Человек

Мокрая и тёмная улица растеклась до самого горизонта, сопровождаемая натыканными и склонившимися над ней домами, упираясь в небольшую обихоженную площадку. Потухшие фонари молчаливыми великанами смотрели на проходящих мимо. В округе пропало электричество. Потому жильцы, неизвестно по чьей воле, а возможно от нежелания в одиночестве поглощать домашний сумрак, собирались, прихватив свечи, на площадке. Там был устроен очаг, больше теплящий душу, нежели тело. Здесь и встретили люди незнакомца. Его внешний вид был приметен. На нем была кофта, с разбежавшейся по ней крупной и тонкой сетке и прикреплённый к ней необычный золотой значок с красной ленточкой на нем, какие-то старые брюки. Впрочем, и сам он выглядел старым: волосы подобрала седина и залысина, а в его длинной бороде было что-то по древнему неаккуратное. Был он почти неподвижен, отчего, казалось, был немощным.
   - Ты кто такой? – спросили у него.
   - Я Николай Ставридов, - просто ответил он. 
   - А откуда ты?
   - Недавно сюда перебрался из деревни и живу у племянницы.
   Его покорные ответы и открытость подтолкнула их к более подробным расспросам.
-Значит, собственного места жительства не имеешь?
   - Как сказать, дом записан на племянницу, а дача на племянника. Живу я по доверенности.
- А на что ты живёшь?
   - Я работаю сантехником в больнице.
   - И что много платят?
   - Достаточно, мне хватает.
   - А сколько тебе лет, а?
   - Сорок восемь.
   - Да ты выглядишь как старик, неопрятный совсем, - с брезгливой насмешкой ответили ему.
   - Да, я старый дед, - смиренно и без сожаления согласился он.
 - И что, на этом вся твоя жизнь, - уже скучно бросили ему.
   - Почему же? Я увлекаюсь историей, хожу на кулинарные курсы, горжусь тем, что написал книгу.
   - А семьёй ты не похвастаешься? Женой не гордишься? – рассмешил толпу кто-то из далека. Все давно с улыбками на лице обратились на этого чудака, пытаясь разгадать его, оцифровать, разложить по полочкам, в соответствии с общими конформистскими стереотипами.
   - У меня была итальянка, гречанка и армянка, но не с одной у меня не сложилось.
   - У тебя, значит, нет высшего образования, раз сантехником работаешь?
   - Тут такая история. Я учился в первом классе и поднял руку. Учительница обратила на меня внимание, тогда я спросил «можно выйти?», она утвердительно ответила, я вышел и больше не вернулся.
   - Так это получается, что у вас образование в один класс?
   - Да.
   Теперь на него вовсе дивились как на зверя в цирке, ожидая какой очередной трюк он выкинет. О серьёзном и взвешенном восприятии не было и речи, во всем виделось развлечение, всё желали обратить в шутку.
   - А родители твои, что на это сказали?
   - Ничего, да и через время я уже больше их и не видел.
   - Выгнали из дому?
   - Нет, я сам ушёл.
- А что это рядом с тобой лежит?
   - Это патефон. Николай потянулся к нему и раскрыл его.
   - А на что он тебе?
   - По надобности, я музыку так слушаю, у меня пластинки есть. Когда и танцую.
   - А станцуй-ка сейчас, - со смешком, с которым подбивают на нелепые и потешные дела, попросили его.
   - Хорошо, - ответил он им, запустил пластинку и музыка сначала тихо и прерывисто, а затем весело и бойко загремела на замершей площадке. В это время хозяин патефона живо встал на удивление окружающим и бойко начал танцевать, задорно подбивая смотрящих присоединится. На самой игривой ноте он принялся плясать вприсядку и до того резво. Все наблюдали за ним, заливаясь от смеха, сопровождая его свистом и покрикиваниями, были те, кто, недоуменно ухмыляясь, смотрели на него, явно думая «Ну и шут!». Танцор будто бы не видел ничего этого, целиком отдаваясь своему занятию. Вот уже резво доигрывали последние ноты и вскоре патефон утих. А Николай, отдышавшись, снова присел. Тут и толпа начала усмиряться и чтобы, видимо, разрядить молчание ему задали вопрос:
   - А что у тебя в рюкзаке?
   - Я сейчас покажу, - Ставридов раскрыл походный рюкзак, ладно сделанный из брезента, Здесь книги. Я считаю, что человека можно определить по тем книгам, что он выбирает, - с этими словами он бережно начал доставать в основном старые книги, раскладывая их перед окружающими. Кто-то подошел ближе и взял одно из них, сказав: «Чапаев, тут еще что-то… английское…», говорил он, вертя уже другую книжку.
   - А что это у тебя в пакетике? Все обратили свое внимание к целлофановому пакету, в котором были завернуты стакан и ложка.
   - Это моя алюминиевая посуда, я только из такой ем.
   - Что за причуда?
   - Мой дед тоже только такой пользовался и до девяносто-пяти лет прожил.
   - А ты тоже до девяносто-пяти лет хочешь прожить?
   - Да.
   В то же время фонари начали, тужась, разжигаться, как бы просыпаясь от своей дремы. В окнах домов редко вспыхнул свет. Тут же все жильцы, как по волшебству, отправились обратно, прочь от площадки. Все оставили Николая Ставридова, как игрушку, позабавившую их и скрасившую им вечер. В толпе еще продолжали шумно шутить, оттуда и вырвалось «Господи, ну и бомж!». На это «чудак» и «шут» просто и без особой злости гордо ответил: «Мели Емеля - твоя неделя». Несмотря на все, он не собирался становиться посмешищем и стремился сохранить честь.Потом он и сам покинул прошлое место сбора.Только один жилец остался у огня, по-настоящему заинтересованный им. И вот о чем он рассуждал, безрассудно вороша палкой очаг и наблюдая за огоньком, торжествующе тихо пылавшим и доедавшимостанки древесины: «Все люди, которых он встретил в тот вечер, и не стремились его понять, а их поведение было сущим паттерном. Их умы были от самого рождения типично зациклены на положении собственной жизни ради получения денег и прочих благ, а затем в их бессмысленной трате. На том, чтобы копошиться в своих псевдо чувствах, на том, чтобы занимаясь бесполезным делом, довольствоваться и гордиться им, считая, что тем самым они отдали общественный долг. Все это ему было чуждо. Свою жизнь он отдавал другому. Он жил своей, особенной жизнью. Да он был «чудаком», но в чьих глазах?  И разве так уж правильны границы, определяющие «нормальность», да и многое ли дает она? Я думаю, что он был человеком, что он был последним из людей».
   Наконец, и этот жилец покинул площадку, а ветерок, поднявшись и зашелестев листьями, погасил огонек костра, так недавно слушавшего думы своего гостя.
ИгорьГрозовой, 20 июля 2015 года