Он появился утром

В армии будни всегда. Выходные – когда придётся. Трём молодым лейтенантам повезло. Получить выходной день на девятое мая – большая удача. Один из главных, если не самый главный праздник, в стране отмечают все.

Но для военных, особенно молодых, праздник часто оборачивается сугубой занятостью по службе. Усиленные наряды, патрули, участие в параде, салюте, возложении цветов к Вечному огню, памятникам и обелискам.

Кроме всего прочего, это налагает дополнительную ответственность. Нельзя, к примеру, сбиться с ноги или потерять фуражку при прохождении перед ветеранами Великой Отечественной.

Войн, средних и малых, в которых участвовали наши солдаты, было много.  И ветеранов – участников боевых действий в самых разных точках планеты, тоже немало.

Но ту, Великую войну, помнят все. И победу празднуют в этот день ветераны всех войн. Вспоминают и поминают погибших боевых товарищей, встречаются с сослуживцами, однополчанами. Остальные просто отмечают красивый праздник.

Думать, чем занять единственный выходной, лейтенантам не приходилось. Решение было единственным и однозначным – рыбалка!

Закончив почти одновременно разные училища в разных городах по разным специальностям, три будущих друга получили назначение на службу в одну часть.

Часть эта была бригадой спецназа ГРУ ГШ. Главное Разведывательное Управление Генерального Штаба – для тех, кто не знает.

Здесь пригодились все таланты и умения молодых военных специалистов.  Они подружились. Не последним обстоятельством установления дружеских отношений стало то, что все трое любили порыбачить.

По причине временной неженатости, друзья проживали в общежитии, в одной комнате. Эта же причина позволила им купить вскладчину старенькую подержанную «Ниву» зелёного цвета.

Отличная машина для выезда на рыбалку. Да и барышню приглянувшуюся прокатить можно. Производит впечатление на молодых красивых девушек собственная машина. Пользовались по очереди. Машиной.

В этот раз поехали втроём, без девушек. Зачем девушки на рыбалке? Только отвлекать будут.

Прибыли на рыболовную базу армейского общества охотников и рыболовов. База располагалась на большом острове большой реки. Три стандартные деревянные казармы, причал, лодки. Что ещё надо?

Встретил молодых офицеров начальник базы. Начальник и подчинённый в одном лице. Кроме него никакого персонала не полагалось и не предполагалось. Армия. Отдых и всякие там излишества на десятом месте.

Начальник высок ростом, сед, не особо разговорчив. В хромовых сапогах, начищенных до блеска, старомодных галифе, зелёном свитере и командирской фуражке, которые давно уже не носят в войсках.

Поговаривали, что база была создана специально для него. Генерал, командующий округом, позаботился, таким образом, о своём боевом товарище, с которым прошёл войну.

У начальника базы было странное прозвище и странная походка. Иногда, за глаза, старшие офицеры называли его «Нахрена мы его трогали?». В глаза уважительно звали Николай Иванович. Ходил он как бы слегка подпрыгивая, почти не сгибая ноги в коленях.

Получив ключи от комнаты, приятели наскоро позавтракали, взяли лодку и отправились на воду. Рыбалка была удачной. Клевало всё и на всё. Перепробовали все известные способы ловли рыбы. Садок был полон. К вечеру вернулись на базу.

Николай Иванович одобрительно хмыкнул, увидев улов, молча принёс из подсобки котёл и треногу. Уху приготовили быстро. Что может быть вкусней ухи с дымком на свежем воздухе?

Накрыли стол, пригласили хозяина. Николай Иванович хоть и не показывал виду, рад был неожиданным гостям. По случаю праздника выпили. За «не вернувшихся с войны» Николай Иванович пил стоя.

Присев на широкий пенёк, он молча прихлёбывал юшку из большой литровой кружки. Рюмку поднимал не каждый тост, но поднимал.

Покончив с ухой, друзья продолжали балагурить, открыли пиво. Николай Иванович от пива отказался.

Он сидел в торце стола, обхватив седую голову руками. Молчал. Случайно взглянув ему в лицо, один из приятелей заметил, что начальник базы плачет.

Плачет без всхлипов и причитаний. Просто из глаз текут слёзы, оставляя блестящие мокрые дорожки на гладко выбритых щеках.

Офицеры притихли. Они попытались успокоить старика, узнать, что его так расстроило. Николай Иванович отмахнулся.

Запустив пальцы в седые вихры, он покачал головой и сдавленным голосом прохрипел: «Нахрена мы его трогали?!»

Через время, слегка успокоившись, залпом проглотив рюмку водки, старый воин рассказал молодым свою историю. Время от времени, рассказ его прерывался тихим возгласом: «Нахрена мы его трогали?!»

В сорок первом году, в самом начале войны, он был почти офицером. Почти, потому что заканчивал последний курс военного училища. Не закончил. Всем курсом направили на фронт. Заткнули курсантами дырку, брешь, образовавшуюся в обороне.

Отступление красной армии по всем фронтам тогда казалось недоразумением. Или военной хитростью красных маршалов. Победа, безоговорочная и окончательная, ожидалась со дня на день.

Курсанты, вооружённые винтовками Мосина, ехали на фронт, как на праздник. Ожидалось скорое присвоение званий, распределение по частям в качестве командиров.

Вот сейчас, ещё немного, разобьём немцев, как до того били японцев и финнов, и жизнь будет прекрасна!

Окопы курсанты отрыли основательно. Как учили. Устроили пулемётные гнёзда, ходы сообщения, два блиндажа. Только пулемётов не было. Были винтовки. И всё.

Он появился утром, почти на восходе солнца. Курсанты только-только проснулись, стояли в одну шеренгу в траншее. Обычная утренняя перекличка. Как в училище. Только в окопах. Романтика!

Немецкий пикирующий бомбардировщик Ю-87, именуемый в народе «лапотник» за торчащие, неубирающиеся шасси, явно намеревался спокойно пересечь линию фронта. Он летел бомбить советские города.  Почему один – непонятно. Может от стаи отбился?

Курсанты не задавали себе таких вопросов. Перед ними был враг. Врага нужно уничтожать всеми имеющимися средствами.

Из средств были только винтовки. Курсанты высыпали на бруствер, открыли беспорядочный огонь по самолёту.

Немецкий лётчик их заметил. Резко бросил машину вниз и в сторону, уходя от огня. Курсанты радостно загалдели, думая, что они сбили вражеский самолёт. Громко доказывали друг другу, чей именно выстрел оказался решающим.

Самолёт неожиданно развернулся. Бомбы легли кучно. Пикировщик опять развернулся, пошёл на бреющем, поливая из пулемёта тех, кто остался в живых.

И так - несколько раз. Потом улетел. По-видимому, боезапас кончился.

Когда ротный старшина прибыл с бачками полными горячей гречневой каши в расположение роты курсантов, он увидел страшную картину.

Среди кровавого месива земли и человеческих останков сидел седой человек с окровавленными ногами.

Он держался обеими руками за голову, раскачивался из стороны в сторону и беспрестанно, хриплым голосом, повторял: «Нахрена мы его трогали?»

Рядом лежал ещё один почти живой курсант. У него была прострелена грудь. Больше живых не было.

Парней доставили в госпиталь. Ноги ампутировали. Вынули пулю из груди. Подлечили, поставили на ноги. Хотя трудно такое сказать о человеке с ампутированными ногами.

Оба рвались на фронт. Удалось это только раненому в грудь. Безногий упросил гравврача оставить его при госпитале. Сам себе выстругал из берёзовых пеньков деревянные колодки, кое-как передвигался при помощи костылей.

Не гнушался никакой работой. Лишь бы только в армии. Лишь бы только приносить пользу.

Его раненый друг ещё трижды попадал в госпиталь. В тот самый. Уход за ним был особый. Друг старался.

В конце войны ему привезли трофейные немецкие протезы. Долго привыкал, но научился ходить. Даже без костылей.

Друг служил, воевал. В последний раз попал в госпиталь уже генералом.
Генерал, он хоть и в генеральской шинели, и землянка у него отдельная, но устроена землянка в том же окопе, на той же передовой.

Война кончилась девятого мая, весной. Генерал получил в командование округ. Госпиталь расформировали за ненадобностью. Бывшего курсанта на протезах, так и не ставшего офицером, уволили вчистую.

Друг нашёл его через несколько лет. Придумал, как и куда пристроить. Так в округе появилась охотничье-рыболовная база.

Генерал со временем вышел в отставку. В округе сменился не один командующий.
 
А Николай Иванович всё служит. Ждёт, когда призовут его товарищи. Выпивает и вспоминает тот злополучный самолёт только девятого мая.

Каждый год.

Нахрена они его трогали?