Отец-троцкист

Никто не верит, но мой отец Давид был троцкист.
Нормальный патриот Российской Федерации в этом месте перевернет страницы книги и поищет менее эксцентричную тему повествования.

И, действительно, что тут может быть интересным? Кто не проходил в школе: человек был …истом и… кончил жизнь в подвалах пыточных заведений Москвы или на лесоповале под Благовещенском.

Мой отец Давид был бухгалтером в статистическом ведомстве Главного Управления Народнохозяйственного Учета – ГУНХУ СССР.
Уточняю: не лагерный счетовод, не партийный вожак, не государственный деятель – он по жизни и по профессии  был бухгалтер-учетчик.

Как известно, слова бухгалтер в древности не существовало, говорили: писец, куратор, контролер, камералист, канцелярист,  конторщик, счетовод и т.п.
В Древней Иудее, например, учетчики-писцы принадлежали к привилегированному слою общества: их выделяли умение читать, считать и колдовать. Как правило, они заканчивали специальные школы. Чем крупнее было царство-государство, тем больше оно нуждалось в счетоводах-колдунах.

До наших дней дошло изображение древнеиудейской конторы, где работали писцы. Старший сидел лицом к подчиненным и, если ему казалось нужным, делал им замечания, а иногда мог подгонять подчиненного как обычного школяра длинной линейкой, если тот задумывался какую цифру ставить - реальную или нужную.
В те времена, как и сегодня, у писцов-счетоводов было много учетной работы, и они часто были вынуждены ею заниматься вплоть до глубокой ночи.

А по мере того как счетоводство становилось потомственной профессией сын от отца наследовал не очень хорошее зрение. У отца Давида, например, глаза были близорукие, и он носил очки с толстыми линзами. Может быть оттого, что его отец - мой дед был чтецом-сефером в синагоге небольшого городка на Подольщине.

В ГУНХУ УССР мой отец Давид работал с 1927 года. Кто не помнит, это был год политической отставки Льва Троцкого.
Надо сказать, что будучи по жизни статистом на демонической сцене Советского Союза, где Сталин и иже с ним из года в год разыгрывали все новые акты драматургической трагедии, все больше смахивающей на комиксы по мотивам шекспировских пьес, мой отец с увлечением занимался статистикой.

Однажды ему довелось увидеть энергичного, деятельного Льва Давидовича Троцкого, который делал доклад в их учреждении, где проходила встреча соратников и сподвижников по коммунистической оппозиции.

Трудно сказать однозначно, чем привлек симпатии моего отца Лев Троцкий: образованностью, логикой мысли, четкостью речи, ее образностью или едва уловимой грустью смены эпох и поколений.

- Боже праведный, - говорила моя мать-истая комсомолка, - какая разница будет или не будет построен коммунизм, то бишь социализм в нашей стране? Только-только, как у нас родился сын. Какая, скажи мне, разница, будет он жить при коммунизме или нет? Мы с тобой определенно об этом не узнаем. Ленин предупреждал комсомол, чтобы теперешнее поколение губы не раскатывало пожить на халяву.

- И ты, туда же, - распаляясь, парировал отец. – Коммунизм неизбежен, потому что учение Маркса-Энгельса верно. Еще больше прав Ленин, который возглавил большевистский путч в царской России.

- И трижды прав Сталин, который утверждает, что чему бы не учил Ленин, но победит он, - выпалила мать.
- Подожди, Лидия, - говорил ей отец. – Прав Ленин или нет покажет история, но сегодня разгорелась нешуточная борьба за власть между Сталиным и Троцким, которые на равных считают себя последователями дела Ленина.

Но моя мать неуклонно стояла на своем.
Получалось, что простая кухарка больше разбирается в политике, чем Ленин, Троцкий и Сталин вместе взятые.

Стоп! Кто сказал вместе? Не вместе, а вместо  взятые. Вместо Ленина Троцкий и Сталин, а вместо Ленина и Троцкого кто? Правильно! Сталин. То есть это, конечно, неправильно с одной стороны, но с другой…

К стылым дням января 1924 г., когда Ленина не стало, многое уже было предрешено. Троцкий оказался в глубокой изоляции, и его надежда на «союз» с Лениным рухнула роковым образом.

Троцкий, будучи главой самого мощного советского ведомства - военного, не сделал серьезных попыток опереться на своих сторонников. Когда он попытается это сделать в последующие годы - было уже поздно.

Дискуссия 1924-1926 годов ознаменовалась началом фальсификации истории Октябрьской революции. В ней уже начал причудливо всплывать Сталин, абсолютно неприметный статист в те исторические дни.

Троцкого всегда переполняло чувство интеллектуального превосходства над окружающими, которое он не умел даже скрывать. Он был выше интриг и карьерных устремлений, он привык… Это его и подвело перед нахрапистостью Сталина.

- Лидия, - говорил мой отец, - неужели ты не видишь, что с отстранением Троцкого и иже с ним от борьбы за власть, пошли подтасовки и передергивания, поперла ничем не прикрытая ложь, а уж тут при фатальном стечении обстоятельств непременно открывается линия иезуитского коварства, под прикрытием которого холодная линия превращается в горячий фронт, и возникает открытое противостояние, где силы зла всегда имеют преимущество, поскольку они оперируют откровенной ложью, которую не приемлют те, которых и начинают уничтожать на потребу публики, желающей льгот, пайков, должностей и… которым идеалы нужны как прикрытие природного лицемерия и ханжества.

Отец мог говорить часами, но Лидии его монологи были не интересны.
В какой-то момент она не удержалась и выпалила:
- После драки кулаками не машут.
- Странно, - думал про себя Давид, - Троцкому определенно кажется, что правда на его стороне, но в чести сегодня оказалась кривда рвачей и попутчиков Сталина, которому нужна власть как таковая, и тысячи его приспешников, рванув за люмпен-вождем, резво оторвались от заслуженных и непререкаемых участников социалистической революции.

И мой отец, который в будущем превратился в троцкиста, пришел к мысли, которую не решился впредь озвучить:
- Перспектива охаять вышестоящего льстит сознанию люмпена и охломона.

Тяжело пришлось моему отцу в эти критические годы, потому что он верил правилам статистики и не верил партии-сталинистов.
- И если Сталин говорит, что социализм будет построен, то Троцкий сомневается, что партия, возглавляемая Сталиным поведет страну по ленинским заветам, - излагал жене на кухне сложившуюся ситуацию государственного строительства Давид.

Поскольку все семейные диспуты происходили на кухне, мать периодически отвлекалась от спора, поправляя кастрюли и сковородки на плите.

Отец не удержался, чтобы по памяти не привести слова из статьи Троцкого:
- Недопустимый опыт игры с цифрами был сделан осенью прошлого года в вопросе хлебо-фуражном, с целью замаскировать расслоение деревни и преуменьшить экономический рост кулака. Все, что с того времени произошло в хозяйственной политике (выбрасывание весною хлеба на рынок - с одной стороны, выборы в низовые Советы - с другой), является самым решительным предостережением против всех и всяких попыток подогнать статистику под предвзятые политические выводы.

- Какой же ты идеалист, - восклицала Лидия. – Разве может так провозглашать человек, который намерен повести за собой людей, уставших от словопрений, которые намереваются жить в свое удовольствие, получать достойную зарплату, обзавестись жильем, заводить семьи, растить детей, заботиться о своих родителях. Разве ты не видишь, слепец, что по существу у Троцкого, как говорится, почва уходит из-под ног.

Увы, в таких спорах на кухне верх брала жена-кухарка.
Лидии трудно было отказать в здравом смысле, тем паче, что она была русская, родом из Тулы.
- Неужели ты не знаешь, - говорила мать отцу, - что многие из вновь вступивших в партию ведут себя как азартные игроки: повезет - не повезет, орел - решка.

И то верно, если кому-то не везло и его карьера трагически обрывалась, то новопартийцы-сталинисты не выражали друг другу сочувствия, а быстро смыкали оставшиеся ряды, подобно воде, поглощающей жертву кораблекрушения.
В такой ситуации каждый выступает сам за себя, иначе утопающий мертвой хваткой утянет сочувствующего за собой под воду. Сторониться при Сталине не полагалось, принято было топить и, как правило, вокруг себя: на службе, в коммунальной квартире, в сельхозкооперативе.

У моего отца Давида хватило ума, не ввязываться в публичные словопрения, не понимая истинного расклада сил.
Это при том, что, не будучи членом ВКП(б), он был своего рода сторонним наблюдателем.
Сторонним ли?

Сколько раз он имел возможность убедиться, что сторонним в этой стране, трудно себя утвердить.
- Кто не с нами, тот против нас, - девиз пафоса строителей коммунизма.
Как правило, при активной фазе мордобоя по сторонним бьют охотнее, не ожидая серьезных последствий от стычки с прямым противником.

С противником не каждый раз удается выйти победителем.
А со сторонним можно оттянуться самому, а то и подставить его под своего противника, который, отведя душу и размяв конечности на стороннем, может из чувства признательности за доставленное удовольствие и пожать руку стороннему на прощание, после того как отметеленный отползет  в сторону на безопасное для себя расстояние от места схватки матерых  противников.

И вот газеты сообщают: 16 января 1928 г. Троцкий высылается в Алма-Ату.
С этого момента советский мир раскололся на сталинистов и троцкистов. Это при том, что Сталин приложил все свое козноделие, чтобы уничтожить сочувствующих взглядам Троцкого.

Мой же отец, не став членом ВКП(б) определенно остался сторонником Троцкого.
Но троцкистом он стал в душе.
Спросите – это как?

И я вам отвечу: с троцкистами моего отца роднило пристрастие к правде факта и неискоренимой привычке логически мыслить.
Он все проверял и перепроверял. То, что параллельные линии пересекаются он установил еще до Лобачевского, вернее до того момента, когда познакомился с неэвклидовой геометрией.

Вот таков был мой отец в зрелом возрасте.
Ко всему он доходил по зрелому размышлению.
- Каюсь, каюсь, - больше я не буду напрягать вас всей этой премудростью, скажу только, что премудрость, то есть любовь к мудрости или по простому любомудрие отличает человека от пролетария с булыжником или кирпичом.
Дело в том, что по Марксу пролетарии и капиталисты – антагонисты, т.е. их интересы не пересекаются.

Мой же отец дошел своим умом, что в немарксовой диалектике, доведенной до своего логического завершения интересы рабочих и предпринимателей пересекаются.
- Давид, - говорила моя мать отцу, - зачем ты суешься в политику? Мало тебе бухгалтерии Днепропетровского завода, которая с утра до вечера сушит твой мозг?

- Послушай, - отвечал в раздражении отец, - это она пришла за моей душой.
- Можно подумать, - замечала моя мать, - что не ты вырвался из черты оседлости Российской Империи, а Советская Россия прикатила к тебе в Ступановку и умоляет ей помочь с обустройством основ социализма в отдельно взятой русской стороне.

- Неужели ты не понимаешь, что пришло время величайшей Коммунистической Смуты, стоит вопрос о возможности построения социализма в Стране Советов. И я должен проверить это дело алгеброй самого современного знания, - не унимался отец.

В январе 1934 года собрался XVII съезд партии.
Вспоминая об этом периоде, мой отец-троцкист говорил: «Как сейчас помню».
Газеты и радио раструбили по всему миру «План приступа к строительству коммунизма»!!!

Как потом оказалось, Сталин отступил от прямых и ясных программных указаний Ленина. После того, как были уже ликвидированы все эксплуататорские классы в Стране Советов и не было никаких сколько-нибудь серьезных оснований для поголовного применения исключительных мер, для массового террора, Сталин ориентировал партию, настроил органы НКВД на чудовищный государственный террор.

XVII съезд партии должен был, по замыслу Сталина, подвести итоги борьбы за единоличную власть диктатора.
Убрав оппозицию, теперь Сталину предстояло убрать свидетелей его борьбы с оппозицией. Ему претила мысль, что они могут отнести на свой счет эти успехи, списав на него самого огрехи борьбы и строительства.

А в стране на каждое чупошное достижение зиял колоссальный огрех. Чего стоил известный ответ Сталина Шолохову.
Наблюдая за развязным поведением благообразных членов ЦК партии, взирая на приподнято-радостное поведение делегатов съезда, Сталин понял, что все они во главе с Кировым не прочь свалить на него одного всю трагедию «голодомора» 1932-33 гг., провалы коллективизации и индустриализации.

Между тем, насколько понимал мой отец-троцкист, Сталин выкладывался и подставлялся лично.
Он правил все решения и постановления. Вождь торопился.
Как сегодня известно, на XVII съезде в январе 1934 года был принят новый устав партии, отличающийся от старого устава партии прежде всего тем, что в устав введена вступительная часть. Во вступительной части устава дается краткое определение коммунистической партии, определение ее значения для борьбы пролетариата и ее место в системе органов пролетарской диктатуры.

Новый устав подробно перечисляет обязанности члена партии. В него введены более строгие правила приема в партию и пункт о группах сочувствующих.
Давида – моего отца-бухгалтера - на скорую руку записали в группу сочувствующих.

Создалась какая-то двусмысленная ситуация: одни «ломают дрова» и прутся напропалую, а другие им сочувствуют.
Давид, будучи статистом, понял одну простую истину: никто в мире не способен доказать, что Сталин на йоту отступил от заветов Ленина. По крайней мере, не рискнет такого заявить. Что касается троцкистов и самого Троцкого, то пока жив Сталин им не жить.

Над отцом реально нависла угроза физической расправы.
Ему всегда казалось, что в один прекрасный день он не выдержит фальши имитации движения к коммунизму и выступит на каком-нибудь массовом мероприятии и откроет людям всю правду.
Он расскажет им о своих статистических выкладках и с цифрами на руках изобличит шулеров и шарлатанов, клянущихся в верности традициям пролетарской революции, а на самом деле бессовестно предавших ее однажды и навсегда.

Единственное, что его определенно останавливало – это то, что советский народ погряз в тине предательства и хорошо приспособился в тени всесильной государственной машины, изображая веру в то что руководители провозглашают, не веря сами себе.

Да и, действительно, какая разница: у власти бюрократия монополистического капитализма или социалистическая монополия власти бюрократов?
Кто возразит, кто воспрянет?

Совок был отселектирован по всем правилам лысенковской генетики: приобретенные признаки наследуются.
Ну, а кто ничего не унаследовал от режима, т.е. ничему не научился, сидит как гнида по лагерям, развлекаясь ловлей идеологических блох на теле страны, покрытой струпьями и коростой.

Вы спросите, каким образом мой отец дожил до преклонного возраста и дождался смерти Сталина?

Никогда не догадаетесь.
Кто там из великих говорил: шерше ла фам!

Короче, в один прекрасный день моя мать-тулячка купила четыре железнодорожных билета до Тулы – два взрослых и два детских – и увезла семью моего отца к своей матери на ул. Галкина.

Накануне, в отсутствии дома моего отца, она собрала все его черновики с алгебраическими подсчетами физических жертв и числом, обращенных в новую веру, а также раскаявшихся в несовершенных преступлениях, с учетом индекса сверхсмертности на пути искоренения христианско-иудейской веры, сложила все это в мешок из под картошки, побросала туда все счеты – малые и большие, и сожгла во дворе нашего дома в Днепропетровске на потеху ребятни и зависть местным женщинам, у которых мужья томились в тюрьмах или оттягивались в лагерях по причине своего легковерия и простодушия.

Мать пыталась найти труды Троцкого, но как потом поняла, Давид, отличаясь изумительной памятью, все прочитанное держал в голове, не оставляя вокруг себя печатных свидетельств недозволенного вольнодумства.

Чудак, он не знал еще тогда, что принцип Сталина хорошо выразил русский баснописец Иван Крылов: ты виноват уж тем, что хочется мне…
В пыточных камерах ведомства Ежова человека принуждали сознаться не только том, чего не было но и в том, чего не могло быть, потому что просто не могло быть…

Когда отец приехал в Тулу и осознал, что случилось, мать, не давая ему опомниться разложила перед ним фишки, на которых было написано: писец, казначей, кассир, куратор, контролер, эконом, камералист, канцелярист, ключник, конторщик, счетовод, завхоз, т.е. те профессии, на которые она предлагала ему сменить свою прежнюю, столь опасную деятельность в статистическом управлении учета коммунистической расхлябанности, способную уличить и развенчать режим личной власти.

Ей было просто понять Сталина: сколько раз мой отец – ее муж Давид пытался прибрать все бразды управления в доме. Но она, где лаской, где угрозами предупреждала эти его природные порывы.

Получалось, что если бы Надежда Алилуева не застрелилась в ноябре 1932 года, то она наверняка обуздала бы неуемные позывы природы, заставлявшие Сталина совершать свои безумства во имя утверждения главенства в доме, которым он считал всю страну.

Вот так, дорогой читатель и слушатель!
Одно я только чуть было не упустил из виду: Рассказ этот принадлежит не мне, а моему отцу. Это его отец-был троцкистом, а мой отец был автомехаником на автозаправочной станции. Всю жизнь он имел дело с безмолвной техникой, которая год от года становилась все лучше и лучше. А уж, когда открылись ворота коммунистического лагеря и в страну хлынули импортные автомобили всех производителей мира, жизнь у него стала поистине райской.

Не проходило месяца, чтобы он не начинал изучать технические параметры и конструкционные особенности новой для него марки автомобиля. Короче, он влюблен в автомобили. И безмерно благодарен своему отцу-троцкисту, который подарил ему жизнь и привил любовь и уважение к этой самой жизни.

Ленин, Троцкий, Сталин – приходят и уходят,  а борьба за право жить счастливо на Планете Земля пренепременно остается даже и особенно после их смерти, хотя след в истории человечества они оставили неизгладимый.

Славно Всевышний задумал Человеческую Комедию!

И заметьте, ему как-то все равно - верите вы в него или нет. Главное, чтобы уважали его заповеди: не убий, не укради и т.д.