Белая косуха. 2

   Факультетское здание привело абитуриента в тихий восторг – он не видел таких скромных в простоте и одновременно величественных зданий в родном городе. Наверное, это потому, что твоему городу от силы полтинник, а это всё же столица Восточной Сибири, она старше Питера, язвительно подколол внутренний голос. Пусть так, спокойно вздохнул Алексей, с удовольствием любуясь арочными окнами – такими, что между рамами спокойно могло зайти человека три даже со знамёнами в руках, да ещё задрать их на древках повыше… Потолки были едва ли не вдвое выше, чем в родной школе – голова рисковала весело закружиться, и понятно, что курить можно было прямо в коридоре, в двух шагах от таблички «не курить» - запах даже дешёвого табака никому не мешал. Когда же будущий студент увидел чуть сутулого, но с неподражаемым достоинством вышагивавшего по коридору немолодого мужчину в очках, что мог оказаться только преподавателем, несмотря на то, что вместо костюма с галстуком на горожанине были чёрные джинсы и вязаный свитер – он остолбенел, ибо в руке у загорелого весёлого брюнета была трубка из чего-то, очень похожего на слоновую кость. Весело сверкнув на провинциального ротозея очень живыми карими глазами из-под стильных, без закруглённых линий, очков – они были ещё круче, чем те, что Алексей по большому блату заказывал у родственника в Москве – этот явно довольный жизнью кучерявый экземпляр мужской породы, который явно бы лучше смотрелся в гусарском мундире, пришла вдруг оголтелая мысль – спокойно прошёл мимо и скрылся за дверью-мастодонтом, что вела куда-то в тёмные дебри, откуда сияли тончайшие алые струи лазерных лучей, наверное…
   Позже Алексей узнал, что странные знаки около некоторых дверей, которые были всегда закрыты, напоминавшие дорожные, предупреждающие, и выполненные в той же стилистике, то и означали. А именно – осторожно, человече, за дверью радиация, лазеры, жёсткое излучение и прочие страшные вещи, вроде голографической съёмки, во время которой не только дышать и шевелиться – говорить нельзя. На лестнице, точнее, по бокам около литых металлических ажурных перил, сиротливо и вызывающе смотрелись закрашенные масляной эмалью обломки чего-то… Как оказалось, чутьё не подвело – на этих местах располагались некие изящные статуи, ибо изначально здание было не чем-нибудь, а институтом благородных девиц. Легенд и басен о том, что из старых реликвий было где найдено при очередном ремонте наслушаться после пришлось, а в некоторых – даже поучаствовать, и сейчас дух времени и старой культуры будоражил воображение гостя, несмотря на кучу неприличных граффити маркером прямо поверх краски. А названия лабораторий… рентгеновская, нелинейной оптики, атомной физики, целый этаж с вывеской «Распространение радиоволн» - Алексей понял, что он со своими мечтами о космических далях попал по адресу… Здесь ходили аристократы прошлого – отчего бы тут же не появиться однажды отважным капитанам межзвёздных кораблей из будущего? Тем более, что на крыше университетского корпуса удалось разглядеть совершенно фантастическую огромную спутниковую антенну, которую даже в научно-популярных фильмах видеть в этаком великолепии не приходилось. А вокруг здания росли толстенные старые клёны и сирень, не иначе, как с тех времён, когда бравые гимназисты поджидали в них своих барышень. Пандусы, по которым катались кареты, были целы, только булыжное покрытие было уже заасфальтировано, да вместо карет стояли себе у широкого крыльца несколько рядов автомобилей самых различных марок, и в том числе – настоящие «Тойоты», тогдашняя мечта из телевизора…

   Конкурса на место в этом году фактически не было – и документы были приняты с заметной радостью сотрудников факультета. Это уже было настоящим чудом – ведь в какой-то всеми презираемый ин-яз на место специалиста ломилось от шести до десяти желающих! Неужели всем кажется, что учиться здесь столь сложно, что простому человеку абсолютно не под силу, или же дело в том, что всех манят мифические лёгкие деньги на фоне афёр купи-продай? Это же иллюзия, сколько «челноков» разорились полностью, пытаясь балансировать между ценами в разных регионах? Транспорт, разбойники, чинуши, вымогающие взятки… Нет, пока есть возможность, нужно набить голову нужными знаниями – плевать, что кто-то мямлил на выпускном, мол, зачем нужна эта высшая математика, она же совершенно не чуждая человеку  абстракция. Как будет работать мозг, если он не привык решать сложные логические задачи – или кроме нажиралова и валяния где попало в мире не может быть у человека никаких радостей? Нет уж, благодарю покорно, я хочу знать, как устроено мироздание, я хочу покорить космос окончательно, я хочу фееричной любви на фоне звёздных россыпей, я хочу понимать мир и владеть им!

   Алексей выбрался из деканата в самом благостном расположении духа – из-за наличия медали он может сдавать один экзамен вместо трёх, да ещё письменный. От такого везения голова кружилась посильнее и поприятнее, чем от алкоголя в начале приёма… Мимо по коридору двигалось несколько молодых людей с крупными кадками с землёй в руках, из которых торчали какие-то образчики иноземной флоры. Одеты ребята были весело и легкомысленно – яркие футболки с набивным рисунком, шорты из обрезанных старых джинсов, сандалии и пляжные шлёпанцы. Процессия проплывала мимо с величественным задором властелинов Вселенной, мановению руки которых подчиняется сложнейшая аппаратура будущего, перекидывалась лениво-весело прибаутками, а завершала её серьёзная леди в шёлковом платье, вызывающая в памяти образ Катерины из блокбастера «Москва слезам не верит»…

- Только не перепутайте, мальчики, - тарахтела она приятным грудным тембром довольного собой и миром человека, - сансивьеру лучше не оставлять на кафедре у теоретиков, да и дифенбахию нельзя – они её чаем зальют так же, как драцену в прошлом году угробили! Пусть себе с опунцией дальше живут, а это всё пока на экзамене постоит недельку, и опять к себе на фэ-тэ-тэ унесём, ясно?
- «Живут с опунцией», - с чуть глумливой интонацией подхватил один из носильщиков, рослый накачанный брюнет. – Интересно, в какой позе это безопасно…
   Этот пассаж заставил Алексея порозоветь и вызвал шелест тихого смеха у остальных.
- Это уже не «Кама сУтра», - хихикнул тем временем его сосед, долговязый худощавый блондин, выше новоиспечённого абитуриента почти на голову. – Это уже садо-мазо-групповуха получается…
- Или не «Кама сУтра», факт, - отозвался ещё один юноша из развесёлой полдюжины. – Это «КамАЗ» в обед на берегу Чары, набитый базальтовой крошкой, гы-гы…
- А может, таки сие есть гороскоп под дверью у замдекана в день экзамена, а? – подначил ещё кто-то, и процессия продолжила весело хихикать.
   Про игру в ассоциативный стёб Алексею ещё слышать не приходилось, но он так и остолбенел, ожидая продолжения, заворожённый услышанным.
- Вот что, балаболы, - тоном командира, но без тени высокомерия, скорее, совсем уже по-приятельски проговорила  дама. – Принесите-ка мне завтра это одиозное произведение для ознакомления, хорошо?
- А мы его девчонкам в общаге на три дня выдали, - ровным важным тоном сообщил первый молодой парень, - чтоб попрактиковались. Как вернут – сразу принесём.
- Так не забудьте уж, - прежним тоном сказала командирша. – А то ещё кучу причин потом найдёте.

Побродив ещё немного по коридорам здания, налюбовавшись на потолки пятиметровой высоты – неслыханная роскошь в Сибири, как поначалу показалось – а также на старинные двери почти такой же высоты и немыслимой толщины, Алексей выбрался на набережную огромной полноводной реки, единственной водной артерии, что брала своё начало в древнем уникальном озере Байкал. Про этот не имеющий аналогов в мире уникальный пресный водоём он был наслышан ещё со школы, вытряс в библиотеке всю справочную информацию и даже знал, что в географическом атласе ошибка – максимальная глубина была на семнадцать метров больше, чем там указано. Вчерашний школьник знал также, что, в отличие от своего родственника Танганьика, самого крупного в Центральной Африке, вода этого озера светится в непривычных человеческому глазу частотах, что она имеет память, что на глубине уже в четыреста метров она хранит информацию о таких доисторических временах, что и подумать страшно, а оттого целебнее любой отстоянной в серебряной посуде… И про уникальных эндемиков, живущих в этой воде, он тоже знал – чего одна рыба-голомянка стоит. От реликтовых лиственниц, которым явно было побольше лет, чем каменному зданию дома иркутского губернатора, что было приспособлено под научную библиотеку университета, шёл нежный аромат высокогорий, кедры зеленели себе прямо на бульваре среди огромных тополей.
   На тополя у Алексея была врождённая аллергия – и он искренне порадовался, что сезон кошмарного белого пуха уже позади. Позже он узнал, что привёз их в город мятежный князёк Трубецкой, что бросил своих подельников прямо во время бунта на Сенатской в Северном Иркутске – и простить не мог ему этого поступка. Когда же пришлось осмотреть домик, в котором жил себе в столице Восточной Сибири этот бывший каторжник, Алексей посетовал, что опоздал родиться на полтора века как минимум. А пока он просто стоял себе посреди просторной площади, как будто не имевшей названия – и рассматривал ещё один реликт имперской эпохи. На роскошном постаменте с барельефами известных исторических персонажей громоздился некий уродливый бетонный шпиль, явно очень неумно приделанный сюда горе-архитектором. Фыркнув вслух что-то о неизбежных ещё фрейдистких комплексах проектировщика, Алексей оказался взят в оборот шебутным дедушкой, прогуливающимся поблизости. И около сорока минут с интересом слушал любопытные детали из истории города, в который прибыл.

Так, постамент оказался не чем-нибудь, а подножием памятника основателю ТрансСиба – Сан-Санычу Третьему, русскому царю, так изволил сообщить местный старожил. А сам ТрансСиб – железная дорога от Урала до Тихого океана оказался причиной революции…
- Да-да, молодой человек, - с интеллигентным, но твёрдым апломбом эксперта вещал старичок, сам похожий на профессора Преображенского из булгаковского романа – Алексей приобрёл эту книгу на Большой улице среди прочих сокровищ на развале. – Именно потому, что рухнула монополия Альбиона, дравшего с купцов за право проплывать через Суэцкий канал, и понадобилось срочно вывести Россию из мирового сообщества, ведь везти товары на платформах даже на паровозной тяге неимоверно дешевле. Оттого весь этот мерзкий план и был реализован через немецкий генштаб, но даже известный Вам Бонч-Бруевич недоумевал, отчего их проект имеет такой успех. На самом деле, как Вы уже знаете, революции делают люди богатые, которые полагают, тчо могут жить ещё лучше – а Россия была не только богатой, но и развитой уже очень европейской державой…

Они брели по бульвару, любуясь резными украшениями высоких деревянных домов – потолки там были как минимум от трёх с половиной метров…

- Это усадьба Рассушина, брата главного архитектора города сто лет назад, - вздыхая, указывал на добротный комплекс двухэтажного особняка и одноэтажного флигеля с широким крыльцом собеседник юноши. – Как видите, делать окна с меньшей  инсоляцией в нашем регионе нельзя, это чревато психическими заболеваниями жильцов от перманентной депрессии, и их старались делать побольше. С отоплением проблем не было, ведь уже в 1911 году город был полностью благоустроен и снабжён уличным освещением от ТЭЦ, мы дойдём до неё, она ниже по течению Ангары…
- Но… как же, - с удивлением спросил Алексей, указывая на местную пожилую даму, наполнявшую вёдра из уличной колонки…
- К двадцатому году около половины жилого фонда было разрушено – ведь к власти уже пришли красные, - терпеливо объяснил ему дед. – В планы новой власти удобства горожан вовсе не входили, не входят и теперь, как видите. Вам повезло ещё, что Вы можете пока видеть эти дома – а ведь они все принадлежали горожанам, и не по одному на семью, ещё лавки, дачи, домики в деревне…

Алексей резко вспомнил раскладку цен, что выучил ещё в пятом классе, читая книгу Катаева «Белеет парус одинокий». Тем временем ему поведали о судьбе господина Рассушина – и об уничтожении действующего городского некрополя на Иерусалимской горе, могильные плиты которого были открыто использованы для колонн сталинки на одной улиц городского центра. Запомнив адрес и пообещав себе посмотреть на такое варварство, он позволил себе упомянуть, что регион славится как один из самых богатых по добыче мрамора и гранита.
-…Который идёт на железнодорожные насыпи сейчас, - горько усмехнулся дед. – Когда Вы увидите ветки старого ТрансСиба, молодой человек, Вы поймёте разницу, ведь нынче подушку пути приходится менять каждые пять лет…

Это юноша и сам знал, наблюдая за такими работами на родине, но даже о нефритовой крошке на путях ему слышать ещё не приходилось, и оставалось только подивиться бездарному способу ведения хозяйства в родной стране везде. Ещё на уроках географии ему претили данные о поставках сырья за рубеж, зомбирующие фразы из телевизора для школьников вроде «неисчерпаемы водные ресурсы нашей страны». А перед глазами возникала замусоренная бочками из-под нефти тундра, залитые мазутом болота с погибшей живностью, горы мусора у дорог в лесу…

- Царь запретил вырубать лес поблизости от озера, чтоб не нарушать экосистему, - тем временем с грустью вторил этим мыслям голос собеседника. – Запретил и нефтью торговать, чтоб не разорять потомков. А ещё он был первым европейским монархом, что осудил применение оружия массового поражения на конференции в Гааге, в 1881 году. Как видите, история доказала, кто был прав. Вы знаете, куда делись из Байкала осетры и таймени, молодой человек? 

Алексей замотал головой, ощущая неловкость – ведь он всегда брал призы на олимпиадах в том числе и по географии, но никогда не задавался этим вопросом, а ведь в книжке упоминание об этих суперценных рыбах ему приходилось встречать. Упоминание… но ведь рыба-то в озере была? Если даже жители иркутской тюрьмы при царе плевались от омуля, что сейчас считается деликатесом?

- После войны право неограниченного пользования и отлова этой рыбы на сорок лет было отдано американцам в качестве оплаты за поставки оружия, - продолжал объяснять престарелый горожанин. – Но они ведь не хозяева, а временщики, зачем им было заботиться о восстановлении поголовья?

Осмелев, Алексей озвучил собеседнику свою концепцию видения городской ГЭС, входящей в состав знаменитого Ангарского каскада – как страшный дамоклов меч над городом, угрожающий его смыть в любое подходящее для этого время – достаточно одной обычной аэробомбы, упавшей в акваторию водохранилища выше по течению…
 
- Это верно, - выслушав, заметил иркутянин. – Вы ещё не знаете, чем на самом деле опасны эти сооружения и как они строились…

Они присели на лавочку – на летнем бульваре они ещё были, под длинными ветвями диких яблонь – и Алексей узнал страшные подробности о попавших в бетон работницах, зимних бараках-палатках для строителей, утонувших в насыпях бульдозерах, часто с водителями, о профессиональном заболевании операторов машинных залов – от низкочастотного электромагнитного излучения у несчастных выходили из строя сердце и мозг, и начиналась не поддающаяся лечению шизофрения. Потом молодой человек осмелел настолько, что получил подтверждение обмолвкам в поезде – действительно, университет, стоящий в рейтинге мира на 26 месте, в который он только что подал документы, был основан знаменитым Колчаком, чьи исследования Арктики бесценны по сию пору для всех гидрологов, географов, историков…

- А Вы знаете, что у нас есть в городе ещё гостиница, где этот человек останавливался перед отъездом в Арктику и ещё целы руины храма, где он венчался с женой? – без всякой иронии поинтересовался собеседник. – Я могу показать Вам это, оно рядом…


Как оказалось, в городе ещё была цела тюрьма, где держали этого человека в последние дни его жизни. Алексей навестил её через три дня, позже, когда наконец расположился у старой еврейки, хозяйки квартиры, где ему предстояло жить, как очень богатому студенту, остальные ютились в общаге в другом микрорайоне. А нынче его ждала также экскурсия к месту гибели известного исторического деятеля, в устье реки Ушаковки, что впадала в Ангару за поворотом на север, где уже заканчивалась излучина, где когда-то расположился старый город. Довелось увидеть и старые причалы, и остатки сброшенной в реку церкви, и место взорванного в тридцатые годы собора, что строился на средства горожан, а ныне на этом месте располагалась копия рейхстага из Берлина – здание обкома КПСС. По пути пришлось увидеть изуродованные коммуналками красивые двухэтажные дома восемнадцатого века – один из них оказался бывшим адмиралтейством, в котором жил как-то проездом знаменитый Резанов, отчего-то ставший героем рок-оперы Рыбникова, которая шла в городском музыкальном театре ничуть не хуже, чем в Питере… Услышать рассказы про шикарный китайский чай, что везли местные купцы – обозревая руины чаеразвесочной фабрики, отчего-то утратившей рентабельность в современности. Полюбоваться на роскошные каменные здания женской гимназии, что выстроил один из этих купцов, и в которой ныне располагался пединститут, и также духовного училища. Представить, как тогдашние студенты этих заведений бродили по площадям, улицам центра и набережной реки. Услышать рассказ о том, как юнкера спасали город от разграбления толпами угольщиков, прибывших с разреза Черемхово на паровозах – так восприняли известие о революции сознательные рабочие… О пожарах в пятидесятиградусный мороз, которые устраивали пришедшие к власти большевики – дома обычных горожан просто поджигались бойцами-красноармейцами, без всякой на то причины.

Хлеб из пекарни Богоявленского Собора был очень вкусный – правда, сейчас это здание обзывалось городским хлебозаводом… Уцелел и Знаменский – вместе с монастырём, который всё же не попал в новом веке в блокбастер Михалкова «Адмирал» - наверное, из-за интенсивного движения городских уличных артерий… Идти до него было ещё прилично – где-то с четверть часа, но вид открывался столь симпатичный, что Алексей долго глазел на острова, лодки, речные трамвайчики, идущие по фарватеру, течение реки, открывшееся почтипрямо под ногами, за краем высокого берега… Его добродушный чичероне встретил кого-то из себе подобных, заговорил с ним о ком-то ещё, а затем и вовсе распрощался, поблагодарив за компанию и объяснив подробно, как не заблудиться в центровских улочках. Будущий студент узнал о родном сибирском крае за последний час больше, чем за все десять лет учёбы в школе. Больше всего ему понравилось узнать, что город, в котором ему предстояло жить ближайшие пять лет, с полным правом назывался не только столицей Восточной Сибири, но и являлся по факту последней столицей Российской империи, когда почта с Альбиона поступала сюда быстрее, чем в Петербург. Топоним «Северный Иркутск, на болоте, который строили чуть позже» наполнял всё существо молодого человека гордостью за себя и родину. Здесь не было почти ничего из привычного унылому барачному детству – столь прекрасны были эти уютные старые улицы с домами из ушедшей эпохи с патефонами, эполетами, кринолинами и шляпками… И, хотя люди из подворотен выползали вполне себе такие же, советские, с мрачными унылыми лицами и в выцветшей потрепанной одежде, юноше казалось, что эти призраки не настоящие, а вот-вот асфальт обернётся булыжной мостовой, как оно и было, из-за угла на пролётке выкатит настоящий извозчик, а купола церквей снова засияют золотом.
   Тем более, что на улицах хватало и молодёжи – под стать самому Алексею, а многие и гораздо круче, на собственных железных кобылах всех мастей… Без устали глазея на спутниц горожан, лёгкие летные наряды которых, дополненные громоздкой яркой бижутерией, наверняка бы вызвали возмущение и зависть школьных работников дома в провинции, молодой гость города даже не завидовал местным парням – он тоже будет скоро таким же важным, хоть пока и без мотоцикла. Ведь не каждый кавалер может позволить себе небрежно бросить себе под ноги при знакомстве с юницей-абитуриенткой : «Я с физфака». В том, что поступить на факультет удастся, сомневаться не приходилось – иначе бы зачем было свалиться на пытливую голову столько важной информации?

Мимо пронёсся «Харли Девидсон»… Это заставило натуральным образом остолбенеть – за рулём заморского дива сидел тот самый парень в белой косухе, что встретился Алексею на выходе из храма! Не заметив от потрясения того факта, что мотоциклист и его машина вовсе отбрасывают тени ни в какую сторону, молодой человек поправил очки на носу и поспешил по своим делам. Однако он не мог отделаться от ощущения, что где-то совсем рядом раздался знакомый голос обладателя этого великолепия:

- Чего ты хочешь? – прозвучало будто само собой на опустевшей улице.
- Принцессу! – выпалил вдруг вслух Алексей, памятуя старый тезис «наглость – второе счастье».

- Не вопрос, - ответили вдруг за спиной тем же голосом, и пришлось резко обернуться.

Улица была пуста абсолютно, и только нагретый воздух чуть рябил над кромкой тротуара. Чёрно-белый кот, громко мяукнув, скрылся в подворотне. Ни намёка на человеческое присутствие рядом.