Труд этот, Ваня Из цикла Эпопея

    Унаследованная  женой  дача  сидела  занозой  в  упавших на Ивана Васильевича  обязанностях. Дача возникла на идеях очередной продовольственной программы партии и правительства, она осталась памятником этой программе, когда ни той партии, ни того правительства и в анекдотах нет. Какая программа, такое и наследство. Не из княжеских кистей жена вывалилась.
   Овощи на даче давно не выращивали, но фруктовых деревьев было много, разных и, как у Льва Толстого с радостью наблюдал Андрей Болконский за обновлением старого дуба, обросших почти непроходимой молодой порослью. Эту часть заботы Иван Васильевич назвал лесоповалом. Поскольку его собственная молодая поросль  перекати-полем уже моталась по странам цивилизованного мира, принудительный труд достался ему.
  Дом был большой, но ветхий. В той поре, когда снести все же дороже, чем отремонтировать. В этой части заботы без наемного труда было не обойтись, но можно растянуть ее на долгие годы и даже проволокитить до пенсии.
  Оставалась загадка, как хозяева дома справляли нужду. Ни в доме, ни в саду не было уборной.  Проанализировав  расценки на строительные услуги, Иван Васильевич не стал скупиться и положил на это дело значительную сумму почти в свой трехмесячный заработок.
  Прожженных дельцов приглашать не стал, а нанял студенческую строительную бригаду.
  В условленное время бригада в составе двух юношей прибыла. На потеху обоих звали тоже Ванями. Договорились, что Ваня-черненький будет Иваном, а Ваня-беленький  Ванюшей, хозяин остался при своем имени-отчестве.
  Иван и Ванюша получили аванс и завезли на объект стройматериалы, наказав хозяину караулить их, а сами отправились сдавать хвосты к концу сессии, поскольку предполагалось, что через год они станут инженерами-авиастроителями.
  Прошла неделя. Дела на лесоповале шли блестяще и укрыться для отправления малой нужды еще можно было, а вот большая требовала спецмер – Иван Васильевич вырыл ямку и соорудил загородку, принял меры против мух, всыпав в ямку тройную порцию кошачьих шариков. Через неделю он позвонил по контактному телефону. Ответила та же девушка, что принимала заказ:
- Профком.
- Извините, я потерял вашу бригаду.
- Я знаю. Но сейчас уже не занимаюсь  временным трудоустройством. Кого мы к вам отправили?
- Фамилий я не помню. Два Ивана с авиастроительного факультета. Перешли на пятый курс.
- Тогда все понятно. Они на военных сборах, вероятно, до августа.
- Но они говорили, что сборы прошли в прошлом году и они уже лейтенанты запаса.
- Знаете, на военной кафедре никого нет и там сплошные секреты, так что ничем я вам не помогу. Сессия закончилась, преподаватели в отпусках, студенты разбежались, я сама через три часа уезжаю в спортлагерь.
Если дождетесь, в конце августа ребята все вам сделают – они у нас дисциплинированные.
   Ждать два месяца Ивану Васильевичу не улыбалось. В поисках других строителей он мрачнел с каждым днем – расценки предлагали, будто речь не о сортире и душевой, а о дворце. Потихоньку перетащил стройматериалы в подвал.
  Приехала жена. Посмеялась над кошачьими шариками, ночевать  в пустых, ободранных комнатах не захотела, набрала вишни и уехала, пообещав привезти портативный холодильник, запас продуктов, кое-какие вещи и ноутбук.
  Можно бы бросить всю эту обузу, но теперь в неспешном ожидании можно и отдохнуть немного почти на лоне природы, сосредоточиться на недописанной статье.
  Однако едва включил ноутбук и вставил модем, затянули совсем другие материи. Ивана Васильевича потрясли новости о том, что с так называемой гибридной войны тела солдат вывозят и хоронят секретно. Профессиональная философская отстраненность его защищала от актуальной невротизированной политики. В ней нельзя было встать ни на сторону власти, ни на сторону оппозиции – ничего толком атомизированное общество не могло потребовать ни с тех, ни с других. Солдатом и даже офицером Иван Васильевич был давно, ученая степень потом защищала его от всяких военных сборов, но вдруг вспомнил лицо своего первого командира взвода и его наставление: солдат без бирки что звезда без дырки. Оксюморон: гибель в мирное время на войне.
  А вот и вовсе мрак. Одна казарма обвалилась – четыре человека погибло, другая казарма раздавила аж двадцать четыре новобранца в учебном центре.
 Он не мог не думать о двух солдатах, которые собирались немного подзаработать в каникулы, а оказались во власти дьявольского абсурда. Видел ребят всего два раза. Что узнал? Что на факультет они поступили, потому что на бюджет прошли. На вопрос о перспективах ответили: а вот, сортиры строить. Но что их выдернут из запаса так стремительно, конечно, не догадывались – сидеть в интернете им было просто некогда, телевизор тоже не смотрели. Конечно, в этом возрасте без девчонок никуда. А на барышень деньги нужны. С авансом-то они сразу на пляж побежали. Пришла на память история, как его аспиранта за месяц до защиты  деваха замуж потащила, а он только лопотал: но я же ее люблю. Накрылась защита медным тазом, да и тот в утиль утащили.
  Деваха смылась, разобравшись, что замуж идет за нищего, а не за профессора. Это и побудило Ивана Васильевича взяться за тему гендерной стратификации. Война усугубила вовлеченность в тему.
  Теперь интерес пошатнулся. Он сказал себе: труд этот, Ваня… в России никому пользы не принесет. Запер подвал, запер дачу, запер ворота, вернулся в город и через неделю улетел с женой в Калгари. Его младший сын имел там кафедру, а сейчас как раз заканчивал работу в летнем студенческом лагере.
   Цикл статей  по теме он написал по-английски. Они вызвали в Канаде живой отклик. Журнал, где можно было опубликовать это в России, закрылся, поскольку издателя объявили иностранным агентом. Так что в русском переводе этих статей нет. 

22.07.2015                Таганрог