Мать. Рассказ старого охотника

Перед рассказом посмею привести рецензию на него: может быть потом гневных криков будет меньше.
Рецензия на «Мать» (Александр Зосимович Зайцев)

Приходилось и мне, Саш, ручкаться с бурым в Хабаровском крае ("Усалгин") и с белым на Северной Земле, поэтому проникаю строчку каждую правдивую, сердцем сопереживаю. И жутковатость эта знакома, и жалость к хозяину. Но знаем мы - дай судьба лохмоногим шанс - не пощадят.

Мыс Важный.
Сев. Земля.
***
Опять товарищу неймётся.
Никак товарищ не поймёт,
Под окнами скребётся, мнётся...
То за торосами крадётся,
То за сугробом прикорнёт.

Хозяин ты, а люди – боги,
Запомни, накрепко заметь:
Они не лакомая снедь,
Нельзя касаться их берлоги.

Ты - симпатичная мордаша:
И грудь, и лапы, и штаны,
Но, извини, нам жизни наши,
Как память прошлого, нужны.

А у тебя какие шутки?
Подмял, и лапой по башке.
Поэтому шестые сутки
Терпенье спрятано в курке.

Александр Рюсс 2  08.12.2015 17:02


Эта история, рассказанная мне местным охотником, произошла лет десять назад у нас в районе. История правдива, так как не верить ему нет никаких оснований. Прошу прощения у почтеннейшей публики, но для удобства повествования передам его рассказ от первого лица.

Едва закончилось лето, дни ещё стояли солнечные, тёплые. Даже нечаянно случившийся дождь из невесть откуда взявшейся тучи был по-июльски тёплым. По-видимому, природа ещё не успела заметить прихода осени, а может быть, та задержалась по своим листопадным делам где-то севернее. Ночи же стояли настолько тёплые, что даже сумеречный туман появлялся только над водой рек или озёр. Не так давно открылась охота, и молодёжь, влекомая удалью и тягой к романтике, гоняла  выводки уток, расплодившихся  в том году сверх всякой меры по озёрам и старкам. Так что вечерние  зорьки оглашались неистовой канонадой ружейной пальбы, вызревшие овсы привечали кабана да медведя.

Уже дней десять назад нужно было осмотреть своё поле на предмет выхода  зверя на жировку, да дела держали так, что не было лишней минуты. Кое-как выкроил время на обратном пути из райцентра и, прокривуляв на УАЗике зарастающие поля, разросшиеся перелески лесных дорог, растерзанных лесовозами, выбрался на окраину своего единственного овсяного полька, сеяного ещё на отцовском месте. Остановился у за-крайки и ахнул. Доброй половины поля уже не было и в помине. Тут и там овсяные кисточки были обсосаны, колосья скручены в конуса, местами виднелись полосы прикатанного к земле овса. Медведь! Однако следы разного размера, оставленные на непросохшей от дождя земле, ясно говорили - медведь не один. Вот почему так быстро укатали поле. Два, нет, скорее всего, три - медведица, пестун - годовалый медведь, оставленный матерью в воспитание, да сеголеток - нынешний медвежонок. Значит, все-все дела, которые затевал, хоть и с оглядкой на охоту, но в надежде на то, что успею, придётся оставить, иначе за несколько дней, добив поле, мохнатая банда уйдёт. Может, в лес лопать рябину, которой уродилось тогда много, может, по старым деревням колотить яблони. Может, на чужое поле. Так что дырку в семейном бюджете своим уходом они пробьют приличную - придётся тратиться на  покупку мяса.

Возвращаясь домой, планировал несколько ближайших дел и дней с учётом предстоящей  охоты. Получалось так, что спать совсем не выходило. «Ладно, подремлю на лабазе. Три-четыре часа в сутки спать выходит не впервые. Переживём несколько дней, а потом как-нибудь наладится». Думая такие невесёлые мысли, я не успел заметить, как доехал до дому. Спасибо соседской курице, вылетевшей с кудахтаньем из-под самого колеса, а то в задумчивости прокатил бы и мимо дома. При всех раскладах сегодня на овсы я уже не успевал, и первую свою  вылазку на лабаз пришлось отложить на завтра, оставляя поле на милость лохматой банды слишком поздно я сегодня до него добрался. Медведь - он «мужчина» серьёзный, и если только  поймёт, где у поля скрыт лабаз, будет его проверять и перепроверять перед каждым выходом на поле. А значит, и шансы повидать косолапого будут равны нулю. Обнюхав сподветра место, где укрывается охотник, зверюга в лесу - вне видимости и будет выражать своё недовольство: может рявкнуть, мол, уходи, я знаю, что ты здесь, может сломать ни в чём не повинное дерево, намекая на то же самое - убирайся восвояси, я есть хочу. Но на поле не выйдет ни за что. Так что показывать ему лабаз в мои планы совсем не входило.

Вечер и утро были заняты своими обычными делами, с обеда начались сборы. «Собраться посидеть на сучке», как посмеиваются охотники, дело совсем непростое. Главное, как одеться. Днём ещё тепло, а вечером уже  достаточно прохладно, а если сидеть без движения несколько часов, то и просто холодно. Сразу тепло одеваться нельзя: от машины до лабаза ещё шлёпать больше километра, вспотеешь и - прощай, охота. Да простынешь. Ладно, насморк, а с кашлем какой тебе лабаз в следующий раз. Так что дело серьёзное, головоломистое. Собрался, уложил карабин, проверил патроны. После одного почти трагического случая я  всегда проверяю оружие раз пять перед выездом. В общем, тем же путём приехал. УАЗик оставил в лесочке, на своём месте. Рюкзак - за спину, заряженный карабин - на плечо.  Топ-топ, не спеша, чтобы не вспотеть полем, дорожкой мимо перелеска и - к лабазу. Лабаз у меня самый простой: к деревьям прибиты две доски под ноги, одна повыше сиденье, доска, чтобы спиной упереться, да жёрдочка для оружия. Впрочем, она же и ограждение - если прикимаришь ненароком, чтобы «здравствуй, мать сыра земля» не сделать. Да штук шесть жердей - лестница.

Забрался по жердочкам, сел, дух перевёл. Можно бы ещё и закурить - солнце ещё и верхушек деревьев не коснулось, так, остатки овсяного поля гладит. А полю за ночь опять досталось. Сразу видно. Значит, здесь, не ушли. До сумерек ещё часа четыре, не меньше, а дел важных всего одно - поле осмотреть. Взглядом к нему привыкнуть. Каждое более-менее тёмное пятнышко в овсах приметить, будь то зеленеющий кустик травы сорной или примятый овёс. Сядет солнце, и в  сумерках все эти пятна за зверя покажутся. Начнёшь всматриваться и чем дальше смотришь, тем больше  похож, даже шевелиться начнёт. В воображении. Осмотрел поле, так, глазом и в бинокль прошарил, откинулся к спинке, дремотой гоним. Руку хитро так за боковую жердочку засунул, чтобы не навернуться, чай, высоты добрых четыре метра, и глаза закрыл. Хорошо. Что-то снится уже стало. Слышу, шорох. Нет, не во сне. Где-то за спиной. А обернуться  посмотреть не могу, кто там прямо под лабаз идёт, но, судя по всему, кабан, мне же сначала руку  надо освободить тихо и без шума. Пока кисть из кармана достал, пока от жердочки освободился, он уж под самым лабазом. Глаза вниз опустил, карабин придерживая… Хорёк! Ах, ты, гад, что же ты подремать человеку спокойно не дал, теперь уж точно не засну. Посмеялся я над этим происшествием и стал коротать время дальше. Действительно, все на лабазе видел - и зайцев десятки, жирующих на поле, и глухарей, овсом лакомящихся, сойки, так те постоянные спутники.

В общем, сижу, чайку нацедил,  потягиваю, соек разглядываю. Курить хочу, но терплю. Вечереет. Чувствую: тут зверь. То тут хрустнет, то через время - там. Ходит. Осматривается, обнюхивается, проверяет. Сижу так, что даже сердце биться перестало. Замер. Солнце уж за лес зашло, сумерки начинаются, я не шевельнулся. Хорошо, москитную сетку сразу  надел, и лицо не так приметно, и комары от злобы  пищат, а достать не могут. Сижу, жду. Поле осматриваю. Моргнул. А они уже на поле. Как такая туша двигаться может бесшумно? Почти на середине. Матёрая медведица, здоровенная, таких ещё, вроде, и не видел. Уже на задних лапах ещё раз поле осматривает. Даже на  такой высоте неуютно стало. Пестун рядышком, а пара медвежат уже чехарду затеяли. Два косматых клубка расшалились, аж порыкивают от удовольствия. Степенно, не торопясь, опустилась медведица на передние лапы, постояла, прислушиваясь, и принялась за овёс. Пестунишко уж во всю ивановскую, на заднице сидя, за обе щёки уминает. Посидел ещё минут пять, дал зверю разгуляться. К полю привыкнуть, бдительность ослабить, и стал карабин на жердочку укладывать. Дело это не скорое, движение резкое или слабый стук - и всё. Чисто поле. Как пришли, так и исчезнут. Только в лесу, в овражке валежинка хрустнет.

Устроился. Беру пестуна в прицел. Снимаю предохранитель,  довожу плавно, веду спуск. То, что случилось потом, мне уже никогда не забыть. Всё произошло одновременно. Выстрел. Уткнувшийся в овёс пестун, медведица, оказавшаяся сразу около малышей. Два хлёстких удара передними лапами, и малышня, почти не задевая земли от материнских ударов, скрылись в лесу. Медведица же с рёвом развернулась и бросилась к пестуну, прекрасно понимая, чего стоит каждая её секунда на виду, на поле. Поддела носом уже безжизненное тело так, что оно перевернулось на другой  бок, и нам обоим показалось, что он зашевелился. Сразу последовал  второй толчок, подхлёстнутая надеждой мать, рискуя собой, пыталась унести  своё дитя от опасности. Снова рёв, рёв расколотой надежды и сразу же без перехода короткий рёв отчаяния.

И даже после этого медведица не отступилась. Сделав два неуверенных шага к лесу, она обернулась, рыкнула и, только обождав ещё секунду, силясь дождаться ответа, растворилась в лесу, где после материнских оплеух ждут её медвежата. Треснула в овраге ветка валежника. Раздался рёв. Рёв без надежды. Без цели. В пустоту. Смолк и он.

Звери ушли. Давно уже стемнело. Я сидел, поражённый увиденным. Едва придя в себя, поставил карабин на предохранитель, затёкшими пальцами достал сигарету и закурил. Где-то впереди внизу  лежал пестун, покрытый  саваном ночи. Где-то шли, уходя всё дальше и дальше, присмиревшие медвежата, ступая за матерью след в след. Медведица шла и шла не останавливаясь, роняя на зелёную ещё сентябрьскую траву слёзы...


____________________
А тот, кто ещё считает охотников садистами, пусть смотрит видео:


смотрите внимательно - это сделали не охотники. Я смотреть не смог...