Шарамыга

Виктор Матюк

Шарамыга

Мигом перед ясные очи предстал шарамыга, он как нераскрытая увесистая книга,
Хочется читать, но жаль её листать, посыплется труха, словно опавшая с дерев листва,
Вокруг неё зарастёт ботва, на ветер улетят приятные фразы и слова, но истина жива,
Немеют бока, пыль осыпается с треснувшего потолка, пуста мошна у попрошайки,
За спиной висит старенькая балалайка, сыграй-ка мне песню заводную,
Все труды сполна оплачу я! Битый час здесь торчу, и мну попусту зелёную траву,
Христарадники наступают мне задники, а опытные побирушки после ночной пирушки
Пьют холодный квас из пожелтевшей алюминиевой кружки! Душа слаба, она как морская волна
Разлетается в пух и в прах прямо на моих глазах при столкновении с песчаной косой,
Просьба не уходит само собой: «Помогите ради Христа!»
Вокруг церковной ограды с раннего утра слышны жалостливые голоса,
Жизнь христарадников не легка, она и вправду пуста, нет ни еды, ни сна, одна суета сует,
В голове - пустота, а рядом – нищета! В тех словах слышна мольба, моление о полной чаше
Украшает бытие повседневное наше, авось, жизнь станет краше, но видно, что на года
В этих местах засела нужда! Лиха беда – начало, когда-то в душе страсть полыхала,
Сейчас душу обуяет мерзкий страх! Трах! Бах! Голова в кустах, мы же только на словах
Боремся с нищетой, не получается разговор пустой с голодной толпой на булыжной мостовой!
Я давно этого шарамыгу приметил, он был светел, его волосы разметал в стороны ветер,
Он стоял под барским окном и рыл землю кованым сапогом! Его просьбы немы,
Они не проходят сквозь толстые стены, не отклоняясь от темы, тяну время,
Доказываю себе порочность системы, её тяжкое бремя легло на плечи шарамыги,
Он носом начал часто шмыгать, глазами продолжил мигать, по всему видать, он привык брать,
Но не станет долги отдавать и по имени и отчеству своих хозяев величать!
Шарамыгами в тяжкие моменты становятся пожилые импотенты, с них ****и снимают дивиденды,
Они сами ищут опытных ****ей, такие моменты не редки в жизни творческих людей!
Страсть их гонит взашей, самая малость им жить на земле осталась, давит на плечи усталость,
На носу жуткая с виду старость! Глаза глядят во тьму и все отказывают ему, дряхлому старику,
Но почему? С ним забот не оберёшься, один раз ошибёшься,
Разговоров на всю оставшуюся жизнь, с выводами не торопись!
Какой смысл по мелочам разменивать собственную жизнь?
Везде – хоть бейся, хоть кусайся, хоть молись, хоть кайся, жизнь бьёт серпом по яйцам,
Да так, что заплаканные глаза закрывает тьма и мрак! Коль не дурак и не враг самому себе,
Поймешь, ****а вошь, что один раз ты на белом свете живёшь, а грех написан на нашей судьбе!
Не тянись за медный грош, у приличной бабы попроси, и сразу подари деньги на лифчик и трусы,
Никто тогда не откажет тебе, сердобольные бабы помогут тебе и в горе и нужде!
Клянись им наедине верой и правдой служить стране, и не ходить в узде, я старший в семье.
На семечки досталось мне, плоть и не жива, и не мертва, она легко проглатывает чужие слова,
Но сперва от них отлетает шелуха, а потом всё остальное, грешное и святое! Нет душе покоя,
А счастье земное бежит следом за мною, я же босой ногою отбиваюсь от назойливых баб,
Я же – не раб и не ханыга, не паяц и не барыга, справлюсь с поставленной задачей мигом!
Мои предки жили под монголо-татарским игом, но остались живы, отрастили чёрные гривы,
И поют по вечерам песни на народные мотивы! Они были смешны, но игривы,
Хватали мысли на лету, в минуту ту я пыль с любовницы своей одним движением смету,
Она словно яблоня в цвету, что растёт в моём саду! Жизнь у шарамыги была бы лучше и краше,
Если бы его не вернули из рая к тюремной параше, не спросив даже: полна ли его чаша для питья
Дивными напитками земного бытия? Посреди бабьей норы видны то впадины, то холмы,
Мы же берём у женщин немного денег взаймы и до поры и до времени дарим им наслаждение!
Встречаемся у степного ручья, у баб с собой и выпивка, и еда, на большее рассчитывать нельзя,
Посредине проходит узкая борозда, куда совать свой нос без разрешения хозяйки нельзя!
Там слишком узкая стезя, и есть из препятствий полоса, там чудеса, там звери злобно воют,
Они, как и кроты, везде себе глубокие норы роют! Не все из земных богов
Были удостоены права лежать в колыбели из белоснежных облаков, душа у шарамыги слаба,
Но губа – не дурра, глаза слегка прищурив, заслышав звуки плачущейся скрипки,
Он подходят налегке в одном рваном пиджаке к пьяной толпе с натянутой улыбкой,
Но она с раннего утра опорожнила четверть вина и не ладит с судьбой и с желчью земной
Смеётся над его скользкой и извилистой тропой! Плохи здесь дела с похвальбой,
Толпа бросаются словами, как я виноградными черенками,
Голову набок склоняя, готовы трепаться три ночи и четыре дня,
Только бы не иссякла трепотня, никто не спрашивал меня: хочешь ты иль нет
Появиться на белый свет? Я же словно слепой на ощупь иду по стезе мирской,
Меня с детства пугали нищетой, и вот предо мной стоит неряшливый изгой с протянутой рукой!
Он просит ему копеечку подать, но где же я должен те деньги взять? Своровать?
Жизнь делает первые шажки и сразу зажимает яйца в тиски, душа болит и ноет,
Её никто в ночи от холода не прикроет! То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя,
Покосилась в сторону попрошайки высокая пожарная каланча, в минуту ту
Я почувствовал вокруг себя безысходность и пустоту, тепло проявилось ближе к утру!
Не искушай судьбу, а с оглядкой иди по ступеням, ведущим в царство порока и тьмы!
Все мы грешны, я же отдал попрошайке белоснежную рубашку, он снял с меня фуражку
И предложил положить туда сторублёвую бумажку! Скоро снимет и подтяжки,
Его наглости пределов нет, гаснет солнечный свет, его модный пиджак в грязи, лацканы в пыли,
Он схватил кусок хлеба прямо с земли и его собутыльники под руки в зелёную рощу повели!
Душа живая, порочную жизнь проклинает, вполсилы ощущая, как воля внеземная
Нежные струны падшей души грубо ласкает! Без лишних речей
Шарамыга просит милостыню у ивановцев и москвичей, эти люди наподобие клещей,
Вцепятся шею и или в шлею и до полусмерти гнут линию свою, я же стою у будки телефонной
И смотрю на шаромыжную толпу, из-за двери застекленной виден мир любовью упоенный!
С головой к реке склонённой, мир познаю, слёзы не лью, но выдвигаю версию свою,
Что тот, кто выбирал для нас стезю, жил, наверное, всегда в раю! Баю-баюшки-баю!
Не меняю судьбу на саксофон или трубу, мой голос всегда на виду, отметаю с глаз бахрому,
Мне видна чуждая земля, там много льда и чуждая для бытия среда, но многоголосая толпа
Из пепла восстала, невесть куда судьба умчала прожитые в нищете годы!
Век не видеть мне свободы, если совру или от своего рока стремглав сбегу,
Шарамыга весь день стоит на углу, я же кулаком по столу стучу, уйти бы дальше от греха,
Ага, ха-ха-ха, мысль та была неплоха, но безжизненна и суха, авось расщедрятся небеса
И сверху прольются наземь небесные воды и тогда из попрошайки-пацана эта цветущая земля
Взрастит воина и мужика! Перед ним высокая белокаменная стена, она за версту видна,
Стоит ли писать о падшем человеке, если он не исправится вовеки? Член хренов с пеной у рта
Доказывает, что без любви жизнь пуста, суета сует – всё суета! От винта, господа,
Попрошайки перешли заповедную черту, крошки хлеба ловко хватают на лету,
Авось, проспятся к утру, и вновь увидят скудость и нищету! Зачем я вблизи них торчу?
Я вдоволь ем и вдоволь пью, но теряю время попусту, вижу темноту, холодеет во рту,
Но я стою и жду, когда свет озарит чужую колею? Кто-то молится, кто-то гуляет,
Человеческая особь ко всему быстро привыкает, кто-то спит, кто-то работает,
Но для всех меркнет божий свет, коль ума в голове нет! Заметь, имён не зазываю,
Вхожу через заднюю дверь скрипящего допотопного трамвая, мне место загодя уступают
И вместо себя сажают туда, где была любовь и доброта! Перед глазами злачные места,
Меня бы местные за чудака сочли, впереди не видно ни зги, набекрень свихнулись мозги,
Голова седая даже мысли не допускает, что не всё продаётся, но есть первопроходцы
И они отстаивают интересы свои, а нищий подросток стоит посреди шумного перекрёстка!
Он что-то вытащил из кармана ветхого старика, в тот миг не дрогнула его рука,
Звёзды водят хоровод, им не до людских щедрот, у них забит едою рот,
А здесь всё наоборот! Шарамыга мигом привыкает к невзгодам, ему важна свобода,
Но идут годы мирского бытия, и душа смирилась с нищенским исходом, чуждая среда
Ей не столь важна, как крутая прибрежная волна, в её шуме есть крик души и сердечная мольба!
В предпоследний месяц лета залётная мысль, где бы добыть на ужин кусок чёрствого хлеба,
Покоя христараднику не даёт, он стоптал на лаптях задники, с него смеются бабы и мужики,
У них не в порядке мозги! Быт на сто шагов от изгоя отброшен, путь листвой и пылью припорошен,
Он -  гость непрошенный даже в доме заброшенном, ему не с кем водить хоровод,
А захудалый народ не берёт высоких нот! Фальшь слышна и удаль молодецкая не видна
Из открытого настежь окна, чем дальше, тем больше лжи и фальши! Нет морщин на покатом лбу,
Но даже среди молодых мужчин выделяется один статный с виду господин, ему на лбу
Приклеили чужую судьбу, она теперь у всех бражников на слуху,
Измятый листок приклеили прямо на лобок, чтоб он уйти от рока никуда не смог!
Сизый туман небосвод заволок, прыг-скок с пятки на носок, по курсу молодой паренёк,
Ему невдомёк, что через день иль два круто изменится его захудалая судьба!
На ветер брошены слова, но в них лишь талая вода и больше нет ни черта,
Темнота мы, темнота, но совсем не та, что читает музыку с чистого листа!
Валю всё в кучу, небо заволокли тяжёлые чёрные тучи, а за спиной лес дремучий,
В одном аршине кончается зелёная равнина, там посредине есть лысая вершина,
На ней примостилась моя гордыня, она привыкла к чертовщине, но тянется к лощине
Между бабьих ног, но бог и вправду наивен и строг! Шарамыга не думает о браке,
Он привык жить как дворовая собака, получает пинки под сраку, дышит сцаками,
Но обходит стороной возникающие драки, уж лучше жить во мраке, чем быть на виду!
Зачем лишний раз искушать свою судьбу? Судя по всему, надоело ему жить одному,
Послать бы эту жизнь в ****у, но сказать некому, он сложил руки крестообразно,
Говорит речи бессвязные, а слова разные, в основном, грязные возникают в бытовой суете!
Их сорока принесла мне на своём беленьком хвосте! Жить лучше в местном притоне,
Чем в сумасшедшем доме, там тоска и истома, он расположен рядом с аэродромом!
Фразы пусты, нет в них прежней остроты, а вдоль тропы растут высокие зелёные кусты,
Высокое чувство переполнено тоской и грустью, на зубах хрустит квашеная капуста,
Моё шестое чувство приблизилось к изголовью, и выдвигает свои условия, суть проста,
Потребно наглухо закрыть грязные уста, чтобы муха не пролетела, сделано полдела,
Вопрос поставлен ребром, что будем делать с тем мальцом, что милостыню просит под окном?
Судьба над головой прошелестела, едва не задела обнажённое тело, с упрёком посмотрела
В туманную даль, везде одна и та же шваль! Её наготу прикрывает пуховая шаль,
Под ней скрывается печаль, мне бы дожить до великого Поста, тот пацан – потомок Христа,
Его намедни сняли с креста, на том месте нынче зияет огромная дыра! Суета сует – всё суета!
Он деньги в бутылку спрятал, с ума не спятил, он же не дятел, живо засунул в карманы руки,
Пусть ищут жалкие гроши эти подлые суки! Не повёл даже бровью,
Только бы не навредить здоровью, стынет конечность, разум задевает бесчеловечность,
Жизнь не длится вечность, к великому стыду я тоже великие заповеди досконально не блюду!
Время быстро летит, лоб от грязи основательно не отмыт, душа болит, а сердце плачет,
Кто же нашу жизнь переиначит? Удалость дожить до седин, но вновь я один
Стою среди развалин и руин, в голове сумятица, сегодня не вторник, а пятница,
А какая разница, была бы у женщины отменная задница, всё остальное
Перекуём в счастье земное! От него я не слышал обиды на житьё, ё-моё, было бы питьё,
Страсть улетела в небытие, стало быть, его молчание звучит, как отмщение
За прошлое прегрешение! Шарамыга недолго на одной ноге прыгал, он властей ругал,
С них стружку напильником снимал, нет, не пировал, не обманывал и не врал,
Больше мечтал, чем вспоминал! Кто-то обрек парня на долгие муки,
Он не склонен к разлуке, умывает руки и уходит от ответа, ему просто нечего женщине ответить!
Он давно уже одну приметил, её лик был светел, он сразу её заметил, она вышивала бисером,
Сидя перед открытым настежь окном! А кто он? Обычный шалопай! Нет, не еврей, он – дуралей,
Кругом пошла седая голова от таких речей! Гляжу, поднимается медленно в гору
Чумацкий обоз, он видел немало горьких слёз, да и мне довелось задуматься всерьёз
О жизни скороспелых дурр, их по младости лет охмурил Амур! Чур! Чур! Горит бикфордов шнур!
Ветер с востока подул, зашатался под попрошайкой ветхий стул! Он не отрицает того факта,
Что у него есть чувство меры и такта, неподалеку бегает ватага школьная, всем довольная,
А натура безвольная идёт напролом за чужим рублём следом за хромым стариком,
Отменным, но жестоким вожаком, здесь его слово – для всех закон! Он не обучен математике,
Но прекрасно разбирается в нумизматике, всю жизнь играется с огнём, рваная одежда на нём,
Он не стоит в очереди за вином, молодые продавщицы – сердобольные девицы
Знают своих клиентов наперечёт, кому и как в земной жизни повезёт:
Кто-то учитель, а кто-то пилот, одному хрену даже доверили водить по реке пароход,
И вот у него из задницы пар идёт! Стеклянный взор, медленный разговор, смысла в нём никакого,
Только весомое слово вожака, как бегущая по телевизору строка, вышедшая из-под пера,
Её сила настолько велика, что не дрогнет рука у пьяного вожака в морду напарнику дать,
Если он посмел чужое без спросу взять! Основной принцип: чужаков сюда не пускать,
С ними надо делить не только баб, раздоры и примирения происходят по будням и воскресениям!
Даже на день Пасхи дело медленно идёт к развязке, драки возникают из-за рублёвой бумажки
Или баклажки с водой, не хрен на улице пустой или булыжной мостовой устраивать водопой!
Дни идут своей чредой, но не меняется быт мирской, окунувшись в него с головой,
Мужик тощий и седой решил прервать все контакты с шумной толпой,
Чтобы избежать инфаркта, на улице то холодно, то жарко, но душа в ночи возвращается туда,
Откуда пришла сюда по воле всемогущего случая! Здесь свои законы бытия,
Вожак – им всем учитель и судья, у него нет стыда, лишь иногда по утрам болит дурья башка,
Она произносит бессвязные фразы и уличные слова, с них слетает сперва мелкая шелуха,
Но остаётся непреложная суть, костёр общения невозможно немедля задуть,
Потребуется несколько минут, ни с кем не прощаясь, языки пламени мерно дотлевают,
В суете бытия точно так же наши дни сгорают, попрошайки лучшей жизни не знают,
Но, вырвавшись случайно из пределов воровского круга, вместе с собой и боевой подругой
Уносят в землю общаковскую тайну! Жалкие остатки пищи со стола убрав,
Молитву, на сон грядущий до конца прочитав, каждый усмирил свой нрав!
Тот, кто никогда не воровал и чужого в руки не брал, через полгода устал бы от такого жития,
Но у каждого из нас своя стезя, и по ней приходится идти нам до конца! На всё воля творца!
Ветер дует изо всех углов, впереди себя он гонит тираду из матерных слов,
Они для вдов и пьяных мужиков, вот так и живёшь, постоянно врёшь,
Но точишь нож на закадычного соперника, тяжко было жить даже Копернику,
А нам - тем боле, не по своей воле вышли с протянутой рукой попрошайки в дикое поле,
По прихоти доли решили старики пожить вдали от суеты мирской, наедине с самими собой
Унять грусть и тоску и не дать спуску гнусному врагу! Грустно, иссякли чувства!
В сумраке густом виднеется за ближайшим бугром обветшалый сумасшедший дом,
Выстуженный двор, каменный долговязый забор колючая проволока обволокла,
А над головой висят телеграфные провода, с них после дождя почти полдна капает дождевая вода
И нет тепла, сошедшие с ума, безмолвствуя, уходят со двора,
Когда его углы окутывает сплошная тьма! Так будет сегодня, и было вчера,
Поникшие головы и плечи, бессвязные речи, лёгкие поклоны при встрече,
Здесь обострены пороки человечьи, никто не хочет умереть
И сократить себе жизнь хотя бы на треть! На столе четверть вина, но моё дело сторона,
Везде тоска и бред, покоя в душе у психов нет, они вновь остались одни, а в былые дни
На лесосеке корчевали пни, валили лес, вот и сказ весь, но вернувшись обратно,
По причинам непонятным вели образ жизни развратный, встали с протянутой рукой
На краю булыжной мостовой, не поспоришь с роком и судьбой, подобие святых мощей
Стоят вдоль улицы всей! Рядом склад антикварных вещей, там ненужные вещи,
А ветер зловещий дует сильнее и резче, он видит чад шумных площадей
И тихо судачит о судьбах одичавших людей, бывших бунтарей! Их гонят взашей по стезе своей,
Так будет до скончания дней! Нижняя часть обнажённого тела совсем онемела,
Люди, привыкшие к блуду, матерятся уличными словами, ходят с немытыми головами,
Судьба глумится над нами и дома и в божьем храме! Хамы мы, хамы! Очередь за дровами,
Гурьба мёрзнет неподалеку от старинного храма, бог под небесами, а здесь идёт процесс
Борьбы за власть, никто не уступит за бесценок даже её малую часть! Кое-кто продаст
И даст молодым последний шанс на ноги встать, из этих джунглей надо бежать туда,
Куда глаза глядят! Многие привыкли воровать те вещи, что плохо лежат! Я задвигаю засов,
Стынет кровь от непомерной жизни среди шумных городов, исчез из этих мест задорный смех,
Молчание объединяет всех, оно своего рода выражает общественный протест
Или жест доброй воли для тех, у кого нет ни судьбы, ни доли, а нераскаянный грех
Грешное естество очердым испытания подверг! Сегодня чистый четверг,
Падает снег, время ускорило бег, убраны камни преткновения,
Уставшее чело уже давно осенено Крестным знамением, ему не хватает терпения
Перегнуть свою судьбу через колено, не время и не час, всему виною мимолётная страсть!
Пусть небо решает вместо нас, кому отдавать земную власть? Это явный шантаж,
Проходит мимолётная блажь, во всех членах зарождается мандраж, но он не помеха
Для лесного эха, выпало немало снега, я же смотрю на жизнь со стороны: люди разобщены
Из-за междоусобной войны, и не будут спасены! Мы умрём и заново воскреснем,
Сейчас горланим блатные песни, жуем хлеб пресный и водку пьем, её стаканами льем
В лужёную глотку, на закусь покупаем ржавую селёдку! Местная интеллигенция
Разделяет любовь и потенцию, не к лицу даже Творцу прикасаться к женскому лицу,
Но здесь в тишине беззвучной бабы продаются задёшево и поштучно!
Этим дешевкам нужна обновка, проститутки и воровки, гадалки и плутовки
С лёгкой руки стаптывают на своём тернистом пути свои старенькие каблуки!
Только на востоке люди борются с пороками, с изменами, сплетнями и склоками,
Мы родились у греха под боком и умираем одинокими,
Расходимся во мнении с близкими людьми, каждый отстаивает интересы свои!
Кто назовёт мне вескую причину, почему богатый мужчина готов стать скотиной?
Он много потратил денег на свои именины, но рядом с ним бездари и кретины,
Эта мысль вдоль крутого берега стремглав бежит и голову кружит: как дальше жить?
Кто против греха устоит? Везде сквозит, вход в отчий дом открыт, дверь на петлях скрипит
И едва-едва висит, с наивностью простой пытаюсь пнуть надоедливый блуд ногой,
Но слова и дела идут вразнобой, и снова грех встал на колени предо мной!
В голове полный штиль, ты живёшь, как бобыль, лучше тебя живёт степной ковыль,
К нему меньше пристает грязь и пыль! Как бы каждый из нас не жил,
Он опорожнял свою чашу до дна, чтобы вновь в душе сирень расцвела,
Ей надоела жизнь среди высохшего бурьяна, наскучило мыслить странно,
Лишь хмельное вино напоминает, что все мы живём грешно и уже давно,
Тяжёлыми шторами занавешено треснувшее окно! За что нас карает господь?
Не спеши! Погодь! Окошко над крестовиной покрылось тонкой паутиной,
Любовь в тот дом не заглянула, ей поясницу сквозняком намедни протянуло,
Земля новую страсть в душу вдохнула, и видно из окна,
Как она в старенький дом легкой поступью спешно вошла!
Расположилась по-хозяйски за обеденным столом и угощает беззаботных хозяев вином,
А оно с запашком! В здоровом теле – здоровый дух, на самом деле – одно из двух,
Язык уже опух повторять одно и то же! Боже, плеть нужна холопу, на хрена ему идти в Европу?
Он привык жить с голой жопой и в ладоши громко хлопать, шум и ропот неодобрения
Вносит в грешную душу проблески сомнения, а узкая стезя земного бытия извивается, как змея!
Оступаться нельзя! Мы же продолжаем задницей вертеть, но увидев смерть, не можем утерпеть,
Чтобы не сказать, что нам один хрен, что в ад, что в рай шагать? Везде есть тайная благодать,
Только её надо чуть-чуть под слоем земли отыскать! На нищету мне ровным наплевать,
Хотя её контуры зловещи, но есть весомые вещи в бытии земном, там незаметен никель и хром,
И только гром небесный напоминает о воде и хлебе пресном! Жизнь была пуста,
Винный запах изо рта и больше не было ни черта! Тлен и суета с вечера и до утра!
Где разменять полста рублей, чтобы потрать их на приличных ****ей?
Те за свой тяжкий труд с попрошаек много денег не берут, но суть не в том, она в другом:
Стужа за окном, на прежнем месте стоит старенький дурдом, массивная дверь
Не избежала потерь, её сняли с петель, коридор стал светел, там гуляет вольный ветер!
Эти перемены все безумцы тотчас заметили! Жизнь в узде явно не по мне,
Уж лучше заживо сгореть в огне, чем оказаться на самом дне, в голове не вмещается,
Почему толпа в миг всеобщего психоза с карьера в галоп во весь опор срывается?
Неужто нет выхода другого? Неужели нельзя толково поговорить о деле,
Или на счастье к своей двери прибить огромную подкову? Ничто не ново под Луной,
Жизнь не наладится само собой! Плач, крик и вой слышны на булыжной мостовой, там наш герой,
Как за каменной стеной, он в тишине ночной пытается жить по уму, но это ему, кажись, ни к чему!
Всему - свой срок, всему - свой конец! Я – не истец, и не творец, чтобы искать вину чужих сердец
У сгорбленных плеч чужой судьбы, а она остановилась в двух минутах неспешной ходьбы,
Нет первозданной белизны, она и прежде ходила в изодранной до дыр одежде
По злачным местам, я же шёл по её следам, когда-то и она чувствовала себя на поле рати,
Почувствовав себя виноватой, встала с деревянных полатей, расстегнула полы белого халата
И опосля прочь от любопытных глаз ушла, забросив неотложные дела,
Всё это было, бог весть в какому году, я же, как во сне живу
И следом за досужей мыслью медленно бреду не во сне, а наяву!
Тем и живу, видать по сему, всё это не к добру, но доброму молодцу любая утварь к лицу!
Жизнь на радость нам дана, shera me, господа, подайте денег на бутылочку вина, я ваш должник,
Но не истец, без вашей милостыни мне, кажись, конец! Погаснет божественный свет навсегда,
Будьте добры, господа, уважьте седого старика, у него тяжёлая рука, ему не надо прокисших щей,
Ты, женщина, жалкие остатки на помойку вылей и о той пропаже не жалей, ты же не калека,
Так что уважь нищего и бедного человека, он выдавливает по капле слёз и смеха
Из-под нижнего и верхнего века, он нуждается в твоей опеке, будь же Человеком!
Я в шаге от катастрофы, мне бы чашечку заморского кофе,
Ты же писатель, а я всего лишь незадачливый философ! Мне и правду плохо,
Дома наскучили блохи, ссоры, пересуды и подвохи, вот и вы живёте богато,
А я машу весь день лопатой, но запах гниловатый слышу от людей зажиточных и богатых!
Я – не глашатай закадычной толпы, по этой причине пишу при свете тлеющей лучины,
И не чувствую спины, она на фоне преждевременной моей седины - ничто,
То-то и оно! Дорога убегает вдаль, следом за ней несётся тоска иль печаль,
Едва ль необозримая даль снимет с очей попрошайки тёмно серую вуаль!
Отсюда вся мораль мирского бытия, увы, прежние постулаты мертвы,
Я же пристроился на время у молоденькой вдовы вдоволь поесть заморской халвы,
Страсть плетёт свою канву, статная баба пытает распутать густую бахрому!
Мне чужие заботы ни к чему, всё, что природа-мать тебе дала во время длительного сна,
Сложи в свой узелок, чтоб не дай бог никто его у тебя из-под носа стремглав не уволок!
Ну и денёк! Какой мне прок от жизни мирской? Как все горести перенести
И от забвения себя спасти? Неужто мне с приличными людьми не по пути?
Невдалеке растут огромные зелёные лопухи, рядом с ними валяются трухлявые чурбаки,
Мне как-то не с руки впитывать чужие науки и марать в навозе собственные руки!
Я – не трус, но ужасно боюсь, что в глубоком омуте внезапно окажусь, вот те на!
С кем тогда останется моя любимая жена? Авось, только душа будет навеки спасена
От проявлений зла! Не стоит на христарадников сердиться, как говорится, им бы удачно жениться,
Но тело бросает в дрожь вид наполненного наркотиком шприца! Стоит только раз оступиться,
Как опустятся долу длинные ресницы, и будет всю ночь болеть поясница! Чем бы укрыться?
Под рукой нет ничего, приходится платить за всё, и всё ж слышен до утра скулёж!
Душу напрасно не тревожь, не подноси к своему горлу обоюдоострый нож
И не доводи свою жену до слёз! Куда и воз, туда и мы,
Но незаметными на песке становятся мои следы из-за стужи и тьмы!
Шарамыги многое не рассказывают нам, не называют своих друзей по именам,
Там один шалман, и нам туда дорога наглухо закрыта
Из-за несвоевременной уплаты просроченного кредита!
Сколько было волокиты, сколько дрязг и склок пережито?
Начать хочу без проволочки описывать боль в правой почке,
Но из-за телесной оболочки там видны усохшие цветочки!
Куда шарамыгам деваться? Им жалко с приличной компанией расставаться,
Главное, не зазеваться, чтобы без штанов и трусов не остаться! Хватит сомневаться,
Ну, его к хренам, мы плывём по бурным волнам, а куда? Этого я не знаю, господа!
Горе и радость мы делим пополам, хреново нам, но ещё хуже нашим старикам!
На них переводят бандиты стрелки, по своим меркам шьют пальто,
Но, как оказалось оно совсем не то, что видели мы в широкоформатном кино!
Не пальто, а жалкая утварь и барахло! На хрена мне оно?
Чем носить что попало, лучше напялить на себя стёганое одеяло, будет тепло,
Плоть постарела, морщинистым стало дряхлеющее тело, оно на себя нищенскую рвань надело,
И на пригорок присело, чтобы обдумать грядущее дело! Душа нередко, как птица в клетке
Прыгает с ветки на ветку, но её не впускают в золотую беседку! Мне лгут в глаза,
Что длинна моя стезя, но с меня, как с козла молока! Что можно взять с лжеца? Крынку молока,
Когда сойдёт с полей дождевая вода, судя по всему, нам не судьба косить созревшие хлеба!
Кругом идёт голова! Ей снятся зелёные острова, но людская молва перепутала все думы и слова
И напрочь забыла про текущие дела, а на хрена? Спросите любого пацана и он ответит вам,
Что радость и горе мы делим пополам, так и надо пошлецам! Как бога дозваться?
Нам некуда деваться, как на отшибе жизни до самой смерти оставаться!
Здоровье надобно беречь, но не об этом речь! Голова с плеч, легче ногам,
Стыд и срам лихо входят даже в божий храм! Бог нам не отпускает смятенный грех,
Мы же клянём вся и всех, велик и мерзок человек, часов неумолимый бег кончается,
Душа на части разрывается, но она мудрее всех других, но ей нет дела до мыслей моих!
Взять бы бутылку на троих и успокоить душу вмиг! Грешникам грехи прощая,
Ты себя приближаешь к преддверьям рая, но трудна стезя святая, об этом не понаслышке знаю!
Там нет часовых на вышке, но всё, что накоплено с таким трудом, пошло на слом, в доме пусто,
Искажены мечты и чувства! Больно и грустно, но каждое мгновенье в моем владении,
Прочь с моего пути сомнение! Мне бы понять намерения человека святого с полуслова,
Не хотят мои потомки ходить по льду слишком тонкому, не им, а людям другим,
Приходится решать головоломки, а они будут ходить по свету с дырявыми котомками!
Не много ли им чести транжирить чужие деньги на сто иль двести  процентов,
В стеклянной банке не осталось дивидендов никаких, в этот миг кризис своего апогея достиг!
Пусть живут, как в полусне, явь причудилась мне при полной Луне, она показалась в окне,
Блеснула в треснувшем стекле и умчалась, бог весть куда! Кажись, беда стряслась,
Река забвения опьяняет молодое поколение, мысли поднялись ввысь, между собой подрались
И с миром сразу разошлись! Худое тело заживо в огне едва сгорело, время не ждёт,
Оно медленно уходит за ближайший поворот, и всё, что с нами через миг иль два произойдет,
Сядет нам на хвост, словно старый анекдот! Каждый врёт, как хочет, я тоже вру, когда хочу,
Но не сдаю на анализ мочу! В очереди долго стоять не хочу! Грядущее тревожит и влечёт,
Мне не нужен почёт, грехов не в счёт, мне дайте расчёт, а то ноет левый бок, тут же ломается слог,
А грешная плоть валится с ног! Островок надежды, островок любви освобождает душу от тщеты,
Боже, ты нас за грехи прости, хотя мои обещания пусты, я вновь седую голову спрячу в кусты!
Куда идти? Куда податься? На кого ровняться? Бью тревогу, пытаюсь идти со временем в ногу,
Но все нам ни слава богу! Собраны вещи в дорогу, там моё спасенье, грядущее, как приведенье,
Впадает в глубокую и широкую реку забвения! Раньше я страшился долгой разлуки,
Сейчас навстречу ей протягиваю свои мозолистые руки!
Приморили суки, приморили, погубили молодость мою!
Чью я песню пою и кого во всех своих бедах тихо корю?
Слова молитвы до утра шепчу, других жить учу, а сам праведно жить не могу,
Засыпаю только к утру! Все мы склонны ошибаться, на хрена в дебри души так углубляться?
Там сплошное ****ство, но некуда нам деваться, коль грешная плоть,
Хотя бы раз попала в переплёт, она дальше вольно не живёт,
Отвисший живот и маленький фаллос - вот и всё, что от бывшего праведника на земле осталось!
Я же в глазах своих расту, я – на Посту, ничего лишнего не ем и не пью,
А рано поутру буру в руки метлу и огромный двор мету, пока весь мусор не уберу!
Я – дежурный по двору! Жизнь бурлит, вино кровь веселит, небосвод божьим светом залит,
А рядом со мной завод всю ночь ужасающе дымит! Не с кем по душам поговорить,
После распитой бутылки появилась дерзкая боль в затылке, вновь гипертония напоминает о себе,
Ничего себе! Что же делать голытьбе, если даже мне нельзя много раз ошибаться? Братцы,
Надоело без дела по двору болтаться! Чем бы заняться? Забьюсь в уголок, но какой мне прок,
За других бездельников платить судьбе весомый оброк? За полой белоснежного халата
Видна огромная заплата, когда-то моя ещё живая мать пыталась старшего сына увещевать,
Как жену себе выбирать? Меня же к себе до сих пор влечёт ни слава, ни почёт, а испарения болот!
Черт их разберёт те струны земного бытия, да, грешен и непослушен я,
Хотя ловлю свежие новости с потолка, а вот и одна из них, она на помине легка!
Нет новостей других, в глазах двоится, кажись, мир должен в лучшую сторону измениться,
А куда денутся шарамыги? Испарятся мигом? Они не читают книги,
Они едят только намокший дикий виноград, а потом до утра бузят!
Им не надо бытия иного, истина входит прямо в яблоко глазное.
Но там же дно двойное, правда не видна, на поверхность всплывает вся галиматья!
Сон старика не берёт, мысли пятятся задом-наперёд, никто не берёт в расчёт,
Что следующий ход делаю я, а не моя грешная судьба! Устаю от вранья,
Нет сна, вокруг тьма непролазная, изредка слышна речь бессвязная,
Какие мы разные, небритые и грязные, больные и заразные, но не все, а через одного!
Что? Что слышал, я оттуда в белый свет бесстыжим вышел, там грех всю ночь творится,
Не успел я вовремя жениться, был заперт в квартирный квадрат, словно дегенерат,
Врач недалече, он гноит, но лечит, об остальном расскажу при новой встрече!
Мы никак не дорожим мигом одним, легко теряем то, чем обладаем, но блуд неувядаем!
Кто-то стонет за покосившемся от дождей сараем, там жизнь кажется раем тем двоим,
Этот миг неповторим, им грешить не запретим, был бы бог, он им бы помог вытереть пот со лба,
А куда с церковного двора сбежала моя проказница судьба? Лиха беда - начало,
Женщина та так громко стонала, что её голос был слышен даже в подвале!
Трали-вали-трали-вали! Закончились дрязги и скандалы, собраны чемоданы,
Мы улетаем на аэроплане! Неизменны планы, оставлены трущобы,
Но и там отсутствуют небоскрёбы! Ещё бы! Нам бы насытить досыта свою утробу,
Прежде чем здоровья гробить! Быт пропит за бесценок, мужик поднялся с коленок,
А баба на спине лежит и что-то невнятно мычит! А о чём говорить, когда мир раздвинут плечом,
Легко спалось со стариком! Заметь, молодые и старые без лишнего базара любят на шару
Выпить и закусить, за столом посидеть, прилично поесть и напоследок хотят песни петь,
Честь и хвала всем, кто не перекладывает на чужие плечи тяжесть своих проблем, а зачем
И никогда не вмешивается в чужие дела и не отваживает голодных и нищих от барского стола!
Их юность в нищете прошла, у них не было родительского тепла,
Тьма свои чары на землю опустила, прошлые грехи всем людям простила,
Они безумно рады и что-то записывают в общей тетради! Судьба при полном параде,
Не хлеба ради подошла спереди, а потом сзади к бывшей ****и тёте Наде,
Мужику нравится её азарт и вот дан старт забегу на короткую дистанцию,
Не проспать бы ближайшую станцию, а то пересудов не оберёшься и от сплетен не спасёшься!
Куда ты рвёшься и с чем ты остаёшься? В чей дом вернёшься? Никого не осталось из родни,
Мы вновь одни, но нет ни желания, ни времени долго сидеть в тени и тянуть резину,
Приятная картина, мерзкая мина при плохой игре, грех неприятен мне, но видать судьбе
Он нравится, она тоже хочет с ним расправиться, лёжа на боку, он у толпы на слуху!
Ему бы сбежать в непроходимую тайгу, ан, нет, любви негасимый свет зажёг ещё Декарт,
Он искру высек из колоды карт, был фарт и нет его и что следует из того?
Ну, кто себе откажет в наслаждении? Ни к чему лишние рассуждения,
Страсть приходит на мгновение, но где её местонахождение?
Плоть может истомиться и ума окончательно лишиться,
Коль нечему друг у друга научиться, нам бы дым пожарищ вдохнуть,
Так говорил мой товарищ и бывший друг, а потом вновь отправиться в далёкий путь!
О прошлых провинностях забудь, не в них суть, нам бы жён своих одеть и обуть,
А потом любовью вдоволь насладиться, чтобы опосля головой о землю не биться!
В плоть живую входит смертоносная игла, чтобы бабья жизнь заново расцвела
И пот струился с высокого чела, та игла стоймя стояла, когда женщина взахлёб орала,
Что согласна - перековать мечи на орала! Такого с ней раньше не бывало!
Есть силы и мощь у ветерана, хотя он тощ, как бычий хвост, но в общении наивен и прост,
Этот прохвост достиг пронзительных высот, он бабам нагло врёт, что мир от безденежья спасёт!
Явно врёт! Ночью время медленно идёт, но страсть не ждёт!
Всю ночь продолжаются любовные игры и пляски среди камыша и ряски,
Пришлось и мне подарить шарамыге новенькую водолазку, он допил бутылку с лимонадом,
Она всегда с ним рядом, уселся на покосившийся сруб, детское молоко ещё не высохло с губ,
Но его голос груб и чёрный чуб свисает с высокого чела, его манит к себе непознанная высота!
Даль была светла, теперь и я живу за железной оградой и ничего душе уже не надо,
Окромя мармелада! Шумят огромные сосны, несносно начался год високосный,
Он словно автомобиль двухосный часто ломается, бежит и тут же о камешек спотыкается!
Былая связь надолго разрывается, баба с конца срывается, от бытовых забот ей перекосило рот,
Мы ставни в доме затворяли, но свадьбу не играли, двигались впотьмах, нами движет страх!
Всё – тлен, всё – прах! Как подняться без проблем с негнущихся колен?
Кости ломая, баба хмельная свои показания на суде меняет
И свидетелей домой не отпускает! Ей снится лесная кислица,
И вожжа, попавшая между ягодицами! Листва кричит ей в уши:
«Беги на сушу, и не тереби мужику души! Зачем он тебе нужен?
Была бы у тебя щель уже, он бы стал твоим законным мужем!»
Бывает, что скудость пороки людские не смывает, а постоянно о себе им напоминает,
И тут же свой шабаш справляет, мы тоже на своём веку немало горя хлебнули,
Рядом рвались снаряды и свистели пули, но цвела калина в поле у ручья,
Пришлось сгоряча рубить с плеча и уходить в бега, а там закон – тайга и непроходимые снега!
Это было лихое начало, опосля из-под ног стала уходить отчая земля,
Она голову венцом страдальца увенчала, а что дальше? Чем становлюсь старше,
Тем чаще останавливаюсь на миг иль два на марше, смотрю на неугомонную толпу,
Она живёт на противоположном берегу и гнёт линию свою, я гоже не молчу,
Грехи свои итожу и лезу вон из кожи, дабы что-то выпросить у проказницы-судьбы,
Но неисповедимы господние пути! О, боже, отведи от тяжкого пути обычного шарамыги,
Он носом шмыгал сегодня ночью и на одной ноге полночи прыгал, я же ставни не затворял,
Но очень плохо спал, кто-то невдалеке на старом патефоне знакомую с детства мелодию играл
И не раз и не два раза её повторял! С вечера был лучший сон, ближе к полуночи исчез он
В сумраке ночи, Луна оттенки меняет, но жизнь беглеца ни на что не променяет!
Вновь встаю с кровати и бегу обратно в чужие пенаты, там мне вчера были рады,
Но те бабы жили впотьмах и утопали по уши в грехах, жизнь при бумажных фонарях
Превратила тлен и прах в разноцветный флаг, и жизнь во всех цветах к утру заблистала,
А когда холодное утро настало, сама снизошла с пьедестала! Лицо посинело,
Душа опомниться от дневной гульбы ещё не успела, ноет тело, болит голова,
Обожжены два белоснежных крыла, но приумолкла людская молва,
Хотя пот до сих пор струится с чела! Слова, слова, но нет в них семейного тепла!
Принят холодный душ, о, сколько загублено душ?! Что ни шаг, то мандраж становится сильнее,
По идее никто тебя не гонит в шею, ещё успею жизнью вдоволь насладиться,
Вообще я сильно обленился! Страх внутри меня укоренился, и никак не угомонился!
Вновь на засов я закрылся от чужих слов, скомкана бумага, мыслей ватага,
Но не может она отойти от раскрытого настежь окна и ускорить ходьбу на три шага,
Везде жизнь одна и та, повсюду тлен и суета, неоткуда ждать нам грядущих перемен!
Не разогнуть рабам колен! Нам же один хрен, кого и куда, пол-литра бы была
И чтобы её никто не убирал со скоблёного стола до самого утра! Спать не даёт мошкара,
Грешная душа стремится усесться к пламени догорающего костра,
Так было и вчера, однообразные ночи, одни и те же вечера, проблем больше чем до хрена!
Думы посыпаны солью, голова устала от их своеволья, но никого я не неволю: ни судьбу, ни долю!
История пишется кровью с тоской и любовью! Порою, когда глаза свои на краткий миг прикрою,
Тут же раздеваю себя донага, но нет доверия, хотя не зверь я, но, тем не менее,
Покоя не даёт сомнение! Дует со всех углов, не нахожу нужных слов,
Чтобы вновь взыграла остывшая кровь! Хотелось бы что-то позаимствовать у судьбы,
Но, увы, ничего кроме тьмы она не может предложить, разве можно несбывшееся
Или отжившее в жизнь воплотить? Как мне быть? С кем дружить? Моя жена, как грелка,
Эта девка плавает там, где мелко, в её руках бумажные поделки, и видят старики,
Как грозовые тучи надвигаются со стороны полноводной реки!
Не ври, нынешнюю страницу в книге жизни своими руками переверни,
И жалобно не стони, хотя твоя душа летает грациознее орла!
Мелкота мы, мелкота, но оказалось, что совсем не та, что вышла из-за ближайшего куста!
Болит душа, а сердце плачет, толпа мою судьбу никак не переиначит! Пожурит, постыдит,
А потом промолчит, и в ближайшую лесополосу убежит, там достанет одну из величайших книг,
Глаза ладонью прикроет ветхий старик и что – то в ответ на вопрос промычит,
И пойдёт по тернистой дороге и пуще прежнего начнёт смотреть себе под ноги,
При случае забьёт тревогу, трудно со временем шагать в ногу! Радостью упьюсь,
Когда от греха подальше удалюсь, жил в пустыне сорок дней Иисус, и я рядом с ним примощусь
На подмостках сцены, авось, перемены коснутся моего чела, и продолжится полёт горного орла!
К тому ж в голову в ночи лезет всякая чушь, а мысли о воскресении душ давят на хилую грудь,
Но не искажается суть великого учения, встав на стезю смирения, выпиваю до дна символ бытия,
Стакан вина опустошён, но не соблюдён церковный закон! Одна из литер славянского алфавита
Заявляет открыто, что фразы избитые повсюду встречаются в суете мирской, чушь под пятой
На дороге столбовой! Иду с бабой вдоль речки, решаю вопросы без осечки, но в спешке,
Щёлкаю с трудом перезревшие орешки, от неё жаром несёт как от печки, ноет сердечко,
Медленно несёт свои воды таинственная река, она бежит издалека, но куда?
Там же непролазная мгла! Там много камней ценных, но нет в голове мыслей смиренных,
Везде один и тот же ценник на всех камнях, смотрю впопыхах,
Как тлен и прах куражатся на чужих костях! Такое не показывают в последних новостях!
Пиф! Пах! Ой-ё-ёй! Что-то сталось с памятью моей! Плоть устала от пут и цепей,
Дыхание сперло в груди простых людей, не учи отца, как вытирать пот с лица!
На всё воля Творца! Христарадники стоптали на туфлях задники,
Ага, но на фига они ударились в бега? В них страх перед грядущим глубоко укоренился,
Мир в худшую сторону изменился, но небосвод ещё не затмился! Народ совсем обленился,
Зачем ему трудиться до седьмого пота, коль на ум не идёт работа? Все разговоры о льготах
И о повседневных заботах! Хочется в кресло вжаться и в прошлое никогда уже не возвращаться!
Чешется нос, над головой мириады ярких звёзд, а перед очами заброшенный сельский погост,
Он на скифский курган стал похож! Я же всерьёз, а не понаслышке слышал от умных людей,
Что при свете церковных свечей истина легче доходит даже до царей, её никто не гонит взашей!
Хозяйка, налей-ка в тарелку горячих щей, подай-ка мне в руки старенькую балалайку,
И я сыграю мелодию ту, что вмиг развеет скуку и тоску! Мне невмоготу, теряю время попусту
И изредка кляну судьбу! Дует суховей, он хлыщет листьями усыхающих ветвей по груди моей,
Оля-ля! Запустевшие поля сводят градус накала страстей до нуля!
Буду жить здесь до конца сентября, а опосля уберусь подобру да поздорову в чужие края,
Душе не хватает очистительного огня! Первородная стезя среди лесных дебрей пролегла
И в болотные топи нехотя ушла! Здесь когда-то жили три сказочных богатыря,
Тогда земля цвела, и поля из-подо ржи и ячменя могли затмить бесстыжие глаза!
Брось рассказывать мне ложь, нам надо поговорить всерьёз, я же вижу тебя насквозь!
Как бы опосля извиняться не пришлось, невдалеке воняет свежий навоз,
Его, небось, только что убрали со скотного двора не со зла, неприятный запах был,
Он никого не щадил, чай на столе остыл, о нём я напрочь забыл! Не обеспечен надёжный тыл,
Чтобы я в ответ жене не говорил, она вертит головой и спорит постоянно со мной!
Надоело жить вразнобой с мыслями и судьбой о доле роковой! Им уйти бы, но некуда,
Везде одна и та же вода, кое-где видны огромные глыбы, а жизнь пуста, как всегда!
Суета сует – всё суета! На носу начало Великого Поста!
Бес выглядывает из-за зелёного куста, ему трын-трава,
Что у шарамыги болит голова, кажись, неспроста!
Подайте бедняжке шкалик вина, за душой бушует полымя,
Нет дыма без огня! Куда ни гляну, как ни встану, везде одна и та же поляна,
Она стоит рядом с могильным холмом, и на нём толпа шаромыжников спорит с грехом,
Разговор идёт ни о чём! Вот моя деревня, вот мой отчий дом! Прохладно и зябко в нём!
А за окном виден железнодорожный перегон, мимо пролетают поезда, там беготня всегда,
Мы переживаем не лучшие времена, на пороге войны страна, нам рассказывают с амвона,
Что у нас территория огромная и есть удивительная места, но жизнь там не проста,
Дорогая еда, заоблачные цены на питьё, но проходит всё, и только людское двуличье
Вызывает у разноголосой толпы полное безразличье! Всё идёт к тому, что нельзя верить никому,
Мне можно, но ужиться со злом невозможно! Тёмным стал небосвод, шум сумеречных вод
Проходит сквозь узкий коридор, туда свет не проникает из-за тяжёлых штор, был уговор
По правде жить, и грех не творить, но он забыт, как забыто всё, обещание моё кануло в Лету!
Обращаюсь за советом к бывалому соседу, его словам внимая, до конца не понимаю, что и как?
Негде передохнуть, чтобы глоток живой воды глотнуть, маска на лице, бог в стороне,
От прежнего мужчины осталась жалкая тень, трудно ему взбираться на скользкую ступень
Мирского бытия, наверху сидит шушера вся, шарамыги внизу, они ругают рок и судьбу,
Я же, как рыба молчу, вдруг счастье отбивается от рук, получаю по уху от своих же подруг,
Началась мышиная возня, она продлится полдня, набегает с моря крутая волна и вновь тишина!
Сколько мыслей вызывает она и лишает сна, живёшь и не знаешь, куда идёшь, ****а вошь,
Не живёшь, а страдаешь, мучаешься и выживаешь! Что сказать ещё? Жить и страшно, и хорошо!
Душа от мирских грехов устала, ей надо знать немало, чтобы не общаться с кем попало!
Что упало, то пропало, с высоты кургана не слышен гул океана! Процесс очищения начат,
Это значит, что не зря торговки на рынке судачат о том, что пока не грянет гром под окном,
Мужик не перекрестится и не поверит во всемогущество Творца! Для начала тяга к греху пропала,
Слова вылетают дуплетом, и при этом грохота нет, в соседнем окне едва мерцает свет,
Живёшь, как сирота, а твоя души никому не нужна, мысль та болтается на промозглом ветру,
Как обрывок бинта! Лепота! Лепота! На три амбарных замка закрыты уста, закат дня
С ума тут же сводит меня! Пустая болтовня подходит к концу, морщины расползаются по лицу,
Я же не могу в сотый раз вспомнить того сироту, что просит милостыню на Троицком мосту!
Сумерки сгущаются над нами, он стоит в одеянии рваном, образ святого Иоанна
Появляется сам по себе, старая кепка у него на голове, соблазн греха из головы исчез,
Но грех толкается рядом! Неподалеку голосят пьяные бабы, одни кричат, другие стонут от услады,
Им бы плитку шоколада, больше ничего не надо! Я люблю земную жизнь, а мысль рвётся ввысь,
Только за гриву жеребца как можно крепче держись, чтобы не покатиться вниз!
Не торопись слезать с коня судьбы, если бы все мы богу не пудрили мозги,
Жизнь бы шла по накатанной колее, нынче на мне рваный пиджак, темень и мрак
С пути уходить не хотят! Отзвук мысли замер, он много времени занял,
Но кому, как не ему, всю жизнь суждено глядеть во тьму!
Не продуман распорядок действий, много противодействий на том пути, что надо пройти,
Неисповедимы господние пути, но надо дальше за путеводной звездой идти,
Не отвратим конец пути, жизнь прожить – не поле перейти! Мы все - братья по крови,
Но насуплены брови, тлен и суета обесчестили уста! Нет дороги короткой,
Горечь и одиночество не зальёшь палёной водкой, можно сбрить куцую бородку
И продолжить свой нелёгкий путь, только бы едва мерцающую в ночи свечу не задуть!
В этом истина и суть! Жить грустно, прийти бы в чувство, а коль головы нет,
В её толстые застенки по потолку и треснувшей стенке лезет разный бред!
Покоя нет, и не будет! Короток жизни век, а человек в грехе рождается,
Он с ним опосля воедино сливается, всему – своё время,
Авось и на наше темя будет возложен терновый венец, никому не известно,
Если говорить по душам откровенно и честно, что задумал на небе Творец?
Всё, что в душе своей разбудишь, тем всю оставшуюся жизнь довольствоваться будешь,
Пока конец не обрубишь! Чище вряд ли когда-то будешь! Неужто шутишь?
Нет, не шучу, я по лезвию ножа хожу, но молчу и не пуская слезу, через слёзы хохочу,
Но вылетаю в трубу! По другому жить не могу! Наш внутренний мир будет уменьшен на треть
Без любви и пришлых женщин, впредь смотри вширь на близлежащий мир! Ты от баб отвык,
К одиночеству привык, ах ты, пришлось остановиться в шаге от беды, чтобы в пропасть не сползти!
В мыслях эфемерных нет доказательств достоверных, что жёны примерные, одна или все,
Не предаются пьянке и гульбе! Зыбкие тени прыгают по выбеленной стене,
Нет в том доме места мне! Доживаю жизнь наедине, зябко и холодно мне!
Дело идёт к зиме, кто позаботится обо мне, ищу тепло открытым ртом,
Нелегко оказаться за бортом земного бытия, себя без общества не мыслю я!
Прохладное стекло наземь медленно сползло, вспотело невзначай высокое чело,
Но ничего страшного не произошло! Ну, что ты резину тянешь
И не приглашаешь женщину на белый танец? Сам увянешь, с неба счастье не достанешь,
Душу обманешь, к ней губами прислонишься и сам удивишься, почему ты тащишь суму?
Как в песне поётся, никто вдоволь холодной воды не напьётся из глубокого колодца,
Если рядом нет умного полководца! Надо дерзать и бороться, но нельзя петь песни на чужой лад,
Так было пятьдесят лет тому назад, сейчас там кромешный ад!
Пол-литра купишь, бабу на половую близость раскрутишь, и увидишь секс вживую,
Вступив на стезю степную! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! В поле обвенчана любимая женщина,
У неё изба бревенчатая, но заколдована та женщина, а без того колдовства с ума сходит башка!
Она отклоняется не туда, о, да! Так бывает иногда, но не всегда! Страсть бьётся оземь,
В душе холодная осень, я и вправду религиозен, но уж слишком нервозен! Разум заторможен,
Он и вправду чем-то был встревожен, песнь печальная напоминает о кольце обручальном!
В закутке дальнем нет жизни идеальной, события скандальные лично мне не по душе,
Старый хрыч, с тебя магарыч! Дай своим мыслям лад, им нет дороги назад!
Я с путаницей в голове полжизни жил, пока отец не отлупил, смотрю на жизнь через стекло,
На все задвижки закрыто окно, но через грязное стекло уже давно не видно ничего,
Всё пусто и мертво, душа давно достигла великолепья своего и что? Я с толку сбился,
Слегка заговорился, но мир никак не изменился!
Человек худой легко расстался с чуждой ему средой,
Толпа взяла его на поруки, но в каждом звуке страсть чудится мне,
Серые тени забытой любви ползают на треснувшем окне! Ну, что за жизнь,
Изрядно намучаешься, пока бабу расшевелишь! Не смотри пристально вниз,
Там всё в дыму, трудно жить одному! В чём наш брат не виноват,
Учёные уже сделали доклад, они немного говорят, больше молчат,
В угол темный зашёл бывший бездомный, его голос монотонный все уши прожужжал,
Он не крал и ничего не воровал, но момент для истины уже настал!
Ему не внове сдвигать длинные брови, в телодвижениях характерных
Много дум эфемерных! Она в колготках безразмерных, он раздет наголо и что?
Не завидует ему никто, он и вправду от грешной жизни отвык, так что крепись духом, старик!
Что за шум? Что за крик? Там вблизи Ж. Д. Вокзала душа чужие слова никак не воспринимала!
Лучшая жена та, что своему мужу верна, а та, что выглядывает из окна – самая худшая,
Бог ей судья, но не я! Извините, в чреде грядущих событий в чужих руках находятся тонкие нити,
Только с ответом не тяните! Много вслух не говорите!
Истина раздастся вширь и сразу изменится неприхотливый мир! Ну и ну,
Неужто люблю чужую, а не свою жену? Перед глазами угол тёмный,
В нём спрятался мужик бездомный, у него взгляд утомлённый и жизнью обременённый!
Нас здесь двое и тело живое пытается в мороз и в пургу ни перед кем не остаться в долгу!
Тем и живу, надеюсь и жду, что когда-то прощу себя и жену
И со спокойной душой подойду к золотому алтарю! Что с собой я в дальний путь возьму?
Дырявую суму, заштопать её некому, пришлось жить, как попало, лазить по старому вокзалу,
Душа вся исстрадалась, на ней светлого пятна не осталось! В момент любой небо даст отбой
И поведёт следом за собой, но покой мне только снится, некому открыться,
Голове невтерпёж узнать, чья в поле колосится рожь и где гуляет благодать?
Ей дано мучиться и страдать и былые ошибки до конца дней по ночам вспоминать!

г. Мариуполь
25 июля 2015 г.