Чудак - Апостол

Он попал в сибирскую ссылку за то, что мог открыто  говорить  о достоинствах немецкой и американской техники. Особо он критиковал русскую «фанерную» авиацию. Были доносы. В то время - советской власти в послевоенные, сталинские годы это было достаточно, чтобы получить клеймо «враг народа». Ни его боевые заслуги как военного летчика, участника ВОВ, ни его эрудиция и изобретательность, ни трудовая  дисциплинирована,  ни какие достоинства, ничто не могли отмыть пятно врага народа.  По национальности он был латыш и совмещал в себе русские имена и латышскую фамилию – Владимир Николаевич Гаас.  Не смотря на преклонные годы, а тогда ему было уже за восемьдесят, он был полон энергии и любви к жизни. Лицом был красив, статен, волосы едва коснулась седина. Все село его знало как чудака-изобретателя. Каждый год Владимир Иванович собирал для себя очередной автомобиль или мотоцикл которые он с любовью называл «Ля-Космос». Надо сказать, что его машины выглядели достойно, а если говорить о технических характеристиках, то все мужики-автомобилисты только языками цокали, да еще приговаривали: «Да-сс». Очень часто на таких «Дасс»  дядя Володя возил нас в Красноярск на просмотр нового фильма.  Для нас - пацанов  это был тройной праздник. Во-первых, в то время, просмотр фильмов было значимым событием. Во-вторых,  дядя Володя покупал на всех нас билеты, категорически отвергая все попытки собрать «общий котел». В третьих, сама поездка на машине в то время было большой редкостью, а тут еще съездить в большой город. К этому еще надо добавить, что Дядя Володя был душевным компаньоном и собеседником. 
Однажды Дядя Володя был в лесу, собирал ягоду. Рядом оказалась медведица с тремя медвежатами. Два медвежонка были дисциплинированными, а третий своенравный и бесшабашный. Все время норовил куда-то отбежать, залезть, нашкодить. Наблюдая за ним Владимир Николаевич подумал: «Этот медвежонок - весь в меня». И когда медвежонок подбежал к нему, дядя Володя не мешкая засунул его в мешок, да и принес домой. Жил Топтыгин,  так назвал Дядя Володя своего питомца в начале в большой конуре на цепи. Потом его поселили в большой вольер-клетку. Дядя Володя в нем души не чаял, играл с ним да беседовал по долгу. Да вот после трех лет Топтыгин обрел вид взрослого медведя. Как-то утром  Дядя Володя накормив Топтыгина, остановился у клетки, чтобы дружески почесать его морду, да уши. Тут Топтыгин обхватил Владимира Ивановича в свои медвежьи объятия и прижал его к себе – металлическим прутьям. Получились медвежьи, железные объятия.  Грудная клетка так сжалась, что послышался хруст костей,  дышать стало трудно, практически не возможно. Ни какие прежние слова из дрессуры Топтыгина  тогда не подействовали. Уже с затуманивающимися глазами Дядя Володя дотянулся до стоящей рядом лопаты, стукнул ее по прутьям, от звона медведь отпрянул. После этого у Владимира Николаевича на рентген - снимке обнаружили несколько трещин ребрах. После этого случая пришлось Топтыгина переводить  на «строгий режим» - в новую клетку – усиленную, с более толстыми, частыми металлическими прутьями. Топтыгин продолжал расти – превратился в могучего зверя. Стал все чаще показывать свой медвежий характер. Реветь, мять посуду, проявлять агрессивность на появление людей. Соседские собаки от него с ума сходить стали. День и ночь лаем захлебывались.  Другая соседка заприметила, что ее корова – Буренка доиться перестала. Настал критический для Владимира Николаевича и Топтыгина момент,  соседи начали тревогу бить – требовать избавления от такого медвежьего соседства. Основной аргумент: «Неровен час – выскочит косолапый, да и наломает костей, а то и скальп снимет…».  К участковому милиционеру  приставать стали, прокурору заявление написпли. Дядя Владимир писал письма в зоопарки, цирки, но всюду для Топтыгина не находилось места. Наступил день, позвал Дядя Володя охотника, тот и застрелил Топтыгина, мясо себе забрал, а шкуру медведя выделал и Владимиру Николаевичу вернул. Та шкура всегда по среди комнаты  лежала. Дядя Володя никогда на нее ногами не наступал, так он оказывал вежливость и любовь к Топтыгину.  Бывало сядет на шкуру гладит ее, да говорит какие-то ласковые слова. Еще Владимир Николаевич любил днем вздремнуть на медвежьей шкуре пол часика. Были у дяди Володи женщины – первая красивая, стройная с большими глазами. Потом она в Москву уехала, столицу покорять. Звала его с собой, да он не поехал. Вторая жена – Мила, всем хороша была, да и с нею дядя Володя попрощался, после того как она в его отсутствии, все его  автомобильные и радио запчасти со всех полок в один мешок собрала. Он пришел домой, везде все чисто, скатерти новые, занавески на окнах весят. А дядя Володя как в дом вошел, так и ахнул, на табурет сел, минут пять слова вымолвить не мог, бледный сидел. А потом сказал: «Теперь после твоего наведения порядка, мне нужно два года чтобы свой порядок навести». На этом он с Милой попрощался.
Еще ближе с Владимиром Николаевичем мы познакомились и подружились после пожара. Когда загорелся его дом, все пацаны из соседних домов в школу не пошли, кинулись помогать вещи дяде Володе из дому выносить, пока это возможно было. Владимир Николаевич угорев от дыма, уже сидел под дальним тополем, вдруг вспомнил про свою «сберкнижку». Попросил самого старшего из нас  – Никиту вытащить из ее из его комнаты, большую книгу, где он деньги хранил. Это было последнее, что удалось вынести из дому. Огонь вскоре так вспыхнул, что к дверям дома подступиться нельзя было. Когда пожарная машина приехала, уже можно было петь песню: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло…». После этого пожара дядя Володя стал жить у нас в доме. Тут мы узнали, что он не ест мясо, рыбу. Каждую неделю соблюдает посты, что значит – сидит на одной воде. Время от времени воду заменяла уринотерапия. Энергии было в нем – на сто человек хватило бы. Все время он что-то мастерил, делал. Куда то часто уезжал, много читал книг – в основном технические, да какие то мудреные, наверное, по философии. Для нас всегда был праздник, если он нас брал с собою в лес по грибы или по ягоды. С ним в лесу, мы попадали в  сказку. Мы много узнавали о растениях и животных.  Бывало сядет на полянку начинает рассказывать  о том, что здесь растет и обитает – сразу лес родным домом становился.
Ушел из жизни Владимир Николаевич загадочным образом в  девяносто восемь лет – сгорел вместе с новым, отстроенным для него доме. Милиция с пожарными сделала заключение – пожар случился от короткого замыкания.  Прошло уже много  лет, а все вспоминаю Владимира Николаевича как Апостола здорового образа жизни и оптимизма. Ко мне же Владимир Николаевич в трудные периоды жизни приходит во сне и дает советы,  после чего все становится на свои места и снова появляется желание делать добро и сеять вокруг себя прекрасное.