеянный дневной свет, поскольку над крышей дома раскинулись пологи клёнов. Это строение словно находилось в другом доме – природы. Его фасад задумчиво смотрел в вековые тени. А позади него простирался небольшой прямоугольник, свободный от полумрака. Туда выглядывала веранда – излюбленное место здешних завсегдатаев. Был поодаль от неё вырыт небольшой бассейн, на поверхности которого плавала прошлогодняя листва, стояли старые качели, различались остовы цветочной оранжереи. Сейчас здесь правила весенняя теплынь, размеренность и лёгкий птичий щебет. Но около шести вечера туда приехали Даниэль и его компания, нарушив тишину.

Ева сначала была в недоумении, почему Даниэль остановился у какого-то леса. Эта поездка для неё содержала и наслаждение от разговора с ним, и нехилую встряску по всем колдобинам, когда они уже подъезжали, а теперь, видимо, предстояла ещё экскурсия по слякоти. Он убрал доброжелательный настрой со своего лица, вскинул бровь, значительно на неё взглянул: «Приехали.» И сказал Рейну и Скольду хладнокровно: «Идите и приготовьте верёвки с ножами!» Они переглянулись, молча взяли пакеты с бренчащими в них стеклянными бутылками, ответили, что всё сделают, и исчезли меж стволов по неявной тропинке. Даниэль одним щелчком кнопки закрыл все двери в машине и промолвил тихо:

-Зря ты с нами поехала… Зря!

Ева поняла, что у неё сушит во рту от нахлынувшего волнения. Вполне вероятно, что про этих людей она не знает очень многое. Трое взрослых мужчин. И никого из посторонних в этой местности…Мгновение длился её страх, а потом она просто внимательней посмотрела в глаза Даниэля. И рассмеялась:

-Прекращай мне заговаривать зубы!

- Ну, раскусила! Похвально! – всплеснул руками он. И повернулся к ней, улыбаясь и одурманенно любуясь.
- …Теперь, может, пойдём вслед за всеми? – нетвёрдым голосом предложила она.
- У них имеется еда, вино… Они не пропадут. Давай тупо уедем.
- Куда?
- На море! У меня есть ещё один дом – он на южном побережье.
- Не доводилось, к сожалению, там бывать, - вздохнула она. 
- Надо бы! Я там давно не появлялся. А тебе бы тоже понравилось… - ему хотелось, чтоб Ева узнала о том, что ему дорого и ценно; он желал поделиться с ней чем-то личным. И он действительно мечтал сейчас с ней оказаться в своих родных краях. Он даже не знал, почему…

- Ладно, пошли, - промолвил он с трогательной для неё светлой грустью и открыл все двери.