Убежище для двоих - фф Убежище

Пэйринг или персонажи: Магнус\Друитт, POV-концовка от Уилла
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Hurt/comfort, AU, Мифические существа, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC

Внутри Хелен пустота. За все свои 157 лет она еще никогда не чувствовала себя такой… беспомощной. Страшное чувство, опустошающее. А то, что все танцуют вокруг нее на цыпочках, только усугубляет ситуацию. Она не может позволить себе слабость. Вот только не получается: в течение такого небольшого временного промежутка потерять Уотсона и Эшли… Это слишком. Не то что бы она не привыкла к потерям, но не эти люди…
Все говорят ей взять отпуск, «втихаря» забирают у нее часть работы.
Здоровяк полностью погряз в уборке и закупке продуктов.
Уилл разбирает бумаги и ругается с главами других Убежищ.
Генри зарылся в систему безопасности. Никола помогает ему (или мешает? Никто, даже Генри, не может понять), параллельно опустошая винный погреб.
А Джон… Джон рядом с ней, постоянно. Кроме того времени, что он тратит на истребление приспешников Культа.
Друитт и сам по себе совершенно выбивает ее из колеи, а учитывая, что скорбит он не меньше, если не больше нее, то становится понятно, как все плохо.
После каждой своей короткой отлучки, он возвращается перепачканным кровью, пахнущим ею и потом, с глазами воспаленными и погасшими. Ей больно смотреть на его мучения. Его безумие берет верх, он теряет контроль над собой …
Джон, со всей своей неуравновешенной целеустремленностью и остервенением, ищет Дану Уиткомб. О, Магнус сама бы с большим удовольствием выпустила ей кишки, но ей надо восстанавливать сеть Убежищ, пусть и не разрушенную, но изрядно потрепанную. Да, её не подпускают, по крайней мере, стараются не подпускать к работе. Но Хелен не была бы самой собой, если б не смогла найти, как себя занять и чтобы другие не узнали об этом.
Почти каждую ночь она пробирается в свой кабинет и проверяет работу Уилла (вот уж кому отдых точно не помешал). Ночь единственное время, когда нет танцев вокруг нее; когда Здоровяк через каждые десять минут не заходит в библиотеку с неизменной нелепой кисточкой для сметания пыли; когда не мельтешит рядом Друитт со своим больным взглядом, источая вокруг безумие; когда её Убежище вновь становится полностью её.
В одну из таких ночей, уединение Хелен нарушается, конечно же, Джоном. Он измотан больше обычного, разбита губа и порвана рубашка. Неизменный плащ куда-то пропал.
Магнус вскакивает из кресла, бросается к пошатнувшемуся мужчине. Он, с видимым трудом, опирается ей на плечо и вдвоем они доползают до диванчика стоящего у окна.
Опустившись на накрытый ярким покрывалом диван Друитт, откидывается на спинку, вытягивает ноги и запрокидывает голову, не убирая, впрочем, руки с ее плеча. Хелен, против обыкновения, не спешит скидывать горячую тяжесть. Она всё равно\всё еще\всегда\опять любит этого невероятного монстра… Женская душа невероятные потемки, иногда даже для самой женщины. Вот как – как!? – после всего, что Джон натворил, она может испытывать к нему хоть какие-то теплые чувства? Тем белее эту всепоглощающую нежность и… желание, столь же всепоглощающее…
Даже его безумие не умаляет страсти, кипящей в ее венах, даже горе не гасит пламени в сердце, от них ощущения становятся только острее.
- Магнус… - внезапно говорит Друитт, тихо и хрипло, и оттого более проникновенно, - я нашел ее.
Хелен ничего не говорит, только, так же как и он, откидывается назад, на его руку. Она так высок, что стоит немного повернуть голову, и она утыкается в его бок носом – от Друитта больше обычного пахнет потом и кровью. Ей нравится его запах: он так пах когда они зачали Эшли, ее маленького златовласого боевого ангела…
Она вжимается лицом в его бок. Свободной рукой обвивает его живот. И тихо плачет – рядом с Джоном она может себе это позволить, пусть не всегда, но вот сейчас. Потрошитель садится прямее, прижимает Магнус к себе, почти затаскивая к себе на колени. А Хелен того и надо, она обхватывает его шею двумя руками, подтягивается, устраивается верхом на нем, обхватывает его бедра своими, медленно, с осознанием важности процесса, давая ему время понять, что она делает, проводит носом, губами по длинной шее. Жадно вдыхает его запах, так, чтобы он услышал. Пусть Друитт и безумец, но не идиот. Пусть – устал, но он рядом с женщиной, которую любит. Которой он сейчас нужен. Которая, при все своей силе, столь хрупка. Которая не отталкивает его сейчас. А наоборот, притягивает к себе, целует, как когда-то давно уже целовала, когда мир был другим, и они были – другими. Но тогда все было значительно сложнее – они были молоды, нравы были строже, он был абсолютно не в себе.
А сейчас… сейчас они много пережили, они многое знают друг о друге, они стары и, даже останься мораль прежней, такой, как в их молодости, им плевать на мнение общества. Потому они быстро избавляются от одежды, торопливо, целуя друг друга, куда попадется, путаясь в пуговицах. Она пачкает руки в не достаточно подсохших пятнах крови на его рубашке.
Она наслаждается его сильным телом, крепкими руками, низким рыком и звонким стоном, которые вырываются из него, когда она проводит ногтями по его животу или жестко целует-кусает шею и нижнюю челюсть. Она недовольна тем, что он брит налысо. Она скучает по его длинным, мягким волосам – о, каким наслаждением было вцепиться в них, заставляя откинуть голову назад!
Она с восторгом целует его в губы, чувствуя, как он вздрагивает, когда она слизывает кровь с его разбитой губы; она наслаждается медно-соленым вкусом (не зря в них кровь вампиров!)…
Сейчас для них не существует другого мира.
Сейчас кабинет превратился в личное Убежище родителей потерявших ребенка и друзей.
Сейчас они просто двое – ищущие спасения от своих демонов.
«Сейчас» продлится не долго, лишь до рассвета, когда придется вновь надевать маски, лишь до того, как все проснутся и найдут их (вернее Уилл найдет) на мягком ковре у дивана, спящих – наконец-то, за полторы недели, уснувших спокойно, без кошмаров – в объятиях друг друга.

«Эта картина еще долго стояла у меня перед газами – Хелен и Друитт, безмятежные, умиротворенные, переплетенные, укрытые покрывалом с дивана. Магнус лежала щекой на его груди, прямо над сердцем, словно прислушиваясь к сердцебиению. Волосы растрепаны, на щеках румянец, улыбка на ярких губах – никогда не видел ее столь юной…
И, не смотря на боль своей потери, я понял, что смогу жить дальше. Не уверен почему… Да и не хочу гадать, просто так есть. Я принял это как данность, как существование абнормалов…»
Из дневника Уилла Циммермана.