Последняя из рода

   Она – особенная. Я поняла это не сразу, но, слава Богу, поняла. Надломленная стать зовёт смотреть вслед и в падении сердца ощущать всю её непростую жизнь, ещё не зная сути. Так бывает редко, когда притяжение равняется удивлению, внутреннему контакту, доверию. Но и – высоте, которую можно созерцать издали, радуясь этой возможности.
   Она – одинока. Последняя из рода. В горечи обстоятельства – писательская задача слова. Рукописное возвращение в «Дом братьев», к «Маминому соловью» – как негасимый свет её борьбы за новый день.
   Она – Тамара Рыкова, шепнувшая мне на своём вечере: «Приходите к нам». Я отдалась этой фразе и её книге «Не суетись, душа», находя в чтении позывной для сопереживания и соучастия, для отклика всем искренним, что есть во мне, для постижения её мечты о мире всеобщего братства.

   Будучи внучкой Кирилла Алексеевича Барляева, фабриканта, представителя Торгового Дома братьев Барляевых, и правнучкой Александра Герасимовича Толоконникова, владельца ситценабивной фабрики, она впитала патриотизм русской интеллигенции в строгом распределении судьбы своих родных людей. В местах ссылки «неугодных советской власти», на Соловецких островах, завершилась жизнь прадеда. Мама, Нина Кирилловна Барляева, учась в московской школе, числилась сиротой за право неиспользования отцовской фамилии. С 1933-го года они – жители Ярославля, перед войной – знакомство с Михаилом Рыковым, в 1942-ом – рождение Тамары.

   Её связь с родовым гнездом очевидна глубокой памятью, переданной мамой и бабушкой. Это главная тема касания прошлого семьи, она оживлена так ярко, будто это не наследие, а само пространство, заполненное близко личным благодаря уникальности сохранившихся фотографий. И я смотрю на Зиночку Толоконникову, девочку из 19-го века, которую лечил сам Антон Павлович Чехов. Она будто шагнула в мою комнату, заполонила её. Я думаю о своей бабушке Ульяне, её младшей современнице. Складываю, развожу эти образы – они пересекаются событиями истории, вселенским женским терпением, материнством внутри огромной разрушительной системы бытоустроенности в пору двух войн – гражданской и Отечественной.

   Тамара Михайловна – исследовательница души. Своей и чужой. Невозможно не чувствовать её стихи. Не сразу они поддаются проникновению, написанные будто над нами. Читать их вскользь нельзя – не раскрываются. Это труд вовлечения себя в её мир, в её строчку, в игру света и тени, в честное представление о ценностных приоритетах. Конечно же, её страдание переливается в подготовленный сосуд – в понимание того важного, чем переполнена она сама.

   Она для меня – ярославская Ахматова, с положением обособленности в поэтической среде, такой одноликой в массовости. У неё – истовость внутреннего чувствования, недопустимость фальшивой ноты. Всё – как в начале открытия, когда оно ещё грезится расплывчатым пятном, но уже лишает покоя. Как много сказано в её короткой форме стихотворения! Задевает – да, безусловно. И думается: здесь всё моё, увиденное другим человеком и зажжённое им в свечу. Она горит, и тянет к её теплу, без неудобства для себя, без компанейского уравнивания – с благоговением от приветливости. Воистину: талант – это щедрость.

   Вижу, как она сидит на подмостках сцены в «Волге» или идёт между рядами в «Строителе»: вся – средоточие мысли, что распространяется в чтении голосом поэтического служения искусству, без громкого самолюбования, но – с тихим достоинством глубинности. Её скромность поразительна, подражать ей невозможно, находиться в одном зале и представлять своё творчество – и есть обретение главного.

   С десяток лет назад Владимир Поваров снял о Тамаре Рыковой фильм для Ярославского телевидения с её откровением перед судьбой. Она словно возвращается к тому старому дому, покинутому в лихие времена её родными, чтобы «почувствовать снова тепло незабвенной руки». Им рассказывает о том, что значительного состоялось в жизни. Для неё это важнее важного – не уронить честь своего рода!    Как это тяжело – быть за всех… Ею много сделано: она член Союза российских писателей, она работала в литературной газете русской провинции «Очарованный странник», она принимала участие в организации Первого всероссийского семинара молодых авторов, она была приглашена Международной ассоциацией творческой интеллигенции на международный форум «Европейская цивилизация на пороге Третьего тысячелетия: Литературный Экспресс «Европа-2000». В объёме испытанного ею – сохранённая интеллигентная нравственность.

   Её пока единственная книга стоит десяти. В ней сплошь родниковая чистота женской нерастраченности на второстепенное. Она умеет отличать его в событиях и людях. Томик в красном переплёте – её совестливое разрешение на Вечность, которое она позволяет читателям. Это её возвращение Домой, как возвращение долга семье от суетного времени. Ещё не разрушенная усадьба, поющие голоса, сиреневая дымка, благодатный труд во умножение славы России… Это – давнее, всегда любящее.

                Прими любовь,
                ведь правда только в ней.

   Это – много: иметь в себе настоящую любовь, как нетленную душу, которая свободна от суеты, злодейства, прозябания, предательства.

                Могучий вольный дух, владеющий вселенной,
                величием своим тебя благословил.

   Благословил – значит, взял под крыло. Или наградил крылом. Или – обязал его явить. Чтобы можно было сказать:

                Теку расплавленным стеклом,
                позванивая сердцем странно.

   Хорошая схожесть с Анной Ахматовой – почему бы и нет! Но – в собственной индивидуальности, как в платье, сшитом своими руками. Прекрасном, одухотворённом.

                … и я на балконе,
                вся в красном и в лете!