Завещание Аида. 1

Тогда я увидел все дела Божии и нашёл,
что человек не может постигнуть дел,
которые делаются под солнцем.

Книга Екклесиаста, глава 8, стих 17.


Предисловие.

На вершине скалы, нависшей над ущельем  Западной Гумисты*, стоял человек лет сорока пяти в поношенном охотничьем камуфлированном костюме, армейских ботинках и с рюкзаком за плечами. Невидящим взглядом он скользил по живописной долине, не обращая внимания на крупные капли, стекающие по щекам то ли от моросящего дождя, то ли от внезапно выступивших слёз.
С тех пор, когда он стоял в последний раз на этом месте, прошло двадцать лет. Такая малость по сравнению с человеческой жизнью. Тогда здесь цвели сады и бегала шумная ребятня, вытаптывая мягкую траву. Люди разных национальностей, гордо называющие себя горцами, жили бок обок, выращивая виноград, делясь куском хлеба с незнакомым путником и помогая соседям.
А сегодня…
Выгоревшие скелеты зданий, выкошенные под корень разрывами снарядов деревья, искорёженные до неузнаваемости автомобильные кузова вдоль дорог и расставленные повсюду металлические таблички с надписью «Мины».
Внизу виднелись останки моста, возвышающиеся над россыпью камней, а в стороне, метрах в пятидесяти – река. Странная картинка. А ведь совсем недавно река протекала между плитами под мостом и в строго отведённом ей месте.
Здесь жили люди…
Здесь была частица самого гостеприимного места на земле – частица «Страны Души» - Абхазии.
Здесь люди строили дороги, на склонах гор сажали деревья, вдоль рек разбивали огороды, годами очищая их от множества камней и завозя издалека плодородную почву, следили за движением реки.
Потом война. Людей не стало. Река унесла повреждённые снарядами заграждения и стала метаться по ущелью, как раненая змея, меняя русло и размывая берега, а что не разрушила вода – забрал лес, с жадностью пожирая ухоженные и удобренные участки.
Всего за двадцать лет посёлок превратился в часть горного ландшафта.
– Всё материальное, что мы пытаемся оставить после себя – это тлен. Интересно, а как бы сейчас выглядела Земля, если бы нам не удалось выполнить завещание? – думал человек, всматриваясь вдаль.
Двадцать лет.
Как вчера…


1.
«Уважаемые отдыхающие и гости города Судак, через пять минут состоится увлекательная часовая прогулка на комфортабельной яхте в открытое море. Здесь вы сможете принять солнечные ванны, искупаться вдали от пляжной суеты, насладиться тишиной и полюбоваться великолепными видами южного побережья Крыма. Радушные хозяева яхты предоставят к вашим услугам прохладительные напитки и спиннинги для рыбной ловли. Спешите, количество мест ограничено. Яхта отходит через пять минут от центрального причала. Повторяю»… – Разбудив придремавших от жары воробьёв, прохрипел притаившийся где-то в листве раскидистого платана старенький громкоговоритель.
Напуганная стайка заволновалась, зачирикала и с шумом переместилась под соседнюю сосну. Говорят, что попавший на человека птичий помёт приносит счастье. Сева Балий в эту минуту так не думал. Это самое счастье не только плюхнулось в бокал с холодным пивом, которого он с нетерпением ждал минут двадцать в одном из немногих кафе, но и забрызгало очки, вызвав истерический смех и брезгливое фырканье двух девчонок, сидевших напротив. А ведь ещё секунду назад они смеялись над его шутками и байками из медицинской практики. Сева ловко переплетал анекдоты и небылицы с настоящими историями, происходившими в больнице, где он после окончания донецкого мединститута второй год работал специалистом по ультразвуковой диагностике. Девушки оказались благодарными слушательницами. Особенно вторая, с тёмными волосами, огромными серыми глазами и с улыбкой голливудской звезды. Она так многообещающе смотрела на парня, что тот уже представлял её в постели своего гостиничного номера. Но, мечты, мечты. Пока неудавшийся ловелас проклинал негостеприимных пернатых аборигенов и приводил себя в порядок после воробьиной бомбордировки, девушки покинули столик и растворились в толпе, плавно дефилирующей по раскалённой набережной.
Сева снял очки, протер их салфеткой, окинул взглядом пёструю реку из человеческих тел, в которой скрылись его недавние спутницы, и поймал себя на мысли, что даже здесь, на отдыхе, осматривал людей с профессиональным интересом. Вот шла больная печень в бейсболке с надписью «Динамо Киев», а вот переминались у обменного пункта с ноги на ногу камни в почках с огромным пузом и полотенцем на плечах. На волнорезе стояла загорелая беременность сроком четыре месяца в розовом купальнике из нескольких верёвочек и махала кому-то рукой, тряся красивой грудью. На неё, отвесив челюсть, пялилась, сверкая лысиной, мечта гастроэнтеролога с язвой желудка, колитом и повышенной кислотностью.
Всеволод Викторович Балий хоть и был совсем молодым врачом, но уже мог практически безошибочно ставить диагноз, впоследствии подтверждаемый УЗИ. Талантливому студенту мединститута пророчили карьеру великого хирурга, и говорили, что Сева врач от Бога, но судьба распорядилась иначе. Перед самым распределением его родители, возвращаясь вечером с очередного заседания областного совета, где они работали, погибли под колесами налетевшего на остановку КамАЗа. В общем, Сева остался без родительской поддержки, а хирургическое место при донецком центре травматологии занял сын проректора института. Подающего же надежды выпускника отправили в диагностический центр на место малоперспективное, но, чего греха таить, денежное.
– Жуть. Куда катится общество? Разве можно так небрежно относиться к собственному здоровью? А эта брюнеточка с глазами цвета мокрого асфальта была ничего. И, кажется, вполне здорова, – собираясь заказать новый бокал пива, вслух подумал Сева.
«Уважаемые отдыхающие и гости города Судак, через пять минут состоится увлекательная часовая прогулка на комфортабельной яхте в открытое море»… - снова заскрипел громкоговоритель.
– Тебе нужно на яхту. Там и пива попьёшь, – чей-то властный голос прозвучал над самой головой.
Сева вздрогнул и обернулся. Рядом никого не было.
«Жара» - подумал парень.
Он ещё немного посидел, приходя в себя, затем встал, расплатился с официантом, надел зеркальные очки с надписью «adidas», сунул сдачу в задний карман обрезанных чуть ниже колен джинсов, расстегнул несколько пуговиц пёстрой рубахи и, шаркая расшнурованными кроссовками по растрескавшемуся асфальту набережной, направился в сторону пирса. Горячий ветер, дующий с берега, ударил в лицо и растрепал расчёсанные после купания светлые кудри. Настроение, так внезапно испорченное случайной выходкой маленькой птички и непонятным голосом, приходило в норму. Праздношатающийся по пляжу народ улыбался, светило солнце, о мелкую гальку разбивались волны, принимая в свои объятья всё новых и новых любителей морского купания, со всех сторон рвались на волю задорные ритмы эстрадной попсы.
– Молодой человек, быстрей, быстрей. Проходите на яхту. Только вас и ждём. Мы уже отправляемся, – издалека увидев идущего в сторону причала широкоплечего парня в цветастой рубахе, закричал загорелый мужичок в тельняшке, минуту назад раздававший пассажирам яхты оранжевые жилеты.
– Это вы мне? – спросил Сева, невольно ускоряя шаг.
– Тебе, а кому ещё? И захвати конец с кнехта.
– Чего захватить? – переспросил доктор.
– Вон ту верёвку сними вон с той железки и брось вот сюда. И сам прыгай, только осторожно.
Сева всё сделал, как просили, и шагнул на палубу, попав в железные объятья начальника плавсредства.
– Бери жилет и садись. Мы отходим. Никому не вставать во время движения. Мне ещё не хватало вас в море потом собирать. Витька, заводи мотор, – на одной ноте пробасил мужик, усаживая последнего пассажира, одновременно поправляя какие-то верёвки на мачтах и проворно перебираясь в сторону рулевой рубки.
Из крошечного кормового трюма высунулась выгоревшая на солнце белобрысая голова в капитанской фуражке, посмотрела по сторонам синими, как небо глазами, и вытянула за собой маленькое худощавое тельце почерневшего от солнца мальчишки. Юнга подошёл к штурвалу, что-то нажал на панели, потом дёрнул ручку и повернул колесо. В трюме загудело, деревянный корпус яхты задрожал и попятился в сторону открытого моря, оставляя на берегу зевак, развалины крепости, чёрный дым выхлопных газов и шум курортного города.
Капитан добрался до рубки, снял с мальчишки фуражку и надел на себя, превратившись в настоящего морского волка. Штурвал в его руках завертелся как пропеллер самолёта. Яхта, сделав крутой вираж и жалобно застонав мачтами, выровнялась. Утробное урчанье дизеля стало ровней и спокойней. Суденышко, плавно покачиваясь, направилось к горизонту. Капитан отдал распоряжение юнге:
– Занеси в судовой журнал: «25 июля 1992 года в 11.05 по местному времени яхта «Судьба» вышла в открытое море с десятью пассажирами».
Тем временем Сева натянул жилет, снял очки и, засунув их в карман, бросил оценивающий взгляд на судно. То, что на берегу называли комфортабельной яхтой, оказалось маленьким двухмачтовым парусником метров десять в длину и около трех в ширину, без намеков на пассажирские места. По ней можно было одновременно передвигаться от силы двум, трём членам экипажа. Видимо, мужичок во время перегонки суденышка из одного яхт–клуба в другой решил немного подзаработать. А что, нормальное дело. Эпоха становления капитализма. У крепости так вообще стоит французский вертолёт времён Фантомаса. И не просто стоит, а даже летает. Это же судёнышко, по сравнению с ним, выглядит чудом современной техники. И борта выкрашены, и железки всякие надраены, и деревянные детали покрыты свежим лаком. Вполне гигиеничная посудина.
Сева окинул взглядом пассажиров. Народ в количестве девяти человек сидел прямо на палубе, уцепившись в ограждение, возвышающееся над бортом сантиметров на двадцать. Оценив обстановку, он переполз поближе к мачте, не забыв ухватиться за неё обеими руками. Его примеру последовала пожилая пара, перешёптываясь на каком-то западноукраинском диалекте.
Стало тесно и грустно.
– Чего примолкли? Скоро выйдем из прибрежной зоны и поставим паруса. Вот тогда я вам покажу, что такое настоящая яхта, – превозмогая шум двигателя, закричал капитан, – Витька, ну-ка заведи людям музыку.
Паренёк нырнул в трюм, и через пару минут в унисон замысловатому перестуку клапанов старенького дизеля, затарахтели динамики: – «Вечерний звон. Бом, бом. Вечерний звон. Бом, бом. Как много дум наводит он…»
Веселей не стало.
Люди ещё крепче ухватились за леера.
Морской волк, поправив фуражку, запел вместе с магнитофоном…

Минут через двадцать, когда кассета закончилась, а берег превратился в тонкую полоску, капитан скомандовал:
– Стоп машина. Здесь остановимся. Ну что, граждане отдыхающие, понравилось путешествие?
– Да.
– Конечно, понравилось.
– А что, клёво.
– Дужэ сподобалось.
Немного оживившись, вразнобой заголосили пассажиры.
– Тогда отдыхайте, – предложил морской волк, – Витёк, закрепи спасательные средства.
– Есть, сэр, – парнишка сделал отмашку правой рукой, подражая героям заморских фильмов, и запрыгал по яхте с расторопностью бельчонка.
Секунд за десять он успел покрутить какие-то ручки и бросить в море пару спасательных кругов, предварительно привязав их к поручням длинными веревками.
– Желающие могут покупаться. Только от яхты далеко не уплывать. Для остальных у нас в трюме есть пиво, – начал предлагать обещанные услуги хозяин судна.
– А можно минералки? – раздался неожиданно приятный женский голос откуда-то с правого борта.
Сева обернулся и увидел девушку…
Она стояла, закрыв собой солнце. Её халат просвечивался насквозь и не скрывал прекрасной фигуры, а светлые длинные волосы развевались на ветру, словно золотистые танцующие змейки. Казалось, что ангел спустился с небес, принеся на грешную землю божественный свет. От небывалого виденья у парня приключился столбняк.
– Вода закончилась, осталось только пиво. Принести?
– Нет, спасибо. Я, пожалуй, лучше искупаюсь, – девушка грациозно сбросила халатик, привычным движением завязала волосы в узел на затылке, подошла к борту и с ловкостью морского котика прыгнула в воду.
Народ на яхте оживился. Мужчины втянули животы и начали раздеваться. Женщины сделали вид, что не заметили преображения своих половинок, и полезли в целлофановые пакеты за бутербродами. Молодая пара, сидевшая на корме, протиснулась к носу яхты и раскинула руки, устремив юные взоры навстречу будущему.
– Па, я тоже поныряю, – крикнул юнга и, поджав ноги, плюхнулся в воду «бомбочкой», окропив брызгами добрую половину пассажиров.
Его примеру последовали другие. Капитан, начавший было разматывать спиннинг, передумал и отложил его в сторону. Поднявшийся шум мог распугать не только рыбу, но и крабов на дне Чёрного моря.
Один Сева не сдвинулся с места. Ошарашенный неземной красотой незнакомки, он сидел возле мачты и смотрел на девушку, как примёрзший к торосу пингвин на проплывающего рядом кенгуру. Где-то в глубине молодого организма зарождалось очень волнующее неповторимое чувство. Видимо, пришло его время.
В двадцать шесть лет люди уже имели семьи и детей, а он оставался бобылём. Нет, девушки у него, конечно, были. Но, это так, мимоходом, несерьёзно. Медики циничны и привередливы. А ведь говорила ему мама, что после института будет трудней найти жену, но он не верил. А может быть, и правильно, что не верил и не спешил? Может быть, эта русалка и есть его судьба?
Тем временем пассажиры веселились на все уплаченные за удовольствие деньги. Купающиеся сменяли друг друга в воде, чередуя солнечные ванны с морскими, и в перерывах поглощая горячительные напитки с холодными закусками. Даже пожилые соседи по мачте и те успели окунуться. Только медицинское светило сидело неподвижно на своём месте в глупом оранжевом жилете и зачарованно любовалось девушкой, ловко накручивающей мили вокруг яхты. Неожиданно незнакомка подплыла к борту и, улыбнувшись в самое сердце застывшего Севы, спросила:
– А вы, почему не купаетесь, не умеете плавать?
Конечно же, Всеволод плавать умел. Он был разносторонне развитым парнем. С детства родители таскали его по различным секциям, изостудиям и даже музыкальным школам, за что в то время он люто на них обижался. В шестом классе Сева ходил на секцию плаванья и на спор прыгал с десятиметровой вышки, в восьмом занял первое место на городском конкурсе рисунков, в десятом выступал на соревнованиях по каратэ, а на первом курсе института подрабатывал ди-джеем в одном популярном ночном клубе города Донецка. Но это было давно. Последние годы учёбы, ординатура и работа в больнице заставили его забыть о забавах молодости. Разве что привычка делать зарядку осталась. Хотя, он и сейчас мог запросто добраться от места стоянки яхты до берега.
– Я? – немного оттаяв, переспросил парень.
– Ну да, а кто же ещё. Все остальные при деле. Только вы сидите как памятник с мачтой в руках…
– Да нет, я умею плавать, – Сева бросил недоумевающий взгляд на мачту и быстро её отпустил.
– Тогда в чём дело? – спросила русалка, обнажая в улыбке белоснежные зубы и сверкая озорными огоньками икрящихся зелёных глаз – или вы купальный костюм забыли?
Наступила очередь Севы улыбнуться. До него дошла нелепость собственного поведения, и вернулось сознание.
– Нет, что вы. Я просто задумался.
– И о чём же это можно думать, когда вокруг такая красота? – загребая волны руками и болтая ногами в прозрачной воде, спросила девушка.
– О красоте и задумался, – принимая предложенные правила игры, ответил Сева, окончательно придя в нормальное состояние.
Он хотел ещё что-то сказать, но команда капитана прервала его на полуслове:
– Так, дорогие пассажиры, купание окончено. Всем подняться на борт. Витька, ставь стаксель, идём помалу к берегу. Занять свои места согласно штатному расписанию.
Юнга махнул рукой и быстро выпалил:
– Есть, капитан.
Он тут же кинулся к борту, освободил узлы на одной из верёвок и закрутил какую-то блестящую ручку.
Белое полотно носового паруса тонким клином заскользило вверх. Окончательно выпрямившись, и несколько раз хлопнув на ветру, податливая ткань выгнулась под напором ветра. Яхта дёрнулась и плавно наклонилась, начиная движение. Запоздалые купальщики поспешили к кормовому трапу. Вездесущий юнга стал принимать пассажиров, одной рукой держась за поручень, а другой – придерживая мокрые тела на скользких досках. Спасательные круги, сиротливо оставленные в воде, натянули верёвки и запрыгали за судном как две шаловливые собачонки.
Зеленоглазая незнакомка ухватилась за борт, начавший свое движение, и снова заговорила с парнем, не снимая с лица загадочной улыбки:
– Вы мне не поможете подняться? А то боюсь, что у меня уже сил не хватит доплыть до лестницы.
– Конечно, конечно, – Сева подскочил с места, аккуратно взял девушку за руки и без особых усилий поднял на палубу.
Их тела невольно прижались друг к другу, а взгляды соединились. Время, как физическая величина, исчезло. Всё происходящее вокруг переместилось куда-то в иное измерение, оставив здесь, посреди моря, только два молодых сердца со своими чувствами и непреодолимым общим желанием. Желанием бесконечно продлить момент упоительного счастья рождения любви. Нет, это не было простым всплеском гормонов двух человек противоположного пола, как часто объясняют любовь некоторые учёные головы, это было великое чувство посланное откуда-то свыше. Это было божественное чувство.
Они смотрели друг в друга, любуясь внезапно отрывшимися, невиданными до сих пор вселенными с миллиардами планет и звёзд, манящими своей красотой, гармонией и загадочностью. Они стояли на пороге самых главных в своей жизни открытий.
Но как надолго люди ни старались бы укрыться в своих чувствах от повседневной реальности, она неминуемо побеждает. Время входит в нормальный ритм, а органы чувств, передавшие свои полномочия душе, непременно возвращаются к своим прямым обязанностям.
– Да сядьте вы, наконец! – прогромыхало над головами, и грубая рука капитана толкнула молодых людей на палубу, – и держитесь крепче, сейчас такое начнётся…
– Ты что? – возмутился Сева, возвращаясь умом и телом на яхту, – полегче.
– Держись, говорю, и дамочку свою придерживай, или вы до берега вплавь решили добираться? Сейчас галсами* пойдём, слетите к чёртовой матери, – крикнул капитан, пробираясь к рубке, – Витька, ну что там с двигателем?
– Что-то не заводится, – послышалось из трюма.
– Насос посмотри, может, забился.
Всеволод хотел сказать капитану ещё что-то очень грубое, но глянул на спутницу и передумал.
Она сидели на низенькой крыше надстройки, взяв его за руки. Перед ними виднелась всё та же тонкая полоска берега, а от него дул сильный горячий ветер, срывая пену с поднявшихся волн. Оба паруса передней мачты были подняты, наклонив яхту в сторону моря и двигая её параллельно береговой линии на восток.
– Всем держаться, поворачиваем! – крикнул капитан и завертел штурвал.
Посудина сделала вираж, большой парус перелетел с правого борта на левый, громко стрельнув полотнищем, и яхта пошла в обратную сторону. Перед глазами открылся горизонт с низко нависшими тёмными тучами, стремительно несущимися к берегу. Из их утробы, свисая и выгибаясь огромными сосульками, спускались три смерча. Неповоротливые змеиные головы то появлялись из черной тучи, то исчезали, пытаясь вырваться наружу и достать до моря.
Вот оно, настоящее Чёрное море, оправдывающее своё название.
– Что там такое? – спросило хрупкое создание и прижалось к Севе, – мне страшно.
– Не бойся, это маленькие смерчики, в этих местах они не опасны, – успокаивая и себя и её, ответил Балий, инстинктивно обнимая девушку за плечи.
– Мне холодно, – глядя куда-то вдаль, тихо прошептала она.
– Вот возьми, – он начал расстегивать рубаху.
– Нет, не надо, лучше подай мои вещи. Они вон там, с той стороны, – юная спутница повернула голову и указала взглядом за спину.
– Ну да, конечно. Я сейчас, – Сева вскочил, перепрыгнул кубрик и, не забывая держаться за поручни, поднявшиеся над водой вместе с наклонившимся бортом, добрался до сумки с халатом, – твои?! – закричал он, преодолевая шум ветра.
Девушка кивнула. Сева взял сумку из тонкой соломки, сунул в неё халат и направился в обратную сторону, всю дорогу не сводя глаз с новой знакомой. Поравнявшись с кубриком, он отпустил поручень и стал, упёршись одной ногой в его стенку, а другой в настил палубы.
– Держи, – передавая вещи, улыбнулся Сева.
Девушка с благодарностью глянула на парня, взяла сумку и хотела что-то сказать, но внезапный раскат грома оглушил пассажиров, а яркий столб оранжево-белого пламени вспыхнул по правому борту. Казалось, что кусок солнца упал в море и вспенил воду. От неожиданности или по какой-то другой причине у Севы подогнулись колени, а капитан выпустил штурвал из рук. Яхта, оставленная без управления, дёрнулась, горизонтальная балка под экзотическим названием «гик» пошла в сторону и врезала парня по лбу.
Сева даже не понял, что случилось. Какая-то сюрреалистическая картина заслонила собой действительность. Перед ним мелькнули испуганные зелёные глаза, уплывающий куда-то в сторону белый треугольник паруса и разделённое на две равные половины небо. Одна его часть светилась прозрачной голубизной, а вторая нависала свинцово-черными тучами. Просмотр картинки закончился ударом спиной о воду, горько-солёной жидкостью во рту и темнотой.
– Человек за бортом!
– Помогите!
– Человек за бортом…, – прозвучало где-то вверху.
Сева вынырнул, открыл глаза, повернул голову и увидел перед собой быстро ускользающий лакированный борт яхты с фигурой капитана на корме.
– Держись за круг, – крикнул тот и швырнул спасательное средство прямо в утопающего.
Балий охнул от неожиданности, но вовремя опомнился и обхватил пробковый бублик двумя руками. Верёвка, привязанная к спасательному кругу, натянулась как струна и рванула за собой буксируемые предметы. Вода, плотно облегающая тело, придержала некоторые вещи из нижней части туалета. Пловец почувствовал, что от рывка выскочил из кроссовок, а шорты с плавками упорно поползли к щиколоткам. Сева схватился за штаны, инстинктивно натягивая их на своё законное место и, естественно, отпустив при этом круг.
Когда шорты были надеты, он вспомнил о яхте. Деревянная посудина, расправив белые паруса, как буревестник крылья, неумолимо удалялась в сторону берега, а на её корме бронзой горела надпись «Судьба».

Сева проанализировал положение. Не считая жажды, всё было не так уж и плохо. На нем висел спасательный жилет, не позволяющий утонуть, а тёплые волны Чёрного моря равномерно подбрасывали тело, позволяя видеть берег. Балий выловил кроссовки, плавающие рядом, привязал их шнурками к жилету, подтянул ремень на джинсовых шортах и размеренно поплыл в сторону берега. Страха не было,  просто  Балий  чувствовал  себя  маленьким брошенным  мальчиком. Это были давно забытые чувства одиночества, обиды и жалости к самому себе. Но монотонные движения успокаивали, метр за метром приближая пловца к спасительной суше.
Резкая вспышка молнии разрезала темно–серое небо и уткнулась в море, разбросав по волнам сверкающие блики. В то же мгновение ухнул гром, на мгновение оглушив парня. Тело отреагировало судорогой, сжавшей внутренности. По спине пробежали мурашки. Сева обернулся и оцепенел. Прямо на него, закрывая горизонт могучим телом, изгибаясь и разбрасывая брызги, надвигалась громадина смерча.
– Ни хрена себе диагноз, – вырвалось у парня. Его руки заработали как лопасти винта у торпедного катера, а ноги взбили воду в мелкую пыль.
Бездушная воронка, как бы играя и подшучивая над одиноким пловцом, то приближаясь к нему, то снова удаляясь. Она заходила справа, слева, осыпала мелкой морской пеной, подбрасывала на пути щепки и рваные водоросли.
Балий молотил конечностями за пределом человеческих возможностей. Каждая его клеточка, подпитанная огромной дозой адреналина, принимала участие в спасение молодого организма. Мышцы работали слаженно и чётко. Мозг исправно отдавал нужные команды, отстукивая морзянкой в шейных и височных артериях:  «Только не сдавайся! Только не сдавайся!» Сева и не собирался сдаваться, хотя где-то на задворках сознания, понимал всю тщетность своих попыток.
Вспомнился детский сон, в котором Балий пытался убежать от невиданного чудовища. Ноги не слушались и становились ватными, а ступни прирастали к земле. Он старался изо всех сил, но этого было не достаточно. Он кричал, но его никто не слышал. И вот чудовище совсем близко, уже чувствовалось его горячее дыхание. Становилось невыносимо страшно. Но наступал момент истины и сон исчезал.
Может быть и сейчас можно проснуться? Но – это не сон. Здесь нельзя просто открыть глаза и оказаться где-то там, в ином измерении. В зазеркалье с ярким солнцем над горизонтом и с обжигающим взглядом изумрудных глаз светловолосой красавицы. Боже, как давно это было, словно не с ним, словно в иной жизни, а ведь всего каких-то минут десять назад он был там, на яхте, с ней.
– Господи, если ты есть, помоги!!!
Сева остановился, еле сдерживая дыхание. Его сердце билось как дикая птица в ненавистной клетке. В груди закололо. Балий инстинктивно поднял руку и нащупал маленький нательный крестик, который носил на кожаном шнурке. Золотой оберег подарила мама на день рождения в первом классе, предварительно втайне освятив его в церкви чужого городка, в той самой, где крестили самого Всеволода в раннем детстве. Ей тогда нельзя было ходить в церковь, партийным и советским работникам это запрещалось. Но, чего не сделаешь ради ребёнка.
– Мама, мамочка!!! – закричал он в бурлящую бездну.
Перед глазами возникло знакомое лицо, а руки протянули блестящий желтый крестик.
– Надень его, сыночек.
– Зачем мама? Ведь Бога нет. Вы же с папой в него не верите, да и в школе то же самое говорят.
– Никто этого не знает наверняка, Севочка.
– И даже папа?
– И даже папа.
– Но ведь он всё знает.
– Всё знать нельзя. Есть такие вещи, в которые нужно просто верить. Надень крестик и поверь, что он всегда будет приносить тебе только счастье. Ведь я мать и плохого тебе не пожелаю.
– Спасибо, мамочка, я его никогда не сниму.

Балий левой рукой крепко сжал мамин подарок и прошептал еле слышно:
– Мама, помоги мне. Подскажи, что делать? Боже, как же мне тебя не хватает!
Неумело перекрестившись, Сева повернулся в сторону приближающейся стихии. Наигравшись в догонялки, переваливаясь с боку на бок и вбирая по пути тысячи тонн морской воды вместе с её обитателями, к нему ползла зловещая бездна смерча. Она уже не шипела, как раньше, а гудела невыносимо низким басом, словно проглотила несколько сотен органных труб. Со стороны казалось, что небо опустило хобот до самого моря и жадно всасывает влагу.
Нужно было что-то делать. Просто болтаться на волнах и ждать своей участи казалось глупым. Сева вспомнил, что где-то читал, будто бы внутри смерча создаётся такой сильный вакуум, что попавшая в него птица может остаться без перьев и глаз. Перспектива ослепнуть его не радовала.
Идея пришла сама собой. Дождавшись когда смерч подойдёт совсем близко, Сева набрал побольше воздуха в лёгкие и нырнул ему навстречу, углубившись ровно на столько, на сколько позволял жилет. Под водой он сгруппировался, поджав к себе ноги, а пальцами рук закрыл глаза и уши, плотно прижав локти к груди.
Невиданная сила подхватила его и завертела. Он почувствовал, что, вращаясь как детский волчок, летит куда-то с огромной скоростью. Голова закружилась, а из пустого желудка поползла тошнота. Сквозь закрытые перепонки слышался треск и невыносимый шум. В глазах, вернее даже не в них, а внутри отяжелевшей головы яркими брызгами разлетались огни фейерверка. Всё тело вспыхнуло болью, будто бы в него воткнулись тысячи раскалённых иголок.
Лёгкие сопротивлялись и просили воздуха. Одежда резала швами кожу, а кроссовки, привязанные шнурками к жилету, больно били по спине.
И когда уже казалось, что нет больше сил терпеть, когда шум сводил с ума, когда тело рвалось на части, а боль парализовала сознание, всё неожиданно кончилось. Боль ушла. Куда-то исчез шум, и наступила звенящая тишина. Всё замерло. По телу прокатилась тёплая волна, а по душе – спокойствие и умиротворение. Сева почувствовал себя зародышем внутри материнского тела, лёгким, защищённым, но с каким-то беспокойством внутри.
И вдруг неожиданный удар о воду.
«Этого не может быть. Если вы проснулись, а у вас ничего не болит, то вы умерли», – пронеслась в мозгу молодого доктора старая поговорка.
Сева с каким-то тревожным предчувствием оторвал руки от лица и открыл глаза. Организм сделал глубокий вдох.
Всё было на месте: и он сам в жилете, и море, и небо, и даже темнеющая вдали полоска берега. Только выглядело всё по-новому. Море лениво сверкало слегка искривлённым зеркалом. Ветер легонько обдувал лицо свежестью и прохладой, перемещая в сторону берега едва заметную рябь, а солнце ласково пригревало со стороны берега.
«Бред. Таких перемен не бывает. Я, наверное, потерял сознание и проболтался в море несколько часов, – недоумевал Балий, – а почему бы и нет? Отсюда и чувство лёгкости. Ведь при потере сознания замедляются функции организма и притупляются болевые ощущения. Всё правильно, всё сходится, – Сева осмотрел руки, ноги и даже живот под рубахой. На своё удивление, он не нашёл на теле ни единой царапины. – Офигеть, кому рассказать, не поверят. Побывать в такой мясорубке и не получить даже синяка или ссадины, это что-то. Наверное, после такого люди начинают по–настоящему верить в Бога, хотя до этого были потомственными атеистами, как я. – Он снова нащупал крестик, на всякий случай поцеловал его и перекрестился. – Спасибо тебе, Господи. Спасибо тебе, мамочка. Папа, и тебе спасибо. Не обижайтесь, если я вас раньше не понимал и мало с вами общался».
Сева улыбнулся навстречу солнцу, растёр себя ладонями, сделав что-то наподобие массажа, для удобства перебросил кроссовки за спину и неторопливо поплыл к долгожданному берегу.
«Все-таки интересно устроена жизнь. Одни умирают оттого, что падают на ровном месте и бьются головой об асфальт, а других ни шторм не берёт, ни смерч. Ну, как после такого не поверить в сверхъестественные силы»? – думал Всеволод, машинально гребя к берегу и не замечая ничего вокруг.
– Эй, человек, куда путь держишь. Может помочь? – неожиданно пробасило за спиной у молодого мечтателя.
От испуга пловец чуть не захлебнулся, но жилет спас его и в этот раз. Сева крутнулся в воде и остолбенел. Над ним, закрывая массивным телом добрую половину горизонта, возвышался чёрный дракон с горящими глазами, а на нём сидели мужики с бородатыми мордами.
От такой напасти Балий чуть не отдал Богу душу.
«Твою мать. Это глюники, или у меня крыша съехала после смерча?» – Он крепко зажмурил глаза, помотал головой и снова открыл.
Перед ним оказался никакой не дракон, а обыкновенный корабль. Даже не корабль, а так, посудина из грубо отёсанных досок, выкрашенных в чёрный цвет и сбитых медными гвоздями с кривыми шляпками. Он даже рассмотрел мачту со свёрнутой красной тканью на поперечине и свисающие с бортов вёсла. Подобные сооружение Балий видел на картинках, где рисовали корабли эпохи Киевской Руси.
– Чего глазища-то выпучил, не понимаешь? Держись за вервь*…, – снова крикнули с посудины.
Сева, с большим трудом переваривая происшедшее, тупо молчал.
– Я же говорил, екзарх*, что это немец*, ничего по-нашему не понимает. Да и не носят наши-то люди таких чудных рубах. Точно немец, – обращаясь к невысокому седому старику, проговорил здоровяк с ярко-рыжими волосами и бородой.
Одинокий пловец наконец-то окончательно пришёл в себя и понял, что речь идёт именно о нем. Он глупо улыбнулся и, помахав рукой, подал голос.
– Мужики, мужики. Слава Богу, что вы меня нашли. Блин, я чуть не гикнулся. Мужики, а я долго плавал?
– Нет, кажись наш, только чудно как-то глаголит*, – не обращая внимания на заданные вопросы, продолжил рыжий, – екзарх, а может быть дать ему в репу и оставить здесь, мало ли какая зараза на нём, ещё мор накличет?
– Ярвик, это тот человек которого,  я ждал.
– А может он  не тот, а подосланный? Смотри у него лицо брито как у ромеев*. Или, что ещё хуже, колдун арабский. Гляди, висит в море и не тонет. Не нравится он мне. Давай приложу его палицей.
– Успокойся, воевода. Скажи людям, пусть вытащат бедолагу.
– Эй, вы о чём? Я не шпион, я доктор. Всеволод Балий меня зовут. Правда, документов у меня с собой нет, но в гостинице могут подтвердить, и на работе тоже. Проверьте, ведь это просто, – закричал Сева, подгребая к борту.
– Ты балий*? – засмеялся рыжий великан, – ты сначала бороду отрасти, поучись уму-разуму, а затем называй себя столь почётным званием, которым нарекают великих врачевателей. Ладно, тащите его в насад*, а там разберёмся.
На Севу накинули верёвку и в одно мгновение выдернули из воды, едва не раздавив рёбра.
На борту пловца сразу же окружило десятка два бородатых мужичков. Их лица имели точно такое выражение, которое Сева наблюдал у бригады сантехников, откопавших во дворе проржавевшую насквозь трубу. Это была смесь недоумения, брезгливости, удивления, лени и природного любопытства. Мужики потянулись к незнакомцу руками, ощупывая небывалые предметы на его шее. Сева попятился.
– Эй, вы чего? Хватит меня разводить. Думаете, я не понимаю, что вы с какой-то исторической экспедиции? И вообще, хватит лапать вещи. Лучше скажите, кто у вас тут старший? Мне на берег нужно.
Сева начинал нервничать. После пережитых событий ему для полного счастья только не хватало попасть на корабль чокнутых энтузиастов-путешественников и свихнуться самому. А свихнуться было от чего. Экспедиционерам удалось, насколько доктор мог разбираться в истории, в точности воспроизвести утварь и оружие древнерусских времён. Бороды, серьги в ушах, холщёвые рубахи, подвязанные узорными кожаными поясами с ножами на боку, грубо сшитые сапоги на мягкой подошве, кольчуги со шлемами и копья с мечами аккуратно сложенные у мачты и прикрытые промасленной тканью, щиты, укреплённые вдоль бортов, стрелы с луками, навес из каких-то шкур – всё выглядело вполне реально. Даже большие глиняные сосуды с красивыми рисунками по глазури, привязанные к лавкам, были выполнены вполне искусно. Такие вещи он видел в музее.
Пока Всеволод вскользь осматривал судно вместе с его содержимым, толпа расступилась, пропуская вперёд седобородого старца в сером плаще из тонкой шерсти и длинной палкой с набалдашником в руках. За ним следовал рыжеволосый великан в кольчуге поверх рубахи и с длинным мечом на боку.
– Я здесь старший, – гордо подняв голову, промолвил старик, – меня зовут Волах. Я тебя давно жду.
– В каком это смысле?
Старик сделал вид, что не расслышал вопрос.
– Для начала ответь мне. Откуда будешь, и как попал сюда? А там посмотрим, что с тобой делать.
– Из Донецка я. Работаю врачом в больнице. Документы остались в гостинице. Мы плавали на яхте, и я упал. Потом меня в смерч засосало. Но я это уже говорил.
– Подожди, подожди. Не так быстро. Из какого ты города?
– Из Донецка, – повторил Сева.
– Не знаю я такого города, – ответил старик и подмигнул великану.
– Может быть, вы и Киева не знаете, и то, что он столица Украины? Дедушка, не делайте из меня идиота, – попытался съязвить Балий.
Рыжеволосый насупил брови, взялся за рукоятку меча и, не сводя грозного взгляда с парня, пророкотал:
– Говори уважительно с екзархом и не путай никого. Все знают, что Киев – отец городов русских.
– Да подожди ты, Ярвик. Дай выслушать. Так, что ты там говорил, о смерче? – начиная улыбаться, спросил старик.
– А ну вас. Вы издеваетесь, а я тут перед вами отчитываюсь, как школьник на уроке географии. Пошли вы... – Сева отвернулся, и начал смотреть в сторону берега, медленно вырастающего на севере.
– Твоё право, отрок. Можешь и не разговаривать пока, но скоро ты всё поймешь  и сам ко мне придёшь. Ярвик, дай гостю сухую одежду и накорми. Да смотри, чтобы его пальцем никто не трогал. Это и тебя касается, веди себя, как подобает гостеприимному хозяину. И вели гребцы занять свои места, ты не забыл, что нам ещё в порт заходить за водой и провиантом? – приказал Волах и удалился в шатёр.
– А я что? Могу и не трогать, – надув губы, как маленький ребёнок отозвался великан.
Он отдал кормщему* приказ и тоже удалился в шатёр. Через пару минут он появился со сложенной в стопку одеждой и настоящими лыковыми лаптями.
– На, облачайся. Не смеши своими портками люд честной. Не знаю, может быть в твоём Донецке вот в этом и ходят, а у нас так негоже.
Сева ничего не ответил. Он подошёл к рыжему вплотную и только сейчас заметил, что не такой уж тот и великан. Незнакомый атлет был сантиметров на пять ниже его самого, где-то около ста восьмидесяти сантиметров, а казался большим на фоне низкорослой команды и старика, едва достающего ему до плеча. Правда фигурка у него была что нужно, как из журнала культуристов. По нему запросто можно было бы в институте изучать мышцы человека. А грозный вид придавал ему широкий шрам, пересекающий всё лицо по диагонали.
Сева взял сухую одежду и тут же почувствовал, что его трясёт от холода, а тело покрыто гусиной кожей.
– Бр-р-р, – невольно вырвалось у парня.
Он снял рубаху с шортами и, оставшись в одних плавках, стал раскладывать их на свободной от гребцов лавке. Затем, не обращая внимания на любопытные взгляды, переоделся в предложенную обновку. Стало тепло, но неуютно. Грубая ткань тёрла толстыми швами на плечах, а штаны всё время соскальзывали. Пришлось вытащить из сохнувших шорт ремень и подпоясаться. Недоумённо взглянув на лапти, Балий решил с кроссовками не расставаться и, отвязав их от жилета, натянул мокрыми прямо на босые ноги.
Пока гость переодевался, Ярвик успел принести большую глиняную миску с непонятным содержимым и кружку с напитком.
– Поешь.  Небось, проголодался, болтаясь в море.
Сева принял угощенье и направился поближе к носу корабля, присмотрев там что-то напоминающее столик с лавками, не забыв бросить атлету:
– Спасибо.
– Будь здоров, – ответил Ярвик, и как тень проследовал за гостем, – чудной ты какой-то, и чиры* у тебя чудные. Наши скорняки такого не делают. Интересно, откуда это у тебя?
– Сам ты чудной. Вырядился как клоун в железные побрякушки, и вопросы дурацкие задаёшь. Можно подумать, что кроссовок в жизни не видел. Дай мне хоть поесть спокойно, – усаживаясь за стол, ответил Сева.
– Трапезничай на здоровье, – ещё сильнее хмуря брови, ответил рыжий и отошёл в сторону, не сводя взгляда с подозрительного пассажира.
Расположившись за столом, Балий быстро уплёл холодную кашу, оказавшуюся в миске, облизал деревянную ложку и стал неспешно потягивать вкусный сладкий напиток, напоминающий компот, любуясь морским пейзажем.
Вокруг всё шло своим чередом. Гребцы плавно работали вёслами, с каждым взмахом приближая ладью к берегу. Прямо перед ними небольшая дельфинья семья атаковала косяк ставриды, разрезая плавниками морскую гладь, выпрыгивая из воды и привлекая внимание голодных бакланов. Крылатые разбойники кружились над местом побоища и с пронзительными криками бросались в воду, выхватывая свою порцию деликатеса. А чуть дальше на западе, огибая мыс и стройно взмахивая вёслами, шло ещё одно судно как две капли воды похожее на их ладью. От неожиданности Балий поперхнулся напитком. Он откашлялся, ещё раз мельком взглянул на запад и стал пристально всматриваться в береговую линию, превратившуюся в широкую полосу. Привычного пейзажа с многочисленными пансионатами, жилыми многоэтажками и каменной набережной не было. Вместо них виднелись маленькие хижины, облепившие берег и небольшая крепость, притулившаяся у скалы. Сева поднялся и стал всматриваться в черты незнакомого посёлка. Расстояние уже позволяло отчётливо увидеть, как по улицам катились повозки, запряжённые небольшими осликами, как на площадь повели лошадей, овец и коров с округлыми боками. Он даже умудрился рассмотреть у стены крепости навесы из холщёвой ткани, а на лавках людей в длинных белых балахонах. У деревянного пирса парень заметил толпу голых ребятишек, плещущихся в море, и ему даже показалось, что ветер доносит их весёлые крики.
Это было слишком. Балий повернулся в стороны кормы и встретился взглядом с хозяином судна. Старик молчал, пряча грустную улыбку в бороду.
– Что это? – вырвалось у парня.
Его голова закружилась, а ноги подкосились, уронив тело на лавку. Волах опираясь на посох, ловко пересёк палубу и подошёл к гостю.
– А ты смелый, отрок, назвавшийся прозвищем Балий. Я даже не ожидал, что ты с достоинством сможешь выдержать удар судьбы, свалившийся на твои плечи. Прими случившееся, как должное.
«Судьба, судьба, – пронеслось в голове, - где-то он это уже слышал или видел. Точно. Так называлась яхта, оставившая его в море, – он закрыл глаза и взялся за голову, – нет, этого не может быть. Он, наверное, спит, и всё случившееся ему приснилось. Так не бывает. Только не с ним. Это даже не фантастика, это просто страшный сон. Просто сон. Просто нужно проснуться и всё исчезнет. А может быть, это кино? Может быть, всё, что происходит вокруг – это бутафория и репетиция? Бред, кто станет ломать дома ради фильма? Я сплю. Я сплю».
Сева открыл глаза. Окружение не изменилось. Рядом с ним стоял всё тот же ненавистный улыбающийся старикашка, под ним качалась палуба насада, а на берегу жили незнакомые люди. Он поднял руку и вцепился в неё зубами. Боль пронзила плоть.
– Зараза, – вырвалось у парня.
– Это не поможет, – снова заговорил старик, – смирись. Такое иногда бывает.
Балий вскочил и закричал.
– Какое «такое»? Что бывает? Я ничего не понимаю. Где я, что со мной?
Мягкая, но сильная рука усадила парня на лавку.
– Не горячись, лучше выслушай, – Волах присел напротив и, держа Севу за руки, заговорил, – я волхв, главный екзарх земель русских, кудесник, лекарь и вещун. Я могу общаться с богами и видеть духов. Мне открыты многие тайны мироздания. Я разговариваю с животными и растениями. Я в силах зажигать взглядом огонь и тушить его прикосновеньем руки. Но даже мне не дано постичь всего, что происходит на Земле. Ты, одно из чудес, которое произошло в моей жизни и на которое у меня нет ответа. Но я знал, что ты придешь, так боги хотели. И поверь мне, я твой друг и никогда не причиню тебе вреда.
– Мне плохо, дедушка. Я ничего не понимаю, – хлюпая носом, промямлил доктор.
– А ты поплачь, это ничего. Слёзы лечат, – старик погладил парня по голове, – ты только не стыдись своих слёз. Они душу очищают.
Ярвик тоже ничего не понимал, а только с любопытством вслушивался в разговор, стоя у навеса. Волах строго-настрого запретил ему вмешиваться в происходящее.
***
Ждан, воевода и наместник торгового города Сурож*, вторую неделю держал дружину в боевом снаряжении, а себя в чёрном теле. Даже молодая жена, красавица Веселина, не могла унять беспокойства, пришедшего вместе с грамотой от князя Святополка. С той самой грамотой, в которой был отдан приказ любыми путями захватить посольство екзарха Волаха и под стражей препроводить в стольный град Киев.
Ждан знал, что благосклонность князя придётся отрабатывать, но сейчас, когда всё так хорошо складывалось, когда деньги сами текли в руки, когда у него появилась любимая жена и когда они ждали ребёнка, указание Святополка оказалось совсем некстати. Но что оставалось делать, приказ есть приказ. Воевода мечтал угодить благодетелю, передавшему в его полное распоряжение Сурож – приморский уголок с бойкой торговлей и хорошим доходом. Но он даже не подозревал, что расплата может оказаться такой сложной. Ведь Волах был не просто волхвом, он был спасителем Руси, легендой. В народе рассказывали, что старик при набегах печенегов превращался в огромного медведя и запросто сминал целые отряды, при этом не получив ни царапины, что мог он зажечь море и в чистом небе вызвать бурю с грозой.
С таким соперником Ждану сталкиваться ещё не приходилось. Он понимал, что просто так волхва не заполучить, для этого силы мало, здесь нужна была хитрость. Молодой наместник решил по-княжески встретить екзарха с дружиной, а затем, подпоив сонным зельем, разбавленным в вине, всех повязать. Но выйдет ли задуманное, не прознает ли колдун об опасности? Ждан надеялся на удачный исход задуманного, но боялся. Это не был страх предстоящей битвы, к которой он был готов, это был животный страх перед неизвестностью.
И вот, после долгих дней напряжения и ожидания, ритмично и грациозно взмахивая вёслами, в порт Сурожа быстро входила ладья с хоругвью* князя Владимира, белым волком на красном фоне. После смерти Владимира никто с такими знаками по Русскому морю* не ходил. Это мог быть только Волах, возвращавшийся с чужбины.
– Привести лошадей. Сотенного ко мне. Подготовить караул для встречи гостей, – взволнованным голосом скомандовал воевода.
Волновался Ждан, да и было от чего. Непростая задача стояла перед ним, ох непростая. От того, как будет выполнено поручение Святополка, зависела вся его дальнейшая карьера и, наверное, жизнь.
А кем он был раньше? Простым гонцом при Глебе, князе муромском, сыне Владимира. Ездил с посланиями княжескими, глотал пыль дорожную, мок под дождями осенними, мёрз под ветрами морозными. Но разве этого хотел Ждан? Конечно, нет. Сжираемый завистью и алчущий богатства, он ждал только случая. И пришёл его час в облике князя туровского, Святополка. Кровавый час, но открывающий дорогу к деньгам и власти…
– Умер отец мой Владимир и оставил мне, князю туровскому Святополку, стол свой киевский и княжество русское. По праву старшинства я его занимаю, по закону человеческому и благословенью божьему. Отныне в мире будет жить земля наша, в богатстве люди наши и во славе дружины наши. Своим повелением я освобождаю торговый люд от пошлины до конца года, поднимаю жалованье дружинникам и передаю земли княжеские, что за рекой, боярам. Повелеваю открыть закрома и выкатить бочки с сурьёю* на площадь. Пусть все пьют во славу Бога и в честь упокоения души великого князя Владимира Святого.
Так вещал князь Святополк на площади стольного города Киева, подкупая народ серебром, посулами и напитками хмельными. Умён был князь, умён и коварен. Мало ему было людей на свою сторону склонить, нужно было ещё и от соперников избавиться. Вот здесь и пригодился Ждан. Это он уговорил дружинников муромских бросить в походе своего князя и присоединиться к Святополку. Это он с боярином Путшей выслеживал и убивал младших братьев князя Святополка, Бориса и Глеба. Это он вырезал сторонников молодых князей, расчищая путь для старшего брата. Это он травил колодцы на пути следования оставшихся после битвы с печенегами дружинников Глебовых. И отблагодарил князь киевский бывшего гонца, назначил его воеводой и наместником торгового города Сурож.
Зажил воевода. Бойкая торговля приносила доход не только князю киевскому, но и новому наместнику…
– Звал, воевода? – отвлёк от раздумий прибывший сотник, гарцуя на вороном коне.
– Да, – сомневаясь, а стоит ли посвящать кого-либо в предстоящие планы и решив, что лучше будет пока сохранять в тайне свою миссию, Ждан отдал распоряжение, – слушай меня. В порт прибывает ладья с почётными гостями во главе с великим Волахом. Встретишь их с караулом и проведёшь в палаты. По городу расставь стражников. Торгашей разгони, особенно проследи, чтобы работорговцы арабы не попались на глаза екзарха. Нам ещё слухов не хватало, что в русских городах рабами торгуют. Я вас здесь ждать буду. Всё понял?
– Понял, владыка.
– Да, и держи своих орлов наготове, вина не пить, лошадей не расседлывать. Мы перед князем отвечаем за волхва.
– Всё будет исполнено, воевода. Не сомневайся, – сотник отвесил поклон и, подняв пыль конскими копытами, скрылся за воротами.

***
Сева понемногу успокоился. Жилистые, но мягкие руки старика, гладя по голове, возвращали силы, а слова придавали уверенность. Парень вытер лицо и выпрямился.
– Ну что, ожил, соколик? – потрепав по затылку, спросил старик.
– Ага, птичка и есть, только не та, что летает, а та, что дерьмо клюёт, – возвращаясь в нормальное состояние, ответил юноша.
– Ты это о чём? – не понял иронии волхв.
– А о том, что нахлебался я дерьма, как последняя свинья. Ведь ещё утром я был обычным отпускником и мечтал о любви, а сегодня…, – Сева запнулся.
– Всё будет хорошо, – успокаивал старик.
– Да куда уж лучше?
– А ты расскажи о своих злоключениях, тебе и полегчает.
– Что рассказывать, я толком и сам ничего не понимаю.
– Ты начни с самого начала, с измальства.
– С детства? – Балий пожал плечами и с недоумением глянул на собеседника, но увидев искреннее любопытство и заинтересованность, продолжил, – ну хорошо Я постараюсь, – путаясь в образах и подбирая выражения, чтобы хоть как-то объяснить волхву достижения цивилизации, он рассказал о своей недолгой жизни и последних приключениях.
Волах внимательно слушал и просил пояснить непонятные слова. Рассказ получился длинным и сумбурным. Ярвик, слушавший небывалую историю издалека, в конце концов не выдержал, незаметно подошёл к столу и присел позади старика. От удивления он хлопал глазами, но в разговор не вмешивался. Дружина, до сих пор ритмично гребущая под командой опытного кормчего, сбилась с ритма и опустила вёсла, прислушиваясь к каждому слову. Ладья остановилась, не дойдя до берега метров пятьсот, и замерла. Выстроенный для встречи отряд, ждущий гостей у причала, заволновался и отправил к воеводе посыльного.
– Вот такая патология, а тут ещё вы со своим корабликом, бородатыми лицами и кольчугами, – закончил повествование путешественник во времени.
– Чтоб я прошлогодними мухоморами объелся, если хоть что-то понял, – не выдержал Ярвик.
Волах оглянулся.
– А ты что здесь делаешь, и почему гребцы не работают?
Ярвик развёл руками.
– Да какая гребля? Этот немец брешет, а мы уши развесили.
– Ты ему не веришь? – поднимаясь с лавки и глядя сверху вниз на сидящего северянина, спросил старик.
– Не, владыка, где ж это видано, чтобы люди могли говорить в какие-то трубочки, и их было слышно на другом конце земли? Брешет он, собака. Брешет.
– А эти, как их, самолёты, сами летают. Прямо драконы о трёх головах, – загомонили мужички, поддерживая сомненья воеводы.
– А машины из железа, что быстрее стрелы ездят.
– Такое только богам доступно.
– Враки всё.
– А давайте его на кол посадим.
– Точно, на кол! – закричали дружинники.
Волах резко встал и сверкнул глазами.
– Тихо, вы. Если что умом постичь невозможно, это не значит, что такого не бывает. Кто из вас видел богов? А кто скажет, что их не бывает? – Люди, отводя глаза, стали рассаживаться по местам. – То-то. И вообще, кто позволил вёсла бросать? Воевода, наведи порядок.
Ярвик тоже вскочил и забегал по палубе.
– За вёсла, быстро. И не бузить мне, а то зубы посчитаю. Ишь, разошлись. Человеку уже и слова сказать нельзя. Наследок* он наш, а потому запрещаю даже думать плохо в его сторону, – рыжебородый великан повернулся к волхву, – правильно, екзарх?
С большим трудом сдерживая улыбку, вызванную небывалой прытью воеводы, Волах ответил:
– Всё правильно. И запомните, для всех Всеволод русский человек, долгое время живший в Царьграде. Если кто проговорится о его настоящем появлении, будет иметь дело со мной.
– Точно, – не унимался Ярвик, – вот превратит вас екзарх в крыс, тогда будете знать.
Гребцы опустили головы и молча взялись за вёсла. Ладья возобновила движение.
Балий с благодарностью глянул на седовласого мудреца, затем поудобнее устроился на лавке и сталь всматриваться в загадочную даль, сулящую массу впечатлений и неожиданных открытий.
– О чём задумался? – спросил Волах.
– Да так, вроде бы и не о чём. Просто воспоминания спутались с настоящим в такой узел, что и не распутать.
– А ты ведь прав. Наша жизнь как клубок с нитками, врученный богами при рождении. Одни люди путают свою нить и рвут, а другие сплетают из неё прекрасный узор, на утеху и гордость потомкам. А твой клубок, подхваченный смерчем, раскрутился чуть больше должного и переплёлся с нашими нитями. Но, если ты думаешь, что это произошло случайно, то ошибаешься. Таких случайностей не бывает. Твоя нить нужна здесь, чтобы заполнить недостающее звено в узоре нашей жизни, а наша нить в твою вплетется.
– Не понял.
– Всё просто. Ты избран богами для какой-то ответственной работы.
– Для какой ещё работы?
– Извини, но я этого не знаю. Я не вижу твоей судьбы. У меня такое чувство, что твоё появление связано с Рунами.
– Руны, колдуны, ведьмы, русалки, черти, домовые, волхвы. Бред какой-то, – Сева почесал затылок, – слушай, дедушка, а какой сейчас год?
– Шесть тысяч пятьсот двадцать четвёртый год, месяца серпня, двенадцатого индикта.
Сева округлил глаза.
– Какой, какой?
– Шесть тысяч пятьсот двадцать третий, – повторил Волах.
– Ничего не понимаю. Я что, в будущее попал? – Балий прикрыл глаза и на минуту задумался, – стоп. У вас князья есть?
– По воле князя Владимира я и плаваю в Русском море*.
– Владимир. Это тот, что Русь крестил?
– Он самый.
– Тю, блин, всё сходится, это прошлое. Ведь у нас летоисчисление от рождества Христова, а у вас должно быть от сотворения Мира.
– Христа знает, – пробасил  Ярвик и дружески двинул гостя в плечо.
Балий от удара чуть не вылетел за борт, но стоявший за ним стол оказался надёжной преградой.
– Ты чего, совсем охренел? – потирая ушибленное место, поинтересовался доктор.
– Извини, я не хотел, – с глуповатой улыбочкой пожал плечами рыжебородый.
– Ладно, будем считать, что все пришли к согласию. Скоро в порт зайдём, нужно приготовиться, – Волах улыбнулся гостю и, глянув на его обувку, продолжил, – вот что, пошли в шатёр. В таком виде тебе на берег лучше не выходить. И вещи свои с лавки забери. Не нужно, чтобы их видели сурожские.
Сева кивнул, сгрёб одежду и последовал за стариком.

***
Прискакавший к Ждану гонец доложил, что насад, не доходя до берега на два полёта стрелы, остановился и опустил вёсла.
– Чтоб тебя водовики* забрали, – воевода топнул ногой и сплюнул на землю, – коня мне, сам поеду встречать екзарха. Позовите Антона.
– Антона к воеводе.
– Антон, тебя ипат* кличет, – разнеслось по двору, заполненному суетящейся челядью, похожей на пчёл в растревоженном улье.
Все готовились к застолью. Мужики перетаскивали корзины с мешками. Девки ощипывали гусей и мыли котлы, плотники устанавливали столы и лавки. Из подвалов потащили бочки, кадки и корзины с припасами. В загоне блеяли овцы, во дворе разгорался костёр.
Ждану подали доспехи и подвели коня. Из толпы выскочил низкорослый человек на кривых ногах.
– Антон, бездельник! Ты где пропадаешь, сучье племя? – закричал сурожский правитель, облачаясь в сверкающий металл.
– Я здесь, огонь помогал разводить.
– Остаёшься за старшего. И смотри, чтобы к закату всё было готово. Гости уже на подходе.
– Не волнуйся, ипат. Не впервой. Так всё устроим, что гости пальцы проглотят, – мужичок хихикнул и поклонился.
– И не воровать мне. Узнаю, в остроге сгною, – садясь в седло и направляя коня к воротам, напоследок предупредил воевода.
Антон склонился ещё ниже.
Ловко управляя конём на узких улицах Сурожа, Ждан поглядывал в сторону моря. Он видел, как чёрный насад взмахнул вёслами и заскользил к берегу. Тревога с новой силой ударила под рёбра. Наместник не понимал и боялся своего чувства. Страх, вот что появилось в его жизни. Страх прилипал к телу вместе с пропитанной потом рубахой, вместе с ветром обдувал лицо, вместе с солнцем обжигал кожу. Но откуда? Ведь раньше он ничего не боялся. Не боялся, когда морозными ночами скакал с княжескими грамотами сотни вёрст наперегонки с голодными волками, когда ломал чужие рёбра в хмельных драках, когда уходил от погони печенежских дозоров и даже когда убивал невинных княжичей. Что же произошло сейчас? Ведь ничего не изменилось. Даже наоборот. Он стал опытней, хитрей и сильней. Под его командой было три сотни отборных дружинников, не считая челяди и городского ополчения. Что мог сделать ему отряд из нескольких десятков дружинников екзарха, охраняющих насад? Конечно, ничего. Но почему же тогда боялся Ждан?
Воевода спустился к вымолу* и остановился. Впереди, придерживая лошадей в неровном строю, стоял конный отряд. По кольчугам, сверкающим на солнце шишакам*, широким мечам на поясах, лукам в кожаных налучьях* за спинами, и притороченным к сёдлам круглым щитам, легко было узнать русскую дружину – его дружину.
Страх ушёл.
– Эх, Веселина, а ведь это я за тебя боюсь, – прошептал ипат и расправил плечи.
Он всё понял. Страх появляется только тогда, когда есть за кого бояться.
– Становись, – закричал сотник, – поднять хоругвь* города Сурожа. Дорогу воеводе.
Отряд разбился на две части, создавая живой коридор. Ждан ударил коня плетью и поскакал к пристани. Его приезд оказался своевременным. Насад уже подходил к деревянному настилу и готовился причалить, подняв вёсла вверх и напоминая чёрного лебедя разминающего крылья.
Любопытная толпа потянулась к берегу, несмотря на запрет. Мальчишки заполонили пристань, прыгая в воду, поднимая пену и шум. Воевода нахмурился, строго глянул на сотника, но промолчал, направляя коня прямо к ладье. На судне раздались команды кормчего, закрепили вёсла и опустили сходни. Первым переступил через борт седой старикашка в тонком, расшитом золотыми нитками плаще заморской работы.
– Я ипат* Сурожа, наместник киевский, Ждан. А вы кто такие будете и с какой целью прибыли? – заглушая шум ребятни, прокричал наместник.
– Я Волах, екзарх великого князя киевского Владимира. Еду с поручением из Царьграда. Со мной воевода Ярвик и княжеская дружина.
– Я приветствую тебя на русской земле, великий волхв. Буду рад разделить с тобой хлеб и воду в своем доме.
– Спасибо за приглашенье, ипат. Я обязательно им воспользуюсь. Но к чему такой караул? Или на Руси неспокойно? – внимательно глядя наместнику в глаза и спускаясь на пристань, спросил Волах.
– Всё спокойно, екзарх, – ответил Ждан.
– Тогда отпусти людей и сходи с коня. Я хочу омыться в Русском море. Разве ты не составишь мне компанию, как радушный хозяин?
Ждан хотел было возразить, но под пристальным взглядом волхва как-то обмяк и невольно подчинился. Слезая с коня, он махнул сотнику рукой, веля увести дружинников в крепость. Обливаясь потом под жарким таврийским солнцем, звеня доспехами и гулко отбивая дробь конскими копытами по доскам причала, отряд двинулся в сторону крепости. Пирс, освободившись от вооружённого отряда, быстро наполнился суетой горожан, тележками торговцев и криками навьюченных мулов. Ребятня пошла на приступ насада, взбираясь по верёвкам на борта и голову дракона, а затем с улюлюканьем прыгая в море. Даже Ярвик, неотступно следующий за Волахом, не сдержал улыбки, глядя на развеселившуюся детвору.
– Останься здесь, проследи за погрузкой воды и яди*, – обернувшись к телохранителю, прошептал старик, – я скоро.
Северянин кивнул и растворился в толпе.
Подошёл наместник.
– Я думал, что тебе будет приятно проследовать ко мне в сопровождении почётного караула, а там тебя ждёт пир и мягкая постель. Что ещё нужно путнику после долгого похода?
– Спасибо, ты умеешь угодить людям, но как на счёт омовения, идём?
– Желание гостя – закон для хозяина, – отпуская поводья и снимая шишак, ответил ипат.
– Вот и хорошо. Дай мне свою руку и помоги войти в море.
Ждан снял перчатки и, придерживая старика под руку, повёл к берегу. Волах, выйдя на песок, снял сандалии, явно византийской работы, поднял полы расшитого плаща, обнажая тонкие жилистые ноги, и вошёл в море.
– Ну, что же ты, заходи. Вода тёплая, – он улыбнулся и протянул руку, приглашая воеводу последовать его примеру.
Наместнику пришлось снять кольчугу, портки и сапоги. Оставшись в одной рубахе, он проследовал за волхвом. Вода приятно ласкала ступни и приносила облегчение от летней жары. Ждан был удивлён. За год службы в Суроже ему ни разу не удалось искупаться в море. Он уже позабыл, когда в последний раз вот так, запросто, входил в воду и плавал. Это было в детстве, тогда они с соседскими мальчишками мыли коней в маленькой речушке и таскали неводом рыбу.
Волхв зачерпнул воду и умылся. Огромные капли покатились по морщинистому лицу, превращаясь под солнечными лучами в сверкающие бриллианты. Старик немного постоял, закрыв глаза, затем медленно повернулся к воеводе и спросил:
– Ну, как водичка, ипат?
– Тёплая. Я и не знал, что море так приятно, – наместник зажмурился от удовольствия и окунулся с головой.
Вынырнув, он запрыгал как мальчишка и начал плескаться.
– Как хорошо! Спасибо, что затащил меня в море, екзарх.
Волах подошёл к Ждану и положил руку на плечо.
– В мире много прекрасного. У тебя прекрасная жена. У тебя будут прекрасные дети. Два мальчика, двойняшки. А назовёшь ты их Глебом и Борисом.
Словно раскат грома в ясную погоду прозвучали имена княжичей. От неожиданности Ждан задрожал, покрылся испариной и медленно попятился. Волах его остановил, придержав за плечо.
– Ты о чём говоришь, старик?
– О твоих детях, – ответил Волах, – о маленьких, ещё не родившихся мальчиках. От твоего выбора зависит их судьба. Ты можешь их спасти и вырастить настоящими богатырями, защитниками святой Руси, а можешь погубить, как погубил невинных детей Владимира.
– Но, откуда ты узнал? – с дрожью в голосе простонал наместник, с трудом держась на ослабевших ногах.
– Я много чего знаю, ведь я кудесник.
– Но тебя же не было здесь.
– Мне море поведало.
– Море? – не поверил Ждан, – нет, это не море. Море не может разговаривать.
– Может. И горы могут, и земля, и реки, и трава, и деревья. Только не все могут их слушать.
– Нет! Нет! Этого не может быть.
– Всё может быть. Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься. Но это не главное. Главное для тебя – сделать правильный выбор.
– У меня нет выбора, – закричал ипат, не замечая людей, внимательно следивших за разговором, – я служу Святополку. Он князь Киева и всей Руси.
– Он самозванец, вор и убийца. Он приёмный сын Владимира.
Ждана затрясло ещё сильней.
– Значит, он всё врал, когда говорил, что по закону становится князем?
– Жажда власти – тяжкое испытание. Не той ли болезнью болеешь и ты? Не ты ли убивал невинных людей ради должности в Суроже? Не ты ли хотел опоить меня с дружиной и под стражей отправить в Киев? Не ты ли воруешь, беря мзду у мерзких работорговцев?
Воевода побагровел, отвёл руку старика, опустил глаза и тихим голосом спросил:
– Ты и это знаешь?
– Я много чего знаю. Например, то, что твоя жена сегодня принесёт на этот свет двух славных малышей.
– Как сегодня? Ведь ещё не время.
– Что такое время и кто знает, когда оно наступает? – ответил Волах, – иди домой и думай. Всё в твоих руках. И запомни на прощанье, не князьям нужно служить, а людям.
– Как на прощанье, разве вы не придёте ко мне в гости?
– Нет.
– А пир?
– Тебе будет что праздновать, ипат. А мы сегодня отплываем в Тмутаракань, к Мстиславу. Вот только пополним запасы.
– А что люди скажут? Ведь ты даже в дом не зашёл.
– Люди добрые, они поймут. Да, я надеюсь, что ты не будешь выполнять указ Святополка?
Ждан, не глядя в сторону собеседника, ответил:
– Конечно, нет. Ты открыл мне глаза на многие вещи. Да и кто я такой, чтобы с великим Волахом тягаться?
– Вот здесь ты прав. Ведь я тебя пожалел, а хотел наказать. Вернее, не тебя я пожалел, а твою жену и детей. Их благодари и ступай с миром.
– Спасибо, екзарх. Прощай.
– Пусть хранят тебя боги от новых ошибок.
Ждан бросил на старца благодарный взгляд и пешком отправился в крепость, оставив на берегу и доспехи и коня.
Приближался закат. В доме наместника заголосили повитухи. Из стойла потащили жертвенного барана, а из подвалов – вино.

***
Пристроившись на мягком тюфяке внутри просторного шатра, Сева наблюдал за происходящим через откинутый полог. Ему было интересно всё: и люди в диковинных одеждах, и дружинники в боевом снаряжении, и даже голые мальчишки, ловко ныряющие с пристани. Ему очень хотелось выйти и присоединиться к повседневной жизни ещё недавно такого знакомого, но сейчас совсем иного города. А ещё лучше было бы потрогать всё собственными руками. Балий периодически вскакивал и подходил к выходу, но всякий раз вспоминал предупреждение волхва и возвращался на место. В конце концов, устав от непрерывных метаний, парень переключил внимание на внутреннее убранство плавучего жилища. На первый взгляд шатёр производил впечатление хрупкой конструкции. Согнутые дугой палки связанные ремнями и сшитые между собой шкуры символизирующие стены с крышей казались хлипкими и не очень прочными. И чтобы проверить собственное предположение Сева взял из лежавшего на полу колчана стрелу с тяжёлым железным наконечником и швырнул в обшивку шатра. Стрела отскочила, а стена загудела подобно большому походному барабану.
– Тихо, тихо, – испугавшись, что его застанут за таким странным занятием, доктор придержал шкуру и выглянул наружу. Всё было спокойно. Раздетые по пояс дружинники перетаскивали в насад какие-то мешки, играя мускулатурой, и совершенно не обращали внимания на проделки пассажира. Рыжий здоровяк подгонял команду и выкрикивал непонятные слова. Только сейчас путешественник заметил, что почти у всех членов экипажа на спинах красовались замысловатые татуировки очень похожие на ветви деревьев, сплетённые загадочными узорами. Причём ни один из рисунков не повторялся. Самой причудливой картинкой обладал Ярвик. Ветви его дерева покрывали плечи и заканчивались у локтей, а ствол с корнями уходил далеко за поясной ремень. Всеволод хихикнул, вспомнив одного пациента из новомодного братства байкеров с разрисованным торсом и небритым лицом, прикатившего в больницу на огромном мотоцикле.
«Такое впечатление, что люди за тысячу лет совершенно не изменились», – подумал про себя Сева, вернувшись к осмотру шатра.
Возле левого борта он нашёл несколько сундуков окованных по углам железными пластинами и прикрытых холщёвым покрывалом. Попытки открыть сундуки ни к чему не привели, зато между ними обнаружился большой двуручный меч в инкрустированных камнями бронзовых ножнах. Парень поднял находку, вытащил из чехла, взял двумя руками за рукоятку и начал размахивать, отбиваясь от условного противника. Меч был тяжёлым и длинным. В неумелых руках начинающего фехтовальщика оружие вело себя непредсказуемо, пытаясь выскользнуть и нанести ущерб неприхотливой походной мебели. В конце концов, меч зацепился за сундук, громко звякнув, выпал из рук и шмякнулся на пол в нескольких сантиметрах от мокрых кроссовок хозяина.
– Блин, так можно и без ног остаться. – Испугался Балий.
Вдоволь насладившись упражнением, Сева охладел к боевым искусствам, положил меч на место и продолжил обследование помещения. Осмотревшись ещё раз, он увидел под стоящим в углу небольшим столиком пузатый глиняный сосуд, накрытый красивым резным кубком из белого металла.
– Интересно, а что это прячет волшебник под своим столом? – Сева наклонился,  откупорил кувшин и налил немного содержимого в кубок. Жидкость оказалось ярко-красного цвета, с приятным запахом и великолепным вкусом молодого сухого вина, – вот это «сухарик», – обрадовался парнишка и залпом осушил кубок, – ух ты, классное винишко. То, что доктору прописали.
Балий налил себе ещё, потом ещё и ещё…

***
Ой, Ярило солнышко,
Не слепи стрельца удалого.
У него жена Лебёдушка,
И детей по лавкам много.

За свой дом и волюшку,
За Отчизну матушку,
За крутую горушку,
Бьёт он супостатушку,

Род, придай нам силушку,
Не пусти усталости.
Целовать чтоб милушку,
Дай дожить до старости…

Неслось над волнами.
–Тихо, – закричал кормчий, обрывая песню, – зажечь факела.
Гребцы опустили вёсла и замолчали. Сидевшие на передних лавках дружинники подхватились, подбежали к небольшому казану с тлеющими углями и сунули факелы. Промасленная пакля затрещала и загорелась, осветив носовую часть насада. На мачту подняли бронзовую масляную лампу.
– Что случилось? – пробормотал Ярвик, недовольно сопя и вылезая из-под войлочной попоны постеленной прямо на палубе.
– Впереди туман, воевода. Нужно идти тихо. Ничего не видно.
– Ну, и зачем кричать? Я уж думал, что абасиды* напали, – он немного полежал, вздрагивая от предрассветного холода, затем почесал могучую грудь, сплюнул за борт, снова залез под нагретое покрывало и уже оттуда продолжил, – до Тамани далеко?
– Далеко. Корчев* еще не прошли.
– А что Волах, не вставал?
– Нет, воевода, – ответил кормчий.
– Так может разбудить? Пусть с водовиками поговорит, туман разгонит.
– Тебе решать, воевода.
– А этот немец, которого в море выловили, не появлялся?
– Спит.
– Вот собака.
– Ярвик, ты чего ругаешься? – послышалось со стороны кормы, и под светом факелов появился волхв в сером шерстяном плаще с капюшоном.
– Ой, екзарх, ты не спишь? А мы здесь только что о тебе говорили.
– Я ещё не настолько стар, чтобы не слышать о чём ты говорил.
– Подумаешь, ну назвал гарипа собакой. Так он собака и есть.
– Что же он тебе такого сделал?
– А то, что он вылакал всё моё вино. А ведь это был лучший напиток с берегов Эгейского моря, который я пробовал в своей жизни. Я за него отдал десять серебряных монет. Может мне пойти и поцеловать его в дупу? – усаживаясь и кутаясь в покрывало, огрызнулся северянин.
– Подумаешь, вино. Можешь моё взять. У меня точно такое.
– Э нет, екзарх, не такое. Тебе его подарили, а я за него свои деньги выложил.
– Ты хочешь, чтобы я тебе ещё и денег дал? – Старик наклонился и посмотрел на воеводу в упор, – а у тебя от жадности блохи не заведутся?
Воевода поёжился, но глаз не отвёл.
– Не заведутся, я в баньку схожу, они и околеют. А у гарипа вашего точно заведутся. Может быть, ты и не заметил, уважаемый Волах, но этот шиша*, уже вторую ночь в царстве Кикиморы* отдыхает. Была бы моя воля, я б его давно к русалкам* отправил.
По палубе прокатился здоровый мужской хохот.

Сева проснулся сразу, как будто его окатили ведром холодной воды. Не открывая глаз, он почувствовал запах моря, прохладную свежесть воздуха и лёгкое покачивание палубы. Отдохнувшее тело отзывалось приятной лёгкостью. Он был почти счастлив под мягким шерстяным одеялом. Только мочевой пузырь, давивший изнутри, мешал наслаждаться пробуждением. Где-то рядом раздался громкий смех. Балий открыл глаза и в предрассветных сумерках увидел старые сундуки и военную утварь. Реальность вернулась беспощадной лавиной, сметающей на своём пути надежды на то, что всё случившееся было сном.
– Чёрт, чёрт, чёрт! Твою мать, – вырвалось у парня.
Он встал, надел свою высохшую одежду и, влекомый зовом природы, вышел из укрытия.
– Во, помяни шишу, так он тут, как тут, – поворачиваясь на шаги, фыркнул в бороду Ярвик.
Не обращая ни малейшего внимания на выходку воеводы, Сева подошёл к старику.
– Дедушка, а где у вас туалет? – Волах ответил недоумевающим взглядом. Сева понял, что сморозил глупость, и повторил вопрос, – ну это, куда у вас ходят писать? – для убедительности жестом показав, как это делается.
Хохот новой волной прокатился по насаду.
– Тю, ненормальные, чего ржёте? Никогда не видели, как это делается? – огрызнулся пассажир.
– Не обижайся на них, – вмешался кудесник, сдерживая улыбку, – просто они никогда не слыхали, чтобы об этом спрашивали. Иди к борту и делай свои дела.
Сева пожал плечами и пошёл облегчаться. Когда вжикнула молния на шортах, команда снова зареготала.
– Тише, вы. Хватит шуметь, – приструнил команду кормчий, – в туман входим. Веремуд, бери лук и следуй на нос, будешь дорогу прокладывать. Остальные смотрят и слушают.
Все притихли. Статный светловолосый мужик с луком за спиной подхватил колчан, достал стрелу, привязал к ней верёвку и полез на голову дракона, украшавшего носовую часть судна. Умостившись поудобней на лбу деревянного монстра, он начал стрелять перед насадом, каждый раз подтягивая стрелу на верёвке. Ещё двое дружинников присели у основания дракона и стали всматриваться в туман, размахивая перед собой факелами. Остальные взялись за вёсла и, стараясь поменьше шуметь, принялись грести. Корабль медленно двинулся в молочную пелену Русского моря.

Сева, справившись с проблемой организма, направился к горячему казану в надежде согреться. Он устроился на освободившейся лавке и стал наблюдать за происходящим.
Балий видел, как Ярвик нехотя покинул импровизированное ложе, свернул войлок в рулон, связал его бечёвкой и бросил под лавку,  как потянулся, разминая кости, и пошёл к борту, освободившемуся после посещения незваного  попутчика. Он видел сосредоточенные взгляды дружинников, примостившихся на носу с факелами, и спокойное лицо кормчего, ловко управляющего насадом.
Мерцающие отблески факелов отражались в воде и таяли в серой пелене наступающего тумана. Равномерно нарушаемая мягким всплеском вёсел тишина, давила на уши. Плавное движение судна, медленно продвигавшегося вперёд, убаюкивало и расслабляло. Сева, пригревшись у очага, прикрыл веки и мысленно вернулся на яхту, вспоминая в мелких подробностях недавнюю встречу с зеленоглазой незнакомкой. К плечу кто-то легонько притронулся и послышался сухой старческий шепот:
– Пошли в шатер, разговор есть.
Сева от неожиданности вздрогнул, но быстро взял себя в руки, поднялся и проследовал за  хозяином насада.
Под кожаным навесом на небольшом столике горело несколько лампад, распространяющих тусклый мерцающий свет и пряный сладковатый запах. Рядом, слегка поблескивая,  лежали два металлических треугольника размером со спичечный коробок.
– Присаживайся, – предложил старец, – я надеюсь, что ты достаточно отдохнул для серьезного разговора.
Сева кивнул, усаживаясь на лавку.
– Видишь эти предметы?
– Железки?
Старик прищурился, выдержал паузу, разгладил бороду и продолжил.
– Это не простые железки. Это самые могущественные вещи, которые когда-либо существовали на Земле. Один из этих удивительных предметов много лет назад нашли в могилах древних скифов, а ко мне он попал среди прочих трофеев после похода на печенегов. Я сразу даже не обратил на него внимания, посчитав, что это обычная золотая безделица. Но во время посещения вместе с князем Владимиром Царьграда заметил точно такой же предмет в сокровищницах Константина. Там же я узнал, что реликвию называют Золотым Руном. Это помогло мне вспомнить предания древних о чудесных святынях. Их должно быть три. У северных народов эти предметы воспевали в песнях и называли Рунами, у южных – Золотое Руно, у западных – Грааль, а у далёких мудрецов высочайших гор Земли, страны Чжурчженей – Кудеса Титанов. В них заложена сила и мудрость Бога богов – Рода. С их помощью можно не только предсказывать судьбы, но и творить их. Только не всем это дано. Лишь потомки богов могут ими управлять. Но Константин этого не знал и любезно уступил мне ненужную безделицу.
Балий слушал, не отрывая взгляда от собеседника, а старик тем временем продолжал.
– Приняв подарок, я оставил Владимира в Царьграде и отправился на поиски сведений о Рунах. Не одну библиотеку я переворошил. Тысячи фолиантов пересмотрел, десятки городов посетил, сотни учёных мужей опросил. И вот, в одной из школ Адриаполя нашёлся долгожданный свиток, написанный на древнем языке. Еще три месяца ушло на перевод. Теперь на дне моего сундука лежит великое писание о Золотом Руне и загадке Атлантиды. Из него я узнал, что третья часть Рун находится в Колхиде.
Сева недоверчиво поморщился.
– Вы сказали «Атлантида»?
– А что тебя удивляет?
– Да сказки это.
– Между сказками и былью разница невелика. И кто знает, где заканчивается сказка, а начинается присказка.
– Вы хотите сказать, что эти штуки – дело рук атлантов? – не унимался парень.
– Кто их сотворил, я не знаю. Но то, что Руны были у Атлантов, это точно. Ведь они существуют, и ты их видишь собственными глазами.
– Мне и это кажется сказкой.
– А ты возьми Руны.
Сева пожал плечами и безразличным видом протянул руку к ближайшему треугольнику. Предмет потемнел и пошел радужными полосами, как при нагреве, а на его поверхности проступили непонятные знаки. Едва дотронувшись, Балий дернулся и отпрянул.
– Ой. Он током бьется, – выпалил парнишка.
– Правильно. Руны требуют к себе бережного отношения. Успокойся, и возьми второй.
Сева осторожно потянулся к другому треугольнику. Тот пожелтел словно золото. Рука почувствовала тепло и легкую вибрацию. Было такое ощущение, словно гладишь урчащего от удовольствия кота. 
– Прикольно.
– Он тебя принял.
– В каком смысле?
– Не каждый может управляться с Рунами. В руках обычных людей Руны безжизненны. Значит, боги тебя не зря сюда послали.
– Опять не понял.
– Я пока тоже не все понимаю. Но ясно одно. Ты избранный. Ты один из нас.
– А вы кто?
Волах хотел что-то ответить, но с палубы послышался крик:
– К оружию.
Услышав команду кормчего, старик быстро поднялся, сгреб драгоценные артефакты в сундук, набросил плащ, взял посох и откинул подол шатра.
– Сиди здесь, потом договорим, – не оборачиваясь, промолвил волхв и шагнул на палубу.
За тонкими стенами послышался топот множества ног и приглушенное бряцанье металла. Затем звуки резко прекратились, и наступила полная тишина. Балий выглянул наружу. Увиденное потрясло молодую впечатлительную душу. На носу насада стоял мудрец  в сиянье ослепительного света. Его фигура, укрытая плащом с капюшоном, казалась чёрной в белом свечении, исходящем с набалдашника поднятого над головой  посоха выполненного в виде медвежьей головы. Яркие лучи света метались вокруг насада, высвечивая по левому борту множество небольших судёнышек с вооружёнными людьми.
Дружинники, не дожидаясь команды воеводы, подняли луки, и десятки горящих стрел полетели в сторону противника. Из носового трюма вместе с Ярвиком показалась странная деревянная конструкция с какими-то колёсиками и переплетёнными верёвками. Могучий северянин одним рывком поставил сооружение на палубу, клиньями укрепил его в специальных отверстиях настила и начал крутить колесо с рукояткой. Большой рычаг, заканчивающийся железной ложкой, пополз вниз. Два дюжих молодца подхватили щипцами тяжёлый шар и уложили в ложку. Воевода поджег шар факелом и дёрнул ручку. Горящий снаряд с гулом полетел в одно из судёнышек. Со стороны моря послышался треск и крики раненых людей.
– Жги супостата, ребятушки, – закричал Ярвик, вновь накручивая колесо.
Балий стоял у входа в шатер как памятник. Происходящее казалось нереальным. Он наблюдал за боевыми действиями далёких, но живых пращуров, как кинозритель наблюдает за батальными сценами в хорошем кинотеатре со стереоэффектом. Разница была только в том, что эффект звукового присутствия начал подтверждаться эффектом материальным. Противник, опомнившись от неожиданного отпора со стороны насада, сам перешёл в атаку. Вокруг засвистели стрелы, с неприятным звуком вонзаясь в деревянную обшивку. Один из дружинников, помогавший воеводе, выгнулся, пронзённый в спину стрелой и упал на палубу, скрипя зубами от боли. Сева бросился к нему.
В это же время Волах несколько раз повернулся вокруг собственной оси и присел. Свечение посоха прекратилось, повергнув корабль в предрассветный полумрак. Старик откинул капюшон и глянул в сторону Севы, бросив мимолётный одобряющий взгляд. Схватив один из щитов, он в два прыжка оказался у раненого.
– Укройтесь за ним. Да, и возьми вот это, пригодится. А там, делай, что можешь, и пусть будет то, чего не миновать, – сказал он, сунув под ноги небольшой свёрток.
Затем провёл рукой по лицу раненого и растворился в пространстве. Дружинник притих и перестал стонать.
Балий крякнул под тяжестью окованного медью деревянного щита, удивившись лёгкости с которой старик управился с ним. Кое-как закрепив защиту между лавок, он развернул свёрток. Там оказался маленький острый нож, несколько трубок из артерий каких–то животных, кривая игла, пучок конского волоса, рулон мягкой ткани и небольшой пузырёк с незнакомой жидкостью.
– Это же настоящая походная аптечка. Ну, дед даёт, – удивился парень и, передвинув пациента за щит, осмотрел рану.
Наконечник прошёл насквозь, пробив металлическое кольцо кольчуги с левой стороны спины, и вышел из груди на пару сантиметров.
«Так, левостороннее торакальное ранение грудной клетки. Наверняка кровоизлияние в лёгкое. Сердце, скорее всего, не задето. Иначе больной уже не подавал бы признаков жизни. Всё хорошо, только как извлечь стрелу? Здесь без слесаря не обойтись», – подумал доктор и огляделся.
Помощи ждать было неоткуда. Все были заняты. Сева взял нож и тихонько, стараясь не причинять раненому лишних страданий, принялся резать стрелу. Твёрдое дерево поддавалось неохотно. Нож, измазанный в крови, скользил в руках.
– Тебя как зовут?– неожиданно спросил пациент.
– Всеволод. Можно, Сева, – машинально ответил тот.
– А меня Вороном кличут. Ты, вот что, Всеволод. Не утруждайся лишней работой, ломай стрелу. Я потерплю.
– Ты молчи, тебе нельзя говорить, – ответил доктор, – а вообще-то, это идея. Потерпи только, – он взялся двумя руками за стрелу в месте надреза и без особого труда переломил, – теперь, вот что дружище, Ворон, помоги-ка мне кольчугу снять, а то я к ране так не подберусь, – попросил Сева, пряча наконечник в карман.

Пока Балий возился с пациентом, увлечённый штопкой и обработкой раны, бой шёл нешуточный. Несколько вражеских посудин, объятых пламенем, светились в тумане как огарки свечей. Остальные, несмотря на яростный отпор, стремительно приближались к насаду, ловко маневрируя и атакуя стрелами. Ярвик, как настоящий полководец внимательно следил за происходящим, отдавая необходимые команды дружинникам и одновременно управляясь с метательной машиной. Внезапный удар о правый борт внёс некоторое замешательство в слаженную работу защитников насада. Несколько человек во главе с воеводой бросились на шум и увидели, что к ним лезут непрошенные гости из причалившей лодки.
– Веремуд, на корму. Дар и Волк, ко мне, обнажить мечи. Где моё молотило?
Кто-то подал рыжебородому предводителю кистень с длинной деревянной ручкой и большим железным шаром на цепи. Воевода, ухватив грозное оружие двумя руками, подскочил к борту и начал им вращать с такой силой, что высунувшиеся было щиты противника полетели в море, рассыпаясь в щепки и увлекая за собой хозяев. Тех, кому удалось избежать мясорубки, добили лучники. Неуправляемая лодка, оставшись без команды, медленно отчалила от насада и бесшумно скрылась в тумане.
Ну что, взяли, харцызы? – закричал Ярвик. – Это вам не купцов грабить, псы шелудивые. За работу, православные, подтяните портки. Враг покуда не разбит, – он хотел ещё что-то крикнуть, но захрипел, схватившись руками за горло, из которого фонтаном брызнула кровь. Северянин немного постоял в недоумении, покосился как срубленный дуб и рухнул.
– Ярвика ранили!
– Воеводу ранили, – пронеслось над палубой.
Сева, заканчивая перевязку Ворона, услышал крики дружинников и бросился на помощь, прихватив инструмент. Подбегая к обмякшему богатырю, он чуть не столкнулся с волхвом, неизвестно откуда появившимся у изголовья  нового пациента.
– Что с ним? – наклонившись над рыжей бородой спросил парень.
– Плохо дело, – ответил Волах, я здесь бессилен. Стрела пробила шею насквозь. Кровь не остановить.
– Ты же волхв, кудесник. Ты ведь наверняка можешь что-то сделать. Как же твои духи? – сева не заметил, как перешёл на «ты».
– Мы тоже не всесильны.
– Ладно, хватит с меня мистики, дай гляну, – Балий сел в липкую лужу и наклонился над Ярвиком.
Тот шевелил побледневшими губами, пытаясь что-то сказать.
– Молчи, – приказал доктор, – молчи или уйдёшь к праотцам. Кто тогда будет меня уму-разуму учить? И руку убери, мне нужно посмотреть рану.
Ярвик растянул губы в кривой усмешке и убрал руку от шеи.
Сева глянул на рану, предварительно зажав надорванную артерию пальцем. Повреждения были серьёзными, но не смертельными. Стрела прошла сквозь мышцы, слегка задев сосуды и гортань. Если бы операция происходила в стационаре, при наличии необходимых инструментов, квалифицированного персонала и медикаментов, в успехе можно было бы не сомневаться. Но здесь? Грязь, отсутствие донорской крови и элементарных антибиотиков. Да и Сева последний раз оперировал три года назад. Но кроме него, это сделать больше некому.
– Что у тебя в пузырьке, деда, этим можно рану обработать, сепсис не начнётся? – повернувшись к старику, спросил Балий.
– Я не совсем понимаю, что ты спрашиваешь, но это лучшее из того, что придумала природа. Раны заживают в несколько дней.
– И на этом спасибо. Да, мне помощник нужен.
– Возьми кого помоложе, вот, Дара, например. Он парень смышлёный, а мне пора к дружине. Бой ещё не окончен.
– Окей.
– Что?
– Да нет, это я так. В смысле, хорошо.
– А, ну тогда, колдуй, у тебя хорошо получается. И да помогут тебе боги, – Волах потрепал парня по шевелюре и растворился в полумраке.
Сева, усадив помощника рядом, показал, где нужно держать, а сам принялся колдовать. В ход пошли профессиональные знания и всевозможные подручные материалы.
Тем временем лодки с нападавшими приблизились на такое расстояние, что можно было рассмотреть заклёпки на щитах. Между ними блестели шишаки русских воинов, отражая мягкие лучи солнца, начинающего пробиваться сквозь утренний туман.
– Ждан, так это ты, супостат? Жаль, что так ничего и не понял! – заглушая шум боя, прокричал Волах.
Через некоторое время со стороны моря последовал ответ.
– Екзарх? А где Ярвик, твой верный пёс? Почему его не слышно? До меня дошли слухи, что его ранили.
– Это не твоё дело. Он просто занят!
– С богами разговаривает?
– С кем он разговаривает, тебя не касается. Лучше о себе подумай.
– А что мне думать? Вот привезу главного колдуна Руси в Киев, тогда и подумаю. А тебе думать уже сейчас нужно, о людях твоих. Будь милосердным, пожалей свиту. Ведь ты меня этому учил? Сдашься, всех отпущу.
– Ты оказался плохим учеником ипат Сурожа. Ну что же, ты свой выбор сделал.
Волах, не выходя из-за щитов, вытянул вперёд руки и закричал:
– Вы, дети Леда* и Перуна*, несущие людям разорение и горе. Вы, разбудившие Чернобога* своей жаждой к наживе. Вы, позабывшие Белбога*, Леля*, Живота* и Коляду*. Посмотрите на меня и прозрейте. Разве не носила вас мать, выкармливая своим молоком? Разве не учила любить людей и почитать законы богов? Разве не говорила, что убивать плохо? Пошто ж вы мать не чтите? Пошто богов обижаете? Пошто людей хулите?
 Волах прервался, разглядывая сурожских воинов, замеревших как истуканы.
– Да свершится правосудие. Да постигнет кара неминуемая тех, кто нарушает законы земные. Тех, кто топчет православие и служит Леду. Остановитесь. Возвращайтесь, и будет вам прощенье. Заклинаю тебя Позвизд*, приди ко мне. Обрати внимание на старого странника. Не я ли приносил дары в твою честь, не я ли пел тебе песни? Услышь меня, о величайший из богов, покровитель ветра. Приди и прижми в объятьях друга своего.
С каждой фразой голос волхва становился громче и сильнее, превращаясь в могучий рокот. С каждой фразой порывы ветра усиливались, поднимая волны и разгоняя туман. С каждой фразой солнце поднималось выше, освещая море и берег.
Лодки остановились. Сурожская дружина во главе с наместником замерла, глядя на волхва пустыми глазами. Так смотрели обезьяны на удава в мультфильме о Маугли.

Сева, не обращая внимания на происходящие вокруг события, занимался неотложной хирургией.  Закончив работу, он наложил последнюю повязку на мощную шею воеводы и поднялся, разминая затёкшие ноги.
Мужество и терпение пациента вызывало восхищение. За время операции тот не проронил ни звука. На лице не дёрнулся ни один мускул. Даже неумелое бритьё бороды по свежим ранам неприспособленным для этих целей ножом прошло при полном молчании. Доктор ещё никогда не встречался с подобными оперируемыми, хотя его самостоятельная практика состояла всего из нескольких простых аппендицитов под общим наркозом. Остальных назвать пациентами можно было только условно, штатный материал институтской анатомички на издевательства студентов никогда не жаловался.
– Вот и всё. Гортань я подштопал, артерию подлатал. Не обещаю, что ты будешь петь как Ян Гиллан, но говорить сможешь, – похлопав по плечу безбородого воеводу, улыбнулся Балий. – А тебе бритому лучше.
Ярвик попытался что-то ответить, но только скривился.
– Тихо, тихо. Тебе молчать нужно. Сам чуть с предками не встретился и туда же. Теперь ты не командир, ты больной, а больные должны слушаться своих докторов. Всё, лежи, – Сева подмигнул и встал.
Тёплый южный ветер ударил в спину, свистнул в нехитром такелаже древней посудины и поспешил к берегу. Соленая пыль от разбившейся о борт волны освежила лицо. Балий набрал воздух полной грудью и громко выдохнул, проветривая лёгкие и освобождаясь от недавнего напряжения. Немного постояв, он вытер тряпкой окровавленные руки и сделал несколько шагов к борту. Его рассеянный взгляд наткнулся на ярко-оранжевое пятно под лавкой гребцов. Доктор наклонился и достал спасательный жилет. Эта вещица из будущего  выглядела как-то нелепо среди окружающих предметов.
– Так вот ты где, мой спаситель. – Сева покрутил его в руках и машинально надел.

Почувствовав порыв ветра, кормчий насада подал знак, и несколько сильных рук потянули за верёвки, поднимая парус. Прочная ткань, развернувшись, громко хлопнула, судно дёрнулось и, подхваченное налетевшим ветром, поспешило на север.
От неожиданного рывка Балий оступился, поскользнулся в луже крови,  и, нелепо размахивая руками, полетел за борт, в кучу останков разбитой лодки.
«Это я уже где-то проходил», – успел подумать парень, падая головой вниз на деревянные обломки.
Удар.
Темнота.

***
Всеволод стоял у стен древней крепости на вершине горы и смотрел в сторону моря. Внизу, в живописной долине на высоких холмах лежал небольшой городок.
– Это Анакопия. Ты обязательно сюда придешь, – говорил Волах приглушенным голосом.
– Зачем это мне?
– Это нужно не тебе, это нужно всем. Я никому больше не могу поручить столь ответственное поручение.
– Дедушка, давай отложим этот разговор. У меня голова болит, – Сева поморщился и прикрыл глаза.
Развалины исчезли, а на их месте появились улицы небольшого города. По раскаленному асфальту тротуаров куда-то спешили люди, не обращая внимания на парня. Их лица были серьезны и сосредоточены.
– Мы еще не договорили, – послышался глуховатый, удаляющийся голос, а в толпе мелькнул серый плащ с капюшоном.
«Как мне всё надоело. Я пить хочу. Может быть, в этом месте есть хоть какая-нибудь кафешка? – промелькнула мысль, – а вот и двери.  Но это не кафе, это больница. Боже, какой родной запах! Как хорошо! Здесь я точно не пропаду».
– Уберите фонарь. Зачем вы светите мне в глаза? – закричал Балий.

***
– Сергей Николаевич, Сергей Николаевич, он, кажется, приходит в себя.
– Да, Катенька, я сейчас.
Сева приоткрыл тяжелые веки и увидел перед собой смутные очертания человека в белом халате и колпаке.
– А где Волах? – с трудом поворачивая голову, спросил парень.
–  Так, так. Хорошо. Речь внятная, – заговорил человек, наклоняясь над кроватью, – смотрите сюда. Сколько пальцев? – продолжал он, глядя на пациента в упор.
– Четыре. А я где? – немного привыкнув к яркому свету, залившему южными лучами солнца небольшую одноместную палату, ответил Сева, с любопытством разглядывая пожилое морщинистое лицо собеседника.
– А лет вам сколько? – не обращая внимания на вопросы, не унимался эскулап.
– Двадцать шесть. Я что, в больнице? – попытался приподняться Сева.
– Лежите, лежите. Вам ещё нельзя вставать. А зовут вас как?
– Всеволод Балий.
– Замечательно. Рефлексы в норме. Память не нарушена. Вы, уважаемый, в полном порядке. Полежите несколько дней, мы вас немного понаблюдаем, и потом сможете вернуться к полноценной жизни. Вы кто по специальности?
– Я врач. Работаю в диагностическом центре в Донецке.
– Коллега значит. А у нас отдыхаете?
– А у вас – это где?
– А у нас – это в Крыму. А вы что, где-то в другом месте надеялись оказаться? Наверное, Бали или Майями предпочитаете?
– Да нет. Я спрашиваю, какой это город?
– Это Феодосия, центральная городская больница. Вас сегодня спасательная служба привезла. А я ваш лечащий врач. Называйте меня Сергей Николаевич.
– Странно, я вообще-то в Судаке был.
– Замечательно, коллега. Лежите и не волнуйтесь. У вас небольшое сотрясение мозга. Кроме гематомы на затылке, других повреждений я не обнаружил, но с головой не шутят. Так что все хорошо, отдыхайте. А в том, что вас нашли у берегов Феодосии, ничего странного нет. Море, знаете ли. Буря. Говорят, что поиски длились несколько дней, – пожилой доктор поправил простынь и выпрямился, – Катенька, проследите, чтобы больной пока не вставал.
– Конечно, Сергей Николаевич, – ответила невысокая толстушка, одернув коротенький белоснежный халатик.
– Вот и славненько.
– Да, Сергей Николаевич, а как быть с той девушкой? – поинтересовалась медсестра.
Доктор взял с тумбочки бумаги и с недоумением посмотрел на толстушку.
– С какой девушкой?
– Ну, с той, которая с ним приехала.
– А-а-а, эта? Пусть зайдет. Пациенту положительные эмоции не помешают.
Сестра выскочила за двери, а доктор, слегка прихрамывая, проследовал за ней.

Балий лежал неподвижно и ждал, пока закроется дверь, затем поднес руку к носу и дёрнул за кончик. Получилось довольно-таки больно. Удостоверившись, что его окружает натуральная явь, он поджал ноги, выпрямил перед собой руки и покрутил головой. Тело заныло, как после длительного спарринга с несколькими партнерами.
– Диагноз вполне удовлетворительный. Доктор не врет, жить буду, – подвел итог пациент. Полежав немного, он вдруг привстал и окинул комнату взглядом, – Фу ты. И причудится же такое. Насады, дружинники, колдуны. И всё так явно, как в жизни, – он глубоко вдохнул, набрав полные легкие, и громко выдохнул. – У-у-у-х, слава тебе, Господи, я дома.
Мысли пошли в привычном направлении. Настроение начало подниматься прямо пропорционально чувству жажды и голода. Балий решительно встал с кровати, намереваясь узнать на счет обеда, но в двери кто-то тихонько постучал.
– Я не закрываюсь, – крикнул парень, одновременно пытаясь отыскать свою одежду.
Дверь тихонько скрипнула и впустила в комнату видение.
Сева охнул и снова присел на кровать. Перед ним стоял ангел с яхты «Судьба».
– К вам можно? – пропело видение.
Балий хотел ответить, но вопреки желанию, смог только кивнуть головой. Зеленоглазая блондинка улыбнулась, и по комнате запорхали удивительной красоты экзотические бабочки.
– Ой, вы зачем встали? Доктор сказал, что вам нужно лежать. Разве так можно? – не успел пациент опомниться, как ловкие руки ангела поправили подушку, уложили его в кровать и набросили покрывало, – а мы так переволновались, когда вы в воду упали, – щебетала посетительница, – а когда вас смерч догнал, я чуть сознание не потеряла. А потом мы вас искали. Спасатели уже хотели бросить поиски, но я их уговорила. Я знала, что вы найдетесь.
Сева легонько взял девушку за руку и потянул к себе. Нежный и страстный поцелуй заменил слова благодарности.
С этой минуты они перешли на «ты».

***
Три дня пролетели как одно мгновенье. Три дня ангельское создание с обычным земным именем Людмила подкармливало больного домашними деликатесами, а пострадавший набирался сил и наслаждался больничным бездельем и общением с неземным существом.
Недавние приключения забылись вместе со странными видениями исторических злоключений. Во избежание ненужных вопросов и подозрений в свой адрес по поводу  адекватности Сева решил на эту тему вообще не распространяться.

Пришёл срок покинуть больницу. В утренних лучах солнца посередине дверного проёма возникла фея с пакетом в руках и грустью в глазах.
– Ну что, тебя сегодня выписывают?
– Да. А почему такой невеселый голос?
Девушка присела на стул у кровати и обняла Севу, прижав голову к его груди.
– Всегда грустно, когда нужно расставаться.
Балий тихонько отстранил её от себя и заглянул в глаза. Они были темно-зелеными и мокрыми.
– Ну, ты чего? Кто тебе сказал, что мы расстанемся?
– А как же ещё? Ты уедешь к себе. Я уеду в экспедицию. Курортные романы всегда так заканчиваются.
– Людочка, милая, я же тебя люблю. Я тебя никогда не брошу. Ты что это придумала?
Девушка покраснела и тихонько прошептала:
– Я тебя тоже люблю.
Сева засмеялся и вскочил с кровати.
– Так в чем дело? Пошли заявление подадим и поженимся.
– Я послезавтра уезжаю.
– Куда?
– Севочка, я историк. Мы через два дня в экспедицию едем, в Абхазию. Этой поездки мы два года ждали.
– Других причин, по которым мы не можем пожениться, нет? – не унимался парень, – это же такая мелочь. Я с тобой поеду. 
– Экспедиция может продлиться до зимы.
– И что? Я возьму отпуск или вообще рассчитаюсь с работы. Кстати, а у вас доктор есть в экспедиции?
– Нет. Но я не хочу, чтобы у тебя из-за меня неприятности были.
– Солнышко мое, какие неприятности? – Балий прижал девушку к себе и начал целовать, приговаривая:  – я тебя не для того встретил, чтобы так просто потерять. Теперь мы всегда будем вместе. Все мои неприятности позади. Ты думаешь, почему я выплыл из смерча? Да потому, что ты моя жизнь и ты моя судьба…
  Двери неожиданно заскрипели и с шумом открылись под напором массивного тела немолодой нянечки. В одной руке она держала какие-то бумаги, а в другой швабру.
– Балий, на выписку. Вот документы, а свои вещи можешь получить в приемном покое, – не обращая внимания на присутствующих, женщина бросила бумаги на стул и принялась беспардонно выгребать продукты из тумбочки, – чего смотрите? Идите уже, мне убирать нужно. Из реанимации сюда какого–то больного переводят…
Сева не стал дожидаться продолжения монолога, подхватил под руку зеленоглазую блондинку, смёл со стула бумаги и помчался на первый этаж. По коридору разнесся весёлый смех.  Немногочисленные посетители феодосийского стационара отступали под стеночку, непроизвольно провожая недоуменными взглядами весёлую парочку.
В приемном покое было пусто. Только сухопарая старушка сосредоточенно изучала журнал «Здоровье» трехлетней давности.
– На выписку? Фамилия, – отточенным с годами речитативом поинтересовалась бабулька, не отрываясь от увлекательного чтива.
– Балий, – в тон собеседнице отрекомендовался парень.
– Вторая полка, слева, – вынесла вердикт последняя, указывая шариковой ручкой на стеллажи за спиной.
Сева двинулся в указанном направлении. На второй полке стояли его кроссовки и стопочкой лежали вещи. Не обращая внимания на присутствующих дам, он снял надоевшую казенную пижаму с тапочками и стал облачаться в привычный гардероб. В считанные минуты парень из пациента превратился  в обычного отдыхающего. Не теряя времени, он бросил старушке дежурное: – «спасибо, до свиданья», – взял за руку девушку и поспешил на улицу.
– Что теперь? – спросила Люда.
– А теперь мы едем в Судак за моими вещами. Потом на телеграф, я звоню в Донецк и говорю, что беру отпуск за свой счет, а потом мы собираемся в твою экспедицию. Как тебе такой план?
– Принимается, – сияя от радости ярче солнца, выдохнула девушка и прильнула к любимому, обжигая лицо поцелуями.
Сева не стал противиться порыву страсти и ответил взаимностью. Они так бы и стояли, не обращая внимания на снующих  по улице прохожих, если бы не боль в бедре, которую неожиданно почувствовал парень. Он поморщился и аккуратно отстранился.
– Что с тобой? У тебя что-то заболело? – заволновалась Люда.
– Да, нет. Что-то кольнуло. Я сейчас.
Балий сунул руку в карман и достал длинный металлический предмет с острым концом.
– Ух-ты, что это у тебя? – удивилась подруга.
Всеволод побледнел и уставился немигающим взглядом на обнаруженную находку.
– Севка, это же настоящий наконечник стрелы. Дай посмотреть, – не дожидаясь разрешения, выпускница исторического вуза выхватила железку и начала крутить в руках, рассматривая со всех сторон, – Вот это да! Ты посмотри, как он сохранился. Откуда он у тебя? Замечательный экспонат. Смотри, здесь даже есть клеймо мастера. Все наши с ума сойдут. Сева, Севочка, ты где его взял? Такого даже в музее нет. Севка. Севочка, – не услышав ответа, она оторвалась  от своего занятия и подняла голову. Молодой человек стоял, взявшись руками за голову, и что-то нечленораздельно бормотал. Его глаза отражали пустоту, а бледное лицо недоумение, – Севочка, что с тобой, тебе плохо? – она взяла парня и потащила к лавке, – садись, может доктора позвать?
Балий присел на лавку, немного помолчал, приходя в себя, и улыбнулся вымученной кривой улыбочкой.   
– Не нужно никого звать – я сам доктор.
– Тогда объясни, что случилось?
Он грустно вздохнул.
– Я не знаю, как это объяснить.
– Да о чем ты?
– Я ни о чем. У этого нет названия. Но ты права, мне нужно это рассказать кому-то иначе я просто сойду с ума. Ты единственный человек, который меня сможет понять и поверить.
И Сева рассказал о путешествии в прошлое.

2.
Скорый поезд «Москва–Сухуми» плавно замедлил ход и привычно остановился у перрона маленького, но удивительно красивого вокзала.
– Новый Афон. Выходим. Пассажиры, выходим быстрее, стоянка всего две минуты. Не забывайте свои вещи, – закричал проводник с хорошо заметным южным акцентом, на ходу надевая форменную фуражку и проталкиваясь к тамбуру сквозь выстроившуюся в проходе очередь.
Дверь с лязгом отворилась. Утомленная духотой и длительным ожиданием толпа с дорожной поклажей ринулась в проем. Людской поток подхватил немолодого человека с большим желтым чемоданом и вынес на асфальтированный перрон. Профессорского вида гражданин поправил изрядно измятый пиджак светло-бежевого цвета, водрузил на голову широкополую шляпу, протер платочком оттоптанные английские туфли в мелкую дырочку, сплюнул и грязно выругался.
– Фак ю.
В это выражение он попытался вложить всю полноту чувств, нахлынувших на него за последние сутки. Вообще-то его можно было понять. Семен Шварц, немец, кавалер Золотой медали американского конгресса,  почетный член Иностранного легиона Франции и ордена «За заслуги» Великобритании, профессор Принстонского университета и по совместительству советник отдела «Z» Центрального разведывательного управления США давно отвык от ненавязчивого советского сервиса. Двадцать с лишним лет эмиграции сказались на привычках бывшего студента истфака МГУ, уехавшего с родителями в Германию во времена первой волны эмиграции. Но, как говорится, бизнес есть бизнес. Только полный кретин мог проигнорировать возможности, открывшиеся в связи с распадом СССР. Семен Рудольфович за два последних года плодотворной шпионской деятельности на территории бывшего союза сколотил неплохое состояние, скупая материалы из архивов КГБ и вербуя светлые умы секретных лабораторий. И нужно отметить, что проживая на территории бывшей Родине, он селился в лучших гостиницах обоих российских столиц и в полной мере пользовался благами зарождающейся капиталистической цивилизации.
Господин Шварц подозревал, что цивилизация молодой России заканчивается Невским и Арбатом, но что до такой степени, он даже не догадывался. Следуя чётким инструкциям пособия по конспирации, Семен Рудольфович заведомо отказался от передвижения самолетом, где фиксировались паспортные данные, и купил билеты на поезд «Москва – Сухуми» с датой отправления 05.08.92.. Причем скупил всё четырехместное купе в надежде на спокойное времяпровождение. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В его инструкциях ничего не говорилось о поездах южного направления, да еще в летний период.
Всё началось с того, что веселый проводник в форменном кителе поверх затасканной майки, не отъезжая от Курского вокзала, долго интересовался судьбой отсутствующих на трех местах пассажиров и, в конце концов, заставил профессора оплатить все четыре постели.  Затем, профессиональным взглядом распознав в пассажире иностранца, начал его обхаживать, предлагая по сходной цене всякую дрянь.
– Слушяй, дарагой. У меня специально для тебе есть  отличная вещь. Купи, не пожалеешь.
– Мне ничего не нужно. Можно меня оставить в покое?
– Канэшна, дарагой. Атдыхай спакойна, – отвечал проводник и дверь закрывалась.
Через пару минут дверь открывалась.
– Слушяй, дарагой. Ты знаешь, какой у меня есть коньяк? Настоящий, грузынский, пять звезд. Пальчики оближешь. Такого в Москве не купишь. Будешь брать?
– Я же сказал, мне ничего не нужно.
– Ай, извини, дарагой. Атдыхай, – отвечал проводник, и дверь снова закрывалась.
Еще через пару минут дверь снова открывалась.
– Слушяй, дарагой. У меня есть такое вино, язык проглотишь. Вах. Папа делал.  Бери или всю оставшуюся жизнь будишь мучиться угрызений совести.
– Я же вам русским языком сказал, мне ничего не нужно. Вы можете меня оставить в покое?
– Ай, извини, дарагой. Канэшна, канэшна. Атдыхай, дарагой, – снова отвечал проводник и, улыбаясь, закрывал дверь.
Через несколько минут дверь снова открывалась…
На перегоне от Москвы до Курска удалой джигит заглядывал раз пятнадцать, постепенно сменяя ассортимент и радушную улыбку хозяина вагона на презрительный прищур. В Курске, не обращая внимания на громкие протесты пассажира и красноречивое размахивание американским паспортом, он подселил в купе попутчиков.
– Э-э. Здесь тебе не Брайтон. Людям тоже ехать надо, – подвел итог дебатам проводник и пропал до утра.
Веселая компания челноков из Таганрога быстро рассовала многочисленный багаж по полкам и принялась поглощать съестные припасы. Маленькое помещение наполнилось шумом и неповторимым амбре, состоявшим из аромата немытых тел, грязных носков, порезанной на четыре части луковицы, сала с розовой прослойкой, слегка протухшей тарани, соленых огурцов, сырокопченой колбасы, просроченного теплого пива и, конечно же, свежего свекольного самогона.
На радушное приглашение присоединиться, американский подданный недальновидно ответил отказом и нехотя полез на верхнюю полку, пытаясь уснуть. Но сон не шел. Застольные разговоры быстро переросли в крики, а затем и в пение. Часа через четыре соседи затихли, упав на оплаченные иностранцем постели и тут же захрапели, заглушая не только стук колес, но и гудки локомотива.
Устав ворочаться, Семен Рудольфович решил выйти в коридор и подышать свежим воздухом но, не тут-то было. В Харькове вагон пополнился новыми пассажирами, плотно занявшими все свободное пространство в проходах.
Часам к четырем иностранец все же уснул, судорожно вздрагивая на стрелках и нервно ворочаясь при каждом хлопанье двери туалета.
Утро облегчения не принесло. Вернее не утро, а полдень. Измученный организм отказался просыпаться в установленное режимом время и продержал своего хозяина в нирване до самого обеда. Благо, что где-то в Ростове сошли попутчики из купе, а до Краснодара рассосалась большая часть публики из коридора, заняв освободившиеся места. Вагон наконец-то затих.
Шварц проснулся около двух часов с головной болью, неприятным привкусом во рту и невыносимым желанием посетить туалет. Он с трудом слез с полки, достал из чемодана полотенце и кожаный несессер с предметами личной гигиены, затем натянул брюки с белой рубахой и хотел набросить пиджак, но его на тремпеле не оказалось. Взгляд упёрся в нижнюю полку, где под скомканной простыней виднелась пропажа. Достав предмет гардероба, Семен Рудольфович понял, что вещь применяли не по назначению, а скорее всего в качестве подушки. Пиджак по своему виду напоминал использованный носовой платок.
– Хорошо, что не сперли, – промямлил пассажир и двинул в сторону нерабочего тамбура.
Но и там его ждало разочарование. Дверь туалета была заперта, а под ручкой красовалась надпись «закрыто». С несвойственной почетным членам Иностранного легиона отрешенностью он отошел к окну и прислонился щекой к пыльному стеклу, невольно наблюдая за морским пейзажем давно забытого черноморского побережья. Так прошло минут пятнадцать. Зов природы начал подступать к горлу. Семен Рудольфович вышел из ступора и, подойдя к заветной двери, подергал ручку. Та не поддавалась. Он постучал. Ему не ответили. Он постучал настойчивей, но результат оказался прежним. Наконец терпение пассажира иссякло, и он заколотил в дверь, вкладывая в каждый удар всю ненависть униженного человека.
Неожиданно в тамбуре раздался возмущенный голос проводника, который и прервал неравный бой человека с бездушным пластиком туалетной двери.
– Ты галавой не пробовал?
– Что? – не сразу поняв сють вопроса, переспросил профессор.
– Я тебе русский язык гаварю, генацвале. Зачем мебель ломать, а? Видишь, закрыто. Санитарная зона.
– Какая еще зона? Мне в туалет нужно. Я жаловаться буду.
– Э-э. Дарагой. Жалуйся на здоровье. Хоть в свой ООН. Нэ-по-лё-же-но.
– Но мне нужно. Я в туалет хочу.
– Меня нэ касается.
Неизвестно, чем бы закончился спор заслуженного гражданина американских соединенных штатов с простым проводником вагона, если бы не природная смекалка. Возникшая из кармана десятидолларовая купюра не только открыла заветную дверцу, но и принесла пассажиру в купе приличный кофе с бутербродом.

Новый Афон.
То, что для обычных жителей совка было привычно и даже обыденно, а в отпуске воспринималось с восхищением, у граждан дальнего зарубежья вызывало шок. И действительно, разве могут они понять восторг отдыхающих от собачьей будки или дровяного сарая, в котором приходилось проживать на отдыхе у моря? А длинные очереди в заведения общепита или магазины за продуктами сомнительного качества? Конечно же, нет. С этим нужно родиться. Господин Шварц хоть и родился в совке, но давно растерял в пресыщенных изобилием городах Запада способность радоваться простым житейским мелочам. Оно-то и понятно, там цивилизация предназначена для людей. И действительно, как можно сравнивать Лос–Анджелес или Майами Бич с провинциальным Афоном? Ни тебе фешенебельных гостиниц с услужливыми портье, ни проката автомобилей или яхт, ни просто придорожных мотелей. Ведомственные санатории не в счет. Там всё по путевкам или для своих, и с обязательным указанием паспортных данных.
Регистрация в планы иностранного господина не входила. Следуя все тем же инструкциям из пособия, он должен был прибыть к месту предстоящей операции заблаговременно и, не вызывая подозрений, ознакомиться с обстановкой. А инструкции не обсуждаются, они выполняются. Это так же свято, как устав караульной службы для бойца с автоматом.
В общем, приведя себя немного в порядок на перроне, господин шпион подумал, что нужно заняться решением вопроса проживания. Он еще со времен бесшабашной молодости помнил, как неорганизованные отдыхающие, а в простонародье «дикари», обычно снимают жилье у местных жителей. Шварц окинул взглядом окружающий ландшафт и остался доволен первым впечатлением. Городишко казался вполне приличным. Белокаменное здание железнодорожного вокзала с причудливыми лестницами и колоннами, накрытыми куполом, напоминало беседку персидского падишаха, нелепо втиснутую в обрубленные с торцов фрагменты Петродворца. Вечнозеленые кусты лавровишни ровными подстриженными рядами  обрамляли перрон. Огромные слоновые пальмы выстроились вдоль улицы, напоминая лучшие курорты южной Испании. Столетний раскидистый тополь, соревнуясь по величию с монументальной вокзальной постройкой, укрыл под своими ветвями летнюю площадку ресторана. За вагонами только что прибывшего поезда возвышались величественные кавказские горы, а с противоположной стороны шумело теплое Черное море.
– Товарищ! Товарищ! Куда едем?
Семен Рудольфович, вдыхая курортный аромат и любуясь окружающим пейзажем, не сразу понял, что обращаются к нему.
– Эй, товарищ, ехать будем?
Шварц обернулся. Перед ним стоял молодой гражданин в огромной фуражке из каракуля, синих спортивных штанах с белыми лампасами и в черной кожаной куртке поверх фиолетовой майки. Ноги собеседника украшали тупононосые, натертые до блеска черные туфли.
– Вы это мне?
– Тебе. Ехать будешь? Или так и простоишь здесь до конца командировки?
– Простите.
– По-любому. Пока ты здесь стоишь, отдыхающие все квартиры расхватают. Или у тебя путевка? – Парень скривился.
Шварц понял намерения собеседника и даже проникся уважением к предприимчивому молодому человеку.
– Да, да. Конечно. Меня интересует жилье. Только мне нужно поближе к центру и недалеко от моря. Видите ли…
Собеседник небрежно сплюнул на платформу и беспардонно перебил приезжего.
– Знаю. Можешь не рассказывать, – он заломил фуражку на затылок и продолжил, – я тебе такую хату подгоню, что ахнешь. Это лучшее место во всем Афоне. Из окна море видно, а в пяти минутах пещеры. Ты меня всю жизнь благодарить будешь. Отвечаю. Поехали. Давай чемодан.
Парень подхватил тяжеленный желтый саквояж, крякнул и потащил ношу по ступеням, ведущим вниз к стоянке. Ошарашенный напором аборигена иностранец подчинился и последовал за ним. Они обогнули несколько харкающих выхлопными газами автобусов и остановились у старого «бобика» без крыши.
– С ветерком поедем, – крикнул самозваный гид и забросил чемодан на заднее сидение, – садись.
Семен Рудольфович оценивающим взглядом окинул транспортное средство и поморщился.
Парень заметил смущение курортника.
  – Не боись, дядя. Довезу в лучшем виде. Моя «ласточка» еще сто очей вперед даст любым «Жигулям». Знаешь, сколько я на ней по горам намотал? Жуть. Садись, садись, – гостеприимно открывая дверцу перед пассажиром, улыбнулся водитель.
Шварц достал из кармана чистый платочек, постелил на засаленное сиденье и сел на краешек. Дверь с грохотом захлопнулась со второго раза. Парень обежал автомобиль, умостился на своё место и, проскрежетав коробкой передач, дал газу. «Ласточка» крякнула рессорами и сорвалась с места. Пассажир сполз и невольно прижался пиджаком к спинке сидения. Не давая опомниться и перекрикивая рокот повидавшего виды движка, водитель начал знакомить гостя с достопримечательностями города:
– Видишь этот дом? Вон слева, с высоким забором, двухэтажный. Там Гоча живет. Большой человек. У него брат в Тбилиси министром работает. А в этом, вон на берегу, Георгий Окромчедлишвили, его папа  прокурор в Сухуме. Смотри, какая у него «Волга», черная. Папа подарил. А это наша милиция, слева. У начальника тоже «Волга», только белая. А справа, вон там, вверху, это дача Сталина. Теперь там министры отдыхают и никого не пускают. Мы туда пацанами лазили оливки тырить. А вот, вот, смотри. Видишь, древняя стена к дому притулена? В этом доме Чехов когда-то жил. А вон за ним магазин. В нём Мишка работает. Если что надо, заходи. Скажешь от Славика. Славик – это я. У него все можно купить. Только не забудь сказать, что от Славика, – многозначительно подняв указательный палец, повторил водитель, – он мой свояк, обязательно поможет. А вот наше озеро. Там лебеди плавают и воттакенные карпы, – экскурсовод бросил руль и развел руки не менее чем на метр, затем показал правый поворот и резко свернул к ресторану с вывеской «Аджария», под тень густых платанов, – а тебя как зовут?
Машина резко тормознула. Пассажир приложился челюстью к приборной доске.
– Семен Рудольфович, – потирая ушибленное место, представился пассажир.
– Это замечательно, значит дядя Семен. Кстати, запомни это место. Здесь такие хачапури делают, слюной подавишься. По-любому попробуй. Ты таких в жизни не ел, – парень выскочил и, не прерывая монолога, направился к заведению, – я сейчас, на одну минуту. Сосед просил хлеба купить.
Шварц, оглохший от резкой тишины после шумной поездки, глянул вслед убегающему человеку и вздрогнул от неприятного ощущения. Он сидел в открытой машине рядом с летней площадкой ресторана под пристальными взглядами посетителей и чувствовал себя диковинной рыбкой в аквариуме зоосада. Разношерстная публика нагло разглядывала иностранца,  бесцеремонно тыкая в него пальцем. Американский гражданин хотел было выйти, но передумал и отвернулся к морю. Теперь он из испытуемого превратился в испытателя, ловя себя на мысли, что ему приятно наблюдать за отдыхающими, неспешно дефилирующими по набережной, среди экзотических южных растений. 
Так прошло минут сорок. Семён Рудольфович начал уже волноваться, и хотел отправиться на поиски водителя, но вовремя увидел, что стеклянные двери ресторана открылись, и на стоянку вывалила веселая компания молодых людей в кожаных куртках и спортивных штанах. Они что-то выкрикивали на незнакомом чирикающем наречии и яростно жестикулировали руками. От компании отделился Славик и неуверенным шагом направился к машине.  Не обращая внимания на недоумение в глазах пассажира, он уселся на водительское место, завел двигатель и поехал.
– Земляк с Тюмени приехал. Не мог отказать.
– А хлеб?
– Да ладно, потом куплю.
Машина свернула вправо.
– Но вы же выпили.
– Ерунда. У меня дядя в ГАИ работает. Да, кстати. Видишь справа стеклянное здание? Это почта и телеграф. Ну, если вдруг позвонить нужно или письмо отправить, – как ни в чем не бывало, продолжил экскурсовод, – а вон там у нас парк. Если пройти по этой дороге, то можно к церкви попасть и к водопаду. А вот тут наши пещеры, – машина проехала широкую площадь и свернула на узкую дорогу, ведущую в гору. – Пассажир начал волноваться. – Ты представляешь, о них раньше никто не знал. Проход нашел пастух, когда у него овца пропала. Он ходит по склону, а она непонятно откуда блеет, прикинь?
Парень не унимался, рекламируя достопримечательности курортного городка и упорно поднимая свою «ласточку» всё выше и выше к вершине. Асфальт кончился, под колесами загрохотали камни. Пассажир заволновался не на шутку.
– Эй. Мы куда едем? Вы же говорили, что дом у моря.
– Я говорил, что море из окна будет видно.
– Стой, я дальше не поеду.
Машина остановилась как вкопанная.
– Ну, чего ты? Не хочешь, не едь. Я же тебя не заставляю. Давай рассчитаемся, и отправляйся куда хочешь.
– Как рассчитаемся?
– Да так. С тебя двадцать долларов.
– Но, вы же меня никуда не привезли.
– Как никуда? Разве это похоже на вокзал? Вот Анакопийская крепость, чуть-чуть осталось, вон там монастырь видно. Смотри, какой вид на город. Ты считаешь, что это ничего не стоит? Тогда выходи. Я дальше тебя не повезу.
– Стоит, конечно. Стоит, – смягчился пассажир, вспомнив о тяжелом чемодане, – я вам и пятьдесят заплачу, только отвезите меня в дом, поближе к морю и центру, как обещали.
– А я что делаю? – улыбнулся водитель, обнажая коренные зубы с золотыми коронками, – я тебя и везу куда обещал. Вот только к брату заедем в Анухву. Он чачу выгнал.
– О боже. А можно к брату потом? Я вам сто долларов дам. Только отвезите сначала меня, – вспомнив минутный поход за хлебом, взмолился пассажир.
– Да, по-любому.
– И помолчите, пожалуйста. У меня голова что-то разболелась.
Славик кивнул, лихо развернулся у края  пропасти, убив своим необдуманным маневром последний нерв издерганного профессора, и помчался вниз. Он молча проехал вышеупомянутые достопримечательности города вместе с вокзалом за несколько минут и, свернув налево за железнодорожным путепроводом, лихо тормознул у ворот двухэтажного особняка рядом с огромным эвкалиптом. Запахло баней и аптекой.
Машина просигналила, разогнав с дороги остатки не успевших разбежаться кур. Из дома вывалила многочисленная детвора в сопровождении почтенной дамы.
– Привет, тетка, я тебе постояльца привез, – крикнул водитель  и пошел во двор.
Замурзанная мелюзга с криками выскочила на улицу, облепила раритет автопрома и, не обращая внимания на пассажира, принялась  ползать по сидениям, поочередно бибикая и дергая многочисленные блестящие ручки.
– Дети, что вы делаете? Выйдите из машины! Девочка, не трогай чемодан. Эй, эй, пацан, сойди со шляпы – Шварц заметался, пытаясь сохранить собственное добро.
Из ворот вышла ещё одна женщина, молодая, худощавая, в черном платье до пят и черном платке, завязанном сзади.
– Быстро домой, – крикнула она напущено строгим голосом.
Детвора, как вымуштрованная команда образцового крейсера в считанные секунды выполнила приказ.
– Здравствуйте, я Лена. Проходите, пожалуйста, в дом.  Надеюсь, вам у нас понравится – неожиданно теплым грудным голосом пропела женщина, не поднимая глаз на собеседника и указывая на ворота.
Семен Рудольфович хотел было уже разразиться гневной речью, но как-то неожиданно сник и молча проследовал за незнакомкой. Пройдя в калитку, он отметил для себя большой чистый двор, сплошь поросший низкой травой, аккуратный палисадник с яркими петуньями, олеандрами и камелиями, а также  несколько молодых финиковых пальм у самого дома. Вдоль всей длины внутренней стороны забора стояли металлические стойки, густо заплетенные виноградной лозой. Из-под резных листьев обильно свисали плотные грозди спелого винограда. В глубине двора, рядом с сараями и гаражом, стояла странная постройка  из деревянных брусьев и плетеных прутьев, очень похожая по своей конструкции то ли на беседку, то ли на культовое сооружение. Рядом с ним, за длинным столом с лавками, сидело несколько молодых мужчин. При виде гостя они встали.
– Здравствуйте, дядя Семен. Проходите к нам, присаживайтесь. Можете поставить свои вещи, девчонки отнесут их к вам в комнату. Анька, отнеси вещи гостя! – прокричал тот, что был постарше. 
– Я бы хотел сначала осмотреться и принять душ, – немного удивившись, что его знают по имени, ответил Шварц.
– Душ подождет. У нас гостя встречают за столом. Танька, захвати кувшин и полотенце.
Не успел иностранец моргнуть глазом, как двор снова наполнился суетящейся детворой. Две девочки лет четырнадцати подхватили чемодан и потащили на второй этаж по широкой наружной лестнице. Две другие, помоложе, принесли полотенце, тазик и кувшин с водой, а самая маленькая пигалица с косичками на затылке сунула в руки пахнущее клубникой мыло в пластмассовой коробочке и строгим голосом сообщила: 
– Ты, дядя Семен, должен тщательно вымыть руки, чтобы всякие плохие микробы в рот не попали.
Семен Рудольфович снова стушевался и, сняв пиджак который тут же проследовал вслед за чемоданом, безропотно приступил к ритуалу омовения. От холодной родниковой воды лицо приятно заныло. Жара отступила, освобождая место аппетиту. Закончив умывание, профессор с благодарностью глянул на хозяев дома и заметил, что те до сих пор стоят. Не придав данному наблюдению особого значения, он поспешил за стол.
Пока мужчины усаживались и разливали напитки, женщины суетились у костра, разведенного в апацхе, а именно так называлось диковинного вида деревянное строение, заменяющее в Абхазии и летнюю кухню, и беседку, и когда-то в старину даже само жилье. Как по мановению волшебной палочки из закромов стали появляться всевозможные лакомства домашнего приготовления.
Начинали с ароматного сухого вина под фрукты. После быстрого знакомства перешли к мамалыге с ореховой подливкой и водке под витиеватые кавказские тосты. Заканчивали ароматной жареной телятиной под свежую зелень и, пахнущую виноградом чачу. Синхронно с поступлением новых блюд на столе возникали и новые гости. Часа через три все свободные места на лавках  были заполнены. Застолье стало напоминать свадьбу. Неизвестно откуда возникли лихие ребята с аккордеоном и барабанами. Под вечер перешли к пению и танцам.
Но, господин Шварц окончания праздника не запомнил. Он не видел зажигательных танцев с кинжалами, стрельбы из охотничьих ружей по пустым бутылкам на спор и массовой драки, возникшей на почве национальных разногласий где-то к полуночи. Его бережно отнесли в комнату еще при дневном свете.

Кавалер медали конгресса проснулся от грохота поезда за окном и позвякивания ложечки в пустом граненом стакане на тумбочке. Чувства его были странными, а ощущения необычными. Голова не болела. Во всем теле чувствовалась легкость, как в молодости. Сердце работало устойчиво, равномерно наполняя кровеносную систему живительной влагой. Печень не давила на кишечник, а простата не отзывалась неприятной болью внизу живота. Такого в его жизни никогда не было, особенно учитывая количество выпитого накануне спиртного. Если бы не жалобный скрип кровати, можно было  подумать, что пробуждение состоялось не на земле, а где-то в Раю. Хотя на Рай Шварц и не надеялся. С его грехами не всех даже в преисподнюю пускают.
Немного понежившись в постели, наслаждаясь новыми ощущениями, Семен Рудольфович вспомнил о чемодане и вскочил. К его немалому удивлению, всё было на месте и, судя по оставленным секретным меткам, ручная кладь даже не открывалось.  Это явление оказалось вторым, но не последним утренним чудом. Правда, последующие чудеса были не столь приятными. Удобства профессор нашёл в конце двора. Они состояли из нескольких кабинок, разделенных фанерными листами, и были оборудованы унитазами без крышек. Сидеть на них было так же неудобно, как и в туалете скорого поезда «Москва–Сухуми». Кстати, с точки зрения санитарии они тоже мало чем отличались от своих собратьев. Из умывальника текла исключительно ледяная вода. Душ в поле зрения не наблюдался.
Кое-как умывшись и чуть не заморозив зубы во время полоскания, почетный легионер решил набраться наглости и разведать на счет горячей воды для бритья. Местное население во дворе отсутствовало, и потому было принято решение направиться к апацхе. Не успел он сделать и нескольких шагов, как из-под лавки выскочила свора мелких собачонок, защищавших остатки вчерашнего пиршества от непрошенного чужака. Абхазские собаки с традициями гостеприимства не были знакомы. Пока подросшие, но еще не опытные щенки метались вокруг противника, пытаясь подпрыгнуть и уцепиться в причинное место, их мамаша стащила тапочку и, затянув её под лавку,  яростно рвала, выказывая собачью ненависть к чуждому заморскому элементу. И не известно еще, чем бы закончилась схватка матерого империализма с молодой демократией, если бы не Славик.
– Пошли вон, чертовы выродки, – закричал вчерашний водитель, метнув веником в озверевший выводок, – Анька, я сколько раз тебе говорил, чтобы ты отвезла щенков в Эшеры. Они совсем оборзели.
Анька не ответила, а щенки бросились врассыпную. Шварц вытер выступивший пот и пошел за тапочкой.
– Как твое здоровье, дядя Семен? Кофа сварить или может быть винца?
– Лучше кофе. Только бразильский и без кофеина, – радуясь спасению и неожиданному предложению, ответил американец. Затем немного подумав, добавил, – счет за вчерашний обед можете приплюсовать к завтраку. И мы еще не оговори стоимость аренды вашего бунгало.
Славик вяло потянулся, почесал в промежности и с любопытством посмотрел на гостя.
– Обед и завтрак за счет принимающей стороны. У нас за угощение с гостей деньги не берут. А с сегодняшнего дня будешь платить по пять баксов в сутки за комнату. Если нужна машина – бери, доллар час. Только в Сухум одному ездить не советую, и машину сопрут, и деньги отберут. Грузины зэков по амнистии отпустили, там сейчас полный беспредел. Лучше меня бери, договоримся.
Профессор приятно удивился дешевизне услуг, особенно вспомнив вчерашние непредвиденные расходы на утомительную поездку. Он прикинул предстоящий навар от сэкономленных командировочных и повеселел.
– Я согласен. Буду тебе платить по пятьдесят баксов в день, но ездить будем часто и много.
– За такие деньги хоть на Эльбрус.

Позавтракав ароматным кофе со свежим хачапури, Семен Рудольфович отправился в комнату и  начал разбирать вещи. Сначала одежда из чемодана перекочевала в шкаф. затем оттуда же возник небольшой кейс со спутниковым телефоном. Аппарат был взят якобы для связи с экспедицией. Используя кодовые слова, не вызывающие подозрения при возможной прослушке, шпион отчитался в своих действиях руководству. Мелкие приключения в отчет не вошли.
Уладив формальности, он снял с шеи небольшой кожаный мешочек, висевший на капроновом шнурочке, где хранился небольшой треугольный предмет желтоватого цвета с еле заметными выдавленными значками, очень похожими на скандинавские руны. Шварц открыл мешочек, покрутил безделицу в руках, пожал плечами и сунул на место.  Он никак не мог понять заинтересованности высших руководителей разведуправления недавним открытием крымских историков и настоящей цели своего задания. Ну, допустим, сравнить их находку со своим образцом. Ну, помочь найти третий треугольник. Ну, доставить все три образцы в Штаты. Но зачем? Что может быть такого ценного в обычных бронзовых побрякушках? А если это не бронза, то что? И сколько это может стоить? И откуда взялся его треугольник? Да, вопросов было много, а ответов нет. Пренебрегая правилами конспирации, он даже пытался сделать анализ материала образца в одном из московских НИИ, но когда ему предложили отпилить от него кусочек, Шварц передумал. Спил могли заметить. С тех пор его и терзают сомнения, а не продешевил ли он, согласившись на операцию всего за сто тысяч долларов.
Но, решение принято, контракт подписан, ставки сделаны. Замаскировавшись под отдыхающего, Шварц надел спортивный костюм с кроссовками и отправился в автомобильное путешествие по окрестностям. Ему нужно было следовать легенде и намеченному плану. А план был прост: организовать грант для крымских археологов, получить деньги, профинансировать экспедицию, встретить и проконтролировать работу. С легендой пришлось повозиться. Вначале резидент хотел выступить в роли английского археолога, но передумал и переквалифицировался в клерка от ЮНЕСКО, курирующего финансовые и организационные вопросы. Так было проще. Высокопоставленный дилетант с замашками аристократа вызовет меньше подозрений, чем неизвестный археолог с отсутствием практики и реальных открытий. Да и статус международной организации открывал многие двери и упрощал передвижение. Грант был выбит, а деньги получены. Оставалось встретить русских археологов и разобраться с загадочными треугольниками.
В общем, работа началась. До приезда экспедиции ему ещё необходимо было изучить исторические места, возможные подходы к ним и невозможные отходы, а также определиться с местом дислокации и транспортом для археологов. Славик оказался в этом деле незаменимым помощником.

***
Пока Шварц занимался плетением хитроумных шпионских сетей, Сева с Людой наслаждались друг другом и готовились к предстоящей экспедиции. Наверное, так и бывает с влюбленными. Голубки днем решали вопросы предстоящей поездки, при каждой малейшей возможности сливаясь в бесконечном поцелуе, а ночью наверстывали упущенный недостаток дневного общения в постели.
– Мне тебя Бог послал, – прижимаясь к мускулистой груди суженого, шептала девушка, – а расскажи, какого цвета у колдуна был плащ?
Любовь – штука предсказуемая, а влюбленные самые добрые и доверчивые людьми на свете. Людмила ни на минуту не усомнилась в правдивости невероятного рассказа Севы. Вопросы сыпались как из рога изобилия. К женскому любопытству добавился профессиональный интерес.
– Да не помню я, – смущаясь своей невнимательности, оправдывался парень.
– Эх ты, вот бы мне туда. Я бы всё рассмотрела и узнала. Ты представляешь, как это здорово? Я бы тогда всех историков за пояс заткнула…
Сева улыбался и, не давая договорить, успокаивал разгорячившуюся спутницу жгучими поцелуями. 
Примерно так и пролетели те несколько дней в Крыму. Между приступами необузданной страсти молодая парочка умудрилась подать заявление в ЗАГС и собраться в предстоящую поездку.

Еще в поезде Сева познакомился с коллегами Людочки Васнецовой, младшего научного сотрудника кафедры истории Причерноморья и невесты по совместительству. Первым по списку о рангах стоял седовласый сухощавый профессор симферопольского университета Вышегородский Илья Сергеевич – мировое светило и автор многочисленных учебников.  Несмотря на заслуженные регалии,  в  жизни он был веселым балагуром и неутомимым исполнителем песен Окуджавы. Доцент московского института филологии и ведущий специалист по древним языкам Яков Николаевич Кац ничего не пел, но был человеком практичным и хозяйственным. Именно его съестные и спиртные запасы поглощались экспедиционерами в перерывах между хоровыми выступлениями. Именно его упитанная, немного нескладная и невысокая фигура с лысой головой чаще всего мелькала между купе в поисках стаканчиков, тарелочек и прочего столового инвентаря. Именно он был внештатным завхозом и казначеем. Следующим по рангу считался бывший сокурсник Васнецовой, Сергей Сысоев. По званию аспирант, по виду хлюпик,  а по жизни очкарик, ботаник и тайный Людин воздыхатель. Сергей не принимал участия не только в пении, но и в питии. Он вообще старался не высовываться из своего купе, часами что-то читая и конспектируя в тетрадку.  Последними в списке числились студенты Вышегородского, Боря и Толя, любители поорать под гитару и выпить под закуску. Илья Сергеевич заприметил их ещё четыре года назад на раскопках курганов Алтая. Ребята после армии трудились в экспедиции чернорабочими. Поддавшись обаянию начальника, они решили посвятить себя изучению истории. С тех пор и ездят с профессором в полевые командировки. Их коротко стриженые головы, прочно прикрученные к плотным невысоким фигурам, постоянно маячили за спиной Вышегородского.
Первый день в поезде прошел весело и пьяно, но без особых приключений. Второй посвятили предстоящей работе. Экспедиция собралась в купе профессора и занялась обсуждением исторических новостей. Сева участия в дебатах не принимал, в ленивой полудреме посматривая с верхней полки на мелькавшие за окном пейзажи.
– Илья Сергеевич, а как вам удалось грант выбить? – сгорая от любопытства, поинтересовалась Людочка для завязки разговора.
– Ребята, если честно, я и сам не знаю. Помните прошлогодние раскопки в Тамани?
– Это когда мы в славянском слое у стены нашли кувшин с маслом? Помним. Там еще Борьку чуть не завалило, – отвесив лёгкий подзатыльник другу и получив затрещину в ответ, прокомментировал Толик.
– Да, да. Именно. В кувшине оказался кусок шкуры с надписями и небольшой треугольник с древними знаками. Так вот, мы с Яков Николаичем, тогда опубликовали статью. И к нашему изумлению ЮНЕСКО проявила большой интерес к находке. Этот грант по их линии.
– Оказывается, немецкие коллеги обнаружили при работах под Айтрой в слое XI века точно такой же кувшин и с точно таким же треугольником. Только в их случае послание отсутствовало, – продолжил рассказ филолог, – и еще, нам удалось кое-что из написанного расшифровать, – он выдержал паузу и окинул взглядом присутствующих.
Купе замерло, с любопытством ожидая продолжения.  Яков Николаевич не спеша встал, достал с третьей полки повидавший виды кожаный портфель. Извлек пластиковую папочку, открыл её, затем водрузил на нос очки и начал читать: – «Я, рожденный волхвом, экзарх племен славянских по имени Волах, повелеваю князю тмутараканскому Мстиславу захоронить сей священный артефакт вместе с посланием сим под стенами города. Вложить в сосуд глиняный и наполнить маслом оливковым. Хранить тайну захоронения не щадя живота своего. Снарядить отряд для посольства Ярвика Бесстрашного в земли германские. Сам же остаюсь в краю абазгов, на священной земле Анакопии. Да пребудут, князь, с тобой боги». Филолог из-под очков еще раз окинул аудиторию взглядом и продолжил:
– Так вот. Сопоставив немецкое открытие с нашим и получив расшифровку послания некоего Волаха, мы пришли к выводу, что он отправил с Ярвиком точно такую же вещицу для захоронения. А что из этого следует?
– Ничего, – попытался пошутить Толик.
– А из этого следует, что в Анакопии может находиться ключ к тайне треугольников.
– А у них есть тайна? – поинтересовался Боря.
– Конечно, есть, но об этом вам лучше расскажет аспирант Сысоев. Давай, Сергей, сегодня твой звездный час.
Услышав знакомое имя Волах, Сева вышел из дремы и свесился с полки, внимательно слушая рассказчиков и украдкой бросая взгляд на Васнецову. Девушка сидела, как завороженная, не двигаясь с места.
Ботаник смутился.
– А, может быть, вы сами расскажете?
– Нет уж, голубчик, твое открытие, тебе и хвастаться.
Сергей покраснел, нервно протер очки и глубоко вздохнул.
– Да ладно, не дрейфь, мы тебя не укусим, – подбодрил Боря.
– Только попонятнее, – не удержался от реплики Толик.
Аспирант еще раз вздохнул и начал:
– В общем, вы все помните, что найденный нами объект показался мне не совсем соответствующего веса, хотя и был по виду бронзовым. Мы с ребятами из лаборатории металлов его прогнали через спектрометр и электронный микроскоп, измерили плотность, вязкость и твёрдость, изучили кристаллическую решетку и даже попытались что-то получить на хроматографе. У нас вышла полная ерунда. Такого в природе не бывает. Если говорить простым языком для Толика, то его прочность не меньше сапфира, но при понижении температуры она уменьшается, что совсем не свойственно ни металлам ни кристалам. Испарение частиц с поверхности отсутствует. Кристаллическая решетка похожа на углерод с добавлением непонятных органических веществ. В реакцию с кислотами не вступает. А еще, во время солнечного равноденствия  он начинает испускать радиоактивный фон и звуковые волны низкой частоты.
– Так что, этот треугольник – дело рук инопланетян? – поинтересовался Балий, прикладывая палец к губам в ответ на вопросительный взгляд невесты.
– Ну, почему же? Все составляющие земные. Просто современные технологии не в состоянии синтезировать подобный материал. А учитывая, что находке не менее тысячи лет, то вообще возникает вопрос, как древние люди могли его получить?
– А может быть, его атланты сделали? – не унимался Сева.
– Сразу видно, что вы не историк.  Атлантида – всего лишь миф, как и Золотое руно, как и драконы о трех головах, – не без издёвки произнёс аспирант.
В разговор вмешался профессор.
– Я бы на вашем месте, Серёжа, не был бы столь категоричен. Очень часто мифы основаны на реальных событиях.
– Вы же знаете, Илья Сергеевич, я прагматик и люблю точные науки. Все, что нельзя доказать, для меня не существует.
– Тогда объясните происхождение нашей находки.
– Я пока не могу.
– Тогда по вашей логике её вовсе не существует? А ведь она есть. Яша, ну-ка дай мне эту хреновину, – Кац нехотя достал из портфеля сверток, извлек из него предмет спора и положил на стол.
Сева узнал вещицу из своего загадочного путешествия в прошлое. Он протянул с полки руку. Артефакт покрылся радужными полосами, а знаки на нем потемнели.
– Ни хрена себе, – вырвалось у Бори, – доктор, ты чё с ней сделал?
Балий убрал руку, и треугольник пришел в первоначальное состояние. Он подмигнул Людмиле и соскочил с полки.
– Это я к тому, что не всё в природе можно объяснить с научной точки зрения. Людуся, давай собираться, скоро приедем, – Сева загадочно улыбался.
– Стойте, стойте, – всполошился Сысоев, – Всеволод, вы должны всё объяснить. У нас ни разу такой реакции объектов на раздражители не наблюдалось. Этот феномен нужно тщательно исследовать.
– Серёжа, скоро подъезжаем. Мы же сейчас этим заниматься не будем?
Хладнокровное замечание Севы на некоторое время остудило пытливый ум аспиранта и вывело остальных из состояния ступора.
– Да, да. Пора собираться. Скоро Адлер, – пряча реликвию в портфель, заметил исполняющий обязанности завхоза, быстро спрятал треугольник и проследовал в свое купе.
За ним двинули студенты, подхватив под руки Сысоева. Сергей никак не мог успокоиться после увиденного.
– Но позвольте. Этот факт неадекватной реакции исследуемого образца необходимо повторить в лаборатории. Да отпустите меня. Всеволод, вы меня слышите? Это же может стать сенсацией мирового масштаба.
Сева не обращал внимания на разбушевавшегося коллегу. Он подошел к Васнецовой, заглянул в её бездонные, как горное озеро, зелёные глаза и прошептал:
– Я тебя люблю.
– Севочка, я тебя тоже люблю. Но…
– Никаких, но. Мы никому ничего пока рассказывать не будем.
– А может…
– Не-бу-дем, – ответил Балий и поцеловал невесту.

***
Планы, которые себе наметил Семен Рудольфович до приезда экспедиции, выполнить не удалось. Его ошибка была в том, что после посещения монастыря и водопада, слегка перекусив и переодевшись, он сразу же направился в городской совет. При изучении шпионских инструкциях профессор пропустил раздел о местном факторе. А для Кавказа местный фактор является определяющим.
Ираклий Зантария, а именно так звали председателя Новоафонского исполкома, встретил гостя с распростертыми объятьями. Он велел Славику ехать домой, а сам, забрав иностранца, отправился на служебной машине в «Аджарию». На правах хозяина города  Ираклий Суренович распорядился освободить ресторан от посторонних и накрыть столы для приёма делегации.   
– О, батоно Семен, почему не дал телеграмму? Мы бы тебя как принца встретили и на даче Сталина поселили, – придерживая под руку и заглядывая в глаза, тараторил председатель, – пока там будут готовить, мы с тобой по парку погуляем, рыбок покормим, лебедей погладим. У нас красиво.
Солидная парочка в дорогих летних костюмах по широкой мраморной лестнице спустилась к дорожке у озера. На воде, слегка покачиваясь, плавали островки больших круглых листьев, а между ними на длинных толстых ножках красовались белоснежные лилии. Вокруг островков, грациозно подняв шеи, медленно дефилировали самовлюбленные лебеди. В свободной от растительности поверхности, как в зеркале, отражалось голубое безоблачное небо и стройные слоновые пальмы с высокими стволами и кучерявыми макушками.
Запахло платаном, лавровишней, кипарисом и шашлыком. Из подсобки ресторана вынесли буханку свежего хлеба. Суренович разломил хлеб пополам, понюхал, откусил кусочек горбушки и протянул вторую половину гостю.
– Бери, дорогой. Сами печем.
Семен Рудольфович принял подарок и, почувствовав обворожительный аромат, не удержался от соблазна. Хрустящая корочка растаяла во рту.
– Спасибо, я такого хлеба давно не ел. Как в детстве. Ведь я в союзе вырос. Помню, несу хлеб из магазина, а он так пахнет!
– И ты не выдержал и всю горбушку съел. Да?
– Точно, – улыбнулся Шварц.
– Все так делали. И я так делал, и сын мой так делает, – засмеялся председатель, – только ты не увлекайся, скоро шашлык будет готов. Оставь место для настоящей еды. Давай лучше пройдемся, чтобы аппетит нагулять.
Они медленно пошли по берегу, бросая большие ломти хлеба в воду и наблюдая как гордые лебеди превращаются в жадных попрошаек.
– Кстати, батоно Семен, а зачем ты у абхазов поселился?
Шварц не сразу понял смысла вопроса.
– Что?
– Я спрашиваю, почему ты сразу ко мне не пришел? Я бы тебе нашел более достойное место. У нас уважаемые люди у абхазов не останавливаются.
– Это почему?
– Они грязные. Их место на мандариновых и чайных плантациях. Это наша земля, а они приехали в Грузию из Турции и захватили здесь всё.
  – Странно, а я читал, что наоборот, это турки их отсюда вывозили.
– Э, дорогой, ты не там читал. Ну ладно, опустим эту тему. Пора в ресторан. Скоро районное начальство из Гудауты приедет, нужно встретить. А завтра я тебя в Сухуми повезу.
Это еще зачем?
– Ты что думаешь, у меня такой человек, из самого ЮНЕСКО, а я его от правительства автономии скрывать буду? Нет дорогой. Завтра в Сухуми.
– Но у меня дел много. Мне еще экспедицию нужно встретить, – попытался возразить Шварц.
– Всё решим, не волнуйся. Пошли, пошли.
Семен Рудольфович не на шутку заволновался. Он чувствовал, что накрывается тазом и его конспирация, и его подготовка к предстоящей операции. А чуйка агента еще никогда не подводила.
Застолье в день приезда показалось американскому подданному обычным ланчем по сравнению с роскошным пиршеством, которое ему закатили местные «князья». Гостей собралось человек сто. Вино лилось рекой, а мясо поедалось стадами. На сцене ресторана выступал знаменитый грузинский хор, а  между столиками танцевали лезгинку солисты ансамбля народного танца. К ночи перебрались на теплоход и вышли в открытое море. Салют из армейских ракетниц и АКМов распугал всю прибрежную рыбу вместе с дельфинами. Похмелялись в ресторане сухумского порта. Обедали и ужинали в гостинице «Амра» города Пицунды. Дальше были: Гагра, Рица, форелевое хозяйство, эшерское ущелье, сухумский обезьянник и очамчирские виноградники.
Все последующие дни пролетели как в тумане.
Одиннадцатого августа ровно в восемь пятнадцать Шварц обнаружил себя в маленькой комнате абхазского дома. Его разбудил Славик.
– Дядя Семен, вставай. Сегодня нужно твою экспедицию в Адлере встречать. Ты не сказал, сколько их приезжает? Нам одной машины хватит?
– Восемь, – промямлил профессор, не открывая глаз.
– Это хорошо. Значит, нам ещё Костин «мустанг» понадобится, – водитель почесал затылок и закричал, – Анька, беги к Косте, пусть машину готовит в Адлер.
Шварц застонал, перевернулся на бок и укрылся подушкой.