10 Кондоянаки

- Нет, робяты, что ни говори, а дела людские уразуметь сложно. То у них революции, то войны. То кризис, то перестройка. Давеча ругались, что в очередях стоят, теперь обратно не так - цены кусаются. Нет, чтоб тихо-спокойно жить да дома добротные строить. Ан нет. Сами куролесят, и жилища слепляют абы как, лишней финтифлюшки не смастерят. То ли дело раньше ...


Старого Евграфа с тяжелым вздохом поддержал Ушак:

- Верно сказываешь. Нынеча былинок-животинок в новострое вовсе нету. Вот что делать, когда старый город обойду? Куды в выходной податься?

- Куда-куда, по второму-третьему разу пойдешь. Чтоб запомнилось лучше. Дома-то сам видишь, как сохраняют. От такой людской хозяйственности мало что останется в скорести. А так, может, кто из жильцов архитектором окажется, нагонишь в сон ему лепоту, - поторопился успокоить друга Лисиан, уловив в голосе Ушака плаксивые нотки, предвещавшие впадение приятеля в черную меланхолию.

- Надо бы и мне такого завести, - откликнулся на это Петроний. – А то лестницы-то есть, но таких, чтобы глаз радовали да душу грели, совсем мало.

- Эх, вам-то легко, а я? Как мне быть?


Простонав это, Евграф опустил голову, пряча подступившие слезы. Гости с жалостью уставились на хозяина. Да, ему, со своей страстью к каминам и печам, было совсем тоскливо. Его любимцев, когда-то необходимых в каждом доме, теперь прочно заменили батареи да кухонные плиты. А те жалкие крохи, что еще оставались в жилых домах, не работали и были, большей частью, в плачевном состоянии.

- Горько тебе, брат, понимаю, - сочувственно отозвался Петроний. – Только тревожусь, что в прошлое и лестницы канут. Понаставят этих коробок везде, что лифтами зовут, и пиши-пропало.



У Лисиана внутри аж все оборвалось, когда после этих слов фигуры его приятелей приняли такую же скорбную позу, как у Евграфа. До сих пор больше всего, кроме потери дома, разумеется, он боялся брюзгливого уныния Ушака, но теперь стал опасаться, что это могло оказаться цветочками по сравнению с таким тройным горем.

Глаза старого домового с тревогой смотрели на склоненные головы. Ведь, казалось бы, ничто не предвещало беды. Ну, захотелось им, как частенько бывало, новости в мире людей узнать и не грозит ли катаклизма какая-нибудь их братии? А к кому за этим идти как не к Евграфу? Это же его дом постоянно в фильмах разных снимают, через что сей хранитель от экрана телевизора не отлипает. Все высматривает свое сокровище, а, заодно, и новости слушает. «Видать намедни чего-то такого наслушался, что вон как расстроился. Может, увидал, как чей-то дом сносят? Такое вполне может в тоску вогнать. Но мне-то что делать? Я ж не вынесу».


- Евграф, может, разрешишь к музейной квартире прогуляться? – намеренно бодрым голосом спросил Лисиан,  пытаясь отвлечь компанию от грустных мыслей.

- Иди, коли охота, - последовал равнодушный ответ.

- Там у тебя, говорят, революционеры жили. Ленин со Сталиным бывали.

- Бывали.

- А кто они? Какие? Расскажи.

- Да кто их ведает. Много кто ходил тут. Разве всех упомнишь? Эти, сказывают, большие шишки во власти человеческой были. А оно тебе надо – в людские дела-то лезть?


Евграф поднял голову, с укором посмотрел в глаза Лисиану и опять уставился в пол.

- Ну а про камин свой расскажешь? Его ж знатный мастер делал.

- Да, по проекту Алексеева сработали, - оживился было хозяин, но тут же сник. - Тепереча вот стоит с зевом замурованным. Не то, что огонь развести, теплом побаловаться, так ведь и не всяк поймет, что за рамка такая каменная в стене. А вот раньше …


И снова на сердце заскребло от трех уныло опущенных голов. «Эх, придется про знакомца нового рассказать, да в гости сводить. Только пустит ли такую компанию без предупреждения? -  Лисиан колебался, но картина скорби перед ним заставила решиться. - Ну, авось, не прогонит. Ведь делать-то что-то надо»

- Я тут у Карла давеча с Кондоянаки познакомился, - начал он и замолчал, с затаенной надеждой наблюдая, как три головы медленно поднялись и шесть глаз в недоумении уставились на него.

- С кем? С кем?

- С Кондоянаки, домовым.

- Это что ж за имечко такое? Небось, грек какой первым жильцом был, типун мне на язык, - скривился Ушак, со времени болезни своей все подозрительное приписывая этой нации.

- Угадал. Именно греки Кондоянаки, построили первый дом для него.

- Вот бедолага-то. Даже имечко достойное не смогли ему подарить.

- А вот тут ты ошибаешься. Звались они вполне прилично. Отец – Григорий, а сын – Иван. Да только хранитель сам решил себе фамилию для имени взять.

- Это ж еще почему?

- Да там целая история была. Видишь ли, когда греки дом купили, прежний хранитель, прознав, что иностранцы поселятся, решил со своими жильцами уехать, благо те его с собой позвали. Так что жилище без домового осталось. Впрочем, греки его снесли, чтобы новые хоромы построить. Так вот, к иноземцам никто идти не хотел, боялись обычаев чуждых, тем более что зданий-то тогда много строилось. На всех пришлых хватало и так. И когда явился этот новичок, то бесхозный дом уже выстроен был. И чем-то он ему глянулся. Соседи отговаривать стали, что, мол, чужаки живут, а ты неопытный совсем. Но парнишка с норовом оказался. «А я не боюсь, - заявил. – Это вы чего-то все трусите. А я вот даже имя себе возьму Кондоянаки. Буду их фамильным домовым, и пусть только попробуют дом не по нашенски вести. Вмиг приструню».

- Ну и как? Приструнил?

- А вот этого сказать не могу. Знаю только, что греки не один десяток лет там прожили, прежде чем продали дом.

- А чего продавать, коли ужились-то? – удивился Евграф.

- Так обстоятельства разные бывают, - возразил ему Петроний.

- А может воевать надоело, вот и сбёгли? - предположил Ушак.



Все трое уже забыли о своих печалях, и теперь с жаром обсуждали всевозможные причины продажи. Но только Лисиан с облегчением подумал, что теперь можно, пожалуй, обойтись без хождения в незваные гости, как  Ушак, подозрительно щуря глаза, спросил у него:

- А чегой-то ты нам байки про Янака этого вдруг сказывать стал? Ну-ка, признавайся, что там у него в дому есть? Чего там греки понастроили этакого?

- Не греки, уже следующие жильцы постарались, - ответил Лисиан, досадуя в душе на слишком любопытного Ушака. – Некие братья Кельхи.

- А эти-то откуда родом? Тоже чужеземцы?

- Да кто их знает, вроде нет. А жена их точно нашенская была.

- Это как это? Одна жена на всех? И нашенская?


Собеседники в недоумении уставились на Лисиана, и тот поторопился уточнить:

- Ну да. Просто сначала она замужем была за старшим братом, а как он помер, за младшего вышла. Дама-то шибко богатая была. На ее деньги новый дом и построили. И какой дом, скажу я вам, прям дворец, особенно – изнутри.

- Так бы сразу и сказывал, а то напугал аж, -  возмущенно проворчал Ушак и деловито осведомился, - А былинки-животинки есть?

- Есть. Там кругом сплошь грифоны, розочки и птички. Даже оленя с конем над одним из каминов видел. А перила парадной лестницы и вовсе в виде дракона сделаны.



В темном подвале вмиг сделалось светлее – таким огнем засверкали глаза фанатиков, и  трое домовых вскочили, готовые отправиться в путь.

- Но предупреждаю, - остановил их Лисиан, - хранитель этот уж очень всякие формальности уважает, этикет блюдет. Почище Карла. Ведь Кельхи-то не такие знатные были, а нынче и вовсе юристы там обитают. Как бы не отказал. Меня-то самого он приглашал.

- Почему тебя? – взвился Ушак. – А мы? А нас?

- Вас-то он не знает, а я ему по нраву пришелся. Разговорчив больно Кондоянаки этот, а я слушать люблю. 

- Пусть только этот говорун попробует нас не пущать! Уж я ему тогда такую кузькину мать покажу!


Евграф с Петронием в тревоге переглянулись.

- Ушак, э-э-э … может тебе на время немым сделаться, - осторожно предложил хозяин дома. – А то ведь брякнешь чего по простоте душевной, а выгонят всех. Мы-то к тебе привычные, а он, вишь, строгий какой.

- Мне? Немым? – взорвался любитель природы. – Вот, спасибочки! Вот, удружили! Я и так через греков этих стоко претерпел, а вы еще и немоту насылаете? Вот, спасибочки-то! Вот уж фигушки-то.

- Да на время только, - поддержал Евграфа Петроний. – Или дома оставайся, а мы потом тебе все опишем обстоятельно.

- Мне? Остаться? – опять взвился Ушак, но под требовательными глазами приятелей сдался. – Ладно, постараюсь немым заделаться. Но, ежели мне та живность не понравится …

В голосе домового опять зазвучала угроза, и Лисиан поторопился успокоить встревоженных приятелей.

- Понравится, понравится, - и обернулся к Ушаку, - Только помни. Обещал ведь.

- Ладно, - угрюмо проворчал любитель былинок-животинок, и домовые отправились в путь.
_______________



На ступенях парадной лестницы, украшенной вазами с цветами, на узорчатом ковре, в величественной позе стоял сам хозяин. В малиновой бархатной рубахе, подпоясанной золоченым шнуром, он так гармонично вписывался в окружающее живописно-мраморное великолепие, что домовые не сразу заметили его. Ушак так вообще, узрев внизу лестницы мраморного дракона, как загипнотизированный приблизился к нему и застыл в немом восхищении. Лицо хозяина, на глазах которого так вопиюще попирались всякие приличия, исказило возмущение. Он с трудом сдержал себя и, предупредительно кашлянув, требовательно уставился на единственного знакомого визитера.

- Доброго здоровья тебе, Кондоянаки, - покраснев от смущения, сказал Лисиан, кланяясь. -  Ты уж прости, что вот так, без предупреждения, ввалился к тебе с сотоварищами. Обстоятельства тяжелые заставили.

- Ну а здороваться-то твои приятели умеют? Или сразу на дверь указать, не вникая в подробности? – холодно произнес хозяин, окидывая компанию настороженным взглядом.

- Конечно, конечно. Ждут, когда представлю. Все как полагается.


Лицо Кондоянаки чуточку оттаяло, и тон стал снисходительным.

- Ну что ж, знакомь. Кто, например, вот этот неучтивец, что прижался к моему дракону, как к родному?


Ушак при этих словах покраснел от возмущения и хотел что-то сказать, но, оглянувшись на мраморное чудище рядом с собой и окинув быстрым взглядом живописно разукрашенный вестибюль, крепко сжал губы и с обидой уставился на Лисиана.

- Это Ушак из моего квартала. Ты уж извини, но поздороваться он не может. Немой.

- А разве такие хранители бывают? – недоверчиво спросил хозяин.

- Не бывают, - согласился Лисиан. – Но Ушак у нас особенный. Он даже агорафобией умудрился однажды заболеть. Еле вылечили.

- Агорафобией? – встрепенулся Кондоянаки. – Так это же что-то греческое! Агора-фобия, - смакуя слово на вкус, повторил он и расплылся в радостной улыбке, глядя на недоумевающего гостя, вжавшегося в мрамор. – Конечно, извиняю, родной мой. Ведь я столько лет речи этой не слышал. Рад, несказанно рад встрече негаданной. Милости прошу в мой дом.


Хозяин еще раз кинул на остолбеневшего гостя счастливый взгляд и повернулся к Лисиану.

- Ну а остальные кто?

- Это Петроний. Он большой любитель лестниц. А это Евграф – ценитель каминов и печей. Все они мои соседи по Пескам.


Оба названных домовых церемонно поклонились хозяину и застыли в ожидании. Лисиан продолжил:

- А пришли мы к тебе незваными потому, что приятелей моих вдруг меланхолия одолела. Сплин – по англицки. Ну а ты, конечно, знаешь, что это дело запускать никак нельзя, вот и привёл их к тебе. Чтоб излечились на твое великолепие глядючи.



Лицо хозяина вдруг стало похоже на личико восторженной барышни прежних времен.

- Сплин, - чуть слышно промурлыкал он. Потом повторил погромче и протяжнее, - Спл-и-и-и-н-н-н.



Гости, застыв, в тревоге уставились на Кондоянаки. Хозяин же, пропев еще несколько раз это коротенькое слово, промокнул полой рубахи повлажневшие глаза и обратил свой взор на гостей.

- Ах, вы мои дорогие. Как же я рад вас видеть. Сколько удовольствия вы доставили мне своим посещением. Сплин, - опять промурлыкал он и продолжил, - Сплином мучилась моя незабвенная жиличка Варвара Петровна, коей я обязан своим чудесным домом. Как же давно я не слышал этого слова. Все больше - параграфы, статьи, кодексы. Слова нужные, спору нет, но «сплин» … Вы так живо мне напомнили о том дивном времени, когда … Эх, да что там говорить, дру;ги вы все мне теперь. Самые дорогие дру;ги! Пойдемте, покажу все свои богатства, и столько всего расскажу.

- А можно мы с Ушаком пока здесь останемся? На лестнице?  - робко попросил Петроний.

- Конечно, любуйтесь, дорогие мои, - с готовностью разрешил благодушный хозяин. – Сначала здесь, а потом и в других помещениях. Жаль только, что не все сохранилось. В войну бомба упала и порушила многое. Кое-что восстановили, но не все, - пояснил Кондоянаки и взял под руки Лисиана с Евграфом, - А мы пока пойдем в мой готический дворик поболтать. Там нас после и найдете.

- Мне бы к камину, - смущаясь, попросил Евграф. – Лисиан говорил, что с оленем и конем есть какой-то.

- Есть и такой, - умильно улыбаясь, ответил Кондоянаки. – Конечно, конечно сходи, посмотри. Но сначала мы к другому тебя проводим. Такого сокровища ты нигде не видел, даже у Карла. А уникален он еще и потому, что женщина его делала, там даже авторская подпись есть. Называется он – «Пробуждение весны». Согласен?


Евграф от возбуждения не мог выговорить ни слова и энергично закивал головой.

- Вот и славно, - продолжил хозяин. – А после и к другим каминам заглянешь, у меня ж их несколько. Кстати, в столовой на потолке такие забавные зверьки с мордашками дудочками …

- Хде? – раздался снизу хриплый выдох.

- Там, - машинально ответил Кондоянаки, махнув рукой, и оторопел, когда вдруг заговоривший Ушак умчался в указанном направлении.

- Он что? Как это? – хлопая глазами, хозяин обернулся к Лисиану.


Тот быстро изобразил всем своим видом бурную радость и кинулся обнимать изумленного Кондоянаки.

- Спасибо! Вылечил! Я ж знал! Такая красота! Она ж любую хворь, как рукой!




Оставив Петрония любоваться лестницей, надувшийся от гордости хозяин повел гостей на второй этаж в белый зал.

Лисиан вновь восхитился наборным паркетом в виде ковра и богатым лепном декором, но Евграф, скорее всего, даже не заметил сию роскошь. Он остановился в дверях, как вкопанный, глядя только на дивное творение рук человеческих из светло-серого мрамора. Там, на каминной полке, под покрывалом, спала девушка. Рядом сидел юноша, любуясь ее красотой. Над ними летала дева с лютней в руках, а вокруг ворковали птицы и порхали крылатые детки. Старый домовой даже не заметил, как остался один. Он еще долго стоял, любуясь этой красотой. Потом медленно подошел к камину, сел у выполненной в виде раковины мраморной топки, не обезображенной никаким кляпом, ласково погладил еще одну маленькую золоченую раковинку внутри и заплакал от счастья.


«А не буду я ждать, - решил Евграф, чуть успокоившись, - навею-ка я деткам, что в моем дому живут. И кто знает … Где тут еще камины?».




Лариса Плотникова. Июль 2015 года