Сироп

    В детстве, в восьмом классе, он мечтал научиться играть на гитаре. Ему не давали покоя лавры талантливого соседа, который мило-звёздными тёплыми летними вечерами, пропитанными не такой уж наивной юношеской романтикой, собирал вокруг себя на старой лавке весёлые компании. Am F C G - и парни, четвёртый раз в жизни самостоятельно купившие себе "LM", подпевали ему "Маму-Анархию". Am F C G - и нарочито громко, чтобы все услышали, какой взрослый мальчик, он голосил матерные частушки "Сектора Газа". Am F C G - и местные девочки таяли, беззаветно раскрыв влюблённые сердца, бессовестно раскрыв не менее влюблённые рты, слушая, как он, не зная ни слова по-английски, сипел пубертатным голосом "Титаник". Соседа уважал весь двор. "Сыграй, спой, лиши меня девственности!" А он завидовал ему. Его не просили ни о чём. С ним не хотели даже драться. Он заставлял себя верить в то, что, протянутую им руку не пожали потому, что здоровающийся с остальными просто-напросто отвлёкся. Он чувствовал себя прозрачным. Он должен был научиться играть на гитаре.
    Поэтому он научился варить сироп.
    Приняв его, он за сутки нашёл старую "Кремону" в гараже отца; там же - пару рукописных самоучителей с зарубежным "хэви", Бог знает, кем составленных. И уже вечером он, довольный, зная наизусть хиты "Pink Floyd" и "Nirvana", шёл с гитарой наперевес к шумящей вокруг лавки компании. О да, он стал героем вечера!!! Ему хлопали. Его даже поцеловала в щёку какая-то прыщавая коза. Она стала козой именно в том момент, когда кто-то из взрослых парней, братаясь, хлопнул его по плечу. До этого он был в неё влюблён. На утро действие сиропа закончилось, и всё стало по-прежнему. Пальцы, глупым пауком, мельтешили по струнам, запутавшись в чужой, более коварной паутине. На стене рядом со своей дверью он обнаружил очередную оскорбительную надпись. А сосед, ещё вчера угощавший его пивом, при встрече злобно плюнул ему в лицо, сказав с презрением:"Чмо!", и ушёл, обняв за талию ту, в которую он снова влюбился.
    Ещё целый месяц этот сосед радовался жизни. Потом его нашли с торчащим наружу, чем-то перерубленным кадыком, под старой яблоней заброшенного участка близлежащего посёлка. Запястья были ровненько перепилены смертельными фенечками гитарных струн. Один глаз был закрыт. Другому не давал закрыться аккуратно вставленный треугольник медиатора. Веко лежало, словно на полке, с которой пролилось что-красное.

    На выпускной бал он мечтал пойти с одной девушкой из параллельного класса. Она была потрясающа. Роскошные чёрные волосы, вздёрнутый маленький носик. Глаза, равные ночному небу, - манящая бездна, обещающая уют и покой. Стоит ли говорить, что в неё были влюблены все. Даже те, у кого была вторая половинка, не исключая некоторых девушек, страстными ночами представляли под собой её, как никогда даруя блаженство партнёру. Ну, может быть, ещё угрюмые ботаны, чьи мысли всегда заняты чем-то более важным, не разделяли симпатий остальных. И то лишь потому, что именно такие люди смотрят на вещи трезво. Чаще всего это кончается плохо в будущем. Он не верил, что он - ботан. Всё было намного хуже. Он не верил в себя вообще. Он прекрасно знал, что может случиться, если он подойдёт к девушке. Он мог выдавить из себя вполне сносный комплимент, но при этом так забрызгать моросью слюны смазливое личико, что "Фу-у, дебил!!!" было бы для него лестью. Он даже мог, по-джентельменски, открыть перед девушкой дверь, пропуская её вперёд, но тут же бы треснулся об эту дверь лбом. "Ой, ты не ушибся?" - спросила бы она. Он отчаянно замотал бы головой и, от волнения, зычно пукнул. Она могла бы даже улыбнуться, но кто-то в любом случае, дико хохоча, показал бы на него пальцем. И он бы убежал под громогласное:"Пердун!!!". Но он мечтал пойти на выпускной бал именно с черноглазой красавицей.
    Поэтому он варил сироп.
    Приняв его, он встретил девушку у магазина, где та покупала домой кошачий корм и замороженную пиццу. Моросил дождь, и он изящно раскрыл над ней забавный разноцветный зонт с Микки Маусом, Зигзагом и Гуффи. "Я провожу, ты не против?" Она, кокетливо улыбнувшись, гордо приподняв голову, смело вышла под дождь, дав понять, что, нет. У подъезда они долго болтали: она, забыв про голодного кота, а он, вспомнив пошленькие анекдоты. О да, в тот вечер он снова был героем! Она сказала, что пойдёт с ним на бал при условии, что он возьмёт с собой это. И указала пальчиком на диснеевский зонтик. Они снова рассмеялись. Потом - то самое ЛОВКОЕ молчание, которое в фильмах заполняют поцелуем... Нет, он его просто представил. Она? Она была близка к этому. Они разошлись по домам. Снова действие сиропа по утру испарилось. Из-за сиамских тополей он видел, как она целовалась с его одноклассником. Целовалась так, что сомнений, с кем она пойдёт на бал не было. Рука, целовавшего её ублюдка, комфортно покоилась сзади под юбкой. Его же рука челюстью бешеного волка впивалась в ствол.
    Она так и не потанцевала на выпускном балу. Её нашли на железнодорожных путях депо под вагонеткой, передними колёсами, явно медленно, переехавшей ей ноги. "Вагонетку могли толкать", - сказал потом полицейский. Щиколотки были расплющены, кости харизмотично тыкали в разные стороны, каждая норовя указать направление, в котором сбежал убийца. От лица осталась кровавая грязь. Передние зубы были сломаны и, словно созданные безумным архитектором башни, торчали из раскрытого рта. "Ей в лицо с силой швыряли крупные куски щебня", - сказал потом эксперт. В руке она сжимала раскрытый зонт с героями детских мультфильмов. Потом его хозяин говорил, что он пропал пару дней назад. Но его всё равно посадили.

В институте он-таки подружился с одним из своих однокурсников. Они сидели за одной партой, помогали друг другу с курсовыми и даже иногда ходили на дискотеки. Он заново освоил гитару, его приятель неплохо сочинял лиричные, но не всегда в рифму, песни. Они даже выступили на Дне Студента, до слёз растрогав декана. Кончились проблемы с девушками. Между первым и вторым курсами, прямо после экзамена, его затащила в кровать молодая преподавательница психологии. Как ни банально звучит, но она преподала ему первый, но незабываемый, закончившийся фейерверком, урок. Они, конечно, не любили друг друга. Да, экзамен сдан на пять; да, ещё пять ночей сданы на растерзание страсти. Но не более. Вроде всё построилось... но карточным домиком вновь рухнуло, когда к нему подошёл парень с юридического, судя по зачётке, поступивший в институт за взятку, и спросил: "Ты что, гей?!" Он отнекивался, отблеивался, оглушённой жердиной овцой, разозлившей пьяного фермера. Но тот продолжал давить:"Все знают, что твой дружок заднеприводный! Ты с ним! Значит, ты кто?! Правильно! Гей!!!" В его, лопнувшем попкорном мозгу, начала собираться, перемешанная детскими ручками наивности, мозаика. Дурацкий шарик, привязанный к смартфону, на день рожденья. Противная морская свинка, зачем-то названная в его честь. И вообще, почему именно его, вечного изгоя, единственного, сломанного ветром колоска среди идеальной нивы, он выбрал себе в друзья? Почему?
    Поэтому он варил сироп.
    На этот раз не было ни гитар, ни дурацких зонтиков. Он безоглядно знал, что его предали, им воспользовались. И им могли воспользоваться по-другому. Самое страшное, он понимал, что это могло бы ему понравиться. И что тогда? Снова плевки, растворённые кислотой острот? Снова нюни в ответ из оскорблённого похабной шуткой рта? Снова быть прозрачным? Нет, постойте, наоборот, огнём! Правда, ненужного костра, на который по очереди мочатся. "Нет. Этого не будет..." - прошелестел он кучей листвы, сброшенной в компостную яму.
    Его приятеля нашли у берега местной реки, правда, за чертой города. На нём были только женские стринги. Они перетягивали ему шею. Его половые органы были вырезаны. Но не до конца: они держались на лоскутке кожи, при колыхании волн то открывая, то закрывая ужасную дыру, из которой торчало полотно ножовки, чем, видимо, и была сделана страшная операция.

    Он преподавал в школе биологию. В той самой, где когда-то учился сам. Где его наградили знаниями о цитоплазмах, о валентности, в конце концов, о столице Албании. Но, как он сам думал, не наградили главным. Быть сильным. Отца, который воспитывал его пьяным ором, он почти не винил. Мать, умершую во время родов, он винил больше... Он позвал к доске одного из учеников, на что в ответ получил средний палец и ластиком в лоб. Класс встретил это радостным гулом. Как футболиста, перешедшего в презираемый клуб, фанаты на стадионе. Злобно и наслаждаясь. Фанатов можно понять, - игрок, за которого они переживали, по их мнению, предатель. "Но я же ничего не сделал этим выродкам!" И он вышел из класса. Никто не заметил, что он обмочился.
    Он уже сварил сироп.
    По руинам школы ползали плачущие родители. От взрыва выбило стёкла в ближайших домах. Говорят, нашли голову учителя биологии. Она улыбалась.