Дневник
Первое, что легло в моё сознание – писать дневник следует только тогда, когда в тебе сформировалась устойчивая гражданская позиция. Второе – ты не должен лгать на страницах самому себе и бесполезно домысливать, обострять, подкрашивать факты о себе и о тех, кто принудил тебя «взяться за перо» - сесть за клавиатуру.
О моих девчачьих дневниках вспомнить стыдно. Оттого охота писать их прошла быстро. Гражданская позиция во мне так и не родилась, наверное. А вот приняться писать назрела необходимость. И начать придётся не от сегодняшнего момента. И не изо дня в день, а ключевыми моментами выстлать картину того, что происходило в течение значительного промежутка моей жизни, сформировалось в понимании. Задача – извлечь из памяти и осмыслить. Полагаю, любой читающий получит свой законченный мыслительный продукт. И вряд ли найдутся хотя бы два схожих.
Ну, с БОГОМ.
Июль 1968г.
- Иди-ка глянь, вот каким должен быть характер- позвала меня мать к экрану телевизора.
На корте широкобёдрая теннисистка с копной тяжелых белокурых волос колотила по мячу и, когда ей удавалось правильно его отбить, выставив губу, вздувала кверху кудрявую челку и резко поводила левой рукой от плеча. Вот и всё. Нет, я не схватилась за ракетку, не отрезала и не завила кудряшками челку. Но любое свое достижение сопровождала в своей дальнейшей жизни этими двумя жестами. Таким именно образом мать вписала в мой характер показавшиеся ей нужными черты.
Июль 1970г.
Светофор остановил толпу на переходе. Справа к остановке подходил автобус, следующий по маршруту №15. Из-за моей спины выбежал парень на красный свет и, скоротав путь по диагонали, успел вскочить в автобус.
Когда толпа пошла на зелёный, я осталась стоять. Почему? Парень был в тёмно-малиновой трикотажной рубашке, черных джинсах и… не знаю, как называется обувь у теннисистов... Не кеды, наверное. Но я буду писать так. И в белых теннисных кедах. Я вспомнила блондинку с экрана. И, как это завязалось на него?
- Что с тобой?- Вернулась ко мне с половины перехода моя спутница Зизи. Зойкой её звали. Но характерцем она обладала сволочным и для всех в связи с этим она стала Зизи.
- Так, белые кеды…
- А! – Я от него беременна…
Сентябрь 1970г.
Звонит Зизи. Я ей сразу без приветствия:
- Как самочувствие?
- А что это тебя оно так волнует?
- Ну, ты ж беременна.
- Я?? Кто это тебе сказал?
- Ты, месяца два-три назад. На переходе, помнишь?
- Ха! – Это я так отсекаю соперниц.
Я просто положила трубку и выдохнула вверх.
16 сентября 1970г.
Стояла на мосту, нервничала по какому-то поводу, сдувала со лба прядь волос. Краем глаза увидела белые кеды. Он стоял, Г-образно, сложив пальцы в замок и смотрел вниз. Нет, не смотрел. Взгляд как таковой отсутствовал. Он был внутри себя. Потом резко дернулся и пошел по мосту прочь от меня.
21 сентября 1970г.
Купила белые футболку и кеды, синюю джинсовую юбку. Просто так.
26 сентября 1970г.
Возвращалась поздно домой – долго стояла в пробке из-за аварии. Пять скорых и пять ДПС с мигалками, пожарные машины, толпа. Что случилось, не видела - постовой развернул транспортный поток направо. Отчего-то наша улица была без освещения. Кто-то сзади меня нагонял. Я только успела подбросить прядь волос вверх, как меня схватили за волосы, а потом последовал поцелуй. Дерзкий и бессмысленный. Я бы тоже так смогла. Именно дерзости ради. Бездоказательно и нагло. Когда пришла в себя, в темноту уже далеко впереди уходили белые кеды.
27 сентября 1970г.
Я сама позвонила Зизи. Спросила, предполагая ложь или отказ. Мне было интересно, что она знает об этом парне. Вроде не соврала. Соперниц у неё много, но никто не видел его с девушкой.
- Мы все на равных. Дерзай. И она положила трубку.
11 июля 1972г.
Я - студентка 2-го курса. Решила учиться в чужом городе. Город зовут студенческим, абстрагируясь от количества ВУЗов. Но я назвала бы его спортивным по количеству стадионов, которые по вечерам, когда стихает дневная суета, взрываются тысячными восторженными криками болельщиков. Мои белые кеды растворились в мелкой речке обуви, текущей ежедневно по асфальту. Да и поизносились.
17 июля 1972г.
Завтра последний экзамен. Жарища смертная, отправилась готовиться с утреца в наш «Комсомольский парк». Ничего не вышло. Минут через пять на главной аллее появился какой-то дед с собакой. Нет, не дед, наверное. Просто до времени постаревший человек. Наверное, мой отец выглядел бы так же, если бы он у меня был. Он присел на скамеечку против меня, седенький, с окладистой бородкой и усиками. Минут через пять заскулили собака. Я подняла глаза – он пожёвывал трясущимися губами усики, глаза покраснели и полнились слезами. А пёс заглядывал в эти глаза и лизал ему лицо.
Не помню (или не хочу помнить) своего состояния души, но как экстренно я собрала конспекты и удалилась, помню. Было в этом бегстве что-то постыдное. Что пробегает по мне и терзает мою совесть через многие годы так, как если бы это случилось вчера.
18 июля 1972г.
На экзамене не задержалась. Впихнули меня в аудиторию в первой пятёрке. Билет попался позорно лёгкий. Ответила на пять и попросила другой. Преподаватели привыкли к любым студенческим выходкам, но тут я их удивила. Ответила на пять и успокоилась. Пошла в парк на свою скамеечку. Но, уже ступив в аллею увидела на скамейке напротив того человека. Пёс, опершись о его колени лапами, занимался видимо, своим привычным делом – лизал лицо хозяина. Рядом присела женщина. Она что-то говорила, поглаживая этого человека по плечу.
Решила не ходить больше сюда. Завтра уеду домой.
22 июля 1972г.
Я – дома. Мать сообщила, что перед моим приездом названивала Зизи. Что-то удерживало меня от общения с ней. Боялась, наверное, обнаружить её победительницей среди соперниц.
27 сентября 1972г.
Надо ехать. Конец каникулам. Решила подойти к телефону, когда мать сообщила, что это опять Зизи. Встретились на вокзале. Она рассказала, насколько окончательно и безответно она влюблена в белые кеды. Вернее в их обладателя Клинцова Сергея – Зойка навела справки об избраннике своего сердца и обрела во мне своё истинное имя. А, что ОН? – По-прежнему ОДИН.
17 июля 1975г.
В этот день три года назад я пыталась готовиться к экзамену в аллейке. Теперь я готова защищаться. Схожу в парк. Да, я купила новые белые кеды и синюю юбку – пойду защищаться в обновках. А в парк надела старенькое. Я увидела на скамейке напротив женщину. Ну, надеюсь, она не примется плакать, пока я присяду ненадолго.
Женщина, когда я ощутила под собой свежевыкрашенную скамейку, поднялась и подойдя ко мне попросила позволения присесть.
- Мне вас показали три года назад. Здесь по обыкновению сиживал по утрам с собакой мужчина. А я бегала мимо на работу по утрам, и мы раскланивались. Однажды он попросил для себя нескольких минут моего внимания. Когда я пояснила, что до начала моего рабочего дня 15 минут, он расстроился до слёз. Мы решили встретиться вечером, когда я буду возвращаться домой.
Он в какой-то надежде глянул в начало аллеи и, увидев вас, обрадовался, как дитя и померк, когда вы круто развернувшись, ушли.
25 августа 1975г.
Прошёл почти месяц с того времени, когда я защитилась и встретила ТУ женщину. Понятно, в душе что-то откипело, обожгло на всю жизнь. И уже в этом новом состоянии я перескажу её повествование. А потом перечту, чтобы обозначить самой себе своё отношение к услышанному.
- Я прихватила в ближайшей кулинарии слоёных пирожных и соку, чтобы показать собеседнику, что никуда не тороплюсь – надо только подкрепиться перед беседой. Он с какой-то болью посмотрел на содержимое пакета. Но угощение принял. Мы жевали слоёнки и запивали соком, а он рассказывал:
- Мы ведь на этой скамейке сиживали с дочкой перед соревнованиями. Ели эти слоёнки и запивали яблочным соком. Другой еды ей не позволял рацион. Она смеялась, стряхивая с моих усов крошки…
Мы родом из другого города – менее спортивного. Но у неё рано обнаружились задатки спортсменки. Вернее, в её душе, куда она меня не допускала, было там что-то такое, что ей было необходимо вышибить.
Она выбрала теннис. Когда выиграла свою первую ракетку, позвала меня в ресторан. Заказала только шампанское и шоколад. Мы пили шампанское, слушали наредкость красивую музыку. А она отсутствовала – была внутри себя и что-то перебирала ещё раз, переживала, вздыхала.
Когда шампанское закончилось, она подняла на меня глаза и промолвила:
- Поздравь меня, папа, я его вышибла этой ракеткой из себя. Запомни его имя – Клинцов Сергей.
Я поразился, услышав его имя. Это сосед по парте. Они были вместе, пока дочку не забрали в этот город в олимпийский резерв. Мы переехали сюда вместе на недолгие её спортивные годы. Но, по-видимому, дочка ошибочно пришла к такому выводу. Некоторое время спустя она попросилась в родной город, да так там и осталась. У неё здесь появилось много поклонников. Они присутствовали на соревнованиях – именно там я присмотрелся к ним, определил их постоянство.
Был среди них яркий грузин.
Его мы заметили в купе, когда ехали домой. Дочь бросала в его адрес негодующие взгляды, пересаживалась, чтобы не видеть его. Но грузины – народ настойчивый.
Я ждал её дома вечером. Что-то ныло в душе. Аллейка, по которой она возвращалась домой, в тот вечер была тёмной. Когда душа погнала меня в потёмки, встретить её там, в дверь позвонили.
На пороге стоял Клинцов Сергей.
- Надо позвонить – отодвинул меня он и пошел в прихожую к телефону. Он вызвал скорую и милицию. Назвал адрес.
Последнее, что видел я – её белую спортивную обувь на носилках в скорой, увозящей её от меня насовсем.
Она была убита в тот вечер. По делу, не закрытому до сих пор, проходят двое – грузин, наш попутчик и Клинцов Сергей.
Я уехал из нашего города, завёл собаку и стали мы вместе сиживать тут, как в недавние времена с дочкой. И вдруг в один из дней на скамейке напротив, появилась девочка – я вам указал на неё сегодня утром. Она одета, как моя дочь и так же, как она, выставив губу , подбрасывала со лба волосы вверх… Я радовался счастью этой встречи, но, слабы мои нервы, спугнул её непрошенными своими слезами.
Это всё, пожалуй, что я должна была вам сообщить. У меня нет подробностей об этом человеке. И он не появляется больше на этой скамейке ни утром, ни вечером.
7 сентября 1975г.
Некоторое время назад я без пояснений просила Зойку устроить мне встречу с Клинцовым Сергеем. Мы встретились на мосту.
- Как звали ту девушку-теннисистку, спросила я Сергея.
- Викторией.- Он словно знал, о ком пойдёт речь.
Мы с ней одноклассники, а что тебе известно о ней?
- Мне хочется думать, что именно её я видела как-то в спортивном репортаже. Что именно она сделала мой характер таким, какой теперь он есть.
- Да, ты обулась-оделать, как она и стала дуть на свою челку. Потому я тебя и заметил.
- По этим же признакам меня заметил отец Виктории, рассказал о её судьбе. Жаль, не мне. Потому мы с тобой и встретились.
- Отец мало что знал о её судьбе. И эту неизвестную ему часть я тебе расскажу. Смалодушничал. Не рассказал ему, когда её увозили от нас навсегда. А потом он исчез. И есть у меня ощущение, что его уже нет на этом свете. Он развернул на перилах моста свои по локоть руки:
- Видишь, это – дороги- провёл он пальцем по венам. Когда я ТАМ – я вижу её и некоторое время назад стал видеть его. Значит он - мёртв. Я тоже мёртв. Потому,что давно не испытываю потребности жить.
- Виктория была со мной одним целым. Не парта, за которой мы сидели, была нашим общим, а жизнь. Ты что-нибудь понимаешь в жизни? – Нет, чтобы понять жизнь, нужно понести утрату.
Я, представь, даже не ухаживал за ней – не чувствовал необходимости. Домой портфель её не носил, мороженого не купил ни разу. Всё было надёжно, на месте. Не думал даже, что когда-то нужно будет менять статус наших отношений. Я таскался с женщиной! Ты можешь себе это вообразить?
Как мне теперь противно вспоминать об этом! А, чтобы ты мне прямо сейчас плюнула в лицо – плюнь, я тебя умоляю, скажу – я взял Вику силой, когда она мне сообщила, что уходит в большой спорт.
Я был в бешенстве! У меня отбирали главное – возможность быть рядом с ней.
Потом окна их квартиры погасли надолго. Потом я таскался туда, где она тренировалась в олимпийском резерве. Рвал душу на соревнованиях, разглядывая своих соперников.
Потом вдруг мне показалось, что одно из окон их здешней квартиры светится. Потом она встретила меня здесь, на мосту и влепила запоздалую пощечину, от которой перевернулись мои мозги и ушла.
Я бесился до позднего вечера, потом решил сходить к ним. Окно их квартиры светилось зловеще. Это потому, что аллея, ведущая к их дому, не была освещена. Я шел, затравленно глядя на это окно, Пока не споткнулся о её обувь. Она лежала поперёк аллеи. Белая футболка её уже плавала в крови…
Он глянул на меня ненавидяще и пошел прочь.
А писать больше не о чем.
Свидетельство о публикации №215072501775