Видения

Иногда, особенно перед сном, если не очень устал, голова свежа, новое, что принес с собой день, старое, что всплывает по ночам в осязаемых образах, стоит перед глазами, уже, как это ни странно, закрытыми. Я вижу прошлое, не слова, определяющие людей, а самих людей, их движения, глупости, остроты, а больше всего облик и непосредственно действия без вмешательства слов. Идет, говорит, сидит...  нет, они ходят,говорят, сидят, но я их вижу, не прибегая к помощи слов.

Я хочу встать, записать разговор этих теней, их поступки, но их много, они требуют, чтобы я освободил их от потустороннего существования, наделил телом и плотью слов, заставил говорить, жить, — тоже жизнью химер, книжной жизнью, но такою, которая больше похожа на действительность и даже впечатляет порою сильней, чем настоящая жизнь. Можно попытаться написать жизнь моей сстры — сестра Зоя, как можно было бы назвать, если бы не боязнь упреков в претенциозном подражательстве знаменитому писателю.

 Моя сестра — умная женщина, гораздо умнее и ярче, чем я и мои два брата и другая сестра.  И жизнь у нее, пользуясь избитым словом, типическая.

 Беззаботная веселость детства и первые радости и мечты, и юность, наитруднейшая для изображения часть жизни, всегда непонятная и заманчивая своей простотой и наивностью, бездумием. Когда мы молоды, мы не задумываемся над переживаниями, тем более над тем, как выразить для кого-то эти чувства: мы просто чувствуем, мы гонимся за непосредственным ощущением, и баста. А когда задумываемся, то это значит, что молодость проходит, или, во всяком случае, первые цветы уже сорваны. 

 И такие чувства трудно вспоминать, их жалко выкладывать другим, чтобы не нашелся какой-нибудь дубина заявить: перечисленные выше сцены любви наглядно говорят о качественно новых чувствах и т.п.

У сестры, у Зои, жизнь сложилась не совсем, или даже совсем не так, как она думала. 19-ти лет она вышла замуж за тридцатишестилетнего мужчину, не особенно, чтобы очень.

А до этого вспоминается эвакуация 41-года, Ижевск, возвращение и жизнь у бабушки, лагерь (пионерский), сотканный из зеленых красок, чередующихся с синим цветом неба, растворенный в теплом и пахучем воздухе подмосковного лета. И оставшаяся тайной первая любовь, замешанная на мечтах и представлениях, заимствованных из популярных учебников любви Мопассана.

           И здесь замужество. Ослепление и танец на краю пропасти — ужасное пробуждение трезвой женщины после свадьбы.  Мятущаяся, нежная душа и он. Тревожное ожидание  — не сегодня-завтра, послезавтра — но что-то будет, на что-то можно надеяться, и она ждет с чисто русской покорностью судьбе, обстоятельствам. Она безбожница, смеется над предрассудками, а сама верит во что-то. У нее небольшой, но чудесный голос. Может быть, голос и есть то, что?

Возникает печь с открытой дверцей. Огонь перебегает по смолистым поленьям и бегут капли смолы-слезы по ним. А по ним ли?  Или по щекам? Полно, да не сон ли это? И зачем огонь, слезы, и жизнь-то зачем?

Сомнение тихо подкрадывается и преображается в девочку. Она — тонкая, худая, с  приветливым лицом. Она тихо сидит и молча смотрит на огонь. Это ее любимое занятие. Мама ворчит, что уроки еще не все сделаны, что нужно быть прилежной, трудолюбивой, иначе нельзя, иначе  будешь нехорошей девочкой, никто не будет любить.

 Подбегает сын. "Мам, почему ты плачешь?  Это от лука, да?" "От лука, милый, от лука".

Она вытирает слезы, целует сына и начинает снова возиться у плиты. Это ее обязанность, ее долг. Кто-то так решил. Скоро придет муж, уставший после работы, ему нужно угодить, нужно, чтобы он почувствовал заботу, не ворчал, не сердился. Ведь у них сын, он растет,пусть он будет крепким и счастливым в дружной, спокойной семье.