Васильки в крынке

               
               

Августовская теплынь. Мы с Нестеровым сидим обедаем в пирожковой на улице Жданова. За соседним столиком двое мужчин, нервозно улыбаясь, обсуждают бизнес план, и  с каким-то подтекстом едят капустный салат. За окном машины, пешеходы,  ларьки  с королём ликёров миндальным «Амаретто». На перекрёстке гаишник буровит мир тяжёлым взглядом. Год, как нет огромной страны.
Мы с Нестеровым едем на Мезень. Поезд завтра вечером. Потом из Архангельска самолётом, дальше…, а вот с дальше ясности у нас не было. Почему на Мезень? Хотелось увидеть настоящий Север. Его любят рисовать красками художники, а мы с Нестеровым, любим ходить на выставки. Мы горожане-урбанисты. Привыкли пользоваться метро-троллейбусом-лифтом, не любим, и не очень умеем копать картошку, но любим собирать грибы, правда, когда их много вокруг. А ещё мы очень любим путешествовать.
Назавтра стоим в коридоре купейного вагона и смотрим в чернильную темноту. «Жили-были» выстукивают литые колёсные пары по стальным рельсам. Мягко, будто на пружинах, раскачивается вагон. Пассажиры давно спят.
Нам хорошо. Мы почти счастливы.

-На Мезень рейс отменяется!

-А когда будет?!

-В следующую среду,- хрипло прокашлялся и скучно посмотрел  мимо очереди  аэродромный начальник.

-Какая среда?! Мне завтра на работу!- кричала морковным ртом тётка,-везите, если в расписании написано!

Тускло блестел помытый пол. В ноздри шибал запах хлорки. Возбуждённая очередь, напирая на гласные, наращивала словесную мощь – начальнику объяснили, куда ему надо идти вместе с его аэродромом. Появился ещё один в синей форме с нашивками – губастый, уши, как варежки, пузо в комплекте,– и стал объяснять, что керосину нет. Но раз такое дело, они попробуют организовать коммерческий рейс, только не раньше, чем часа через два.

-Пошли на воздух, чего здесь торчать, вздыхаю я.
 
После недавнего дождичка улица пахла мокрой травой.

-Можем не улететь,- Нестеров с напряжённым лицом достал сигарету из пачки.

На стоянке перед аэропортом в моторе поношенного «Форда» ковырялся мужик в  летной фуражке.

-Здесь работаешь?- тужусь улыбкой в его сторону.

Мужик кивнул.

-Слушай, тут такое дело – нам на Мезень очень надо улететь. Понимаешь, целый год собирались, а у вас тут керасину нету. Не поможешь?
 
-За понимание отдельная доплата,- Нестеров солидно угостил мужика «Мальборо». Тот закурил, сделал неглубокую затяжку, пустил дым носом.

-Давайте паспорта и деньги- обогрел он добрым словом. Сосредоточенно докурив, выбросил окурок и ушёл.

На потрескавшейся фанере дощатого аэропорта блеклая надпись «Мезень».
Высадив пассажиров, самолёт улетел обратно в Архангельск. Голубенькое небо и широкая река. Сам райцентр Мезень с панельными пятиэтажками и трубами завода  чуть в стороне. Людей никого. Среди скучноватого пейзажа пасётся корова.

-Чувствуешь, воздух какой?

-Ага, чувствую – пахнет иконами и прялками.

-Куда теперь?

-В Кимжу!

Стоим у ларька, щуримся на реденькие облачка, пьем лимонад из картонных  стаканчиков, жуём общепитовские коржики. Нестеров сочувственно посмотрел на дворнягу и отдал ей половину. Потом два часа нудной тряской езды на рейсовом ПАЗике мимо пыльных придорожных деревень и леса с огрубевшей за лето листвой.
 
-Здравствуйте! А где у вас тут Кимжа?– спрашиваем на автобусной остановке.

-А вон там, за рекой!- простецки махнула тётка загорелой рукой.

Через Мезень нас переправил какой-то рыбак.
 
-А у кого в Кимже можно остановиться?

-Да там старух много, кто-нибудь да пустит пожить.

Ещё через час всё встало на свои места. Под огромным небом  разъезженная  тракторная колея, поле, шатровая церковь словно врубленная в пейзаж. Избы  старые, цвета прошедшей жизни. На огородах картошка.

-В экую даль пешком шастаете,- удивилась рыхлая бабка.
Такие обычно болеют «давлением».

-Пожить? А вон ступайте к Ивану, у него две избы, в одной художники с Ленинграду живут кажное лето, глядишь, и пустит вас.

Иван выслушал, снисходительно улыбнулся мятым-перемятым лицом, и  дал ключ.

-Тока не спалите мне избу, москвичи. Я к вам попозже зайду, вечер долгий, ещё успею бока отлежать.

Изба была пропитана горьким запахом «примы». На столе некрасивый латунный подсвечник  и крынка с засохшими васильками. На полу несколько сморщенных  тюбиков масляной краски. Нам с Нестеровым стало легко и радостно. Затемно пили с Иваном за знакомство  привезённый из Москвы спирт «Рояль». Бутылка быстро стала мелеть, потом закончилась.

-Как спирт?

-Нормально для разгону…

-Голландский.
 
Выпитый спирт в Иване зажил отдельной жизнью - ему захотелось импровизации.

-Слышь, художники, может хотите по Мезени пройти на судне до Лешуконского?- посмотрел на нас со значением.

-А можно будет?

-Через неделю Степаныч заглянет. Если договоритесь, возьмёт вас. А где кисти-краски ваши, художники? Чем рисовать-то будете? А-а, вы фотографировать…, тоже дело.

-А Степаныч у нас кто?

-Начальник русловой партии. Они за фарватером судоходным следят, чтобы никто на мель не сел.

Когда чайник вскипел, Иван сыпанул туда горсть заварки, потом разлил по кружкам. Запахло распаренным веником.

-А к нам-то чё всё время ездите? То художники с Москвы, то с телевизора из Ленинграда понаедут кино снимать.

-Не хватает, Вань, в Москве пространства с кислородом, да и прогресс напирает отовсюду.

Иван переводил взгляд с меня на Нестерова, кивал, соглашаясь с каждым нашим словом.

-Во-оот!- изрядно качнуло Ивана,- и я про то же.

-Ну, поехали!

Иван опрокинул рюмку и закусил хлебной корочкой.

-Вань? А ты всю жизнь здесь?

-Не-ет, мать жены отсюда, а я с Котласа. В отпуску теперь, а так в Мезени на лесозаводе работаю.

-У тебя часы с кукушкой?- разглядывал Нестеров со своего места старые ходики рядом с печкой.

-С кукушкой,- подтвердил Иван.

-Кукует?

-Не-е, отломал!

-Зачем?

-Надоела– всё время куковать выпрыгивала,- Иван внезапно накренился до критической отметки, Нестеров едва успел его удержать.

Всю неделю, захваченные новой жизнью, мы впитывали мезенскую реальность –   разглядывали огромные обетные  кресты с грубовато вырезанным Распятьем. Растолстевшие от ночных рубашек и другой одежды, часто детской, намотанной прямо на древесину, они стояли у дороги, на краю деревень, прямо во дворах. Многочисленные щели в крестах были тщательно утыканы пятнадцатикопеечными ещё  советскими монетами. Разглядывали в избах ещё уцелевшие прялки с облупившейся  местами живописью, вертели в руках сильно потертые медные иконки и складни. Всё «путное» местные давно раздали-попродавали туристам с художниками. Дни стояли какие-то задушевные. Август шуршал нескошенной травой.

Через неделю Иван нас спросил: Ну-у, чего из старины надыбали, художники?
 
-Ему прялка, мне ковшик медный.

-Чего сегодня вечером делать будете?– хитровато сощурился он.

-Да оборудуем как-нибудь вечер,- отшутился Нестеров.

-В магазин бегите,- распорядился Иван.

-Зачем?

-За оборудованием– Степаныч приехал,- только вы коньяк берите у коммерсов.

-Почему коньяк?

-Специфика флота и субординация.

Коньяк был грузинский. Три звёздочки. Стоил как хороший армянский.

Степаныч оказался молодым мужиком с простецким лицом. С собой у него была копчёная щука в газете.

-Мужики, закурить дайте, а? Курить хочется, а свои в каюте оставил.

Нестеров протянул пачку «Мальборо».

-И выпить после вчерашнего,- блаженно затянулся тот импортной сигаретой.

Закуска к коньяку - черный хлеб, сало и миска деревенского творога. Сало было вкусным, чесноку не пожалели, а творог кислый и комковатый.
 
-С Москвы будете? ВДНХ знаете? – после выпитого коньяку потянуло Степаныча на разговоры.

-У него там кошелёк спёрли, когда он пиво чешское пил,- киваю на Нестерова.

Мужики недоверчиво посмотрели на Нестерова.

-Пиво это хорошо. Я раз с увольнения восемь бутылок в дипломате пронёс в роту,-  пустился в воспоминания Степаныч.

-А служил где?

-Да под Москвой на узле связи.

-А он на финке погранцом,- киваю на Нестерова.

-А ты ?– пьяненько смотрит Степаныч на меня.

-В  ракетных, на Севере.

-А я в Белоруссии в артиллерии,- похвастался Иван.

Все наперебой стали вспоминать несокрушимую и легендарную.
 
-Ладно! Не болтай, а наливай!- засмеялся Иван.

Нестеров нетвёрдо разлил остатки коньяка и мы выпили.

-Да-а, какую страну, бляха муха, защищали,- вздохнул Степаныч.

Мы помолчали.

-Слышь, Степаныч, вот москвичи хотят Мезень поглядеть, возьми их до Лешуконского. Где ещё увидят такую красоту?!
 
-Завтра с утра пусть приходят на берег. Ладно, пойду я. За угощение спасибо.

-Куда он  на ночь?

-Баба у него здесь, а дома в Мезени жена, вот он и шифруется, чтобы жене не настучали.

На улице я догнал Степаныча.

-Степаныч, а сколько будет стоить наша речная прогулка с питанием и проживанием?
-Брось, земеля, какие деньги - мы ж не барыги какие.

Ночь наползла на деревню. Кое-где во дворах лаяли собаки, некоторые окна глядели жёлтым светом.
 
Утром мы были на берегу. Из рубки судна на нас строго поглядывал мужик в оранжевом спас. жилете.

-Это чего?– шепотом спросил меня Нестеров,- уже тонем, или только собираемся?!

Вокруг было красиво и тихо, и много простора во все концы.

Коломенское, июль 2015