Глава 1. Ты одинок

      Пи-пи-пи-пи.

      Что-то упрямо старалось вытянуть его из глубокого сна, словно тряся его разум обеими руками и матерясь благим матом. Громко и противно.

      Пи-пи-пи-пи.

      Он всё цеплялся за ускользающий приятный сон, стараясь не обращать внимания на мерзкое пиканье. Оно будто устремилось из дальних уголков вселенной прямо ему в голову.

      Пи-пи-пи-пи.

      «Надо заставить его заткнуться».

      Парень попытался реализовать эту первую после сна мысль. Лениво потянулся к источнику противного шума в надежде заткнуть нарушителя тишины. Некоторое время рукой пытался вслепую нащупать предательский будильник на тумбочке.

      Пи-пи-пи-пи.

      «Да чтоб тебя!»

      Пи-пи-пи-пи.

      Отогнав желание швырнуть в стену надоедливую пищалку, юноша неохотно открыл слипающиеся глаза. Но того было достаточно, чтобы отключить простенький электронный будильник. Неприятное пиканье прекратилось. Парень облегчённо вздохнул.

      7:22 утра.

      Перевернувшись на спину, он уставился на знакомый потолок. За многие годы он изучил в нём каждую трещинку и неровность. Юноша был готов поклясться, что этот потолок будет видеть по утрам вечно. С одной стороны, эта мысль его успокаивала, потому что нет ничего прекраснее, чем постоянство. Но с другой стороны, вечно жить у дяди, который его приютил много лет назад, он не мог. И рано или поздно ему придётся покинуть дом. Как любому сыну — покинуть отчее гнездо.

      Дом. А был ли это его родной дом? Или всё же пристанище? Многие годы он думал, что временное пристанище. Но, как оказалось, нет ничего более постоянного, чем временное. Так что он вполне мог сказать родной дом. В каком-то смысле.

      «Ты точно так думаешь, Синдзи?» — спрашивал он себя.

      Парень ещё раз лениво бросил взгляд на будильник.

      7:26.

      Сонливость как рукой сняло. Так же быстро улетучились бесполезные рассуждения, которые не сулили ничего хорошего. Ведь они вызывали не самые приятные воспоминания из детства.

      Лень всё ещё блуждала по его мышцам, а тело неохотно подчинялось. Но он таки себя пересилил и встал с кровати. Машинально парень раздвинул шторы. Его коморка, находившаяся на втором этаже, моментально залилась светом. И каждый раз Синдзи радовался, что окна его комнаты глядят на юг, а не на восток, ибо ему даже не понадобился бы будильник в таком случае. Вид города Нагои из его окна никогда не выделялся особой выразительностью: практически вплотную через узкую однополосную дорогу находилось трёхэтажное многоквартирное здание. Типичный японский жилой район, где дома буквально располагались впритык. Радовал только большой лесопарк к западу всего в одном квартале от его жилища. Парк даже можно было увидеть, если выйти на балкон.

      Подавив желание подышать знойным апрельским воздухом, Синдзи лениво зашагал в уборную, прихватив полотенце. По-хорошему, ему через полчаса надо было выходить в старшую школу Чигуса, а до неё ещё полчаса достаточно бодрым шагом. Итого чуть более чем через час он уже должен быть в своём классе. Юноша в очередной раз вздохнул. Все эти математические расчёты его приводили в чувство лучше, чем любой будильник.

      Парень дёрнул за ручку двери уборной, она оказалась заперта. Отоя, его двоюродный брат, её уже занял. Что говорило о том, что кузен этим утром намного бодрее Синдзи. Или сказывались привычки бейсболиста: ему часто приходилось рано вставать на пробежку. Но тот никогда не слыл особым чистюлей, потому долго себя не заставил ждать.

      — Привет, хмурое лицо! — вышел из уборной Отоя.

      — С добрым утром.

      — Ты что-то сегодня запозднился. Клёвый сон снился, да? Ну-ка колись.

      — Да не то чтобы. Уже и не помню, — пробубнил Синдзи, прошмыгивая в туалет. — Если вообще что-то снилось.

      — Ладно, за завтраком расскажешь. Ты это, в темпе приводи себя в порядок, а то заставим её ждать, и кто мы после этого?

      Синдзи лишь кивнул, закрывая за собою дверь. Краем глаза приметил, как Отоя уже мчался вниз на кухню, и мысленно поблагодарил его за маленький заряд позитива с утра, при её упоминании. Отоя был всецело прав — нельзя заставлять ждать Ману на перекрёстке, где они в последний год постоянно встречались перед долгим совместным походом в школу.

      Глянув на своё отражение, Синдзи снова приуныл. На него смотрела недовольная гримаса с растрёпанными короткими каштановыми волосами. Серо-голубые глаза будто вопили, что хотят снова забыться в глубоком сне на несколько часов.

      Умывшись, Синдзи вернулся в свою аккуратно прибранную комнату, которая лишний раз подчёркивала, насколько её хозяин является чистоплотным. Собирая в школьную сумку книги и тетради, он не забыл туда же уложить старый кассетный плеер «Sony». Его подарил отец в далёком детстве, когда мама Синдзи ещё была в живых. Юноша сам не понимал, почему до сих пор пользуется этим плеером. Видимо, потому, что это был единственный подарок от отца за всё время.

      Вот уже какой день его внимание цепляло письмо, пришедшее от отца месяцем ранее. Оно лежало на краю стола на видном месте, однако притрагивался к нему Синдзи лишь дважды: когда получил письмо и во время одной из уборок.

      «Приезжай. Икари Гендо».

      Это всё, что написал ему отец. В конверте лежали ещё разные бумаги, видимо с телефонными данными, карта, фотография и пропуск. Но юноша за всё время так и не решился ни взглянуть на них, ни тем более позвонить. О содержании конверта он никому не сказал. Парень решил, что эта реликвия когда-нибудь осядет в коробке со старыми вещами в дальнем углу чердака, похоронив маленькую тайну навечно.

      Он быстро переоделся в школьную форму: чёрные брюки и белая рубашка без рукавов, на груди которой эмблема старшей школы Чигуса. Прихватив сумку с книгами и тетрадями, парень спустился на кухню, где уже собралось всё семейство Рокобунги.

      Отоя жадно пожирал яичницу с беконом. Хиро, отец Отои, как всегда уткнулся в небольшой плазменный телевизор, висевший на стене кухни. Говорящие головы в ящике вещали на совсем неинтересные для Синдзи темы: политика, ещё раз политика, теперь внешняя политика, экономика, снова экономика, опять где-то война и, словно начиная сначала, политика с экономикой.

      «…демографический провал. Официальная статистика сообщает об уменьшении численности населения Японии ниже 79 миллионов…»

      А мать Отои — Яори — тем временем готовила бенто на всех членов семейства плюс одного. «Плюс одним» был Синдзи. Она бросила на него уже привычный неодобрительный взгляд и продолжила заниматься едой. Юноша прекрасно знал, что Яори к нему всегда относилась холодно, хотя дальше недобрых взглядов и обидных слов дело чаще всего не заходило. Но каждый раз это ему напоминало, что он здесь чужой.

      «…точки роста экономики пока никак не нащупываются. Бизнес скептически настроен к принимаемым мерам…»

      — С добрым утром, — выдавил из себя парень, присаживаясь рядом с Отоей, приступая к тому же блюду, что и у него. Как всегда, очень вкусно — Яори умела готовить. И никогда не вымещала своё раздражение на парня через готовку.

      — С добрым, — буркнул отец семейства, не отводя взгляд от телевизора.

      «…средства будут направлены в развитие Сил самообороны. В частности, увеличится финансирование авиации и флота…»

      — Ты бы хоть на секунду отвлёкся и поел нормально. — Яори одарила мужа подзатыльником, усаживаясь рядом.

      — Нет, ну ты только послушай! — воскликнул Хиро. — Они снова хотят урезать расходы на медицину и социальное обеспечение, пустив эти деньги военным! В наше время это звучало бы абсурдом, а политическая карьера этих сумасбродов уже бы рухнула.

      — Наше время закончилось семнадцать лет назад, — возразила жена, — мы давно в другом мире живём, а ты всё удивляешься как ребёнок.

      «…проходят консультации на площадке „Прорыв-2017“. Ожидается выработка общих позиций США, России, Германии и Кореи по специальному институту NERV…»

      — Это не значит, что наши дети не имеют права на достойную жизнь, которую имели мы до Удара. Такое ощущение, что все дипломаты извелись вместе с Токио, взлетев на воздух. А теперь могут полагаться только на грубую силу. Лучше бы эти деньги на строительство и восстановление пустили, если так чешется деньгами посорить. А то многие префектуры до сих пор как после катастрофы.

      — «Наши дети»? — презрительно фыркнула жена, пропустив всё остальное.

      — Наши, — утвердительно кивнул глава семейства, мельком посмотрев на Синдзи. Яори удостоила мужчину лишь презрительным взглядом.

      «…провокаций в провинции Хубэй. Вооружённые силы Республики Китая пообещали, что будут подавлять все позиции НОАК КНР в случае…»

      — Ты снова хочешь об этом поговорить? — скрестил руки Хиро, повышая голос. — Мы двенадцать лет за ним присматриваем, почти с раннего детства. Это очень большой срок. За эти годы он стал частью нашей семьи. Поэтому, думаю, Синдзи-кун всё-таки наш. А ты до сих пор ведёшь себя, как маленькая девочка.

      Отоя уже расправился со своим завтраком и лишь одобрительно кивнул отцу. Сам же виновник торжества не видел ничего хорошего в этом разговоре, но старался не вмешиваться. Он лишь глядел на Яори, которая была готова возразить, но не успела.

      «…станции. NASA и Роскосмос перешли к третьему этапу по совместному пилотируемому полёту на Луну. Высадка человека ожидается в 2019 году впервые…»

      — Мы его выходили, мы его почти поставили на ноги. И ты в том числе, Яори. Даже кровно он мне родной. И ты хочешь сказать, что после всего этого Синдзи не наш? И он нам не родной?

      Женщина пробовала подобрать наиболее приемлемые слова, чтобы разговор снова не разросся в скандал перед ребятами. У неё было другое мнение по поводу Синдзи, хоть и с течением лет оно постепенно смягчалось. Первые годы она его просто не выносила. Но время шло и делало своё дело очень медленно, но верно.

      «…гелия-3. Промышленную добычу планируется осуществить к 2032 году после строительства лунного центра…»

      — Ребята, — начала она с фальшивой улыбкой, словно нацепив уже до боли знакомую маску, — почему бы вам не поспешить в школу? Уже без пяти восемь.

      Отоя ткнул локтем Синдзи, намекая, что стоит этим советом воспользоваться. Пока не грянул гром и не полетела посуда. Юноши, поблагодарив хозяйку за трапезу, встали из-за стола и направились к двери, прихватив школьные сумки.

      Выходя из дома, услышали разговор на повышенных тонах, но до братьев доходили лишь обрывки:

      — …как ты не понимаешь, что это не наш…

      — …времени уже прошло, а ты всё ещё...

      — …говоришь так только из-за денег, которые присылает его…

      — …не говори так!

      Синдзи ускорил шаг, лишь бы не слышать это всё. Он в который раз предпочёл убежать от проблемы.

      Спустившись по бетонным ступенькам мимо гаража, они вышли через решётчатую калитку и двинулись прямо по дороге мимо плотно застроенных домов. На улице стояла вполне ожидаемая весенняя жара, а на чистом и ярком голубом небе не было ни единого облачка. После блаженного кондиционера казалось, что солнце решило отыграться и испечь особое блюдо до того, как они доберутся до школы. А ведь это только утро, подумал Синдзи, к полудню на улице будет не меньше тридцати четырех градусов.

      Путь их лежал до младшей школы Нишияма, находившейся в нескольких кварталах. С этой школой братьев связывало много приятных воспоминаний. В те времена Синдзи был нелюдим и недоверчив к окружающим людям, почти замкнулся в себе. К счастью, Отоя проявил к нему искреннюю симпатию, таская его везде с собой, стараясь развеселить угрюмого мальчика. Как-то сын Хиро признался, что всегда мечтал о родном младшем брате или сестре. Но, к сожалению, Яори из-за сложных родов более не могла выносить дитя. Точнее, медицина могла ей помочь, но врезавшийся в Антарктиду 13 сентября 2000 года метеорит заставил всех людей в мире бросить силы на банальное выживание. О помощи в вынашивании ребёнка речи не шло. Потому свалившийся на семью Рокобунги, как снег на голову, четырёхлетний Синдзи двенадцать лет назад стал отрадой для Отои. Он ему приходился двоюродным братом, а о большем и просить было нельзя.

      Впрочем, радость быстро сходила на нет, ибо Синдзи оказался непростым мальчиком. Он был вполне самостоятельным и легко учился, никогда не капризничал. Но одновременно с этим его характер оставлял желать лучшего. И если Хиро достаточно быстро снискал у Синдзи уважение и доверие, то Отое на это понадобились долгие годы. У него на данный счёт было предположение: поскольку Гендо и Хиро родные братья, а значит, очень похожи, то Синдзи в последнем видел того отца, которого хотел видеть. Однако Отоя вслух эту теорию никогда не решался высказать.

      Сегодня Синдзи снова впал в лёгкую депрессию из-за утренней сцены. Опять ему напоминали, что в этом доме, в этой семье он чужой. Даже не помогли ободряющие слова Отои — парень погружался глубоко в свои мысли, выстраивая невидимый барьер с окружающим миром. Он не шёл, а брёл рядом с кузеном, лишь изредка отвечая ему односложными фразами.


      Вышли они на двухстороннюю дорогу и свернули на север в сторону младшей школы Нишияма. На самом деле им надо было к маленькому скверу Нишияманака, который находился перед самой школой. Даже несмотря на то, что здесь улица была просторнее, чем в переулках, дома всё так же стояли друг к другу впритык. А бесчисленные провода и кабели окутывали все здания, словно паутина неведомого урбанистического паука, захватившего город.

      Синдзи отвлёкся от собственных мыслей, заметив через дорогу, в самом сквере, девичью фигуру, которая махала им рукой.

      Это была Киришима Мана, его одноклассница. Её легко было узнать по белой шляпке с большими полями. Из-под шляпы виднелись относительно короткие для девушки каштановые волосы, которые едва касались плеч. Остатки сомнений развеивала неизменная форма школы Чигуса: чёрная плиссированная юбка до колен, белая матроска с эмблемой на груди и красно-чёрный бант на шее.

      С Маной Синдзи познакомился годом ранее, при переводе в старшую школу. А сдружились они в музыкальном кружке, в который оба записались с началом учебного года. Юноша с детства играл на виолончели просто потому, что ему так посоветовали когда-то. Чтобы чем-то себя занять, раз спорт его совсем не интересовал. А Мана всего пару лет назад пристрастилась к скрипке. Имея музыкальный слух намного тоньше, чем у Синдзи, девушка делала весьма большие успехи, хотя парень пока играл лучше благодаря опыту. Мана очень любила музыку. Из-за чего не ленилась носить скрипку домой и обратно в школу, чтобы иметь возможность поупражняться и там, и там. Тогда как Синдзи свою виолончель держал в музыкальном кружке и дома никогда не играл, если не считать праздники.

      — Привет, Мана-чан! — выпалил Отоя, забирая у неё футляр со скрипкой. Это действо уже стало настолько привычным, что она лишь недолго посопротивлялась для вида, а потом, поблагодарив, передала бесценный инструмент.

      — А чего это у нас Син-кун снова такой хмурый? — спросила Киришима, когда ребята двинулись дальше вдоль младшей школы.

      — Наш «мистер уныл» не выспался. Опять.

      — Может, мне отойти, чтобы вас не смущать? — недовольно пробубнил Синдзи. Но присутствие позитивной Маны словно заряжало энергией. Потому, естественно, отходить он никуда не собирался.

      Та лишь хихикнула в ответ, и тепло от её улыбки передалось Синдзи. Его настроение определённо улучшалось.

      — Кстати, Син-кун, Минами-сан забыла тебе вчера передать, что с сегодняшнего дня будем репетировать «Air» Баха.

      — «Эйр он э джи стринг», — поправил её юноша с заметным японским акцентом. — И как мы её будем исполнять, имея всего две скрипки и одну виолончель? Ладно, две скрипки ещё сойдут. Но Ишикава-сан и Ямада-сан же выпустились. Духовые инструменты для исполнения не нужны, как и фортепиано. То есть, как минимум, два человека не смогут принять участие, а это неправильно.

      — Импровизация! — надула она щёчки. — Такаши-сан, как минимум, может сесть за вторую виолончель, а сама Минами попросит старшего братца одолжить электронное пианино для Кадзуо-сана. Да и мы же не собираемся исполнять «Air» на сцене консерватории Койо. Ограничимся сценой нашей школы во время фестиваля.

      — Я ничего не понял, — вклинился Отоя, — но до фестиваля ещё несколько месяцев.

      — В том и смысл! Пока Такаши-сан и Кадзуо-сан привыкнут к новым инструментам, пока найдём среди первокурсников новые таланты, пока приноровимся, обучимся, сыграемся… и вот уже будет осень.

      — Я бы взял что-нибудь из романтизма, например Штрауса или Вагнера. И мы никого не усыпим во время выступления, надеюсь.

      — Я думала, ты любишь Баха. Да и в прошлом году мы никого не усыпили.

      — Я люблю Баха. Но, думаю, он плохо подходит для выступления нашего кружка перед аудиторией школы, которая в прошлом году слушала-таки Паганини. Попробуй там уснуть.

      — О, я тогда уснул!

      На Отою сверкнули две пары злобных глаз.

      — Да я шучу, ребят! Я помню, как вы играли. А с вашей Айзавы пот хлестал, будто она с нами в бейсбол пробегала все иннинги.

      — Ну, она такая — отдаёт себя делу полностью. Короче говоря, «Air», Синдзи. «Air»! Все жалобы только в письменном виде и лично Минами-сан, — заключила девушка.

      — И за что мне это? — простонал Синдзи. — Можно ведь было что полегче выбрать.

      — Нет, нельзя. Ты ведь её знаешь: сначала надо создать проблему, а потом её героически преодолевать. Поскулить ты всегда успеешь, а пока надо браться за дело.

      Синдзи глубоко вздохнул в ответ.

      Переходя скоростную дорогу 217, Синдзи обратил внимание, что здесь уже заметно больше автомобилей и людей. Все спешили — кто на работу, кто на учёбу. Город просыпался и оживал после ночного отдыха. Парню нравилось просто вклиниться в поток и идти погружённым в свои мысли. Он бы послушал музыку, благо плеер не забыл, да посчитал, что перед Отоей и Маной будет некрасиво. А тем временем те о чём-то непринуждённо разговаривали. Утро определённо становилось лучше и лучше, а настроение юноши поднималось.

      — Как это у тебя получается, Мана-чан? — вдруг спросил Отоя.

      — Получается что?

      — Легко и непринуждённо оживлять моего братца, конечно же! Нет, серьёзно. Чтобы он с кем-то спорил и проявлял своё мнение — это редкость. Вот и хочу попросить парочку индивидуальных уроков.
Синдзи лишь закатил глаза. Ему хотелось закрыть уши, ибо друзья снова его обсуждали. При нём же.

      — Ну, — потянула Киришима, задумавшись, — я излучаю особую духовную энергию!

      Отоя хотел было пошутить. Может, даже немного п;шло. Однако передумал, чтобы никого не вгонять в краску. Он прекрасно знал ответ на свой вопрос и очень хотел забыть этот ответ, будто всё не так. Первая мысль, когда он их увидел вместе год назад, была не далека от истины. Хотя сладкая парочка всё отрицала, Отоя уже тогда понимал.

      «Синдзи, не стоило тебе мешкать. Ибо сейчас всё несколько осложнилось».

      Девушка будто прочитала мысли бейсболиста и, набравшись храбрости, пошла в давно планируемую атаку.

      — Ревнуешь, Отоя-кун? — ехидно спросила она, схватив братьев за руки. — Не бойся, я вас обоих одинаково люблю!

      Если Синдзи от такого внезапного напора смутился и машинально отдёрнул руку, то его кузена это позабавило. Тот даже сжал её маленькую ладонь, и их пальцы переплелись.

      — Не боишься, что ты будешь причиной драки двух братьев? — наигранно зловеще проговорил Отоя.

      — Совру, если скажу, что мне было бы неприятно. — Выхватила она руку и на этот раз прилипла ко второму брату. — Ты бы подрался за меня, Син-кун?

      Синдзи опешил и покраснел как помидор. То ли от неожиданного разговора, то ли от того, что Мана слишком близко к нему прижалась. Приятное благоухание девушки вскружило ему голову, и на какое-то время он хотел забыться в нём. Парень только и смог неуверенно экнуть, как кузен спас положение:

      — В такой драке не было бы победителей, Мана-чат. — Отоя явно был собою доволен и снова взял её за руку, словно галантный джентльмен. — Потому ты бы досталась обоим рыцарям.

      — Так нечестно! — картинно воскликнула девушка.

      — Ты сама на это подписалась, тебя никто за язык не тянул, — пожал плечами Отоя, отпустив её.

      Девушка в ответ ему высунула тот самый язык, после чего они рассмеялись.

      Синдзи не смеялся. У него всё ещё не выходили из головы прикосновение Маны и её обворожительный запах. Его сердце колотилось. Такая близость парня пугала, он боялся причинить ей боль своей неуклюжестью. Ещё больше боялся, что ему причинят боль. Как отец, который его предал и бросил после смерти матери.

      — Кхм, — потянула девушка, — что же будет звучать лучше: Рокобунги Мана или Икари Мана?

      На недоумевающие взгляды братьев та захихикала.

      — Рокобунги Мана звучит как-то не очень, — с наигранным равнодушием заметил Отоя. — А, точно! Я же обещал Миуре свидание!

      — Ах вот как! — выпалила Мана. И нельзя было понять: всерьёз она разозлилась или её внутренняя актриса отыграла на все пять.

      Синдзи изо всех сил убедил себя, что это был лишь очередной каприз Киришимы и не стоит на этом заострять внимание. Такое уже бывало не раз, и, скорее всего, стоит ожидать ещё.

      Через двадцать минут они были у входа в старшую школу Чигуса. Мана, забрав футляр со скрипкой, присоединилась к стайке девушек, которые уже не в первый раз начали подшучивать над её отношениями с двумя братцами. Та лишь игриво отмахнулась, и стайка снова захихикала.

      С Отоей Синдзи расстался у шкафчиков со сменной обувью. Его кузен учился на курс выше — в 3В, тогда как Синдзи — в 2С. И так уж получилось, что в одном классе с Маной, а значит, ему с ней ещё предстоит увидеться не раз и не два.

      Синдзи в какой-то мере даже нравилось учиться. У него не было особой тяги к познаниям, он предпочитал плыть по течению. И учёба позволяла отвлечься от своих мыслей и сконцентрироваться на чём-то другом, что не вызывало бы у него беспокойства. Голова работала с такой частотой, а память настолько забивалась различной информацией, что ничего не оставалось для плохих воспоминаний. Уносясь течением в запутанную историю, в мир магических цифр, восходя на горы и пересекая океаны, познавая всю глубину японского языка, он забывал о своих проблемах. В эти моменты ему не приходилось задумываться о смысле существования и чем заняться в будущем, не нужно было стараться понять самого себя. Преподаватели и учебная программа всё делали за него — вычищали лишнее и наполняли чашу совсем иной информацией. Поэтому Синдзи хорошо слушал и вникал, схватывал на лету и быстро находил решение за счёт своей высокой концентрации на предмете. Отсюда отличная успеваемость. Нет, он не был круглым отличником, но его знаний было достаточно, чтобы помогать одноклассникам с домашними заданиями и различными задачками. Не то чтобы Синдзи нравилось помогать и делать чужую работу — он опять-таки просто плыл по течению. Ещё одна возможность забыться.

      Кому юноша рад был помочь, так это Мане. Парню мало с кем в классе удалось за этот год по-настоящему подружиться. Ему это всегда давалось с трудом, да и не стремился особо. Киришима сама с ним первой заговорила в своё время из практических соображений. Ведь они в классе были единственные, кто посещал кружок классической музыки. Слово за слово — и они стали друзьями, которые редко друг от друга отходили.

      После обеда на большой перемене Мана как-то внезапно спросила:

      — Син-кун, ты никогда не задумывался, почему тебя никто не трогает?

      Синдзи удивился вопросу и снял наушники.

      — Что ты имеешь в виду?

      — Ну, не пытались издеваться. Не пойми меня неправильно, но над такими, как ты, часто издеваются. И наш класс не исключение — вон, Номуре постоянно достаётся.

      — Может, боятся брата? — пожал плечами парень, сидя за своей партой. Его это особо не интересовало. Но девушка отставать не собиралась.

      — Нет. Просто ты безотказный, — ответила она притворно равнодушно. — Всегда всё сделаешь, о чём бы тебя ни попросили. Хорошо, что пока не заставляли прыгать с третьего этажа, а то, боюсь, ты и это выполнишь.

      — Ну, извини меня, что я такой. Честно. Ты хочешь, чтобы я изменился?

      — Изменился? Нет, ты мне нравишься такой, какой ты есть. Потому я стараюсь как можно реже что-либо просить у тебя, чтобы не стать похожей на остальных эгоистов.

      — Не похожа, — заверил он её и расплылся в улыбке. — Честно говоря, я даже рад, когда ты у меня что-то просишь. Мне самому приятно тебе помогать.

      — Тогда, — она немного замялась, набираясь смелости, — с твоего позволения я тебя сегодня после занятий в кружке напрягу. Маленький сюрприз, Икари Синдзи.

      Она легко щёлкнула парня по носу. Впрочем, тому больше не понравился не щелчок по носу, а упоминание его фамилии. Это сразу напомнило ему отца.

      — Не очень люблю сюрпризы. Надеюсь, это не очередная твоя сумасбродная идея? Отоя тоже участвует?

      — Отоя-кун? Нет-нет. Ничего такого. Я думаю, обойдёмся без него и он не обидится. Поэтому можешь ему написать, чтобы нас не ждал после занятий.

      Синдзи снова пожал плечами и достал старый, но проверенный временем телефон-раскладушку «Samsung». Через него нельзя было выйти в интернет, поиграть в современные игры или послушать музыку. Это была типичная и простая звонилка. Пока юноша набирал сообщение брату, Мана пониженным голосом продолжила объясняться.

      — Я просто хочу… сделать выбор. — Она снова запнулась, будто сболтнула лишнего. — В общем, увидишь, Синдзи. Надеюсь, тебе понравится. Я очень на это надеюсь.

      С этими словами она быстро ретировалась к своим подружкам. Те стали у неё что-то активно спрашивать, но она лишь с лёгкой улыбкой взглянула на Синдзи. Её щёчки слегка порозовели. Впрочем, тот недоумевал и не догадывался, что у неё на уме. Мана хоть и была милой девушкой, но иногда отличалась эксцентричными поступками, потому юноша давно перестал пытаться понять логику её действий. Тем более удивляться.

      Сделать выбор? Небось, она его снова потащит в торговый центр для выбора очередного платьица или купальника. Отою она никогда не брала на шопинг, потому что тот непременно станет заглядывать в примерочную от скуки. Синдзи же был терпелив и лишь изредка бурчал себе под нос.


      После всех занятий Мана и Синдзи направились неспешным шагом в музыкальный кружок. Девушка на удивление была тихой и немногословной. Будто юноша заразил её особым «вирусом самокопания». Киришима погрузилась в собственные размышления, что на неё было не похоже. Синдзи начал подозревать, что её просьба не имела отношения к шопингу. Но все его размышления испарились, как только они переступили порог музыкального кружка.

      — Ну наконец-то! — воскликнула Айзава Минами, стуча по наручным часам. — Мы вас тут уже заждались.

      Минами, учащаяся 3А класса, была лидером кружка. Она отличалась энергичностью и острым умом. А в красоте даже миловидная Киришима ей уступала и была лишь в тени рядом с Айзавой. Возможно, виной этому были длинные и ухоженные чёрные волосы. А может, длинные и не менее ухоженные ноги, доступные взору: юбка была намного выше колен. Вопреки школьным правилам многие девушки, обладающие стройными ножками, подшивали юбки. В любом случае, Синдзи что-то манило к ней. Но он никак не мог сделать первый шаг, боясь напортачить. Притом Минами пользовалась популярностью в школе и вечно была занята. Юноша также боялся, что с таким заурядным парнем, как он, ей просто будет скучно дружить.

      — Икари-кун, сегодня мы рассчитываем на тебя, — начала командовать длинноволосая девушка, щёлкнув пальцами. — Ты у нас сейчас единственный на виолончели. Можешь пока сам попрактиковаться — я знаю, что ты наизусть знаешь «Air». Я к тебе позже присоединюсь. Остальные пока ко мне.

      Никто не осмелился ослушаться властной Айзавы.

      Синдзи распаковал свою повидавшие виды виолончель и устроился посередине комнаты, чтобы создать равномерную акустику. А ребята собрались в углу, где Минами с горящими глазами подробно объясняла свой план и раздавала ноты. Такаши явно неодобрительно отнёсся к замыслам, но лидера принялась защищать Мана. Музыканты люди творческие, а значит, чаще всего эмоциональные. Когда разгорелся горячий спор, Синдзи это никак не удивило, ибо за последний год жарких дискуссий было множество. Даже он пару раз принимал в них участие, чем заслуживал удивленные взгляды. В эти моменты Айзава вставала на его сторону: мол, раз вечно молчаливый Икари-кун заявил что-то, то надо делать так. Она считала, что Синдзи молчалив не от неуверенности, а из-за мудрости, которую парень в себе никак не мог разглядеть. В эти моменты ему было очень приятно и тепло.

      Многим кажется, что в кружке классической музыки всегда тишина, покой и полная идиллия. Вплоть до смертной скукоты. Собственно, в такой кружок Синдзи и ходил в средней школе, что ему очень нравилось. Но в старшей школе Чигуса была Минами, поэтому шум и гам в кружке звучали постоянно, руша все мыслимые и немыслимые представления о занятиях классикой.

      Юноша никогда не отличался чувством юмора, не говорил с сарказмом. Но ему захотелось подчеркнуть всю бессмысленность и комичность их горячего спора, который уже давно вышел за пределы обсуждения замысла Айзавы. Поэтому на разогрев он выбрал тринадцатую серенаду «Allegro» Моцарта. Без скрипки будет не так красиво, но он решил постараться.

      Уложив смычок на струны, Синдзи коротко вздохнул и закрыл глаза. Секундой позже начал играть.

      Музыка полилась по всей комнате, заполняя каждый уголок, оживляя застоявшийся прогретый воздух. Волны вибрировали сладким пением виолончели.

      «Слишком быстро для разогрева».

      Но Синдзи и не думал останавливаться. Он и сам тонул в бессмертном шедевре, который явился миру во всём своём великолепии века назад и проживёт до скончания времён. Вот они, бессмертность и вечность, будто можно их коснуться, лишь захотев.

      И тут рядом с ним заиграла скрипка, подхватывая темп. Совсем немного понадобилось, чтобы сыграться и поймать волну обоим музыкантам. И вот уже скрипка и виолончель играли в одном порыве. Синдзи не видел, кто именно присоединился к нему, — он играл, как обычно, с закрытыми глазами. Да и неважно это было, ибо звуки переплетались в гармонии, как инь и ян.

      Вторая скрипка присоединилась с наскока, словно в порыве страсти и ревности, не всегда попадая в ноты. Уши порезались о нарушение гармонии, и Синдзи постарался помочь второй скрипке поймать темп. Совсем немного понадобилось, чтобы единая гармония снова восторжествовала. И вот красота расцвела с новой силой, уволакивая всех находящихся в комнате в свой прекрасный мир беззаботности и торжества музыки.

      Когда чудесная музыка смолкла, Айзава похвалила парня под аплодисменты участников кружка.

      — Отличный разогрев, Икари-кун! — положила руку ему на плечо Минами. Она немного запыхалась, а на лице выступали капельки пота. Но энергии у неё было ещё хоть убавляй. — Вот это я понимаю любовь к музыке, у тебя бы всем учиться. Вот так надо отдаваться, так надо играть, вкладывая всю душу и отбрасывая всё бренное!

      Синдзи смущённо улыбнулся, почесав затылок. Ему определённо нравилась похвала от столь требовательной девушки. А ещё, что она не убирает свою руку с его плеча и юноше передаётся тепло Айзавы. Та наклонилась к его лицу, даже слишком близко, чем того бы хотел сам Синдзи, — и он почувствовал её учащённое дыхание.

      — Я хочу, чтобы ты вёл партию Баха, — никто лучше тебя не справится, даже я, — сказала она манящим голосом так, чтобы все слышали. — Вложись полностью, я рассчитываю на тебя.

      — Но как виолончель может повести в «Эйр?

      — Импровизируй!

      После этого она растрепала ему волосы и отошла к другим участникам. Его сердце забилось чаще.

      «Остынь, Синдзи, — говорил он себе, — У неё есть прилежный парень, учится в университете, а семья владеет своим бизнесом. Она идеал во всём. У тебя никаких шансов».

      Его осенило: а ведь он никогда не представлял, что мог с кем-то встречаться. Осознание этого факта взбудоражило ум. Сразу вспомнился Отоя, который корил его, что он никогда даже не пытался завести себе девушку. Хотя у его брата опыт тоже был не то чтобы богатый, но он бросил все попытки, как только познакомился с Маной. И тут Синдзи во второй раз осенило, что и так происходило редко, а тут дважды — меньше чем за минуту. Синдзи переполнило чувство удовлетворения, будто он решил трудную головоломку. Но с удовлетворённостью поселилось ещё одно неизвестное ему чувство. Однако тогда юноша не придал этому значения.

      Синдзи глянул на надувшееся лицо Маны, которая недовольным прищуром сопровождала Минами. И вдруг понял, кто была первая, а кто вторая скрипка.

      Айзава время даром не теряла и раздавала ноты, а также чуть не пинками заставляла Такаши-сана усесться за вторую виолончель. Но и не забывала подбадривать, что у того всё прекрасно выйдет.

      — А ты, Кадзуо-кун, будешь у нас сегодня дирижировать, — командовала глава кружка. — Твоё фортепьяно, увы, здесь не понадобится.

      — Из меня дирижёр как балерина, — жаловался худощавый очкарик. — Помнишь, в прошлый раз получилось совсем не так, как ты рассчитывала?

      — Но урок-то ты извлёк, ведь так? Да и кто знает, может, если бы ты пошёл учиться на артиста балета, сейчас бы выступал на сцене.

      — Ты не забыла, что ведёт партию Синдзи? Может, ему дирижировать сразу?

      — А ты сможешь сыграть на виолончели?

      Кадзуо лишь фыркнул, но безо всякой злобы.

      — Импровизация! Твоё дело — ритм, Синдзи задаст темп.

      Кадзуо, сдавшись, взял в одну руку ноты, а во вторую — запасной смычок. Ибо дирижёрскую палочку они сломали пару месяцев назад во время очередного жаркого спора.

      Через некоторое время все уже были готовы. Минами одобрительно кивнула, и очкарик скомандовал:

      — Ну, ребята, — три, четыре!

      Начало вышло ужасным. Такаши пытался справляться с инструментом, которым пользовался редко. Его спасало лишь то, что композицию он уже знал. Мана же ноты не знала, поэтому ей пришлось постоянно или нагонять темп, или сбавлять обороты, причем с ошибками. Кадзуо, махая смычком, про себя повторял все ноты и внимательно слушал Синдзи. Минами же, как и ожидалось, единственная, кто могла хорошо играть, без погрешностей. Но даже ей не хватало банального опыта и практики. Теперь Синдзи понял, почему ведущим она поставила именно его. Ибо на поверке оказалось, что он единственный, кто хорошо знает и умеет исполнять бессмертное произведение Баха. Юноша мог задавать темп, пока члены кружка классической музыки не сыгрались вместе.

      «Air On A G String» лилась в стены комнаты, обволакивая своей мелодией каждого участника кружка. Магия Баха заставляла юношей и девушек задумываться о чём-то своём, доставая из потаённых уголков памяти приятные воспоминания. Будь коллектив сейчас сыграннее, казалось, они могли сделать мир лучше, призвав самих ангелов откликнуться на этот чудесный зов.

      Партия шла за партией. Разбор полётов за разбором. Даже всё время недовольный Такаши влился в общее течение. Постоянные споры и дискуссии, раздиравшие кружок, сменились на усердную работу. Музыка лилась с каждым разом всё гармоничнее. Синдзи на один миг захотелось, чтобы это продолжалось вечно. Как и вечна эта композиция.


      К вечеру Минами объявила о завершении сегодняшнего продуктивного дня и отправила всех по домам. Ребята поблагодари друг друга, собрали инструменты и разошлись. Мана вызвалась убрать в комнате кружка и попросила Синдзи ей помочь. Тот, естественно, даже не возражал, пребывая в блаженном настроении и витая в облаках.

      — Ключ не забудьте оставить в учительской! — напомнила Айзава перед уходом.

      После уборки Мана прильнула к открытому окну, любуясь ранним закатом. Солнце уже начало скрываться за горизонтом на западе, но, несмотря на это, с улицы веяло невыносимой жарой. Погода не оставляла шансов даже на лёгкий ветер.

      В комнате было непривычно тихо. Ни музыки, ни разговоров. Только приглушённые звуки доносились из соседних кружков.

      — Вот бы здесь остаться! — счастливым голосом протянул Синдзи. Таким он редко бывал.

      Мана развернулась спиной к окну. Она явно намеревалась что-то сказать, подбирала подходящие слова.

      — И что мы здесь будем делать? Сыграем ещё одну партию?

      — Нет, на сегодня хватит. Мне просто понравилось, как здесь сейчас тихо и умиротворённо. И за окном не слышно диких криков бейсболистов: спасибо погоде.

      — И мы тут вдвоём наедине.

      Синдзи кивнул.

      — Син-кун, может, это прозвучит как-то некрасиво, — Мана на секунду запнулась, — но тебе нравится Айзава-сан?

      Юноша несколько удивился такому вопросу. Нравится ли она ему? Определённо да. Он чувствовал, как к ней его тянет. Но он боялся, что Киришима неправильно поймёт, будто он любит Минами.

      — Ну да, нравится. — Он заметил, как Мана напряглась. — Нравится как человек. Как ты мне нравишься, и я тебе. Может быть. И вообще, с чего бы такие вопросы?

      — Я тебе нравлюсь лишь как человек? — Теперь её щёчки заметно побагровели.

      Мана взяла его за руку и подтянула к себе. Он снова испытал те же ощущения, что и раньше. Сердце опять начало колотиться. Синдзи не знал, что ответить, ибо уже начал догадываться, о чём именно спрашивает Киришима. Он не знал, что делать. Нравится ли она ему больше, чем просто человек? Как девушка? Может быть, и да. Но что тогда Отоя? Она ему точно нравилась как девушка, а может, он даже и был влюблён всё это время. А был ли Синдзи влюблён в Ману, он точно сказать не мог — слишком всё быстро. Скорее нет, чем да. Или он ошибается? Он боялся её ранить, причинить вред своим неумением обращаться с девушками. Он боялся, что, если они слишком сблизятся, она причинит боль и ему. И тем самым они уже вместе причинят боль Отое.

      Девушка заметила, как юноша начал нервничать. Она понимала, что Синдзи в замешательстве и ему сложно описать то, что чувствует. Мана решила упростить задачу, скользнув левой рукой по его щеке и прижав его к себе почти вплотную. До него снова донеслось приятное благоухание, которое заставило встрепенуться.

      — Знаешь, — она неуверенно улыбнулась, — а ты мне да. И уже очень давно, но ты ничего не замечал. А может, и замечал, но не был уверен. Я всё ждала, когда ты сделаешь первый шаг. Но… решила сделать его сама.

      — А как же Отоя? — пролепетал Синдзи и очень пожалел об этих словах, настолько они были неуместны.

      — Выбор, — закусила она нижнюю губу, — мой выбор.

      Мана подтянулась на цыпочках, чтобы достать губы Синдзи. Парень поначалу забылся и решил всё так же плыть по течению, отдавшись моменту. Но в его голове мелькнул образ, который сыграл роковую роль: он вспомнил, как Отоя смотрел сегодня на Ману, как они держались за руку. И представил, как тому будет больно.

      Парень машинально отпрянул от, казалось, неминуемого и сладостного поцелуя. Девушка так и застыла в недоумении, разочаровании и стыде. Сердце у Синдзи бешено колотилось, стекали капельки пота по лицу. Он знал, что надо что-то сказать, но как бы он ни прокручивал шестерёнки в голове, у него не находилось правильных слов. Киришима оттолкнула его и, молча, пулей вылетела из комнаты, забыв все свои вещи.

      Некоторое время он просто стоял как истукан. Где-то вдали слышались голоса из других кружков, которые не подозревали о разыгрывающейся в жизни молодых людей драме.

      Парень в шоке плюхнулся на ближайший стул, стараясь понять, что сейчас произошло. Только-только он начал осознавать, какую боль причинил Мане. Она открылась ему, доверилась, хотела дать ему частичку своей теплоты, любви. А Синдзи буквально отверг её чувства.

      Юноша разрывался. Он не хотел причинять боль Отое, но причинил боль Мане.

      Синдзи выскочил из комнаты, чтобы попытаться найти Ману. Юноша хотел всё исправить, хотел объясниться. Утешить. Обнять.

      Поцеловать? Может быть.

      Сердце заколотилось ещё сильнее. Он пробежал по этажам, зовя её. В надежде, что всё ещё можно вернуть как было. Но в школе след Маны простыл.

      Он пошёл обратно в комнату кружка, всем сердцем желая, чтобы Мана оказалась там, вернувшаяся за своими вещами. Но все надежды Синдзи рухнули, когда увидел пустую комнату и нетронутые вещи. Он снова плюхнулся на тот же стул и готов был зарыдать. Его трясло, как при ознобе, а сердце было готово выпрыгнуть из груди.

      «Что же я наделал?»

      «Что же ты наделала?»

      Повторял и повторял он себе эти вопросы.

      «Есть ещё один вариант встретиться с Маной».

      Синдзи взял сумки и футляр со скрипкой, закрыл комнату на замок и медленно пошёл к учительской. Ему некуда было торопиться. А в голове он раз за разом прокручивал, как будет перед Маной извиняться, что ей говорить, что делать.


      Синдзи знал, где живёт Киришима, — южнее парка Камиоко. Туда минут двадцать быстрым шагом, но его путь занял не менее сорока, а значит, она убежала от него вот уже как чуть более часа назад. Юноша мог лишь догадываться, что чувствовала Мана весь этот час и какую боль ей приходилось переносить. Однако он был очень удивлён, когда её родители сказали, что сегодня дочь ещё не возвращалась из школы.

      «Возможно, она пошла выплакаться к одной из своих подруг».

      Оставив её вещи семейству Киришимы, парень не спеша потопал домой. Семья Маны долго выспрашивала его, что произошло. Но что он им мог сказать? «Она призналась мне, а я её отверг»? Так он их и оставил в неведении, заверив, что всё хорошо. Маленькая ложь.

      «Отоя меня убьёт».

      Синдзи был полностью опустошён. Чем больше времени проходило, тем меньше у него оставалось желания показаться на глаза Мане. Теперь ко всем чувствам добавился стыд за свой поступок. Стыд за её поступок, ибо он недоумевал. Не понимал, зачем она так поступила. Неужели она его и вправду любила? Сегодня она заявила, что любит обоих братьев. И сделала выбор в пользу Синдзи. Почему? Неужели он был чем-то лучше Отои? Или же из-за жалости? Ведь его брат не имел проблем с общением с противоположным полом и пользовался успехом у девушек. В некотором смысле.

      Юноша знал, что от проблемы не убежать — рано или поздно её придётся решать, если он хочет сохранить дружеские отношения с Маной. И это, скорее всего, произойдёт прямо завтра. Максимум послезавтра.


      Небо уже налилось красным, когда он дошёл до своего дома. Весь этот путь ему показался бесконечным. Желудок неистово просил пищи. Голова гудела, бил озноб.

      Открыв дверь, он решил, что дома никого нет. Об этом свидетельствовал пустой гараж. А висевшая на холодильнике записка, что хозяева дома вернутся не ранее девяти вечера, окончательно уверили его. Синдзи знал, что Яори наверняка заблаговременно оставила ужин в холодильнике. А если что, он и сам вполне неплохо готовит. Живот снова заурчал, прося еды.

      Но почти сразу до Синдзи донеслись тихие всхлипывания со второго этажа. В коридоре он приметил обувь Маны. Синдзи машинально ударил себя по лбу — логично, что она побежала к Отое искать утешения. Юноша даже вздохнул с облегчением, что не самому придётся всё объяснять брату, ибо тот мог просто не поверить ему.

      Синдзи не решился выдать своё присутствие и медленно, почти на цыпочках поднялся на второй этаж. Он боялся увидеть заплаканную Ману, юноша её такой никогда не видел. Но что-то ему говорило — на этот раз ему нельзя убегать.

      По мере приближения к комнате Отои он расслышал не только всхлипывания. Кое-что ещё. Прильнув к приоткрытой двери и заглянув одним глазком, он чуть не свалился от неподдельного шока. Синдзи не ошибся в том, что Мана всхлипывала, но она ещё и постанывала в крепких объятиях Отои. Они лежали на кровати, поглощённые нежной страстью. Синдзи так и стоял оцепенев, наблюдая за сценой, которая рушила весь его мир.

      Вид небольшого количества крови на простынях привёл юношу в чувство. Только сейчас он заметил, что и сам возбуждён и жадно разглядывает, как брат «утешает» его лучшую подругу. Глаза вцепились в обнажённое извивающееся тело Киришимы.

      Ему стало мерзко. Противно. В первую очередь от себя. С онемевшим лицом он развернулся и пошёл в свою комнату, совсем не заботясь о скрытности. Там он вытряс всё из школьной сумки и методично, словно в трансе, стал закидывать в неё все необходимые вещи, будто собрался в далёкий поход. Из заначки достал все карманные деньги, которые у него копились долгое время. Машинально положил плеер. Взгляд юноши остановился на письме. Он не успел решить, брать или не брать приглашение от отца, как парня словно вернули к реальности, когда за стеной послышалось топанье и разговоры.

      «Времени нет».

      Теперь его накрывали ярость и ощущение предательства. Он всего лишь отказал в поцелуе. Ничего более. А его в ответ жестоко предали.

      Кто-то бы сказал, что это воздаяние за содеянное. Но Синдзи так не считал. Он не сделал ничего настолько дурного, чтобы заслужить такое предательство от них обоих. Ревность раздирала его.

      Парень схватил письмо, вылетел из своей комнаты. Хотел было побежать на кухню, но его перехватил около лестницы Отоя, который был лишь в одних надетых наспех шортах.

      — Синдзи, постой! — схватил его брат. — Дай я тебе все объясню!

      Но он не хотел слушать никаких объяснений. Он вообще не хотел что-либо слушать и стал вырываться. Впрочем, Синдзи не отличался физической силой, и тем более он не был ровней питчеру. Его наполненный злостью и болью взгляд остановился на вышедшей из комнаты Мане. На ней была надета лишь рубашка Отои. Хоть все прелести были прикрыты, но настолько обнажённой Синдзи свою подругу ещё не видел. Если не считать двумя минутами ранее, когда она, полуголая, извивалась под его кузеном, теряя свою невинность. Это его ещё сильнее разозлило, и он стал вырываться с новой силой.

      — Хватит! — вскрикнула девушка со слезами на глазах. — Только не деритесь, прошу вас!

      Поздно. Синдзи не заметил, как направил кулак в лицо Отои, чтобы наконец-то вырваться. Но рефлексы бейсболиста не подвели, и тот удачно увернулся. Отоя, схватив Синдзи обеими руками, повалил того на лестницу. Каким-то чудом они не покатились вниз. Отоя ему что-то кричал, но юноша не мог и не хотел слушать. Что-то про то, что Синдзи сам виноват. Он и так знал, что в какой-то мере виноват, убежав от проблемы. Но он хотел как лучше для Отои, для Маны. И Синдзи не заслужил такого предательства с их стороны. Не заслужил такой боли. Не заслужил этой жгучей ревности.

      В борьбу вмешалась Мана, которая искренне хотела расцепить братьев. Она очень сильно жалела о своих словах утром. Борьба двух братьев, её друзей, парней, которых она, быть может, в равной степени любила, не была веселой или интересной.

      Синдзи даже не заметил, как кто-то сильно толкнул Ману. Он не знал, кто и когда это сделал. Был лишь уверен, что это вышло случайно. Братья услышали вскрик и как что-то скатилось с лестницы.

      Первым среагировал Отоя, немедленно бросившись вниз. Синдзи в шоке спускался по лестнице, не зная, что он увидит. Бедная Мана, лежавшая на первом этаже, перед ним предстала почти полностью нагая. Его глаза цеплялись за самые интимные места, отчего ему стало тошно от себя. Ссадины усыпали её хрупкое и стройное тело. Она была в сознании, но не могла пошевелиться.

      — Звони в скорую, Синдзи! — гаркнул Отоя, прикрывая Ману первым попавшимся полотенцем. Он аккуратно положил девушку ровно на спину и о чём-то её спрашивал. Что-то связанное с первой помощью. Та лишь рыдала от боли.

      Синдзи отступил к выходу с отстранённым взглядом, не веря, что всё дошло до такого. Его бил озноб от страха.

      — Синдзи, мать твою, скорую!

      Синдзи помчался прочь из дома.

      — СИНДЗИ!!!

      Он бежал как можно быстрее. Бежал от проблем. Бежал от своей жизни. Бежал от себя. Бежал от них. Бежал от причинённой боли. Бежал от ревности. Бежал от ответственности. Бежал от дома, который никогда ему не был родным. Бежал от всего. Бежал куда глаза глядят. Глаза, которые слезились от боли, горя, страха.

      Просто бежал.