Наесться до отказа

На входе в солдатскую столовую алакуртинского мотострелкового полка висел красочный плакат, на котором были расписаны повышенные нормы питания для военнослужащих, проходящих срочную службу в условиях Крайнего Севера и приравненных к нему местностей. Каждая строчка продукции сопровождалась красивым цветным рисунком: крупа, мясо, рыба, масло, сахар, сухофрукты и так далее. И все выглядело добротным и аппетитным, как на рекламе еще существовавшего тогда всесоюзного торга «Гастроном».

Мы, только что прибывшие в заполярный поселок Алакурти на сборы выпускники военной кафедры петрозаводского университета, строем пришли на свой первый завтрак и с любопытством изучали наше меню на ближайшие два месяца.

Сейчас уже не вспомнить, насколько были увеличены для Заполярья нормы расхода мяса, крупы, жиров и других продуктов. В принципе нормы питания современной Российской и Советской Армии 70-х годов не слишком отличаются. Сразу запомнились повышенная на 30, кажется, грамм порция масла и наличие в заполярном пайке сгущенного молока.

Стоял июль 1972 года, необычайно жаркий по всей Европейской части страны, и Заполярье не было исключением. В стационарной столовой мы позавтракали, а с обеда и до конца сборов питались уже в грубо сколоченной деревянной летней столовой с земляным полом.

Личный состав срочной службы тогдашнего алакуртинского мотострелкового полка не менее, а то и более чем наполовину был укомплектован бойцами из Средней Азии. Встречались и парни с Кавказа, именно они составляли штат продовольственной службы, включая столовую. Забегая вперед, хочу сказать, что с симпатией отношусь не только к кухням, но и к народам Кавказа, среди представителей которых у меня много друзей. Но только – не к тем, кто орудовал на кухне мотострелкового полка алакуртинского гарнизона образца 1972 года.

Также, господа, не сочтите меня очернителем Советской Армии, которой я отдал два года офицерской службы, не один месяц командирских учеб, сборов и учений в разных войсковых частях. Наконец, куча моих друзей и знакомых прошли срочную службу рядовыми или офицерами в разных точках Союза. И в целом все мы оцениваем питание солдат не с восторгом, но положительно. Где-то лучше, где-то хуже, но кормили прилично, хотя и однообразно.

Не то было в Алакурти. Масло на завтрак давали не по увеличенной заполярной, а по урезанной наполовину «черноземной» норме. Сгущенное молоко повара, якобы, добавляли прямо в котел с кофе, но похоже было, что до котла доходил только продукт ополаскивания пустых банок.

Проблему масла и сгущенки руководство наших сборов решило довольно быстро. На кухню на постоянной основе был отряжен своего рода контролер, мой однокурсник Петр Коновалов. Вечером он принимал по весу масло и по количеству банок – сгущенку «для утренней закладки». После чего он ночевал в подсобке, устроив себе ложе на ящиках со сгущенкой и холодильном ларе с маслом. То есть Петя защищал продукты фактически своим телом. Утром его сменял дежурный офицер с кафедры и далее уже он обеспечивал расход масла и сгущенки без разворовывания.

В столовой мы сидели за врытыми в землю столами на 10 человек. Завтраком для большинства был хлеб со спасенным маслом и кофе с неуворованной сгущенкой. Кашу мало кто ел, – была она и невкусной, и неприглядной. На обед мы получали два алюминиевых бачка с первым и вторым блюдами, по консистенции практически неотличимыми друг от друга. Не один раз из бачков извлекались тряпки и прочие не слишком аппетитные инородные предметы. Однажды разводящий, то есть тот, кто разливал суп по мискам, вытащил из бачка повисший на разводной ложке мужской носок. «Язык», – предположил близорукий Володя Дорофеев, и все захохотали – настолько нелепо было предположение о возможности приготовления говяжьего языка в данной солдатской столовой. На ужин обычно подавали что-то похожее на рыбу, в качестве гарнира чаще всего шло пюре из гниловатой сушеной картошки.

Надо сказать, что плохая кормежка касалась не только наших сборов, а всех солдат полка. И вот тому доказательство. В программе сборов было несение службы курсантами в карауле, в том числе на гарнизонной гаупвахте. Алакуртинский гарнизон, сейчас это уж не секрет, состоял в те годы из мотострелкового и танкового полков, а также строительного батальона. В Алакурти тогда находящихся на «губе» арестантов кормило их родное подразделение, то есть ежедневно доставляло туда в термосах пищу по числу своих арестованных. Находясь на «губе» в качестве конвоиров или караульных, наши курсанты своими глазами видели, как тамошний «кухмейстер» – такую роль исполнял один из арестантов – всю пищу из мотострелкового полка выливал в помойку, еду из танкового полка использовал частично, а из стройбатальона – полностью, и всей «губе» этого приварка хватало.

Так прошел месяц, напряжение нарастало. Прежде чем рассказать, как оно разрядилось, необходимо представить, так сказать, профессиональный состав наших сборов. Первая рота сборов объединяла выпускников физико-математического, биологического и историко-филологического факультетов. Вторая рота состояла из медиков-пятикурсников, еще не выпускников ввиду их шестилетнего курса обучения. Медики, в отличие от всех остальных, проходили не двухмесячные, а месячные сборы по своей специальной программе. Третью роту образовывал лесоинженерный факультет, в те годы очень престижный, выпускавший кадры для лесного хозяйства и машиностроения. Надо сказать, что ребята с лесоинженерного в массе своей всегда были ближе к реальной жизни, и коллектив у них был самым сплоченным.

И вот однажды накануне отъезда медиков со сборов все пришли на обед. Не успели мы рассесться, как по столовой прошел какой-то шум и мы увидели выходящую из-за столов роту лесоинженеров, несколько их ребят быстро прошли по рядам, говоря на ходу: «Мы из бачка свиную челюсть вытащили. Отказываемся от приема пищи». Никогда в жизни я больше не видел такого единого порыва масс, все же нас было человек 200, не меньше. Все немедленно покинули столовую и самостоятельно отмаршировали к казарме. На ходу от тех же ребят с лесоинженерного по рядам передали: «Никаких зачинщиков не было, все вместе отказались от приема пищи».

В ожидании начальства мы имели удовольствие ознакомиться с извлеченной из котла свиной челюстью с кариесными зубами. Тем временем наши старослужащие ребята пояснили, что коллективный отказ от приёма пищи – серьезное ЧП в армии, о котором в течение нескольких часов должно быть доложено по команде наверх вплоть до командующего округом. Поэтому с нами будут разговаривать серьезно.

И вот подоспело руководство сборов. Подполковник Невтонов долго и упорно выискивал зачинщика или зачинщиков, что называется, брал на испуг, грозил губой и дисбатом. Аппелировал к медикам, надеясь на то, что их как уезжающих завтра со сборов легче расколоть, дескать, это уже не их дело. Но медики не поддались. Увещевания и угрозы длились долго, не менее часа. Но чем дольше, тем увереннее становилась наша масса, каждый, к кому обращался подполковник, отвечал, что решение приняли все вместе, никаких зачинщиков не было, а свиная челюсть налицо, а до нее были носки-портянки, и есть все это дерьмо нормальный человек не будет и не должен. И, в конце концов, подполковник стушевался и отправился к командиру полка.

Прошел еще час и перед нашим строем предстал командир полка, а сбоку – старший лейтенант в полевой форме, упитанный, краснощекий, с выбивающимися из-под фуражки кудрями – ну, словом, хрестоматийный начальник продовольственной службы полка.

Командир полка уже не искал среди нас зачинщиков. Он сразу пошел в атаку на «этого, лямбдь, жирного гада, на это убойище, на ворюгу, которого разжаловать и под суд отдать мало, на этого, лямбдь, гусака», – то есть, старлея-начпрода. Во время этой громовой речи начпрод стоял, понурив голову. Думаю, что со стороны комполка это был спектакль, потому что у хорошего командира полка начальник продовольственной службы не ворует.

Наконец, командир полка, морально уничтожив вороватого начпрода, нашел компромиссный выход из создавшегося положения. Он торжественно пообещал, что с сегодняшнего вечера все изменится. И попросил нашего согласия на замену сегодняшнего обеда и ужина на комплексный «обедо-ужин». На том и порешили. И было чувство нашего единения и победы.

Обедо-ужин превзошел все ожидания. Командир полка ходил по столовой, как метрдотель в ресторане, и лично присматривал за обслуживанием. На столах красовались дефицитные тогда дальневосточные рыбные консервы. На второе подали по две настоящие мясные котлеты с пюре из свежей картошки. Кажется, еще и приличная жареная рыба была. И с таким же примерно изыском нас кормили еще дней десять.

А потом все сошло на прежний уровень двух жидких бачков. Правда, «инородных вложений» в них больше не наблюдалось. Но было уже не до бунтов, приближался «дембель». Перед выездом в Алакурти один из офицеров-преподавателей на военной кафедре говорил нам, что на сборах те, кому надо похудеть – похудеют, кому надо пополнеть – пополнеют. В первой части своего прогноза этот офицер не ошибся.