Безумный король

(продолжение рассказа "Черная Кровь")

Мечник видел их. Он видел птиц беззвучно следящих за ним. Он слышал хруст лесных валежин под негнущимися лапами. Волки не сводили с него пустых глаз, но держались в стороне. Даже ветви сухих елей услужливо преклонялись перед ним. Под ногами расстилался ковер из скрюченных шишек и хвои.

Мечник не считал, сколько раз поменялись день с ночью. Не имело значения темно вокруг или светло - в тени вековых крон всегда было темно. К тому же его глаза одинаково хорошо видели при любом освещении. Время не имело власти над Тьмой и Смертью - первая наполняла его, вторая подгоняла, и все они трое являлись сестрами, чтущими святость обоюдных границ.

Да, мошкара продолжала сновать в его истлевшей щеке. Где-то в груди сплетались в клубок неугомонные паразиты. Они откусывали от его мертвой плоти ровно столько, насколько он им позволял. В иной смерти ютилось так много жизни, что лишь за чертой случалось осознание собственной значимости. До этого все в его организме - от кровотока до мелкой моторики - работало на благо эгоистичной оболочки. Когда-то эта оболочка служила старому, обезумевшему господину, а разум череде суеверных страхов. Теперь они принадлежали Тьме и бессметным полчищам ее отвратных порождений. Впрочем принадлежность эта была обоюдна. Сама Тьма никогда не брала больше чем могла взять или чем мог пожертвовать сам Мечник. Нет, красавчиком он никогда не был и уже не станет. Свое место в пищевой цепи он заслужил по праву смерти и был коронован единственным Господином, которому впредь собирался хранить верность аж до самой своей второй смерти.

Как он нашел свое призвание? Как стал тем, кем стал? Как умер и как ожил? Как сохранил разум, рассудок и невредимые конечности? Ответ крылся в Короле. В старом, больном, уродливом старике, выжившем из ума глупце. Спятившим настолько, что дерзнул  открыть свое порочное сердце Адептам Света!

В дни тьмы и отчаяния, под завывания плача и треск чумных костров, в умирающее  Королевство пришли Они. Светоносные мрази, чистые и непогрешимые. Их приближение сопровождали мольбы и молитвы, смех и эйфория. Безумный хохот опьяненных благостью наркоманов доносился отовсюду. Увечные нищие старухи визжали от счастья и умирали от голода. Еще по живым уже бегали крысы, а в исторгающие затхлый смех глотки забирались мохнатые пауки. Забытые матерьми младенцы безропотно валялись в серой грязи и взрезали ее холодную липкую плоть своими полу изгнившими червивыми ручонками! Всюду сновали голодные кровавые псы и обожравшиеся свиньи, но мало кто обращал на них внимание.

Мечник следил за приближающейся процессией с высокой стены. Как угрюмый горгулий, он возвышался над единственным входом в замок. Бледное болезненное лицо покрывала тень едких оспин и грязных волос. Колкие черные глаза лихорадочно искали среди толпы признаки оружия - спрятанные мечи и арбалеты. Хотя бы пращи или даже камни. Но Святые и правда пришли с голыми руками!

Мечник сплюнул вниз со стены и представил, как его густой плевок шлепнется на обритую лысину одного из святош. Устало обернулся и посмотрел на окно королевской спальни. В окружении отсыревшего камня, Король устало следил за движением белой лавины. Бледный, как и все в этом мрачном и сыром королевстве, седой, больной и очень старый - что не мешало ему держаться с угрюмым монаршим достоинством. Король отвернулся и исчез в оконном проеме. Это означало, что он утратил интерес к происходящему и все дальнейшие действия и решения ложились на плечи его верных и несомненно опытных командиров.

Мечник достал клинок и скомандовал лучникам.

В этот день не уцелел никто. Обагренные кровью поля покрылись десятками, сотнями тел. Бледной красно-белой мозаикой они устилали все подступы к Замку. Кто-то еще шевелился, кто-то умирал, а кто-то уже умер. Снизу доносились всхлипы, вздохи и стоны раненных. Кто-то истошно с надрывом пытался пропеть молитву.

До глубокой ночи под стенами разносились крики и стоны. Обитатели замка расплачивались за содеянное потерей сна. Стража была удручена - кто-то напивался, кто-то блуждал по мрачным коридорам - казалось не спал никто. Не только лучники терзались кошмарами, бредили наяву еще полторы тысячи солдат. Король так же был сам не свой и по его виду Мечник понял, что это конец. Сегодня замок устоял, но был смертельно ранен. Завтра его стены падут вместе с боевым духом солдат. Все эти люди видели в убитых невинных жертв, мучеников. А в себе страх, болезнь и обреченность. Злые взгляды провожали черную фигуру Мечника. Он чувствовал как эти трусы вонзают в его спину свои мерзкие трусливые страхи. Они винили его, проклинали и преумножали в нем все свои пороки. Так им было легче мириться с собственными поступками или их последствиями.

Избегая подобных встреч, Мечник взошел на стену. Туда, где несколько часов назад отдал кровавый приказ. Его гнала не вина, а злое любопытство. Он как преступник возвращался на место своего преступления. Им овладело дурное, для таких событий, предчувствие. Дурное настолько, что на языке чувствовалась горечь сажи и металла. Оказавшись на стене, он понял, чем было вызвано это предчувствие.

Во тьме под стеной ходили светящиеся силуэты и помогали раненным и убитым подниматься. Изящно увлекая за собой вереницы мертвецов, эти существа наполняли ночь зловещим действом, а сердца леденящим душу ужасом.

 - Это Святые, - раздался голос.
 - Ваше Величество! - вздрогнул Мечник.
 - Эти чертовы Святые, Сворд! Будь они прокляты! - глаза Короля были красными и усталыми. - Чего им от нас нужно?

Мечник молчал. Он прекрасно знал свое место и понимал, что не в праве вступать в полемику с Королем. Но чтобы проявить должное уважение и поддержать монолог, он посмотрел в усталые глаза Монарха и и попытался придать лицу выражение муки. Король ничего не заметил - он смотрел сквозь собеседника, на залитое тьмой и кровью поле:

 - Говорят в этом моя вина. Цернун! Впусти в свое сердце черта и он превратит твой мир в Ад. Видимо так оно и есть! Они погибли по моей вине.

Мечник понимал, что Король винит себя не столько в сегодняшней бойне, сколько в общем положении дел. Он имел в виду все свое Королевство с охватившими его мором и безумием.

 - Я отрекусь от Цернуна! - глаза старого Короля заслезились. В них запылало видение грядущих перемен. - Я впущу в Замок Адептов и они научат нас чтить их Бога. Я провозглашу Эпоху Света!

Мечник ощутил это. Он ощутил обуявшее Монарха безумие. Да, Сворд не был рьяным слугой Цернуна, но этот черт был злом меньшим в сравнении с сектой Адептов. Реагируя на помешательство Короля, рука мечника непроизвольно потянулась к мечу. Слишком велика была подсознательная ненависть Сворда к Адептам Света. Достаточно одного взгляда вниз, под стену. Это лишенное смысла раболепие и трепет. Безропотное стадо древесных червей! Жирных, бледных, фосфоресцирующих в ночи беспозвоночных! Кроткость адептов обманчива - свет представлял собой настоящую заразу. Болезнь пострашнее Чумы! Это был не тот свет, что проникал сквозь шторы и лился в окна опочивален. Свет Адептов был живым и беспощадным. Он обличал самое мерзкое в человеке, высвечивал все грехи и пороки. Именно этот Свет они почитали своим Богом. Он прощал им любые проступки, так как не мог убийца судить убийц. Несчастные в своем невежестве люди продолжали молиться лучам солнца и не подозревали, что за Бог улыбается им.

Тем временем Свет под стенами замка, будто в ответ на мысли Мечника, все разгорался и вскоре ночь осветили сотни всполохов. Мертвые, что вставали то тут, то там, задирали головы и устремляли свои белые полыхающие глаза на них, на две черные фигуры на фоне звезд. Одна из теней с неумолимой решительностью занесла над головой меч и в нереальном театральном замахе обрушила его на вторую. Временное помутнение, гнев и ярость обуяли Сворда. Мгновение спустя необъяснимый порыв прошел, окружавший его свет дрогнул и померк. На замок спустилась благословенная тьма и залила его улицы непроглядным мраком. На небе потухли звезды и даже блеск глаз скрылся в гнетущем  забвении.

Голова Короля прочертила по серым плитам прерывистый след и со смачным шлепком плюхнулась в черную лужу. Разбившие гладь круги заплясали в ночи и расцвели горячим багрянцем. Глаза Короля были широко раскрыты, в них сияла чистота и безмятежность.

Тело монарха медленно сползло по стене и свалилось под ноги Сворду. Тьма ласкала виски убийцы, гладила взъерошенный загривок и страстно шептала в уши умиротворяющую лесть. Именно тогда впервые он почувствовал Ее. Позже он понял, что удар нанес не он. Что воли его в этом поступке не было. Позже придет и понимание, что Тьма успокоила не только своего будущего слугу, но и сердца всех обитателей замка.

Замок уснул.
Громко стрекотали цикады.
Мечник лежал на холодном полу.
Под ухом у него было столь же холодное тело, хотя в желудке этого тела что-то тоскливо урчало.

Утром его нашли на обезглавленном теле Короля. Не смотря на чудесную, полную сновидений ночь, настроение у часовых было скверным. Мечника схватили и уже к обеду он был распят на воротах Замка, а к к вечеру забыт и вовсе. В Королевстве началась новая кровопролитная междоусобица. Ночью же тело убийцы короля исчезло. Лишь черные кровоподтеки и птичий помет напоминали о его недавнем присутствии. Люди  конечно какое-то время шептались, даже придумали, что мертвеца унес гигантский ворон. Но миф родился значительно позже. Когда от былого Королевства не осталось и следа, а имя Сворд стерлось из легенд, как и из человеческой памяти.