Без звука

После предыдущего падения с балкона я моментально очнулся. А сегодняшнее получилось каким-то вялым. Видимо, в нём не хватило крика. Я заорал в тот раз, как баба, это-то и взбудоражило моё существо. Или ветер… тогда лицо обдало сильным потоком. Только откуда теперь взяться ветру?
Я же форточку закрыл. А то – холодно.
 
Ничего не вижу. Рука плохо подчиняется. Пока рыскаю – телефон начинает дребезжать и заливается обычной своей утренней мелодией, которую я любил года полтора назад…
Зажмуриваю и опять открываю глаза. Это ноябрьское утро. Его легко определить, ведь в нём ничего не видно. Тем более – спросонья. Свет телефонного экрана оттеняет пульт. Затыкаю, наконец, будильник и закрываю глаза по-новому. Рука медленно поднимает пульт, утапливает привычную круглую кнопку в уголке. Сквозь веки в меня начинает вливаться розовое сегодня. Сквозь уши – трубная героическая музыка.
 
Я на балконе, с которого вот-вот упаду. Внизу проезжает мусоровоз, одним колесом он рассекает лужу на асфальте, её вода искрится в свете фонаря. Упаду, потому что перила совсем низкие, а меня так и тянет к асфальту. В уши прорывается дикторский голос: «Это уже третье подобное убийство в северо-восточном округе Москвы. Тело девушки найдено с резаными ранами на спине и плечах. Смерть наступила вследствие падения с большой высоты…»

Кажется, отрубился на пару минут. Надо вставать. Комната в полумраке, прыгающий свет телевизора. Щёлкаю – свет люстры. Одолевает жажда, у кровати на полу пустая пол-литровая банка из-под воды. Голова – камень. Когда встану – зашатает. Отдёргиваю одеяло.

Так и есть. Шатает. Левая нога логично подворачивается. Иду, хромая.
Банка. Я её забыл. Вернуться. Наполняю из чайника холодненькой водой. Морозилась всю ночь на окне. Оглушительно глотать. Влага пробирает до самого нутра. От этого кружится голова.

Клён за окном. Кажется, он стал таким кричаще жёлтым всего за одну эту ночь. Неприятное зрелище.

Теперь надо заполнить чайник водой из-под крана и поставить кипятить. Идти. По дороге до ванной начинает тошнить. Не умеешь пить – не учись. Если и найдётся смысл жизни, то по-любому не на дне, и, тем более, не стакана. Хотя вечером мир выглядел иначе. Как и каждый вечер.

Ванная в облупленной штукатурке. Из замызганного зеркала смотрят ещё горящие глаза. Это раздражение на весь мир горит. Пока ещё. Из крана выливается холодный поток. Слышно, как вспыхивает газовая колонка на кухне, но ледяные брызги успевают поранить меня. Слегка режусь бритвой. Ерунда.
В комнате болтает телек о погоде. Прожую полутёплую кашу, запив пустым чаем. Наспех оденусь и брошусь в московскую морось. Но что делать – делаю всё как всегда. Такие правила.

Есть тачка – недорогая, но чешская. А башка дубовая.
Но ехать. Аккуратно. Сверхчувствительный руль в непослушных руках. В окнах идут и оборачиваются пешеходы. Кажется, что каждый из них подозревает о моём состоянии сейчас.

Вдоль соседней девятиэтажки чешет Игорь. Странный маргинал из моего подъезда. Он бы запросто мог оказаться тем маньяком из новостей. У него бывают приступы белки или вроде того. Но только не он это, почему-то это явно.
Как и все остальные, Игорь оборачивается на меня, когда проезжаю мимо. Безразличный взгляд из седой бороды. Обернулся, как бы, машинально, поправил прядь волос. Ноябрь, а он в одном свитере.

* * *

Подхватить с собою маму. До метро.

- Привет, мам.
- Ну что, жив? Хочешь, на маршрутке сегодня?
- Едем. Нормально.
- Только аккуратно.

Мокрый асфальт, пустая душа, и обтрёпанные дворники мажут стекло, но торопиться и верить в будущее. Скорость жизни в беличьем колесе.
Мама. Бывает – ругает, бывает – нет. Но всегда поймёт.

Пить с четверга на пятницу – циничная расчётливость. Потом работать вполсилы целый день. Жить вполсилы в рабочем пространстве. Но получать за труд в полной мере. Хоть и мера, конечно, определена не тобой, и тебя самого никогда не устроит.

Тихая музыка в машине. Езда по Дмитровке.
Сонное молчание. Моё и мамино. Радио.

Песня, в которой о любви. И что-то о безумии. Без явного смысла. На подъезде к метро – новости. И ещё раз об убийствах на северо-востоке Москвы.

- Что за животное завелось у нас? Будь аккуратней, сынок.
- Похоже, это животное жрёт девочек.
- Ты услышал меня?
- Буду.

Парковочное место нахожу быстро и близко. Успех. Мы выползаем из машины и движемся в сторону метро. Дождь сечёт лицо.

В метро обязательно должна попасться первая дверь предпоследнего вагона. Я ненавижу эту дверь. Люди вбегают внутрь. Алтуфьево – первая и конечная, и все бегут занять места. К центру здесь будет невыносимая духота, потому что начало вагона почти не простреливает встречный ветер. Но нужно сесть, успеть сесть. Градины пота на лбу.

* * *

Спокойно. Наверно, нужно попить кофе и всё пройдёт. В конце концов – не так мало я и спал. Да и все сегодня какие-то вялые. Пятница.

Встать и добраться до кофеварки. В движении поразмышлять о том, что произошло. Гудение, или даже пульсация в висках. И огненные твари перед глазами. Ольга.
Не думаю, что Ольге сегодня сильно лучше, чем мне. Хотя, что я вообще подразумеваю под словом «лучше»? Ольга замечает мой взгляд. Она носит очки в чёрной оправе. Возможно, нулёвки. Ведёт меня до двери. Взглядом мой взгляд. Ну, не только взгляд. Я вышел из отдела продаж. Ненавижу…

Мне давно не нравится моя работа. А Ольга, в целом, ничего. Ставлю кружку, нажимаю кнопку. Механизм кофеварки дребезжит. Вскоре потечёт струя горячего кофе. Слушаю. Хожу. Я один здесь, на кухне. Это офис в одном из промышленных районов Москвы. На кухне нет окон, а если б были, то можно пить кофе и наблюдать, как дымят трубы за окном.

На стене висит зеркало. Подхожу. Я отрастил длинные волосы за последние полгода. Это, конечно, относительно – длина волос. Но я никогда раньше не носил волосы такой длины. Они растрепались. Почему-то сейчас, глядя на своё отражение – вспоминаю Игоря. Пожалуй, что его волосы примерно той же длины. Только немытые. Наверно, он всё-таки мог бы оказаться маньяком. Или я – я тоже мог бы.

Кофе налился, и кофеварка затихла. Беру, отхлёбываю. Нужно отсидеться в холле. Может минут пятнадцать. Иначе опять отрублюсь прямо за компьютером. В холле есть кресла. Достаточно неплохие для этого здания. Странно, от кофе качает пол. До кресла шагов десять. Рушусь в него, насколько это возможно с кофе в руке. Это, конечно, невозможно. Я просто сажусь. Пульсация и твари в глазах. Зажмуриваюсь.
Что же я вчера делал? Бессмысленный вопрос.

Как я доехал до дома? Бездарный я человек. Даже внутренние диалоги во мне скучны.
Вчера было свидание, которое я, как видно, провалил. Допустим, но ведь не с Ольгой? У неё немного странная внешность. Не отталкивает, но и не привлекает меня. Свидание с Ольгой – для меня это стало бы новостью. Нет. Но в метро я тоже ни с кем не знакомился. Тогда что это было? Я уже несколько лет не знакомился на улице или в общественном транспорте. Что же было вчера? Кажется, я становлюсь дурным человеком. Или вообще перестаю быть человеком. Холодно, очень сильный ветер. Кофе ещё не остыл. Мне хочется пить, но кофе не утоляет жажду, только согревает. Только бы не свалиться с этого дурацкого балкона, как во сне. Внизу проезжает грузовик с пустым кузовом. Его колесо разрезает лужу, и вода колеблется в свете луны. Слышны шаги на каблуках по коридору или тоннелю. Я опираюсь о ржавый поручень, он внезапно обваливается, я снова лечу вниз. Хотя нет, это называется не поручень, это скорее перегородка или перила. Как бы поточнее назвать… удар о землю. Вроде, перехватывает дыхание. Хотя, скорее всего, просто фантазия.

Кофе пролит. Я сижу в кофе. Хорошо, что на мне джинсы. Я никчёмный. Шаги на каблуках. Конечно, именно это не из сна. Именно каблуки с шагами. Неудачник. На моей улице праздника не ждите.

Душно.
Из-за угла появляется знакомая тётка. Не знаю, как её зовут, но она работает на этом этаже. Кудрявая, лет сорок, следит за собой, но есть лишний вес. И высокие каблуки.

Мы никогда раньше не разговаривали, только обменивались взглядами при встрече. Она останавливается. Мы в холле. Из него ведёт широкий коридор и где-то там офис, где она работает. Её удивлённый взгляд ниже моего пояса.
Излишне быстро встаю и объясняю:

- Это кофе. Я в порядке, – иду мимо неё.
- Сочувствую.
- Спасибо.

Она стоит. За спиной скрипит дверь. Кто-то вышел от нас. Бегут лёгкие мурашки по спине – увидят мой глупый вид – будет лишний смех. Ухожу. Что вообще надо этой тётке? Слышу, наконец, её каблуки, а когда захожу в туалет, замечаю, что это Ольга вышла и теперь заходит в соседнюю дверь.

* * *

В отделе продаж стоит тупой смех. Смотрят видео в интернете. Директор же уехал на пару дней – можно тупить. Скопились у компьютера Гоши. Ржут втроём. Антон даже покраснел, как смешно ему. В такие моменты я чувствую какое-то превосходство над этими людьми. Так это по-детски, но не могу в себе этого перебороть. А ещё мне хочется схватить трубку и обзванивать всех подряд, стреляя своим невероятным мастерством продаж. Показать им какой я занятой по сравнению с ними. Какой же я олень. Потом всё это выливается в раздражение к ним же.

Поэтому сейчас я наливаю себе тёплой воды из кулера и сажусь пить её медленно, закинув ногу на ногу. Одной рукой набираю в поисковике: «маньяк на северо-востоке». Похожих убийств уже пять. Пью воду. Но неужели, правда, необходимо так вот ржать? Хочется пострелять их всех или вроде того. И посмотреть что же там такого смешного. Ставлю кружку. Иду:

- Что там? Покажите. Опять про лошадей?
- Иди сюда. Про наркоманов опять, – Антон отходит от красноты.
- А, ну да. Наркотики и ржач.

Врубают видео про то, как в Симферополе один парень заснял на камеру другого, решившего прыгнуть с крыши. Первый снимает это из окна квартиры и орёт второму вдохновляющие фразы, но получается нелепо и смешно. Зато срабатывает. Суицида не происходит, и всем смешно. Это видео даже есть в обзоре со смешными комментариями ведущего. Смеюсь и ухожу:

- Ладно, понятно всё.
- Погоди, вот посмотри, – Гоша тянет за локоть.

В видео ребята вроде нас дурачатся в офисе, кидаются чем-то типа мяча. И вот один из них, поймав эту штуку, случайно выпадает в окно. Все бегут смотреть, что с ним, а он упал на подушки в кузов движущегося грузовика. Машет рукой, с ним всё в порядке. Иду на своё место. Пью воду.
Чем-то похоже на мой сон. Вода закончилась, надо ещё налить.

* * *

Наконец-то, дорога домой. Ненавижу говорить «поскорей бы», но сказать про себя «наконец-то» порой жизненно необходимо. Это как поставить точку в голове, а всё остальное уже в новом предложении.

Ноябрь и жуткая темень. В ноябре всегда темно. Это месяц тьмы и всего такого неприятного. Редко случится что-нибудь хорошее в ноябре. До метро пешком минут пятнадцать. По щиколотку в холодной каше. Распутать в кармане пальто носовой платок. Пальцами правой руки нащупать в нём прямоугольную пачку. Вроде, не такая и маленькая, но в платке вечно всё путается. Аккуратно вытащить сигарету. Мрачно курить в неспешном шаге.

В проходящих мимо лицах так и жду увидеть знакомое. Или даже не жду, а боюсь. Что я скажу? От ветра что-то тает внутри, течёт носом. Лица. Лица. Презираю эти незнакомые лица. Бесполезные, ничего не отражающие. Мне бы стать проще. Жизнь не может идти идеально. Либо настоящий идеал отличается от того, что в моей голове.
Я вхожу в метро. Сбегаю по скользкой лестнице. Пару дней назад упал здесь. Упал глупо и без боли. И сейчас бегу, ступая мысками, а не всей ступнёй. В поезде по привычке нависаю над лавкой, держась левой рукой за поручень. Читать или спать не хочется. Меня прямо-таки тошнит. Какой-то Жан-Поль Сартр влез в мою жизнь. Пожалуй, что я повторяю шаги его героя.
 
Стать бы попроще…
Прочёсываю вагон взглядом. Всё те же бесполезные лица мелькают поверх станций, несущихся за бортом. На меня наваливается глухота и отсутствие времени. Я один.

Я сажусь в машину и не могу вспомнить, как сделал переход в метро. Как вышел из поезда в Алтуфьево и дошёл сюда. Ощущение, что из моей жизни кто-то выкрадывает часы. Может, я как Гоголь, вот-вот впаду в спячку? Что ж, было бы интересно. Москва ползёт на меня через лобовое стекло потоками горящих машин.
Дома один. Захожу в соцсеть и вижу, что пришло сообщение от Ольги: «Ну, так что? Завтра?»

Что же завтра? Выше переписка. Мы договорились, что идём в кино в субботу. Завтра…

Я писал всякие пошлые вещи ей. Вчера перед сном. Что за чёрт? Кто-то взломал мою страницу? Вот почему Ольга так смотрела на меня сегодня.
Пишу: «Конечно!»

Сообщение подсвечено голубым цветом. Ольга сейчас не в сети. Посмотрю пока сеансы.

И всё-таки, как же я так напился, что ничего не помню? Почему Ольгу заинтересовал тот другой мой омерзительный образ? Почему людям нравится, когда ими пользуются и обманывают? А когда покажешь себя настоящим – все прячутся. Ни за что не буду делиться с ней этими мыслями…

Надо покурить. Выхожу во тьму балкона. Вдыхаю тугой дым. Серый неприятный вечер. Грязный снег обливается дождём. Внезапно возникает ощущение, что я не являюсь самим собой. Как будто я со стороны вижу себя на этом балконе и думаю – что за парень такой?

Внезапно… какое глупое слово. Но лучше не подберёшь. Помню, это ощущение впервые возникло у меня в школе в пятом классе. Прямо на уроке. Реальное ощущение отстранённости от самого себя. Несколько секунд я нахожусь где-то вне тела. Наверно, маньяк – это я, а не Игорь. Сползаю по стенке на корточки. Глубоко затягиваюсь. Вполне возможно…ведь эти провалы могут быть не секундными. В комнате что-то щёлкает. Вздрагиваю. Я один в квартире. Грудь схватывает жгутом изнутри. Мерзость. Мне показалось.

Но надо подняться и проверить. Вглядываюсь в окно балкона. Блики фонарей с улицы слегка мешают, и приходится вглядываться. Вижу зеркало шкафа, но не разобрать отражения. Вижу горящий монитор компьютера и диван… на нём кто-то сидит. И я понимаю кто. Мурашки скатываются с шеи и на спину. Сидит в чёрном длинном свитере. Её не может быть здесь. Уже месяц, как не может. Но вот Её ноги, прижатые к груди, а лицо улыбается. Стукаю по стеклу слегка, и Она поправляет волосы, переводит глаза на меня. Мурашки.

Отворачиваюсь и затягиваюсь сколько есть сил. К подъезду подходит Игорь, чешет голову, о чём-то рассуждает вслух. На нём бурые куртка и кепка. На ходу он поднимает взгляд на мой балкон:

- Не угостите сигареткой?

Обычный и, вроде, даже адекватный голос. Никогда он со мной раньше не разговаривал:

- Да, конечно, – беру пачку с подоконника, но не кидать же в дождь, – давайте я в подъезд выйду.

Он торопится под козырёк. Я прохожу комнату. Диван пуст. Жгут туже стягивает грудь. Удушье.

Игорь ждёт на площадке между вторым и третьим, глядит в пол. Говорю:

- Вот, держите, – вдохнув, даю пару.
- Спасибо.

Как он такой ужасный и ничтожный одновременно? Сгорбленный сбегает к себе и щёлкает дверью. А я медленно поднимаюсь обратно на третий. Сейчас только не хватало глюка на диване. Схожу с ума.

Надо музыку погромче, в душ и спать.
Врубаю список песен со своей страницы. Первым что-нибудь про разлуку – Дельфин. И почему мне всё время хочется слушать о грустном? Должно быть, юность духа. Или слабость… Идти в ванную под громкую музыку тоски.
Рыжая многоножка ползает по эмалевому дну. В последние два-три месяца они стали чаще появляться. Передёргивает от омерзения. Смываю её напором из душа. Короткие вздрагивания и равнодушное смирение с течением в слив.

Стоя под душем несколько раз слышу щелчок двери и Её голос. Мурашки под горячей водой.
Спать.

* * *

Я забыл вчера дождаться Ольгу в сети. На какой фильм и во сколько?
Прыгаю на пол и включаю комп. Поставить кипятиться чайник пока идёт загрузка. Холодный пол на кухне и фантик на столе. Странно, что я забыл выкинуть. Это так похоже на Неё…

Я стал неряшливее, живя один. Включить чайник и идти к компьютеру.
Опять. Я не помню, что писал это. Мы с Ольгой обменялись где-то десятком сообщений. Я что, напился после душа? Какой-то бред. Я же, вроде, нормальный был всегда. Пора брать себя в руки. Вот, с Ольгой договорился и отлично. Скоро выходить. Сеанс в одиннадцать.

Чайник щёлкает. Клён за окном опал, и листья сметает дворник.

* * *

- Ну, да, так себе. Я ожидала большего. Ты прав.
- Да ладно. Я просто высказал мнение. Наши мнения не обязательно должны совпадать.
- Нет, вообще классно, конечно. Просто, конец не очень.

Это я тебе минуту назад сказал, что он не очень. Почему ты такая скучная? Чёрт, я думал, что ты рассказы пишешь. Ладно-ладно… зато она ещё ни разу не ныла сегодня. Должны же быть недостатки. Но она точно пишет какие-то рассказы. Я же сам читал.

- Оля, ты пишешь сейчас какой-нибудь рассказ?
- Ну, так…
- Про что?
- Давай не будем про это. Больная тема, – хехекает как-то не по-доброму. Странно. Чего тут такого? Разве, этот разговор может быть обидным?

Мы на Тверской. Просто идём по улице. Люблю гулять в центре, вот и потащил Ольгу сюда. Погода – самое то. Солнце и просыпающаяся природа. Голуби снуют под ногами. Полно людей, много студентов. Суббота.
 
Проходим мимо Ленкома. Заглядываюсь на двери. Там стоят курят какие-то мужики. Может, охранники. Спрашиваю Ольгу:

- Театры любишь?
- Давно не была. Года полтора назад ходила в Оперетту на Графа Орлова.
- Блеск?
- Красиво.
- Я был в Ленкоме. То, что смотрел – не понравилось. Испанские безумства. Актёры, декорации… а сюжет – барахло. Наверно, древняя пьеса. Либо скучно так поставили.
- Ясно. Много ходил по театрам?
- Всё относительно.

Переходим через дорогу к зданию, которое сейчас реставрируют. Оно стоит на пересечении Малой Дмитровки и какого-то переулка. Из-за угла выходит пара. Поначалу их лица я пропускаю как бы мимо. Их лица…

Как будто темнеет в глазах. Пересыхает горло. Я так боялся, но ждал этой встречи. Это Она. С ней незнакомый мне мужчина. Он явно старше меня. Неужели Она с ним? Какой-то бред. Снова наваливает тупая глухота. Ничего не понимаю, вязкий холодный ветер сбивает волосы на глаза. Неосознанно хватаю Ольгину руку. Она дёргает головой в мою сторону. Нет, головой дёргает Ольга, но не Она. Не отрываю глаз. Может волосы мешают, но вижу только Её. Голубые глаза сквозь очки и слегка вздёрнутый нос держит оправу, укутала голову в вязаный серый платок. Не видит меня или просто не смотрит. Мы вдвоём на этой улице, проходим мимо друг друга. Жгут в груди стянул всё, что там осталось. Как я ненавижу свою мягкотелость…
Это вроде как у Есенина:

И когда с другим по переулку
Ты пойдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

Всего несколько секунд я видел Её лицо. Теперь смотрю вслед из-за плеча. За два месяца разверзлась вековая пустота. Ольга слегка трясёт руку:

- Знакомая?

Сворачиваем в переулок. Смотрю на Ольгу, а она куда-то на крыши. Совсем не похожа на Неё. Кожа смуглая, глаза карие и эти очки, так пошло напоминающие Её очки. Но на Ольге они смотрятся совсем ненужными. Смазливый атрибут и всё. Замедляю шаг:

- Просто похожа на одну старую знакомую. Даже мурашки по спине пробежали.
- Впечатлительный ты.
- Бывает… а в чём смысл жизни? Как думаешь?
- О-па…

Идём молча пару минут. Так же держимся за руки. Холодный ветер, и солнце где-то за облаками. Погода уже не очень. Волосы то и дело хлещут глаза. Откуда-то пахнет кофе, но кафе не вижу. Не думаю, что Ольга что-нибудь путное сообщит. Но меня и правда интересует этот вопрос. Ну, месяца три назад интересовал ещё сильнее. Оказывается, без девушки начинает казаться, что смысл в любви. А с девушкой смысл вообще не обязателен, но всё же думаешь о нём чаще.

- Ты серьёзно про смысл? Ты что, ждёшь ответа? – она слегка ускорила шаг и выглядит растерянной сейчас.
- Ну, в целом, серьёзно. Только тут особо размышлять не надо перед ответом. Слишком долго придётся молчать.
- Ладно. Ну, наверно, в любви.
- Ого.
- Что?
- Достойно.
- Очень смешно. Глупый вопрос. Ты слишком депрессивный. А сам что думаешь?

Идём быстро, я на полшага позади, практически висну на Ольгиной руке. Снова выходим на Тверскую и поворачиваем направо.

- Да, я много думал об этом. Давай погуляем. Не хочу бегать.
- Ладно. Просто ты меня немного взбесил, – она это спокойно говорит. Вообще её тон постоянно спокоен. Немного даже по-дикторски. Она как будто всё время гортань напрягает.
- Ну, видишь. Я вызываю в тебе какие-то чувства. Классно.
Недобро хехекает. Это у неё выглядит как-то нервозно. Смех тоже, как постановочный. Красивый звук, но внешне – не очень.
- Я даже написал небольшой абзац про это. В начале осени.
Пока говорю – достаю мобильник. Там записано:

Жизнь, как любовь или любое другое чувство - есть или нет.
Зачем нам чувства? За тем же нам и жизнь.
Смысл нужен человеку, поэтому почти всё мы делаем и создаём осмысленно.
Жизнь создал не человек, поэтому она имеет право быть бессмысленной.
Но, не имея смысла, всё же остаётся нужной...

- Скинь мне в соцсеть. Я ничего не поняла. Типа, смысла нет вообще? Так получается?
- Не знаю. Я написал это немного в другой период жизни.
Мимо по Тверской тащатся незнакомые лица. Мне всё ещё разрывает внутренности жгут. Ольга молчит. Пожалуй, что моё поведение может быть обидным. Говорю:
- Может, кофе попьём?

Молча пожимает плечами. Грустная трещина губ. Неприятный я. Слишком депрессивный.
Заходим в кафе. Бросаю Ольгу и пальто. Иду в туалет. Возвращаюсь минуты через три – кофе уже готов. Ольга вздёрнула одну бровь. Не нравятся мне эти псевдоактёрские ужимки в ней. Говорит:

- Любишь общаться в туалете? – недобрый актёрский хе-хе.
- С унитазом что ли? Так я не пил.
- Фу! В сообщениях ты более романтичный.
- Я вроде не писал тебе сегодня.
- Ага.
- У меня даже интернета на телефоне нет.

Достаю мобильник, чтобы доказать ей и вижу, что там активен wi-fi. Вздёрнутая Ольгина бровь. Я псих.

* * *

Меня будит крик с улицы. Что-то несвязное, но яростное. Остервенение на мир, выраженное в тупом матерном рёве. Игорь снова.

Отворачиваюсь к стене, сую руку под подушку. Нащупываю телефон – полтретьего.
Я установил клиент соцсети на телефон и теперь хочется зайти туда – посмотреть. Такую привычку имела Она…

Предсказуемо. Я снова писал что-то Ольге. Она даже в сети сейчас. Мы общались всего час назад. Говорили про какую-то муть, но она, кажется довольной, судя по сообщениям. Второй я, пожалуй, что молодец.

Ор за окном не прекращается. Надо бы покурить, но слипаются глаза. Лежу минуту в темноте. Один в этой долбанной съёмной квартире с рыжими многоножками и паутиной по углам.

Наконец нахожу силы встать. Набросить халат и куртку. Отщёлкнуть две щеколды на балкон. Вспыхивает огонь зажигалки. Курю.
Игорь больше не орёт, но молча продолжает своё сумасшествие. То идёт в сторону подъезда, то резко останавливается и весь выгибается. Схватился за голову, встопорщив волосы обеими руками, и катается по асфальту. Что за бред такой? Бес в нём, что ли.

Ветра нет, и дым режет глаза. Опускаюсь на корточки и достаю телефон. Пытаюсь зайти на Её страницу. По-прежнему заблокирована. Бесит так просыпаться ночью с непонятными ощущениями внутри. Почему-то ночью жгут сжимается особенно сильно. От нечего делать лезу в диалог с Ней. Там всё обрывками. Часто, после телефонного разговора Она писал что-то в продолжение:

«в вс к маме»
«хочу домой»
«смотрим-смотрим, тебе понравиться»
«возьми трубку»

Все эти обрывки легко вяжутся с воспоминаниями и стягивают крепче жгут. Гашу экран.

Слышу, как пищит домофон. Видимо Игорь закончил со своими делами и пошёл домой.
Сырая тишина.
Она учится на литератора, но часто путает ТСЯ и ТЬСЯ. Говорят, что писателю не обязательно знать все правила русского языка. Достаточно быть талантливым. Как жаль, что мне приходится думать о таких нелепостях, сидя на полу балкона посреди ночи.

Шумят колёса внизу. Поднимаюсь. Незнакомый грузовик проезжает по луже, рассекает её колесом. Но в моём доме нет арки, в этот кузов мне не упасть. Солю бычок о перила балкона. Нет, всё же это как-то по-другому называется. Не перила.
Нужно ещё что-нибудь пошлое написать Ольге…

Лечь в холодную постель. Глаза слипаются. Водить пальцем по экрану телефона, свет слепит, и хочется зажмуриться. Одолевает жгут в груди. Невыносимая мягкотелость.
В окно кто-то стучит. Лениво поворачиваю голову и вижу – птица. Жирная серая ворона, дурной знак. Когда-то давно, сто лет назад я нашёл мёртвого голубя на балконе ночью. Перед этим, вечером мы так жутко поссорились с Ней. Я положил голубя в пакет и отнёс на улицу в снег. Это было не так и давно. Всего лишь прошедшей зимой, полгода назад. Бросаю голову обратно и стукаюсь о твёрдую поверхность. Смотрю снова в окно и вижу, как ворона улетает в сереющее небо. Скоро рассвет, и в классе все ждут этой минуты. Сонливые фигуры через одну лежат на партах чуть не во сне.

Звенит звонок. Видимо, второй урок начнётся уже освещённый тусклым ноябрьским солнцем. Мне не хочется идти в коридор, потому что я боюсь одноклассников. Но складываю тетради и учебник в рюкзак. Последним выхожу из класса. Сейчас на третий этаж – алгебра.

Сразу на выходе из класса меня ожидает высокий грузин Гия. Мы с ним с первого класса учимся вместе, не стали ни врагами, ни друзьями. Он меня, пожалуй, и за человека не считает. Говорит:

- Дай списать последнее уравнение из домашки. Блин, вчера с тренировки поздно вернулся. Просто нереально было всё успеть. Дай, ладно?
- Ладно, – откуда-то я знаю, что он станет ещё огромнее со временем. Здоровенный лысый качок с безобразными пухлыми губами.
- Давай, скорей идём в сорок восьмой. Перемена короткая же.
- Да-да, иду, чувак.

Его спортивный шаг раза в полтора длиннее моего. Мне приходится то и дело догонять. Никчёмность ситуации.
 
Мы прошли коридор второго этажа. Вниз по лестнице на первый этаж спускается девочка так похожая на Неё. В сером вязаном платке и синем пальто, которое подарил Ей я когда-то потом. Что за бред шизофреника… Вижу только спину и не дожидаюсь, когда Её лестница свернёт направо, чтобы проверить Её ли это лицо. Потому что нужно спешить вверх за Гией, и может тогда он начнет меня хоть чуточку уважать.

В сорок восьмой мы буквально вбегаем. Больше никого здесь нет. Чувствую, как под шерстяным свитером стекает пот с шеи. В школе топят на убой. Гия торопит:

- Давай резче, ё-моё. Пять минут. Вытаскивай, – он тычет в свои крутые ударопрочные часы G-shock. Не представляю, сколько они стоят. Наверно, мне даже сейчас не по карману.

Отдаю тетрадку. В класс входят ещё трое. Ненавижу их рожи… с одним из них я дружил раньше с первого по пятый – Костя. Теперь он просто не мешает двум остальным глумиться надо мной. Они бросают рюкзаки по своим местам и приближаются. Костя всё время держится позади и только смеётся. Предатель. Один из них поздоровее и пожирнее, тоже кавказец наполовину и тоже губастый – Борян:

- Давай проверим у кого пресс крепче, – и сразу бьёт мне в живот кулаком. Когда он ржёт, то слюни летят во все стороны. Я успеваю напрячь пресс, и получается не больно. Сразу хочу ответить, но второй – Митяй, скуластый сын географички, перехватывает мой локоть:
- Погоди, мне тоже надо проверить, – и бьёт в солнечное сплетение. У него костлявые сильные руки. В глазах темнеет, но боли всё равно нет. Все смеются. В спину меня толкает Гия и орёт:
- Свалите! Дайте домашку сделать. Дерьма куски!

Они выдавливают меня к доске и начинают хлестать ладонями по щекам. Кожа у меня краснеет и сейчас от ударов, а в школе прямо-таки багровела. Это так смешно. Они дубасят меня ладонями по лицу и смеются. В класс начинают втекать девочки, и я начинаю свирепеть. Коротко оборачиваюсь на окно – там, на подоконнике сидит та самая жирная ворона. Я отталкиваю Боряна плечом, буквально вскользь, но он валится на парту, как мешок с картошкой, жутко громыхает. Кто-то из девчонок кричит мне, чтобы я не был таким придурком, а я отворяю окно, и в класс влетает мерзкая птица. Она садится на движимую часть тройной доски. И то ли ветер, то ли её вес – раскачивают доску туда-сюда.

Класс постепенно заполняется. Все рассаживаются по своим местам, и только мы трое стоим у доски. Четвёртый, Борян, пытается вылезти из-под стульев. Всё это так бредово. Он о чём-то шутит, и слюни летят по всему классу. Громкий шелест вороньих крыльев. Митяй идёт на меня и с каждым его шагом расстояние между нами как будто увеличивается, а сам он растёт и растёт. Он бежит, яростно крича:

- Ты ударил моего друга! Тебе хана, придурок!

В конце своего бега он настолько огромен и свиреп, что мне едва хватает сил перекинуть его через голову и кажется, что из-за своих размеров он теперь даже не пролетит в открытое окно, но всё же это происходит. Он вылетает из класса, а вслед за ним и всё собравшееся на доске вороньё с диким карканьем и оглушительным шелестом крыльев. Кто-то из девочек или все они кричат:

- Что ты наделал, придурок?! Теперь тебя поставят на учёт в детскую комнату милиции!

Это остужает мою ярость, и я бегу к окну в надежде увидеть живого Митяя. Пока бегу – понимаю, что слишком уж высоко ему падать с шестого этажа моей квартиры, и шансы совсем невелики. Ведь они все пришли ко мне в гости поиграть в приставку, хоть я и говорил, что живу в коммуналке и у меня только два джойстика, и мама скоро домой вернётся. Но они все пришли, и вот что произошло…

Я выбегаю на балкон и сбиваю мамину банку с бычками, она катится к краю, но нижний зазор слишком узкий и только вываливается часть бычков. А внизу проезжает незнакомый грузовик, доверху наполненный какими-то нелепыми подушками в цветочек, ровно на них лежит Митяй. С ним всё в порядке. Колесо грузовика рассекает лужу на асфальте

Митяй машет нам, смеётся. Кто-то из девочек у меня за спиной или все они говорят:

- В следующий раз лучше сам прыгни, трус, – оборачиваюсь посмотреть на ту, кто это произнёс, потому что голос этот явно напоминает тот. Я не совсем уверен.

Оборачиваюсь, и в грудь меня тут же толкают боряновские жирные ладони. Ощущаю слюни его смеха на лице и торцах ладоней. Меня тянет назад, и я лишь думаю о том, как бы успеть найти глазами ту, что назвала меня трусом. Комната коммуналки наполнена людьми, все они хохочут, наблюдая за моим медленным падением. Все они так и не стали мне родными или друзьями, или даже хорошими знакомыми. Встреться мы сейчас на улице, спустя десять или двенадцать лет – каждый из них легко может отвернуться, сделав вид, что не заметил или, что просто торопится и некогда. Даже Она вместе с ними улыбается, глядя мне падающему вслед. Перед тем, как окончательно скрыться за перилами балкона я замечаю, что она вроде бы дёрнулась, чтобы помочь мне.

Слишком поздно. Я лечу вниз вместе с оторванными перилами. Не уверен, что смогу точнее назвать эти железяки…

Мне хочется кричать, но я охрип. Об асфальт разбивается сон.
За окном темно. Ноябрь ведь. Нащупать банку с водой на полу. Лёжа на животе, глотать, неудобно вывернув шею. Уже утро, встаю на пять минут раньше будильника. Налить воды из чайника в банку и поставить кипятиться новую. Шаркая тапками, брести в ванную. Там валяется дохлая многоножка, которую я, вроде бы, решил вчера не смывать… или это было не вчера.

Совсем не помню, что делал вчера, в воскресенье. Смотрю в зеркало. Длинные волосы не мыл уже три дня. Это крах. Не залезая в ванную, подставляю голову под кран с водой. Слышу, как на кухне вспыхивает горелка. Закрываю глаза. Чувствую, как секунду льёт холодный поток, остужая темя, затем быстрый переход в теплоту. Вода обволакивает кисти, меж пальцами проскальзывают ещё сальные волосы и что-то шебуршащее, живое…

Открыть глаза и увидеть в потоке воды мириады многоножек. Монотонный поток. Онемение шеи и рук. Вот-вот стошнит…

Проснуться ещё раз. Весь в поту, в лицо дует из форточки. Начинается мелодия будильника. Ногу что-то щекочет. Вскочить, отдёргивая одеяло и сбивая простынь. Дрянные нервы, пустая голова.

За окном темень, и даже не слышно дворника. Пора кипятить воду в чайнике.

* * *

Утро без ветра, нет листьев под ногами. Сырой асфальт в электрических бликах. Сесть в машину и ехать одному. Маме сегодня позже.

Проезжать мимо безмолвных машин, автобусной остановки с одинокой маршруткой. Сквозь отсутствие школьников и встречных машин. Один, сдавленный тишиной. Повернуть радио на «погромче». В песне что-то про любовь и сожжённые мосты. Выкатить на шоссе, так никого и не встретив. Молчаливый строй фонарей и несколько горящих окон на домах. Может и сон, да и ладно. Ехать. Ведь больше нечего.
И хотя так мало встречных, но у метро едва ли найдёшь парковочное место. Как будто все сегодня выехали пораньше, чтобы успеть занять места.
Лица метро съедаются страницами. Читать и не помнить ни того, что прочёл, ни лица девушек, поправляющих волосы. Только на уровне подсознания выпрыгнет нужная станция. Выход.

Мне нравится дорога от метро до работы. Рассвет. Трубы ТЭЦ дымят в красно-жёлтом градиенте. Небо насыщается серыми клубами. И я насыщаюсь – через фильтр сигареты. Лёгкая надуманная спешка по хлюпающему асфальту. От неё станет мокрой спина в конце пути, но иначе не получится. Просто спешить. Как тот воробей, что всё время горячится до 43 градусов, просто чтоб не сдохнуть.

Последний мерзкий затяг до самого фильтра, и я почти на работе. Около этого здания как всегда начинает бить ветер в рожу. Хоть и был полный штиль всё утро. А людей всё также мало, то есть, считай, что вообще нет. Один иду к рассветному небу вдоль дыма труб, да ещё ветру навстречу. Хренова романтика. Вырвать наушники, где бесконечные песни, которые все, так или иначе, сводятся к любви. Работать-работать.

Наклониться, солить бычок о заборчик и услышать позади шелест шин. Обернуться и встретиться глазами с парнем-велосипедистом. Платок на лице, накинут серый балахон:

- Дай, покурить, пожалуйста.
- Держи. Не тяжело верхом-то курить?
- Да я иногда теперь.
- Только, когда видишь у кого-то в зубах?
- Нет, только когда совсем…

Простые оправдания простого курильщика. У каждого слабовольного найдутся их тысячи. Иду в сторону работы. Если посудить, то сам я тот ещё слабак. Это ясно. Услышать за спиной голос велосипедиста:

- Думаю, что всё это скоро закончится.
Обернуться. Он снял платок с лица – борода чуть не до глаз. Смотрит в ноги. Сунул сигарету в рот:
- Дай прикурить, кстати.
- Да, вот. А что закончится?
- Курение. Думаю, через месяц. Спасибо!
- Давай…

Курение у него закончится… меня не проведёшь, чувак. Кое у кого проблемы на личном фронте. Кури себе на здоровье – лишь бы, чем себя занять. Ещё месяц. Нет, до пятнадцатого. Блин, это же четверг – значит, до понедельника. Понедельник – девятнадцатое. Тогда уж до конца месяца. А там зима или осень, или война.
Давай-давай, парень, бросай. А я пошёл работать.

* * *

Холл первого этажа наполнен людьми, ожидающими лифт. Их хватит и на два лифта. Поэтому идти по лестнице. За окнами лестничных площадок клубится дым в красном рассвете, а я спиралью возношусь всё выше. Как лепесток розы, выкинутой на помойку в ветреный день. Грёбаная романтика увядающей осени.

К шестому этажу пальто расстёгнуто настежь, но душно и неромантично. Зайти в офис – в зеркале успеть оценить волосы на голове и решить, что поправлять их не стоит:

- Ну, здравствуйте!

В окнах кабинета всё ещё сумерки, а красное небо выползет минут через пятнадцать. И пока директор не вернулся из поездки – всем нравится сидеть без электрического света, щурясь в утренних бликах. Если так посудить, то все люди – грёбанные романтики…

И от этого, пожалуй, что проще. По крайне мере – мне.
На работу я прихожу всегда вовремя, но почему-то чуть позже других. Не позже всех, но почти всех.

Скинуть сумку и повесить пальто в шкаф. Включить компьютер, смотреть в окно, развалившись в кресле. С другой стороны дороги проезжает велосипедист в сером балахоне. Видимо, он доехал до конца улицы и повернул обратно. Заметить, как из его руки выпадает бычок. Скоро всё закончится, чувак.

Чувак. Давно я не слышал это нелепое слово. Так мы говорили в школе. Бывает ведь, что всплывает в памяти какая-нибудь незначительная ерунда, о которой, в общем-то, и не было повода вспоминать. Но это и напрягает – разве незначительное может держаться в памяти годами? И эта мелочь может забить весь день и даже испортить всё. Ты ходишь и не догоняешь зачем вообще читал книги, общался с новыми людьми, пытался найти работу получше. Зачем это всё, если тебе всё равно нравится говорить так же, как в школе.

Уловить запах кофе. Повернуть кресло спинкой к окну. Смотреть в дверное отверстие, ведущее в кухню. Там появляется облик Гоши. Точнее он медленно проплывает мимо отверстия. Потом снова, как жирная рыба, выискивающая чтобы ей заглотить.

Взять кружку, пару конфет из ящика. Идти.

Гоша завалился на диван, попивает кофе, громко прихлёбывая. Нет, он не конченный плебей. Это его способ выражаться. Небольшая клоунада. Бросить ему одну конфету:

- Славный пёс! Держи награду!
- Убью! Собачья морда!

Он закатывается смехом психически нездорового человека. Это выражается в звуках и неестественно растянутой трещине губ. Это тоже элемент клоунады. Сделать чай и сесть рядом на диван. Спрашивает:

- Ну что, как выходные провёл?

Молча пить чай. Никогда не пью кофе сразу, придя на работу. Один мужчина, который здесь давно не работает, сказал мне, что от кофе и бега по утрам у людей останавливается сердце. Решил, что стоит прислушаться. Но с тех пор начал курить.
Отпиваю ещё чаю и чувствую, что надо покурить. Гоша, развалившись, потягивает кофе и гладит пузо под задранной футболкой. Ему нужно постоянное внимание, но вопрос, который он задал… ненавижу этот пустой трёп. Меня трясёт от подобных вопросов. Пить тёплый зелёный чай, успокаиваться.

Хотя, если разобраться – они меня повергают в какую-то скуку. Каждый раз я разочаровываюсь в людях, задающих эти вопросы. Смотришь в лицо такому человеку и понять не можешь, зачем он живёт на свете, какие цели преследует, может он давно на всё забил и глумится теперь над такими, как я. Задаёт этот идиотский вопрос, а сам прекрасно знает, что у всех всё одно и то же. У всех нет никаких интересных дел, чтобы их обсуждать либо это не те дела, которые стоит обсуждать конкретно с ним. Он знает, что ты не ответишь ничего, кроме как: «Нормально, чувак!» Или ещё некоторые говорят: «Лучше всех!» К этим людям у меня доверия нет.

Пожалуй, что вопрос «как дела?» стоит задать человеку всего раз, чтобы проверить, не ответит ли он «лучше всех!» Это верный знак, чтобы дальше с человеком не общаться.

Молчание заставляет Гошу ёрзать на диване. Он допивает кофе и, поставив кружку на пол, задаёт следующий вопрос:

- Ну, ты что такой грустный?

Разве человек не имеет право убивать после таких вопросов?
Перекинуть ногу на ногу, отпить ещё чаю.
Процедить:

- Лучше всех, а ты?

Гоша вытаскивает руку и оправляет футболку, поворачивает на меня взгляд. Может он понял меня, а может – нет. Смеётся:

- Ты псих…

Улыбаюсь и допиваю чай. Подкидываю кружку, она делает один оборот и приходит дном мне на ладонь. Просто нравится подкидывать всякие мелкие вещи. Гоша продолжает:
- На дачу ездил. Обожрался, как скотина.

И перечисляет то, что пили они с друзьями на даче. Он, в целом, неплохой парень. Да, но как объяснить, почему я так считаю? Не делал мне плохого, и нет повода ждать от него плохого. Это всё. Но, пожалуй, что так можно охарактеризовать большинство людей. Скука. О чём я думаю…

В офис заходит директор с финансистом. Вернулись, значит. Это мужчина лет пятидесяти и женщина моя одногодка. Но своих ровесниц мне нравится называть девочками. Да она и есть девочка – рядом с этим директором. Мы сидим на диване, киваем в их сторону. Девочка говорит «привет», а директор отмахивается ладонью. Гоша возвращает глаза на меня, ухмыляется, кивая в их сторону. Спросить:

- Как же ты напился? А твоя любимая?
- Мы поссорились. Видимо, совсем.

И он теперь рассказывает мне кучу подробностей того, как произошла ссора и что ей предшествовало. Как они к этому шли, и в чём считает её виноватой. Это так похоже на перечисление спиртных напитков на даче. В смысле, я не понимаю – зачем? Почему сегодня Гоша решил разочаровать меня во всём?
Когда он замолкает, я вставляю:

- Не ссы. Мы тоже расстались. Уже два месяца.

Гоше больше не интересен разговор. Он реагирует на мои слова так, будто всё и так уже заранее знал. Ему плевать на мои отношения, как и мне на его. Мы сидим на работе, которую оба мы не любим. Оба мечтаем свалить из этого офиса навсегда – вот и всё, что нас объединяет. Не знаю, зачем сейчас рассказал ему о себе. Встать с дивана и идти в холл.

Надо бы помыть кружку, но решаю немного посидеть в кресле. Из офиса выходит директор с девочкой, негромко разговаривают, вызывают лифт. Делаю вид, что занят телефоном. Они делают вид, что не замечают моё присутствие, что, вроде как, обсуждают работу.

Приезжает лифт, из него выходит знакомая тётка на каблуках, на ней пальто и чувствуется, что она с дороги. Смотрит на кружку и улыбается:

- Будьте осторожней!
- Спасибо, – кивнуть вежливо. Тётка исчезает в коридоре.

Дверь лифта закрывается, в нём уезжают директор с девочкой.
Сидеть одному в холле. Задуматься об Ольге, которая всё ещё не пришла. Она часто опаздывает, но немного. А сейчас почти десять. Немного не по себе от тупого предчувствия. Это типа, как жгут одиночества в груди, но только ещё руки потеют, как будто что-то не так сделал. Все нелепые мысли смешались с трезвыми, и я теперь не понимаю, что меня злит или наоборот радует. Сижу и нюхаю немытую кружку из-под кофе. Мерзкое время начинать что-то новое. Скатываюсь на дно. Разве не сам я сравнил себя с Игорем? Это уже неосознанно. Значит, можно считать, что иду в этом направлении.

Небо за окном густеет. Видимо, будет дождь. Идти с кружкой по коридору, смывать налипшую плёнку кофе в тёплой воде. Гнусное утро. Даже запах кофе сейчас напоминает о днях, которые лучше бы не вспоминать. Я с Ней говорил по мобильнику и пил кофе. Больше слушал, старался не спорить. А Она перечисляла мои недостатки и просила не перебивать. Столько накопилось за эти четыре года. Ей было что сказать, ведь все четыре года Она боялась говорить. Всегда говорил я один, ведь я такой разговорчивый.
 
Какая детская ошибка – пить кофе во время подобной беседы! Я идиот. Опошлить любовь к прекрасному напитку глупой разлукой. Сколько теперь времени пройдет, прежде чем я перестану зависать с кофе в руках? Тупой меланхолик. Смотрю в кружку. Ведь я чай пил. А запах и воспоминания? Значит пора и кофе…
Зайдя в офис, спросить у секретарши, где же Ольга. В ответ:

- Не знаю. Не слежу за ней.

Она произносит это, подводя глаза кисточкой. В голосе протест и готовность к бою. Вроде, для неё это обычная манера говорить, но сегодня такой ответ, понятно, что коробит. Потому что я грёбанный психопат и не помню, что делал в воскресенье! На какой-то короткий промежуток времени нужно облачиться в улыбку, чтобы обдумать, как приструнить обнаглевшую девчонку.

Опереться на секретарский стол, как бы впав в раздумья. Недлинное жужжание мобильника в кармане. Это сообщение в соцсети. Неосознанно свалить от секретарши, на ходу вытаскивая телефон. Читать. Ольга. Так и ждал, то есть – так и знал: «Ты на работе? Скажи, что я сегодня поболею. Сам понимаешь…» Написано без ошибок и с соблюдением всех знаков препинания. Но понять смогу лишь постепенно. Или нет. Ответить: «Ок.»

Сесть на своё рабочее место и закинуть ногу на ногу. Смотреть на дым труб за окном, набухшее небо. Дребезжание мобильника по столу: «Приезжай вечером». И снова: «Ок.»

Ещё целое сегодня, чтобы вспомнить целое вчера. Чтобы хотя бы вечером не выглядеть психом. Но, по-моему, это очевидно. В отдел продаж входит директор. Ни на кого не глядя, садится на своё место в углу. Ну а с чего бы ему глядеть на всех? Повернуть кресло в сторону монитора. Это очевидно – я напился вчера. Опять. Всё ясно. Я становлюсь дурным человеком. Это ясно уже давно. Нужно спуститься покурить.

Не успев встать, резко глохну. Видимо, что-то психическое. Хуже, чем у Сартра. В разы. Лучше блевануть, чем оглохнуть. Ничего не слышно. Оглядываться по сторонам. Взять трубку и не услышать гудков. Вытянуть пачку из рюкзака и двинуться в путь. Обратно пешком по лестнице, поддерживая здоровый образ жизни в пульсирующей глухоте. Там внизу стоит и курит девочка-финансист без директора. Приблизиться к ней и закурить тоже. Молча. Уличный воздух разгоняет заслоны в ушах.

Заметить, что из-за козырька крыльца не видно труб. Выйти под открытое небо, дугой обогнув девочку-финансиста. Смотреть на трубный дым, курить. Девочка смотрит на меня:

- Зачем ты стал курить? – у девочки бледная кожа и ярко-красная помада – также как и у Неё. И подмечаю это не потому, что каждую вторую теперь сравниваю с Ней. Об этом сходстве знает и Она. Мы обсуждали это уже год назад. Я не помешанный, и забуду Её, уже почти забыл и почти не захожу на Её страницу.

Девочка-финансист улыбается. У неё лицо со слабой мимикой, и если она решает улыбнуться, то двигает только губами, при этом появляются небольшие складки по уголкам рта. Молчу слишком долго. Выпуская дым, произнести:

- Ноябрь курит.

Она тушит сигарету и никак не комментирует мой ответ. На то и расчёт, ведь таинственность моей фразы зашкаливает. Честно говоря, это немного бабский ответ, но я давно понял, что так намного легче. Не вести себя как баба, конечно, а отвечать невпопад. Людям запоминаются твои глупые слова, а ты чувствуешь себя мудрецом, при том, что ничего толком не сделал и даже над ответом почти не думал.
Девочка-финансист уходит. Сделать шаг из-под козырька и почувствовать каплю за каплей на лице. Уже кое-где лежит снег, а с неба опять льёт унылый дождь. И как, спрашивается, в такую погоду не курить? Достать вторую и закурить. Брошу, когда начнётся нормальная зима.
Звенит мобильник. Мама:

- Привет. Ты как?
- Да, привет. Я на работе. Нормально.
- Знаешь, вчера маньяк убил ещё одну девочку. В районе Бабушкинской.

Она это говорит с беспокойством, конечно. Хоть мы оба и понимаем, что не бывает таких совпадений, но при этом я, почему-то уверен, что мама тоже подумала про Неё, услышав новость про маньяка. Ну да, Она живёт на Бабушкинской, что такого-то? Она бы никогда не стала знакомиться с маньяком… а тот мужик, с которым я Её видел на Тверской?

Втянуть дым, бросить в трубку:

- Хреново. Ну а что такого? Он же маньяк всё-таки, ему положено убивать.
- Может, позвонишь Ей?
- Ты серьёзно?
- Не знаю. Подумала, что так правильно. Ладно, поступай, как знаешь. У меня работы много. Целую.
- Давай. Целую.

Поступай, как знаешь. Очень удобно так сказать в конце разговора, который… ведь можно считать спором, да? Это практически спор, только ещё никто не успел привести аргументы. И спор не может быть окончен только потому, что один из оппонентов отказался его продолжать. Это такая мерзость. Ненавижу подобное. Все женщины пользуются этим приёмом. Теперь стоять дураком, курить и размышлять о смысле жизни.

Просто зайти к ней на страницу и посмотреть время посещения соцсети. Всё, решение проблемы. Но мама придумала куда интереснее. Я такой скучный человек.
В середине сигареты попадется какая-то гадливая горечь, дым начинает отдавать тухлостью смерти или даже убийства. Мышцы шеи непроизвольно сводит судорогой. Всё тело передёргивает. Тушу бычок, преломляя. Наверх пешком по спирали. Поднимаясь, наблюдать вялый листопад в порывах ветра за окном. Удручающее зрелище. Если романтизировать, то, ведь, это прошлое в вихре настоящего. Бессмысленно.
В отделе продаж все на месте. Занять своё. Читать новости про маньяка. Постепенно подвести себя морально к посещению Её страницы в соцсети. Маньяк. Маньяк. Да, на Бабушкинской. Я же сто лет не был на Бабушкинской. Если не считать вчера. Но вчера я точно был не там. С чего бы? С чего бы мама стала предлагать позвонить Ей? Как-то нелогично. Ольга живёт где-то недалеко от работы. На соседней станции или через одну. Логично, что я мог быть там. На Бабушкинской? Это вполне. Стоп. Даже логической цепочки построить не в силах. Я дурной человек. Теперь нужно начинать все мысли с этого утверждения.

Я дурной человек. Да, это было в том сериале про торговлю метамфетамином. Так и есть. Они правы. Есть хорошие люди и плохие. И те и те – нужны. Принять себя таким, какой есть. И я мог быть там. Нужно сходить к психиатру. Завтра. Отпрошусь с работы.

Захожу в соцсеть. Нахожу в диалогах Её – щёлкаю по странице. Всё нормально у Неё. Была час назад.
Откинуться на спинку кресла, повернуться к окну, скрипя. Дождь так и цедит. Плохо сходить с ума в ноябре. Ведь даже погода не спасёт.

* * *

Стиснут в рёбрах, стою спина к спине с неизвестным, его лица никогда не увижу. Шум мотора и свист туннеля скрыты в музыке плеера. Лица окружающих угрюмы. Среди угрюмости обычно встречаешь три её состояния: безразличие, уверенность и безнадёжность. Неважно кем человек был до этого – в метро он станет угрюм. Угрюмо безразличным, будто скала. Угрюмо уверенным, как ледокол. Угрюмо обречённым бревном в проруби.

Мне свойственно угрюмое безразличие. Йог спокоен. Жизнь идёт. Монотонное движение вперёд в темноте. Закрыть глаза на несколько минут, стоя стиснутым во мраке. Изоляция от мира в самом эпицентре его копошения. Мне бы стать таким во всём.
Поезд замедляет ход. Открыть глаза. Сейчас вольётся ещё немного люда. Стоп. Куда я еду? В голове скачут строчки диалога в соцсети. Мне нужно к Ольге, в обратную сторону. Проклятое безразличие сыграло со мной злую шутку. Вывернуть плечо из-за соседа, провернуться на 180, перевоплотиться в угрюмый ледокол. Остановка поезда, вздох зевающих дверей. Несколько человек выскакивает на бетон станции, но им на смену спешат другие, полные сил и противоречия. Слишком сложно. Выйду на кольце. Впасть в состояние обречённости на расстоянии трёх плотно сжатых людей от выхода из вагона.
 
Одна из вошедших фигур наделена большим упорством, чем остальные. Это полуседая женщина с глазами Гендальфа. Её движения уверенны и резки. Внимательно слежу за ней и замечаю, что она двигается в такт агрессивной музыке Дельфина в плеере. Величественный ледокол московского метрополитена. Она будто всю жизнь так вот расталкивает людей в давке. Мне смешно, губы растягивает улыбка, но к горлу вдруг подступает комок. Причину не понять. Видимо, пустые нервы. Фигура подбирается ко мне, её полуседой хвост задевает моё плечо. Спокойно стоять, смотреть на отражение в окне.

Фигура то и дело вертит головой. Её плечи ходят из стороны в сторону, постепенно пропарывая брешь меж мной и соседним мужчиной, который обречённо поддаётся манёвру ледокола. Но во мне созрела стойкая скала. Стоять спокойно, игнорируя растущий комок в горле. Мысли мельтешат мерзостным хороводом, никчёмные картинки из прошлого. Меня стошнит, если не выбросить весь этот мусор из головы.
Фигура слегка подаётся вперёд, это позволяет ей вывести правое плечо передо мной. Ощущаю медленное прикосновение этого плеча ко мне. Начинается выдавливание, плечо стремится к победе. За окном в глубине бетонной пустоты проскакивают фонари, скоро «Баррикадная». Нужно сдвинуться с места и двинуться к выходу. Сейчас наилучший момент. И в этот момент я понимаю, что фигура наступила мне на ногу, да так и осталась стоять. Удивительно до чего меня довели нервные воспоминания. Не чувствую ног. Вокруг начинается суета движения к дверям, и стиснутый воробушком в лапах бешеной собаки, я поворачиваю взгляд на фигуру.

Глаза Гендальфа заждались меня, смотрят цепко. Угловатым движением выдёргиваю наушник, и фигура моментально произносит:

- Ну, может, подвинешься уже? – плечо продолжает давить.

Жаль, что я такой нервный. Рассказать бы ей всё подробно о своей точке зрения, но чувствую, что голос задрожит. Гнев. Горький комок в горле прорвало вспышкой, считай, что безумия. В глазах поплыли блики. Горит лицо, дубасит кровь в груди и висках. Первая адекватная мысль – отклониться в бок. Как можно резче. Давившее плечо проваливается, фигуру несёт назад, престарелые шпильки путаются в ногах толпы. И безумие моё бьёт радостью от этой картинки. Гнев разламывается смехом. Подавить это и послать короткие выверенные три слова. Выблевать их, как обсосанные косточки.
Фигура возвращает равновесие, хватается за поручень. Ей интересно:

- Что ты сейчас сказал?

За окном ползёт станция, мне на выход. Бросаю:

- Больше ничего.

Болезненно хохотать, оказавшись на станции, двигаясь в потоке безликих фигур. Не забыть выпутаться из потока, ведь нужно на поезд обратно. Вертеть мысли так и сяк. Всё-таки жалко бойкую старушку. Ни за что обидел. Хотя, конечно, есть за что, но правильно ли поступил? Нет. Всё бессмысленно и мерзко.

Вот и поезд обратно. Войти в полупустой вагон и свалиться шумно на ближайшее к двери сиденье. Пусто. Потому что всем в центр. Слушать дробь колёс, прислонившись ухом к металлическому поручню. Думать о станции, которую нельзя пропустить.
Поезд останавливается, и мимо снуют чьи-то ноги и руки в зимних вещах. Смотреть на пол в одну точку. Жаль, что в вагоне не валяется бутылки или банки. Это слегка скрасило бы мою поездку. Банка покатится по полу, врезаясь во всё подряд, но никто не решится смять её каблуком, потому что тогда рискуешь получить брызгами по ботинку или штанине. Банка раздражает всех, звеня тут и там. Пугает тех, кто уснёт или задумается. Также и с собаками.

Бывает, зайдёшь в вагон, где полно скучных людей. Кто с книгами, а кто со своими бестолковыми гаджетами. Встанешь вместе с ними, став точно таким же. Задумаешься, уйдёшь в себя. А потом боковым зрением заметишь какое-то мохнатое движение по полу или кто-то толкнёт тебя ниже коленки. Ты вздрогнешь или даже брыкнёшь ногой в ответ. Странно, ведь многих людей раздражают бездомные собаки, да и вообще собаки, в целом. Такой человек может причинить собаке боль. При этом на лице его отразится что-то между отвращением и удовольствием. Я так думаю, что у этих людей куча проблем. Им очень жалко себя. Возможно, что неосознанно они чувствуют конкурента в собаке, и какой-нибудь добрый человек приютит к себе домой собаку вместо того, чтобы подойти и познакомиться с человеком, который собак совсем не любит. Оттого и возникает эта, казалось бы, бессмысленная вражда бездомных собак и людей.

А ещё на станциях метро иногда можно увидеть птиц. Они летают под потолком и забиваются в щели с таким видом, будто там у них свои дела и это не просто какой-нибудь досуг. Но никогда я не видел, чтобы птица залетела в вагон. Думаю, что за этим было бы интересно понаблюдать. Особенно, если влетит какая-нибудь крупная птица, вроде голубя или вороны. В забитом вагоне ей некуда будет сесть, потому что все поручни заняты людскими ладонями. И тогда ворона безошибочно определит при помощи своего природного чутья тех людей, что недолюбливают животных. Она тут же атакует такого человека, ведь вороны часто бросаются на подобных людей. Природа вообще часто несёт в себе справедливость, и вороны, хоть обитают в городе, но порой ведут себя довольно дико, принося злым людям несчастья и страдания. Ворона вопьётся когтями в палец злого человека, тот резко отдёрнет руку, его лицо мигом превратится в гримасу ненависти, он бросится за птицей, расталкивая локтями других пассажиров и вызывая всеобщее неодобрение. Мимо несутся туннели, иссечённые линиями кабеля, а по вагону мечется бедная одуревшая ворона, которая только и совершила, что возмездие. Как ни крути, а права она.
И вот уже злые руки в крови чуть не достают до пернатого тельца, но тут из толпы людей выпячивается чья-то нога, которая, естественно, моя. Злой человек, ослеплённый своим преследованием, споткнётся и повалится подбородком на пол, разобьёт скулу о каблуки окружающих. Момент торжества справедливости.
Стать бы птицей и свалить в небо на пару лет.

Мне кажется, я начинаю понимать, как получаются эти провалы в памяти. Я становлюсь не плохим, а увлекающимся человеком. Это свойство гениев, а не маргиналов. Вот сейчас я шёл и думал о птицах, совсем не замечая, что по роже бьёт ледяной дождь со снегом. Шёл и размышлял о чём-то добром, ступая по грязевой каше. Пожалуй, что это совсем не плохое состояние, ведь таким я нравлюсь Ольге, а значит и девушкам вообще.

Если научиться уходить в это состояние осознанно, то можно стать успешным человеком. Улавливаю сырой запах листвы. Как будто середина сентября и тепло. Такое чувство, что я обрёл новый смысл. Распирает изнутри радость. Останавливаюсь перед Ольгиным подъездом, задираю голову в слепое небо, щурюсь желтизне фонарей. В мокром пальто и без шапки, на всё плевать. Давно не ощущал ничего подобного, а может и никогда. Чистый бой сердца. Ни к чему осмысленность, когда живёшь без памяти, не зная, что сделал минуту назад. Вот и решение. Вся наша проблема в накопленном опыте. Достаточно отринуть его, и всё встаёт по местам.
Курить не хочется. Шагнуть под козырёк подъезда. Ввести код в домофон.

* * *

Ольга дома одна. Оно и ясно, а иначе не был бы я вторым. На ней только лифчик и неясные обтягивающие штаны. Как бы велосипедки или что-то похожее. Совсем не помню, чтоб мы доросли с ней этого. Ходить в лифчиках друг перед другом, не чувствуя скованности наготы.

Вернуться на площадку подъезда, чтобы стряхнуть сырость с пальто, брызги с волос. Из квартиры:

- Ты куда? – блеск очков в узкой щёлке приоткрытой двери.
- Я здесь.
- Раз встряхни и ладно.

Подчиниться. Взъерошить волосы и мокрой ладонью по джинсам. Неосознанно. Входя повторно в квартиру, спрашиваю:

- Выздоравливаешь потихоньку?
- Давай, располагайся. Я почти – и уходит на кухню.

Забив на Ольгину бестактность, разуваюсь. В прихожую долетает запах с кухни. Что-то она там приготовила, но как-то и есть не хочется, просто поговорить часа три-четыре обо всём подряд. Как это бывало с Ней часто.
Вот опять. Воспоминания на корню губят любой мало-мальски хороший вечер. Или рубят.

В углу стоит тумба, а за ней заткнута пара клетчатых тапок. Немного малы, но в тапках чувствуешь себя своим парнем. Не в смысле отношений полов, а в целом. «Я тут свой парень, вон те тапки пахнут моими носками». Над тумбой зеркало и невольно поправишь волосы. Медленно ступать по линолеуму в сторону кухни. Производить минимум звуков, вслушиваясь в звон передвижений Ольги среди посуды. Рывком в кухонную дверь:

- Ну что помочь? – внезапно и на полтона громче, чем требуется.

Ей, похоже, плевать. Только очки поправила:

- Лимон порежь, – и кидает в меня, не договорив, – ножи там, слева.

Где-то над холодильником играет тихо радио, и Ольга уже вся искрутилась в танце, показывая мне, как меня не замечает. Её надо шлёпнуть или хотя бы потрогать, но от этой мысли потеют ладони. Или просто так совпало, что ладони вспотели как раз не вовремя. Подхожу к ножам, они вставлены в подставку, и когда потянешь их оттуда, то лезвие слегка лязгнет. Три рукоятки, и естественно, что хочется обхватить ту, которая продолжается самым широким лезвием. Чисто вегетативное желание. Лёгкий лязг.

Все настольные поверхности заняты всяким бредом вроде тарелки с овощами или не порезанным брокколи. Лишь маленький оплот стола под локтем у Ольги. Приближаюсь и слегка вытесняю её тазом. Взаимный предопределённый смех. Рукоять ножа становится скользкой от пота. Лимон заметно потеплел в другой руке, кладу его на стол и быстро отрезаю шляпку. Ольга молниеносно проносит руку поверх ножа и завоёвывает лимон обратно:

- Доску надо подкладывать. Иди телек посмотри. Сама порежу, – какая-то женовья манера проскользнула в её голосе. Если б человек со стороны увидел бы только этот короткий миг и больше ничего, то он запросто мог бы подумать, что мы с Ольгой уже года полтора живём вместе.

Эта обстановка вместе с тапками на ногах как бы переносит меня в прошлое, будит во мне тупого романтика с часто бьющимся сердцем. В полной глухоте ко всему окружающему, бреду в Ольгину комнату, где на диване лежит пульт. Рушусь мешком с дерьмовыми воспоминаниями на диван и щёлкаю в экран телевизора. Загораются картинки и вздрагивают неслышно, беседуют экранные люди в немом волнении, они даже кричат, кажется. Звук выключен. Немного смешно, но совсем неинтересно. Переключаю на другой канал, где новости и врубаю звук. Ольга, щёлкая ножом с кухни:

- Погромче! Послушаем.
- На, слушай. Я курить.

Утопить кнопку регулировки громкости на несколько секунд и уйти на балкон в домашних тапках. Это же чистая романтика советских времён. От голоса диктора немного дребезжат стёкла.

Ноябрь, это такая пора, когда можно выйти на балкон без куртки и выкурить спокойно одну сигарету, пока холод не прорвётся до самых костей. Вспыхивает зажигалка, согрев на мгновение кончики пальцев. Когда это я начал мерять время в сигаретах? Дурной знак. Но что-то делать с этим неохота. Пусть всё плетётся своим унылым чередом. Не то время года сейчас. Да и жизнь теперь совсем не та. Когда сентиментальность поедает изнутри – не время думать о здоровье. Пожаднее вдыхаю дым, чтобы заполнить лёгкие под завязку. Хороший балкон и этаж интересней, чем у меня. Седьмой. Хорошее число опять же. Облокачиваюсь на перила, которые лучше уже никак не назовёшь.

Внизу стоит девушка в тёмном пальто и с шарфом на голове. Наверное, этот широкий шарф на голову тоже называется как-то иначе, по-женски. Она, как и я, курит. Прямо напротив Ольгиного подъезда. Дым от её сигареты светится в желтизне фонарей. Дождь закончился так быстро. Здесь наверху уже пахнет зимой. Ведь зимний холод пахнет совсем иначе, чем холод в морозилке или, например, в горах. Глубоко вдохнув на балконе зимним вечером, ты чётко осознаёшь, что смерть существует. Зима лишь одно из её проявлений.

Девушка внизу достаёт мобильник, тыркает пальцем по дисплею. Одной и той же рукой ей приходится курить и писать что-то. Это выглядит комично. А ещё ей холодно, кажется. На её руках перчатки с обрезанными пальцами. Наверное, пальто чуть сырое после дождя. Я буквально ощущаю, как она дрожит там внизу. Мне самому хочется дрожать, но не от холода. Просто я понимаю, что этой девушки не может быть здесь, то есть там, напротив подъезда. Ведь это Она. Втягиваю остатки сигареты. На бедре дрожит мобильник. Это сообщение в соцсети. Дымящийся фильтр выпадает из замёрзших пальцев, рушится с края балкона кувырком в пропасть улицы.

Вытянуть мобильник из кармана. Бестолковыми негнущимися пальцами пробраться в соцсеть. Там вовсю идёт переписка с Ольгой. Жутчайшая пошлость и грязные намёки. Это не я. У меня нет никакого кола в штанах. Нет, я не мог всего этого написать. Поверх дикторского голоса слышен смех Ольги с кухни. Ей опять всё это нравится. Покрасневшие смайлики.
Затишье.

Вслушиваюсь в дребезжание телевизора. Снова о маньяке. Оглядываюсь через стекло в комнату, там появляется Ольга с довольной физиономией, очки радостно отбрасывают блики люстры. Замечает, что смотрю на неё:

- Слышишь? Поймали-таки тебя! – и ржёт, даже ладонью не прикрывается. А что ржёт-то? Ощущаю раздражение, странная она. Стоит посреди комнаты и ржёт. Совсем некрасивая.
- Почему меня? Не понял, – она сбавляет звук, потому что уже невыносимо, это правда.
- Ну, ты же сам шутил, что маньяком легко можешь оказаться ты. Пугал меня каждый раз, как домой провожать. Да и смотри. Похож ведь.

Панель телевизора тонкая, поэтому его легко повернуть в мою сторону. Там неприятная рожа с реденькой козлиной бородой и такой же лохматой башкой, как у меня или у Игоря. Выталкиваю улыбку, сдерживая приступ рвоты. Как смешно! Вылитый! Ольга скрывается в двери на кухню. Экран телевизора так и развёрнут ко мне. Там снова диктор, тихий звук и ничего не разобрать отсюда. Видимо, всё ещё обо «мне».

Дрожит мобильник, а мне уже жарко от ярости. И на хрена я нож с собой взял на балкон? От меня сообщение: «Выходи ко мне, тебе понравиться сюрприз». Покрасневшие смайлики в ответ. Ни одного слова. Одни грёбанные тупые колобки.
Это не мог написать я. Точно не я! Идиотская орфографическая ошибка. Младшие классы. Снова бросает в дрожь. Да что за бред такой? Налегаю животом на перила. Смотрю вниз. Где Она? Нужно сменить пароль. Как Она это сделала? Ору в темноту:

- Где ты?! Что ты делаешь?! Психопатка!

Похоже, что я совсем спятил. Сейчас придёт Ольга и вызовет скорую. Она и правда появляется в балконной двери в лифчике и лосинах:

- Здесь я. Ты пьяный что ли? Чего орёшь, дурачок?
- Хотел показать кое-что. Подойдёшь?
- Я уже поняла. Сейчас что-нибудь тёплое надену.

Пишу Ей смс: «ЕСЛИ ТЫ ВИДИШЬ МЕНЯ, ТО СМОТРИ, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА, СУКА!»
Отослать. Закурить ещё одну. Руки дрожат от ярости. Рукоятка ножа скользкая от пота. Я псих. Полный псих. В балконной двери опять Ольга. На ней моё пальто. Спрашиваю:

- Его точно поймали? Может, это просто подозреваемый?
- Не знаю. Думала тебе интересней. Я не слушала.
- Жаль. Дашь очки померить?

Она хехекает своим недобрым смехом, как будто я спросил её про рассказы или что там она пишет. Снимает аккуратно за дужку, протягивает. У меня пальцы все потные. Выхватываю неуклюже, пробую. Нет, не нулёвки. Но почти. Дрожит мобильник. Звонит Она! Не звонила и не писала. Сколько? Не знаю, двести дней или триста лет. Сколько прошло? Звонит! Молча отвечаю. Слышу родной враждебный любимый голос:

- Ты псих? Что это?
- Что?
- Ты знаешь!
- Что знаю?

Ольга берёт у меня сигарету из рук и затягивается. Щурит глаза от дыма. Ей идёт без очков. В трубке:

- Я дома! Что тебе надо?
- Хватит быть мной, – сцеживаю чуть не по буквам, как головастый первоклассник.

На это Ольга поворачивается, конечно. А кто бы не повернулся, услышав подобное? Абсурдная фраза. В трубке молчание. Торопливо говорю:

- Ладно, скоро буду, – отключаюсь.

Ольга затягивается:

- Кем ты скоро будешь?

Наконец, спросила что-то интересное, но так поздно, Ольга. Глаза болят, глядя через линзы. Точно не нулёвки. С чего вообще я взял, что нулёвки? Неужели без них ей совсем не видно ножа?

Ладони стали совсем сухие. Поудобней обхватить рукоятку. Просто подозреваемый? Просто немного похож на меня? Просто псих – это я? Просто вопросы или утверждения? И где этот дебильный грузовик, когда он так нужен?

* * *

Среда или вторник. Ольга не пришла. «Болеет», – сказала секретарша, хоть и не следит за ней. Странно. Меня мучит тупое предчувствие беды. Нет, неправильно. Я осознанно двигаюсь к беде и ловлю кайф с этого. Да, так верно. Полный кайф дрейфующего кораблика. Сколько меня держит это состояние? Сегодня вторник или среда? Верчусь в кресле, взгляд залип в окно. Там дождь со снегом борются.

- Пойдём, поговорим, – директор мне. Ну, пойдём.

Встаю, оглядываю остальных в отделе. Встречаю Гошин взгляд. Глазами: «Посмотрим». Кивает: «Ясно». Такое уже было. Подобная беседа со мной. Это типа, как путь к эшафоту. Всем всё ясно. Так у нас увольняют. Иду-смотрю в седой затылок. Всегда ровно подстрижен и прочёсан. Пару месяцев назад я шёл также, размышляя о том же. Их не поймёшь. Да кого вообще поймёшь? Мне скучно и мерзко сегодня. Заходим в переговорную. Комната со столом по центру, шесть стульев. Сесть друг против друга. Руки на стол. Говорит как всегда гладким голосом:

- Я не жду от тебя чистосердечного признания. Я просто не могу понять, зачем тебе это?

Смотрю в окно. Это тема двухмесячной давности. Моё шпионство. Утечка информации. «У меня есть факты, доказывающие, что это ты». Да, детка. Высокий уровень доступа. За окном дождь со снегом борются. Серое небо без неровностей. Какая нахрен утечка? Посмотрите хотя бы за окно, если не видите это на моём лице. Моё лицо серее неба! Вы хоть раз спросили о моих проблемах, вообще о делах? «Эй, как твои дела? Лучше всех!» Именно так и надо отвечать, добавляя концовку погорячее.
Вслух:

- Например?

Директор молчит. Возможно, ему не нравится моё мрачное спокойствие. Боится взорваться, если начнёт говорить. Разнесёт кулаком стол, растреплется аккуратная причёска. День будет испорчен. А может у него девочка-финансист в голове крутится и не даёт спокойно сидеть. Он сидит, молчит. Ему просто плевать на меня. Вот и всё.

Дрожит нога. Мобильник. Неловко доставать сейчас.
Странно, не помню когда выключил звук. Хотя, что тут странного?

* * *

Собирать вещи со стола. Ощущать мимолётные взгляды окружающих. Странно, ведь теперь и не поймёшь, кто из них меня понимает, а кто столкнул бы с балкона мимо проезжающего грузовика. Вроде дружил со всеми, но друзьями не обзавёлся. Мир хороших знакомых.

- Всё, всем пока.

Свалить отсюда навсегда. Как быстро всё разрешилось. Меньше часа. И всё время дрожала нога. Не отвечал. Некогда. Надо свалить. Резче. Вниз по спирали лестницы. Медленный снег за окном и белые тротуары.

Выйти на улицу. В левой руке два тяжеленных пакета с барахлом. Встряхнуться, выпрямиться, встать под снег. Надо покурить. Вытянуть сигарету. Правая рука в карман за зажигалкой. Пальцами нащупать носовой платок, в нём вечно всё запутывается. Вот и теперь, только не зажигалка это. Вытягиваю, держу перед собой. Платок зацепился, выпростался из кармана. Выскальзывает, валится на пол безобразной тряпкой. Стою, как умалишённый. К губам прилипла сигарета, мокнет фильтр, впитывая слюни.

Очки. Но чьи? Кажется, припоминаю. Что я сделал? Курить не хочется. Сминаю пачку, всё в труху и на пол, обсыпая платок табаком. Медленно вышагивать, оставляя следы на свежем снегу, удерживая очки в полусогнутой руке. Что я сделал? Мобильник! Двенадцать непринятых от Неё! Очки Её? Все оправы так похожи. Но как теперь спросить Её? Да и зачем…

Темнеет. Ольга так и не пришла. И не придёт. Плечи в снежинках, мокнут волосы, свисая патлами.

Что я наделал и что позабыл теперь? Всё прошло. Свобода. Всё что теперь надо – это начать новую жизнь. Всего одну. Рука опускает очки обратно в карман, вытягивает дрожащий мобильник из кармана джинс. Тринадцатый непринятый. Просто балуется. Удалить страницу из соцсети. Нет, бред. Просто забыть о Ней навсегда. Рассмешить Бога нелепым наречием.

Ладонь выпускает мобильник в белый пух. Теперь ты свободен, дружок. Отдыхай.
Сыплет снег, и я доподлинно знаю, что этой зимой он больше не растает, укроет мою бывшую трубку. В воздухе больше нет никакой сентиментальной осени. Радует внезапная очевидность всего предстоящего. Сколько надо успеть сегодня. Решения, созревшие стихийным скопом.
Медленный след на свежем снегу. Красивая у меня, оказывается, подошва.