Пике парусника

В лёгкой природе белого паруса, есть
что-то от мотылька,
вернее от его крыльев, которыми он
искусно режет пространство,
жонглируя временем между небом и
дном, на острие зыбкого,
словно мерцание свечи, постоянства.

Зная, что это море его саднит, он
чувствует, как крылья извне
покрывает кристаллами соль и не
меняя проложенный путь -
продолжает, окутанный болью, а
белые раны врачует цветочной
пыльцой.

Если б из перьев были бы паруса, то
они бы имели тщедушный вид:
молились бы о свободе, глядя на птиц,
и стремительно рвались к небу -
перекраивать геометрию, собственных
плоских лиц.

Крылья направив на дно - он налегке и
время рядом уносится в штопор, а он в
пике. И оба они понимают, что это -
идиллия. Идиллия воздуха, отчасти воды
и внешности сил, которые кто-то сплёл
воедино в холсте. Той нитью от кокона,
что молча висит на листе - на белом
бумажном листе.