Они

        Я сижу в своей норе и умираю от страха. Снаружи шумят. Они громко общаются, они не умеют по-другому, словно специально, чтобы еще больше меня напугать.

Голод, жажда, и особенно переполненный мочевой пузырь мучают меня. Тело затекло от долго не меняющейся позы, но страх крепко держит меня в моем темном, душном, но кажущемся таким безопасным убежище.

  Они всегда что-то делают и всегда при этом создают очень много шума. До моего слуха долетает целая какофония звуков. Громкая и тихая музыка, очень много всякой музыки. Кричащей, стучащей, мелодичной, пульсирующей, звонкой. Эти звуки накладываются друг на друга, создавая какую-то невообразимую адскую симфонию. Она угнетает, подавляет, не позволяет отдохнуть, успокоиться, постоянно держит в напряжении.

  До моего слуха долетает ядовитый беспрерывный шум их страшных машин. Эти вонючие дребезжащие машины заполнили все вокруг. Некоторые из них просто стоят и что-то беспощадно переваривают в своем металлическом или пластиковом чреве. Другие постоянно что-то зажаривают или охлаждают в своей ненасытной утробе. Некоторые умеют только тикать или тихонько жужжать и не всегда сразу ясно, для чего они нужны. Самые страшные и прожорливые из них передвигаются. Везде.

  Для этих машин они вынуждены постоянно добывать корм, обслуживать их, ремонтировать и изготавливать. Они незаметно стали рабами своих машин. Они вынуждены ежедневно вырабатывать обрабатывать, завоевывать для своих электронно-механических хозяев тонны вонючих, ядовитых веществ, попутно засоряя ими все вокруг, убивая ими все вокруг.

  Они постоянно куда-то спешат. Им обязательно необходимо куда-то успеть, причем всем сразу. Для того, чтобы успевать куда-то всем одновременно они придумали время и устройства для связи. И теперь они постоянно пользуются этими устройствами, даже когда находятся рядом друг с другом. Они уже давно не понимают друг друга, так как разучились общаться близко, без своих устройств и мыслей о времени.

  Я боюсь их, я боюсь их суматошного, суетливого мира. Мой мочевой пузырь, пожалуй, скоро не выдержит. Но я терплю до последнего. И вот сквозь этот всеобщий шум слуха касается мелодия, которая когда-то показалась мне приятной и была установлена в качестве будильника. После чего сразу же стала ненавистной. Я собираю все свои силы, открываю глаза и выныриваю из под одеяла, невероятно спеша. Мои часы отсчитывают еще несколько минут и вот я уже почти как все они. Я вынужден прикидываться. Стоит кому-то однажды узнать, что я притворяюсь, меня тут же поместят в специальное учреждение, где держат всех таких же как я и обращаются с нами, как с больными...