6. На кладбище

      Лёшка любил одиночество. Покинув село, он брёл по разбитой грунтовой дороге. Звук мотора заставил его обернуться: к нему, оставляя за собой облако пыли, приближался грузовик. Лёшка метнулся с дороги. Когда пыль от проехавшего автомобиля, накрыла округу, Лёшка был уже в глубине посадок.
Закончив бег, он огляделся: со всех сторон его обступал абрикосовый сад. На ветках висели спелые плоды, однако урожай никто не собирал. Вокруг безлюдно, тихо. Переходя от дерева к дереву, Лёшка принялся есть абрикосы — сладкие, сочные, в Салехарде таких не купишь. Внезапно ему почудились чужие шаги. Лёшка остановился. Вот что-то прошуршало над его головой — раз, два, три! — и под ноги упали три абрикоса. Шорох, похожий на шаги, доносился отовсюду. Спелые плоды осыпались с деревьев. Лёшка ободрился, пошёл, как вдруг поскользнулся на раскисших паданцах. Теряя равновесие, он ухватился за ствол ближайшего дерева. Град абрикосов обрушился на голову. Заслоняясь руками, он отпрыгнул в сторону.
— Чёрт, чёрт, чёрт, — бормотал Лёшка, счищая склизкую абрикосовую мякоть с рубашки и брюк, как вдруг увидел гусей. Они медленно продвигались к нему, грозно раскачивая головками на своих прямых шеях.
— Кыш, пернатые! — прикрикнул Лёшка, небрежно взмахнув на них рукой.
А напрасно! Гуси оскорбились. Три больших гусака, вытянув шеи параллельно земле, побежали к нему. Стая подбадривала смельчаков:
— Га-га! Га-га!
Ситуация! С гордым видом Лёшка пошёл прочь, всё более ускоряясь, а когда обернулся, то гусиные клювы уже хватали его за ноги. Он вскрикнул и пустился наутёк.
Сад кончился, Лёшка выскочил к кладбищу. За ним вдали, над купами тополей, виднелась голубая крыша клуба. Гуси остались в саду. Можно неспешно вернуться домой! И Лёшка двинулся напрямик — через кладбище. Слабая тропинка вилась между заросших могил. Лёшка шёл по ней, озираясь на расколотые стелы, на опрокинутые гранитные кресты. Всюду были надписи на немецком языке. Тропинка привела его к пролому в каменной ограде, окружавшей кладбище. И только Лёшка собрался выйти через пролом, как с другой стороны ограды донеслись голоса. Они звучали всё ближе и ближе:
— Боб, а слабо тебе закадрить Натали?
— Свистну — побежит.
— Девки его любят.
— Кто бы сомневался! Ха-ха-ха.
Лёшка поморщился, узнав голоса, и спрятался за густой акацией, разросшейся над чьей-то могилой. Ватага вошла.
— Не соврал Гусевич — кладбище!
— Крест каменный! По-немецки написано: Peter Maria Klein.
— То ли баба, то ли мужик.
— То ли оба вместе лежат!
Мальчики рассмеялись. Заводилой у них был Боб. Он был смышлён, выглядел старше своих лет, говорил через губу и смотрел на мир наглыми глазами. Все четверо любили футбол, табак, вино, усердно изображали из себя блатных, но большого зла никому не делали, потому их не боялись. Под стакан они часто спорили, кто из них лучше гоняет мяч и кто больше выпьет; сколько раз сидел Высоцкий и в каком году «Битлы» были в СССР; пылко ругали Екатерину за то, что отдала Аляску американцам.
Между тем Джон с Сержем прошли в глубь кладбища, а Боб и Мишель задержались рядом с проломом и закурили.
Лёшка слышал, как они затягиваются сигаретами. Вдруг Боб дёрнул Мишеля за рукав и присел на корточки.
— Чего ты?
— А пусть поищут!
И правда, вскоре донёсся обиженный голос Сержа:
— Пацаны, вы где?
Боб и Мишель, давясь смехом, не отзывались. Неизвестно, сколько бы они тут ещё сидели, если бы Джон не прокричал:
— Череп, ребя! Я тут череп нашёл!
Мишель с Бобом помчались к Джону. Топот их ног утих вдали.
«Наконец-то», — брезгливо подумал Лёшка. Перешагнув через обломок гранитного креста, он юркнул в пролом и, не оглядываясь на кладбище, бодро зашагал к клубу.