Тайна полёта Юрия Щербакова - о книге стихов

Поэтический сборник под названием «Тайна полёта» председателя правления Астраханского регионального отделения Общероссийской общественной организации Союза писателей России Юрия Щербакова увидел свет в самом конце 1999 года. Книга вышла в серии «Поэзия Нижней Волги». Поэтический сборник известного поэта, лауреата всероссийских литературных премий имени В.К.Тредиаковского и «Традиция» составили стихи из прежних книг Щербакова «Не надо всуе о России» и «Чистая сила», изданных вслед за выходом в 1995 году томика «Избранного».

Сборник открывает цикл новых стихотворений, объединённых автором в раздел с ёмким названием «Историческая Родина». Привычный стереотип этого словосочетания как чего-то дальнего, отчасти утерянного и запредельно-манящего, разрушается с первых же строк: историческая родина для поэта – это близкие и родные Замьяны, бывшая казачья станица, которую отделяют от Астрахани всего лишь сорок вёрст. Милый отчий край, где родился и рос, где полсела родни, изображается автором светло и искренне, предстаёт со страниц «светлым спасением от суеты».

Юрий Щербаков – один из тех, кого с полным правом можно назвать поэтом долгого дыхания, поскольку единицей измерения творчества у него является не стихотворение, а книга. Как и предыдущие сборники этого автора, книгу «Тайна полёта» отличает чёткое и предельно продуманное композиционное построение, при котором стихи начинают по-настоящему строить себя лишь на большом разгоне, на разлёте почти фольклорной естественности.

Автор ведёт с читателями задушевную беседу, в его поэтике нет места нравоучительным монологам либо рассудочной констатации окружающих явлений и событий, поэтому ему веришь, погружаясь в лиричный образный мир малой Родины, где всё вокруг – родное, милое сердцу, сокровенное:

Село как село,
А зовётся станицей…
– Ста-ни-ца –
Скрипит старичок журавец
И память врачует
Живою водицей:
Отечество, отчество,
Отче, отец.

В строках об отце Николае Романовиче, чьей светлой памяти посвятил поэт книгу – незатихающая боль утраты. Для Щербакова остаётся и навсегда пребудет нетленен «строй слов дорогих»: родители, родичи, Родина, род – так личная биографическая тема напрямую перекликается с темой общности своей с Отечеством.

Обострённым чувством поэт уловил, может быть, самое неуловимое состояние перехода от беды к счастью, пропустив это преображение через собственную судьбу в обращении к родным могилам:

Мир вашему праху в родимом селе…
И мир да останется с нами,
Покуда нас держит на доброй земле
Воистину вечная памяти.

Как и прежде, отличительными чертами поэзии Щербакова продолжают оставаться глубокое чувство Родины, историзм, подлинная гражданственность и лирическая многогранность. Автор вступительной статьи «Нравственный дар» волгоградский поэт Василий Макеев очень точно отметил: «Стихи Юрия Щербакова я без опаски и с удовольствием читал бы и хуторским хлопцам, и городской детворе. Причём, стихи на все его излюбленные темы: исторические, патриотические, любовные, волжские, сахалинские, бытовые, фольклорные.

Поэтический мир Щербакова многолик и широк, а главное, поэзия Юрия Щербакова очень нравственна, целомудренна, даже аскетична и добра. Он нигде не впадает в излишне чувствительный раж, не пережимает, не пересаливает, знает меру. Вот признание в любви к родному городу, по-мужски скупое и лирически-нежное:

О, степная Венеция,
Город солнечный мой.
Oт хандры знаю средство я –
Возвращенье домой…
Чтоб увидеть нечаянно,
Как на древний раскат
Золотую окалину
Выливает закат…

Щербаков не ищет окольных либо проторенных путей ни в жизни, ни в творчестве, где слава постижима лишь страданием, а полёт даруется судьбой – пусть нелёгкой, зато лично выстраданной, в которой было немало и радостного, и горького: « любовь, паденья, взлёты, анонимки – всего хлебнул…».

Когда поэзия правдива и предельно откровенна, её невозможно сбить ни в сторону бодряческого приукрашивания, ни в сторону скептического искажения. Такая поэзия обладает гармонией реалистического отображения действительности, в которой живёт и дышит правда.

Щербаков умеет зорко смотреть на мир, подмечать в нём то, мимо чего мы часто проходим, не фиксируя своего внимания. Он обладает даром точно рассказывать об увиденном, найти новый необычный угол зрения, что наиболее убедительно проявляется как в новых стихотворениях, так и в уже знакомых читателям строках «31-го декабря», «Старого письма», да и, пожалуй, во всём цикле с исповедальным названием «За душою – Россия», который как нельзя более точно подтверждает мысль о том, что слово «поэт» в России означает – совесть народная.

В книге есть многое – горечь разочарований, счастье внезапных озарений, непоказной страх не только за будущее, но и за настоящее России. Единственное, что в них, к счастью, отсутствует напрочь – успокоенность и умильная созерцательность, a пoceму чуткий и вдумчивый читатель непременно ощутит вдохновенную тайну полета. Полёта наяву. Тайну истинной литературы.

(Очерк был опубликован в газете «Волга» от 21 декабря 1999 года)

©. Д.Л. Немировская, 1999 год.


Подборка стихов Юрия Щербакова из этой и других книг:

***
Бросаю бесконечную сумятицу
И эту надоевшую страну…
А чем я хуже?
Вот возьму и в пятницу
На историческую родину махну!
Ищи-свищи меня за океанами.
А вот он я – совсем в иных местах:
Меж Астраханью стольной и Замьянами
Далёкий путь о сорока верстах!
Не испугаешь паспортной заставою:
Я воссоединяюсь – все дела –
С роднёю: дядей Колей, тётей Клавою,
И с прочими, которых полсела!
Уж с родовою вволю побеседую
Ночь напролёт до утренней поры
Июньской…
Нет, в июне не поеду я.
Махну в июле.
После мошкары!

***
В незабытых старых сказках
Уводили царских дочек
Дураки из теремов.
И текла любовь и ласка –
Нескончаемый источник –
На счастливых дураков.
А царевны бабьей силе
Были рады, как крестьянки,
И откуда что бралось!
Добела полы скоблили,
Мужикам топили баньки,
Чтобы слаще им спалось…
Что там чары царской власти,
Коли есть иные чары –
Марьи взор, Ивана стать!
Чтоб не сглазить чудо-счастье,
Самых ласковых недаром
Дураками стали звать…
А когда за русским златом
Да за русскою свободой
Приходили чужаки,
Как один, на супостата,
И в огне не зная броду,
Поднимались дураки!
И ломали вражью силу,
Выметая за границы
Тех, кто в битве уцелел,
Чтоб к своим царевнам милым
Поскорее возвратиться,
Да к детишкам, да к земле.
Знать, для счастья мало надо –
Защитить, вспахать, засеять,
Да убрать с сынами рожь.
Чтобы в доме был порядок,
Да жива была Рассея.
Дураки – что с них возьмёшь!
Никакие лихолетья
Эту жизнь не поломают
До скончания веков,
Коль жива на белом свете
Родова моя прямая –
Племя русских дураков!

***
В подлунном мире, где на почве зыбкой
Ты делаешь неверные шаги,
Неравнодушен кто к твоим ошибкам?
Кто радуется искренне?
Враги!
Когда сбиваешь душу и колени
До смертной боли, до кровавой зги,
Чтоб любоваться всласть твоим паденьем,
Кто зажигает свет во тьме?
Враги!
Когда в гордыне кажется, что к Богу
Твои вот-вот приблизятся круги,
Кто указует верную дорогу
Злорадствующим хохотом?
Враги!
Что будет после – за последним вздохом?
Себе, родимому, пожалуйста, не лги.
Друзья не плачут – это очень плохо.
Но хуже, коль нерадостны
Враги!
Добро и зло, нелепица и слово,
Дыхание огня и гул пурги…
Люблю друзей,
и потому-то снова
Я говорю:
«Да здравствуют враги!»

***
Вот и снова зима
Развела свои долгие пальцы
И кому-то на ссору
Просыпала снежную соль.
Неужели ещё
Мы умеем всерьёз удивляться,
Если доброе чувство,
А не горе, обиды и боль
Осеняет судьбу,
Как любовь, неожиданной фразой
И ложится покорно
В ладони осенних дорог,
И врачует легко
Все мозоли, коросты и язвы,
И свивает позёмку
В серебряный долгий шнурок.
Зануздай тем шнурком
Наше беглое счастье, Россия,
Приведи Сивку-бурку
На зимний недолгий постой.
И, глядишь, по весне
Облака утекут грозовые,
Чтобы сгинуть за Волгою,
Как за последней чертой.
Сыпь, зима, свою соль!
Перессорь же святое с холопьим,
Чтобы в каждой душе
Поднялись, словно враг на врага!
Почему вас так мало,
Ядрёные белые хлопья?
Бейся, брат-снеговей!
Не умедли, сестрица-пурга!

***
Да, именем моим пугали печенегов.
Да, именем моим сбивали птицу влёт.
Да, именем моим – не силой оберегов –
Немецкие полки вмерзали в Чудский лёд.
Да, в имени моём – Донская переправа,
Да, в имени моём – и Брест, и Сталинград.
Да, в имени моём – немеркнущая слава
Всех ополченцев, ратников, солдат.
Да, в имени моём – лихие перемены.
Да, в имени моём чужой заразы мор.
Да, в имени моём – самим себе измена.
И потому на трон садится новый вор.
Да, в имени моём – холуйство и холопство.
Да, в имени моём кабальная стезя.
Да, в имени моём, как в том святом колодце,
Былую чистоту воде вернуть нельзя.
Но в имени моём любовь мерцает тускло.
Но в имени моём есть веры уголёк.
Но в имени моём – заветном слове «Русский» –
Навеки сбережён надежды родничок.

ДИАЛОГ ДВУХ ПОЭТОВ

- Брат поэт, зачем над рифмой мучиться –
Всё равно известно наперёд:
Всенародной славы не получится –
Перестал народом быть народ!
Дикари – как будто только из лесу –
Набрели на сытое житьё!
Водкой, телевизором и бизнесом
Глушат всё высокое своё!
Плотское, хохмаческое, шкурное
Не стоит сегодня за ценой!
Были мы страной литературною,
Стали просто рынком – не страной…
- Брат-поэт, ты, верно, прав.
Но просится
У меня единственный ответ:
Вот с чего в России перекосица –
Перестал поэтом быть поэт!

***
До чего же мне любо корнями гордиться,
Повторять нараспев дорогие слова:
А моя родова – из казачьей станицы,
Из рыбачьей станицы моя родова!
Там, где воблою ветры пропитаны пряно,
Там, где в небе не счесть серебра чешуи,
Три столетья летят по-над Волгой Замьяны –
Заповедная родина предков моих.
Там смолёные лодки стоят на приколе
У откосов речных – что казачьи челны.
Не на этой ли вотиз турецкой неволи
Безлошадный казак воротился с войны?
И не здесь ли сошёл он, отчаянный, наземь,
Порешивши поставить над Волгою дом?
Как сорвался служивый с родной коновязи?
Почему не ушёл, горемычный, за Дон?
Пращур мой, ты глядел не из этих ли окон
На степные поля, на речной окоём?
… Прикасаюсь душою к родному истоку,
Чтобы смыть суету бесполезную в нём.

***
Живое, единственное, золотое,
О, слово, явись, отпуская грехи!
Земля до тех пор остаётся землёю,
Пока на земле сочиняют стихи!
И не отыскать заповедных ответов
Проси – не проси у седых пирамид.
Пока на земле вспоминают поэтов,
На памяти этой земля и стоит.
Врагами заклёпаны русские пушки,
Но в смертном бою до конца сбережён,
Любовь и надежда, и вера – наш Пушкин –
Остался, как самый последний патрон!
И если б меня ненароком спросили
Не в шоу лукавом – для сердца, всерьёз,
То имя поэта, как имя России,
Без тени сомнения я б произнёс.
Пока на земле эта память пребудет,
Пока она в душах незримо живёт,
На этой земле называются люди,
Все вместе, единственным словом –
Народ!

***
Какое бесконечное предзимие!
Насквозь продрогли в городе дома.
Над Родиной – над Волгой, над Россиею,
Как тучи собирается зима.
Да всё никак не сдвинется, не стронется,
Не выпалит шрапнелью снеговой
По непродажну злату – Божьим звонницам –
Над проданной и преданной Москвой.
Позёмки непрестанное течение
Затянет память посреди зимы,
И сгинет невестимо ополчение
Нижегородца Минина Козьмы.
Здесь, на пороге царства снеговертия
Поймём ли наконец предзимья суть:
Не сделан шаг от смерти до бессмертия,
Не до конца последний пройден путь.
Пока ещё не дверь, пока преддверие
Того, что назовём кромешной згой…
И битый лёд осколками империи
Хрустит неотвратимо под ногой.