Человек, которому нравилось быть грустным 12

Весна входила в свои права – становилось солнечнее и светлее, особенно ближе к полудню. Книжник спал как убитый, и даже свет из окна не мешал ему. Но когда, наконец, мужчина открыл глаза, то обнаружил, что в его квартире кто-то деловито хозяйничает, осматривает комнаты, открывает шкафы, роется в белье. И это была не маленькая девочка, судя по тяжелым шагам.
Валентин медленно встал, стараясь не шуметь, и сразу же достал из ящика нож. Подумать только, девочка кого-то пустила в квартиру, пока он беззаботно спал на кухне. Три конверта с рублями, все его значительные сбережения, были надёжно спрятаны, найти их даже при желании будет не так-то просто. Но он никогда ни с кем не обсуждал своё благосостояние, вряд ли кто решился бы грабить его квартиру в надежде на богатую добычу – все вокруг в той или иной степени считали его дурачком. А те редкие гости, что были здесь по крайней необходимости, сантехник и смотритель дымохода, особого убранства в квартире не заметили. Так почему девочка привела сюда кого-то?
Потрясающе. Его грабят при содействии тех людей, к которым он успел так привязаться. И тут он как следует разозлился. Сохраняя меры предосторожности, ступая тихо, взяв нож на изготовку, он пошёл вдоль стены, напряженно вслушиваясь в шаги и шуршание тканями. Стоило мужчине оказаться в коридоре, как незваный гость решительно направился навстречу: шаги приближались, вот-вот он появится в дверном проёме комнаты, где ещё вроде как недавно спала маленькая девочка. Книжник, злой и напуганный одновременно, нервно застыл в ожидании, собираясь тут же броситься на вора, как только он покажется.
- Ааааа!!! – закричал книжник, увидев фигуру.
- Ааааа!!! – закричал в ответ пронзительный женский голос.
Кто бы мог подумать – это была его жена.
- Резать меня собрался? – опомнившись, сказала она. – В браке меня не угробил, не хватило чуть-чуть, так сейчас решил?
- Что ты здесь делаешь? – прорычал книжник.
- Нож опусти для начала. Я поговорить приехала. Успокойся.
- Почему ты шаришься в моём доме?! 
Она была слишком похожа на саму себя, вернее, ту, которая осталась в памяти мужчины. Безупречный макияж, причёска, на укладку которой тратилось не меньше получаса каждый день, кольца, серьги… Она словно ни на чуточку не поменялась за всё время разлуки, оставаясь всё тем же человеком. О себе он такого сказать не мог, хотя это могло бы быть и неправдой. Сделать то, что ты хотел, но скрывал долгие годы – не значит измениться, это значит лишь позволить себе быть тем, кто ты есть. А она… она ничего никогда не делала, только подбивала на действие других. И её приезд, хоть и казался реальным ещё несколько дней назад, всё равно был отчасти чудом. Слишком импульсивная женщина, слишком редко она доводила дела до конца.
- У тебя в доме была девочка, но никаких женских вещей в шкафах. Ты совсем ошалел? Сколько ей лет?
- Она мой друг. Куда она ушла?
- В больницу к маме. Опусти, наконец, нож, я нервничаю! Как ты это объяснишь?
- Ты дура, я спал на кухне, а не с ней в комнате. Тебе это о чем-то говорит?
- Я поняла – драматично, театрально выронила жена, как она обычно любила делать. – Это твоя дочь… от другой… Я знала, всё это время я знала, я не могла ошибаться.
Валентин пошёл обратно на кухню, даже не оборачиваясь на монолог, потому что знал – её прерывать бесполезно, пока она не изречёт все свои реплики, версии и тирады, дальнейший разговор с ней невозможен. Но буквально через несколько секунд вернулся бегом, и с ходу стал кричать.
- Ты прогнала её?! Что ты ей сказала? Откуда ключи?
- Не кричи, разговаривай нормально! У меня уже от тебя голова болит, как раньше. Никуда не прогоняла, она мне дверь открыла, сказала, что ты спишь. Пустила меня и ушла, сказала, в больницу. Всё! 
Книжник только сейчас осознал, что всё это время ходит с ножом в руке, не бросил его обратно в ящик, не положил в мойку. Он будто прилик к пальцам, нагревшись в потной ладони.
- Как ты дочь свою назвал, а?
- Никак – сквозь зубы ответил Валентин, понемногу начиная успокаиваться и терять интерес к разговору на повышенных тонах. – Ты опять пришла всё рушить.
- Нет, я пришла поговорить с тобой. И не забывай, что издалека. Чай есть у тебя?
- Есть.
Она определённо всё ещё была красива, хотя возраст беспощадно забирал у неё красоту по маленьким кусочкам. В этот год он лишил свежести взгляда, в следующем он заберёт цвет у волос на висках. Но она до сих пор была привлекательна той поверхностной красотой, что развешана на всех рекламных плакатах, втиснута в каждый глянцевый журнал. Это была та красота, на которую любят смотреть, но с которой долго ужиться не может никто. Она будто пожирает своими бесконечными требованиями, оставляя любого человека опустошённым. Это была даже не красота в истинном смысле слова, а просто красивый облик, не больше. Тщательно и детально сконструированная личина, добросовестно и по инструкции. Именно в этот момент Валентин возненавидел её, пусть и всего на несколько секунд, уступив это чувство необходимости быть снисходительным.
Они молча распределили роли в приготовлении чая, ни словом, ни даже взглядом не пытаясь скоординироваться: всё получалось само собой, по отработанной за 20 лет совместной жизни схеме. Он ставил чайник, расставлял посуду и садился за стол, чтобы не мешать хозяйке крутиться на кухне, остальное делала она.
- Ты даже чай тот же самый пьёшь, который я терпеть не могу.
- Олеся – впервые за встречу книжник обратился к ней по имени. – Не хочешь, не пей.
- Нет уж, мне надо.
И она будто с лёгким вызовом стала нарочито много пить, правда, избегая взгляда бывшего мужа. Он не притрагивался к своей чашке, и неодобрительно смотрел на неё. Всё-таки надо было сразу выгнать, не о чем же говорить…
- У меня две новости есть. Старший женится наш, предложение своей девушке сделал.
- Я его поздравляю – перебил Валентин.
- Лично поздравишь. Он тебя приглашает.
- А что же так вдруг? Денег, что ли, не хватает ему? Так ты скажи сколько, я передам.
- Валя, хватит! Ты ему отец, он тебя любит.
- Именно поэтому он мне ни разу не позвонил. Я лишь ему прислал на мыло свой телефон, и нет, ни одного звонка за всё время. Странная такая любовь… - мужчина говорил это беззлобно, чуть иронично, но в то же время с отчётливыми нотками грусти. – Да и вообще ты знаешь, как они ко мне относились. Я же тиран, душитель свободы, постоянно что-то требовал от них, заставлял делами заниматься, а ты им всё спускала. Жениться собрался, он хоть на работу устроился?
Олеся вздрогнула, ничего не ответив.
- Так, понятно. Значит, ты денег приехала просить. Могла бы просто написать в таком случае.
- Ты бы мне ничего не ответил.
- Ответил бы.
- Думаешь, мне в удовольствие тут сидеть и видеть твою противную рожу?! – стала раздражаться женщина. – Твои ухмылки дурацкие, кривляние твоё?
- Сколько вам нужно денег?
- Какая же ты скотина…
- Какой уж есть. Давай поговорим откровенно. Ты же знаешь, как ко мне относятся дети. Они хорошо усвоили все твои эпитеты, что ты на меня лепила, их мнение от твоего мало отличается. И неоднократно у меня были случаи в этом убедиться. Так что давай без любит, ждёт…
- Они были детьми, сейчас повзрослели. Тут нет большой проблемы. Просто съезди и попробуй пообщаться с ними. Или ты – она замолчала на пару секунд – или ты от своей новой семьи уезжать не хочешь?
- У меня никого нет.
- Тогда кто эта девочка?
- Друг. У неё мама больная, им жить негде, вот она у меня и ночевала тут.
- Добрый самаритянин, и прибавить нечего. Зачем ты мне опять врёшь?
Разговор мог закончиться прямо в эту секунду. Книжник отвык от постоянных упрёков и многочасовых объяснений. Мало того, даже получил к ним стойкую аллергию, которая проявлялась сразу же, стоило только ходить в разговоре по кругу с одними и теми же обвинениями. Да, он был готов прервать все объяснения и выставить Олесю за дверь. Но вместо этого медленно сосчитал про себя до десяти, глубоко вдохнул и выдохнул, потёр глаза и сказал спокойно:
- Не будем спорить. Мне нет смысла что-то тебе говорить, потому что ты всё равно не поверишь. Давай не касаться острых углов, хорошо? Иначе мы вряд ли сможем поговорить о второй причине, почему ты сюда приехала.
- Так ты поедешь к сыну на свадьбу?
- Я подумаю. Но деньгами помогу, пусть это будет несправедливо. Двести тысяч же вам хватит?
Она не успела ответить, обескураженная тем, как пошёл разговор, а Валентин в это время хлебнул из чашки, спешно вышел из-за стола и исчез в дальней комнате. А через минуту вернулся и аккуратно положил на стол стопку свежих не затёртых банкнот.
- Здесь 250. Должно хватить и на кольца, и на платье, и на кафе. Бери.
- Коля будет рад…
- Ну конечно! Где бы ещё он взял эти деньги, кроме как у меня? Только вот позвонить спросить не мог, парламентёра прислал.
- Он бы тебе сам, возможно, написал, свадьба только летом, ещё куча времени. Не обвиняй его ни в чём. Да и не из-за него я приехала.
- Так, мы подобрались ко второй причине.
- Я тебе расскажу всё, но ты должен попытаться меня понять. – с расстановкой стала говорить Олеся. – Без твоих предрассудков попробуй войти в моё положение. Дослушай, не перебивай.
- Я готов – с игривой улыбкой заявил книжник, даже слегка декларативно.
- Ты опять кривляешься.
- Я слушаю. И, признаться, такое начало меня откровенно пугает. Но говори, я выслушаю. 
- Хорошо… Это касается нас с тобой, только не подумай чего лишнего. Больше года мы как-бы разведены, но по паспорту и документам остаёмся мужем и женой, что, согласись, немного странно.
- Да нет проблем, сходим в ЗАГС… - начал было книжник.
- Я же попросила тебя просто меня выслушать. Ну неужели это так сложно?
Вся её непокорная стать растворялась среди холостяцкой обстановки квартиры, упрёк звучал не грозно, а откровенно жалостливо. Ещё несколько минут назад она грозно требовала уважения к себе, не спускала никакого юмора в свой адрес, даже самой безобидной иронии. А теперь и голос стал чуть-чуть подрагивать, и глаза, сверкавшие и смотревшие свысока, слегка увлажнились. Чем ближе она подбиралась к сути, тем сложнее ей становилось говорить дальше. Книжник стал понимать, что к чему, и это ему не нравилось ещё больше.
- Олеся, я знаю, что ты хочешь сказать. Ты предложишь помириться, но я на это никогда не смогу пойти. Пойми, я против каждодневного изматывающего насилия друг над другом, чем был наш брак почти всё время.
- Ты просто чудовище, у меня нет слов – она беззвучно плакала. – Для тебя люди – слепки, они, по-твоему, не способны меняться? Всегда остаются в прежнем положении?
- Редко. Но у нас с тобой изначально были разные устремления. И счастье всегда будет ускользать из нашего дома, потому что ты вечно ждёшь его. Возникла короткая пауза. - Ладно, прости, я не должен был так сразу это говорить. Этот разговор очень серьёзный, и если ты наконец готова к нему, что ж, можно и поговорить. На какое время у тебя обратный билет?
- Нету – не сразу ответила Олеся. – Не покупала ещё.
- Ну день у тебя есть? Чтобы у нас не осталось больше друг к другу вопросов, возможно, говорить придётся долго.
- Есть.
- Мне сейчас очень нужно будет отъехать по делам, ты подождёшь меня в квартире? Могу оставить ключи, если тебе вдруг надо будет пойти в магазин, или просто прогуляться. Я приеду, и мы обо всём поговорим. Хорошо?
Она кивнула.
- Ну вот и хорошо.