Глава 17

  По своей гордыньке я не сказал, что хромой, а так как никакими инструментами я не владел, то был все время только на подхвате и на побегушках. Таскал массивные пятиметровые доски с блаженным Андрюшей,дауном.Хорошо, что в начале стояла золотая осень. Но постепенно начались первые заморозки, пошел снег, и на улице царила уже беспролазная слякоть. Мои быстро развалившиеся кроссовки, ненасытно вбирая в себя холодную жижу, дружно чавкали. А я , вспоминая, как самоотверженно трудился Павка Корчагин, обмотал их первой попавшейся проволокой и продолжал с упоением трудиться.
  Мне хотелось самой грязной работы, за которую никто не рисковал браться.И я героически лез в нее, полагая при этом, что расту духовно. А на деле в эти моменты, возрастала только моя гордыня. Моя больная нога, которая в нескольких местах имела огромные шрамы, к концу рабочего дня была совсем холодная и уже ничего не чувствовала. Но я, не обращая на это внимания,лишь только обмывал ее вечером в бане от грязи.
  Однажды я даже не смог пойти работать. Тогда меня переселили из отдельной кельи в общую гостиницу, наверное для смирения. Потому что "гостиница"-это только название. Кроватями служили дощатые топчаны, на которых лежали бомжы - зловонные, полностью опустившиеся люди. Рядом со мной находился блаженный Андрюша, который день и ночь заговаривался. А еще под моим топчаном кошки облюбовали себе место под туалет... От этого в "гостинице", а тем более у моей лежанки, запах стоял невозможный! Никто из обитателей не молился, я единственный читал вечерние молитвы. А в ответ меня посылали матом, мол, чего ты там еще выеживаешься, ложись уже спать!..