2006 г. 28 октября. Литература и жизнь

        Вчера отправился в ДКиТ на очередное заседание писателей, поэтов. Пришли с департамента культуры, которые оказали поддержку, профинансировали наш сборник. У Рябова взял пять экземпляров «Стрежень». Подошел к Татьяне Алексеевне, мол, помогли бы издать роман. Она сказала, что у них денег нет, а у мэра есть. Надо к нему, или к заместителю Абрамову, но нужно узнать, какую сумму запрашивать, и настойчиво писать, не чувствовать себя бедным родственником.

А я ужас как не люблю кого-либо просить. Взял сумку и ушел, снова не оставшись со всеми. Видел, как проносили пирожное, бутерброды, воду. Рябов сказал, что департамент выделил деньги на новый сборник, нужно отдать рассказ Рассадину, который сейчас не пришел, работал. А у меня ничего нет, только заготовка на четыре страницы. Нужно завершить.

Тридцатое октября две тысячи шестого года. Ещё вчера утром было +10, а сегодня +2. Потепление кончилось. Вчера засел за новый рассказ, который надо дописать, но не знал, как? Варианты были, но не нравились. Постепенно из заготовки сделал рассказ на 8 страниц. Сегодня добавил еще половину страницы. Надо бы ещё написать парочку рассказов, чтобы был выбор. Посмотрим.

Мокрину положили в больницу с сердцем. Два дня лежала в коридоре, очень много больных, нет мест. Потом Вере удалось через знакомых медсестёр выделить ей платную палату на двоих. 400 рублей на неделю. Не так уж и много. Теперь Вика снова ходит в медгородок.

Анна надоедает ей своими жалобами. До этого сказала:

— Если Мокрина сляжет, что я буду с ней делать?

Сама лет на восемь моложе сестры, и столько же болячек. Мокрина уже недовольна, что вызвала сестру.

— Выйду из больницы, всё ей выскажу.

Одной ногой в гробу, а всё не уймется.

Первое ноября две тысячи шестого года. Утром +2. Небо в небольшой облачности, Солнце видно. Вчера Вика впервые постригла меня. Взяла слишком высоко, получилось – под бокс, с плешью посередине. Отрастет. Главное, экономия.

Вике через пенсионный фонд выделили куртку бежевого цвета. Смотрится хорошо, и главное, хоть какая-то обнова, надоедает в одном и том же ходить. Каждый день мотается в больницу к Моте, покупает лекарства, шприцы, которые медсестры беззастенчиво берут для своих нужд, так было и с Владой, но тогда они пользовались тем, что Влада ничего не понимала, сейчас же Мотя не может дать отпор.

Вдобавок, Анна не отвечает на телефонные звонки, Вике нужно идти к ней домой и узнавать, не умерла ли она? Сплошная нервотрёпка!

К 16 часам пошел в ДКиТ, где должно состояться представление электронного журнала “Девушка с веслом”. Уже в фойе встретился с Борисом Скотневским, Мисюком. В зале уже много народа. Я поздоровался за руку с ближними, и пошел в отдел, сдавать журналы.

Выбирать нечего, хорошие журналы на руках, книг не видно. Нет, нашел новую книгу Веллера. Снова вошел в зал.

Сел возле Краснова и он сказал, что читал мой рассказ "Пойдём дальше", который произвел впечатление. Коротко поговорили, и в разговор вклинился Владимир Мисюк:

— Что представляет собой полная версия Ваших воспоминаний? Где поэзия? Там всё слишком сухо.

Он опять не понимает меня. Это дневниковые записи, а не художественные воспоминания. Было бы глупо, описывая коллег, ударяться в лирические отступления, живописные подробности. Понял, что он бы хотел прочитать всё, а не сокращенный вариант. Потом напал на меня:

— Как ты мог так написать о Бовари, что она шлюха?! А где чувство слова?
— Я бы согласился, если бы прочитал его на французском. Видимо, перевод был плохой.
— А «Зависть» Олеши?
— В 30-х годах это было великолепно, но не сейчас.

Он яростно возражал, но к экрану вышел московский писатель в толстом свитере, черные брюки. Как ему не жарко? и начал рассказывать о своём журнале, хвалить свою работу, двухтомник, который удалось напечатать с поддержкой Ельцина и Путина, и другие книги. Попросил задавать вопросы.

Семен задал, о его журнале, как в нем опубликоваться?
Писатель отвечал долго и нудно. Зачем-то тянул время. Упомянул Андрея Василевского, хорошо о нем отозвался.

И я позже спросил о критике журнала «Знамя» Василевским. И он стал рассказывать, и вышло, что Андрей, как редактор, загубил журнал «Новый мир». Чуть заикается. Стихи читает очень плохо.

Дискета стоит 100 рублей, двухтомник 280 рублей, и это всё по московским ценам, мол, он не наживается. Я понял, что всё это затеяно с одной целью – продать привезенные книги, которые меня не интересовали, да и денег на это нет.

Скотневский начал организовывать сбор денег.

— Неудобно, приехал столичный писатель, а мы ничего не приобрели.

Мол, столичный писатель уедет от нас несолоно хлебавши, какое у него возникнет впечатление? Я развернулся и ушел.

Четвертое ноября две тысячи шестого года. Необычно теплая погода в эти дни +12.
Пасмурно который день. Форточки открыты. На западе страны начались сильные снегопады, говорят об установлении календарной зимы. Не успевают чистить дороги, многокилометровые очереди большегрузных автомобилей. По телевидению на двух каналах одновременно рассказывают о смутных временах 1611 года, проводя параллель с 1991 годом. Плюс каббалистам. Цифры-то, какие! Шестёрка перевёрнута!

Вчера, наконец-то, собрался и зарегистрировался в фонде защиты прав потребителя, бывших акционеров пирамид. Сказали, что через год выплатят 2615 рублей.

Если бы я не выбросил квитанцию на 400 тысяч, то была бы круглая сумма, я же, оказался пессимистом, подумал, что больше мне ничего не светит, и выбросил все квитанции, даже эти договора хотел выбросить, чтобы не валялись. Надо было давно съездить, но я боялся, что там будет много народа.

Утром позвонила Алла из Усть-Луги и принялась жаловаться на Лиду, которая во всё вмешивается и ведет себя как энергетический вампир, ни с кем не считаясь.
Излила свою душу. Вика посочувствовала ей.

— Я знала, что так будет.

Вика пошла в больницу к Моте. Говорит мне:

— Надоело.

Я ей:

— Назвалась груздем, полезай в кузов.
— Я не называлась.
— Ну, боровиком.

Вика разговаривала с лечащим врачом, и тот пожаловался на тяжелый характер Моти.

— Всё ей не так, всё не нравится. Пришла сестра делать укол и просит подставить
ягодицу. Ворчание: У меня уже там живого места нет. Это за неделю в больнице.

Что старое, что малое: любят, когда их упрашивают, нянчатся. Но невдомёк понять, что брюзжание чужим людям неприятно слушать.

Вчера Власта привезла Нику, которая попросила привезти её домой на эти три праздничных дня. Власта просит денег на дорогу, 300 рублей, бензин сейчас дорог. Ника же, не понимает, во что обходится её желание. Одно дело, привезти на каникулы, другое – на три дня.

У Власты сократились доходы, а с переходом в контролеры, и вовсе, упадут.

Неделю назад кончилась антивирусная защита Касперского, но я не знаю, как её продлевать, да и нет желания. Я редко пользуюсь Интернетом, авось, не успею нахватать вирусы, по крайней мере, внук уверил, что он не пользуется этой защитой. Попробую и я, лишь зря уходят деньги на её обновление каждую неделю.

На окне зацвели два кактуса-декабриста, один белый, другой красно-кремового цвета, удивительно красивый. Мы специально отодвинули занавеску, чтобы любоваться им.

Катя, чувствуя поддержку отца, перестала ходить в школу. Матери говорит:

— Ты бы шла, жить к бабушке.

Когда отец на работе, вольготно одной в квартире чувствовать себя хозяйкой. Влада часто забывает, что нужно сделать. Звонит Вике и спрашивает:

— Ты не знаешь, куда мне нужно пойти?

Может надеть ночную рубашку и выйти во двор. Бомжи принимают за свою и зовут к себе. Она подходит и ведет с ними разговоры. У Кати ни капли жалости к ней.
Точно такую дочку показали по телевизору, говорит матери:

— Молчи, Сука! А то подушку на голову, и задушу. Квартира мне достанется.

13-летний мальчик организовал взятие одноклассника, сына писателя-фантаста Биленкина, в заложники, сам его убил, а потом начал требовать деньги с отца.
Отсидел в колонии год и вышел. Наш суд очень гуманен к преступникам. Но ему отомстили фанаты писателя, кто-то посадил его в машину, вывез за город и убил.
Сплошным негативом заполнена жизнь. Хорошего мало.

Месяц назад Ника купила осеннее пальто за тысячу. Через неделю знакомая Вики дала почти такое же пальто, дубленку, и другая, Нина Родочинская – хорошую шубу. Ника всё принимает с каменным лицом, без эмоций, без благодарности, словно так и должно быть. Вероятно, неприятно носить уже ношенное, но на новое ни у кого нет денег. Андрей дает Владе 100 рублей и говорит, чтобы купила еды.
А что на эти деньги купишь, тем более когда голова не работает?

Вика сказала, что Пожога, наша коллега, разошлась с мужем после 40 лет совместной жизни.

Удивлен, что муж смог прожить с ней даже год. Характер ещё тот. Это она про меня зло сказала нашему мастеру:

— А ему пропуск в последнюю очередь давать – слишком быстро ходит.

Впрочем, возможно, я не прав, попался под руку.

Вика, глядя на меня, в очередной раз удивилась:

— У тебя ни одной морщинки! А у меня…

По телевизору показали посвящение в студенты новоиспеченных журналистов деканом, который стоял за трибуной и пытался произнести посвящение. Но его не слушали. Все были заняты собой, смеялись, разговаривали, распивали напитки, а на декана никто не смотрел, он им был не нужен. Это было новое, непоротое поколение, которым на всё наплевать, кроме себя. Интересно было на них смотреть. Так резвятся дети, которые ничего о жизни не знают, и ещё с ней не столкнулись, не набили синяков. Декан не закончил речь и ушел, поняв, что он там не нужен, и только тогда до них дошло, что сделали что-то не так. Девушки пошли извиняться и просить, чтобы он вернулся и закончил свою речь. Декан вернулся, на детей не обижаются. По-моему, это было в МГУ.

Восьмое ноября две тысячи шестого года. Вечером позвонила Галя-соседка и сказала, что умер Игорь с первого этажа на нашем стояке. Парень лет 25-ти, чуть ниже меня. Месяц не прошел, как женился. Всегда первый здоровался, хотя другие парни в его возрасте предпочитают не замечать стариков, словно их и не существует. Загадочно выстраиваются судьбы. Причиной смерти может быть передозировка наркотика, мол, видели шприцы на первом этаже. Но я ни разу не видел его под кайфом. Видел выходящим из «десятки» и ставящим на охрану, то есть дистанционным пультом. Все скинулись на похороны.

Выходя за хлебом в магазин, увидел на первом этаже крышку от гроба и крест с надписью: 09 10 1982 г. — 07 11 2006 г. 25-й год пошел. Вика сказала, что два дня прошло, как женился, жена в положении. Будто чувствовал. Года три назад у него была невеста. Погибла под машиной. Смерть словно притягивает другую смерть.

Поехал в Старый город. Вышел на пять минут позже обычного. Не прошло и минуты, как подъехал троллейбус и двойка. Выбрал автобус, хотя дороже на два рубля, и спешить некуда. В комнате только Артикулова и Стрелец. Поздоровался, снял пиджак и повесил его на спинку. Они молчат, и я молчу. Возможно, они прочитали мои воспоминания и обижены. Взял старую Литературку и начал читать. Скоро пришел Мисюк, вернул мою дискету. Позже подсел и поинтересовался, над чем работаю? Я сказал, что написал рассказ.

— Коль к нам приходите, приносите, будем работать.

Пришел Иван Егоров. В первый раз его вижу. Среднего роста, худощав, при галстуке, хорошо одет. Лет 35. Артикулова с ним заговорила о своих болезнях, он неохотно отвечал, и я подумал, что он врач. Упомянул Соплякова, и я спросил о нем.

— Работает в школе.
— Кем?
— Издает книжки, журналы небольшими тиражами, свои рассказы. В школе сильный состав пишущих.
— Ну, ещё бы, когда тебя издают, то есть стимул, писать.

Позже я узнал, что Иван Егоров директор коммерческого медицинского училища. Постепенно комната заполнялась. Пришла одна из девиц, заведующая музыкальной школой. Второй девицы не было. Но снова поочередно сходили в магазин и заставили стол хлебом, колбасой, сыром, картонной коробкой Изабеллы. Смирнов купил бутылку водку и вдвоём с соседом опустошил за вечер. Мельников подал мне скрюченную руку, крабом.

Я неловко попал пальцами в проём, в ладонь. За весь вечер он не произнес и десяти слов. Стрелец вызвался читать рассказы.

Первый — о том, как герой спас троих тонущих, и его отблагодарили ящиком пива, двумя бутылками водки и кругом колбасы. Вот, мол, как они себя оценили. Сидящая напротив девушка сказала:

— А что он хотел, путевку на Канары?

Мисюк тоже сказал:

— Цена вполне нормальная.

Второй рассказ читал от лица бомжа, как тот кололся, и что с ним происходило. И я не понял, как же бомж в наркотическом состоянии написал этот рассказ? Автор ничего не пояснил. Искусственность рассказа выпирала.

Мисюк предложил в следующий раз и мне прочитать свой рассказ. Я отказался:

— Мой рассказ не подходит для чтения.

Он ответил:

— Пономарев не комплексовал, для чтения выбрал две главы из повести.

Снова недопонимание: не все рассказы подходят для публичного чтения, кому же, как не автору знать об этом, а он отнес мой отказ на счёт комплекса. Поговорил со Смирновым об Аксенове, Лимонове, с которым переписывался, мол, Катя Волкова, жена Лимонова, работала в театре «Колесо».

Ровно в 20 часов я вышел на улицу. Сыпал мокрый снежок. На «двойку» не успел на десять секунд. Но следом подошел троллейбус. Не так уж и долго ехал, минут на пять дольше, чем автобус. Не стал ужинать, поздно, да и есть особо не хотелось, нужно немного ограничивать себя. По телевизору смотреть нечего, легли рано.

        Вика помогла Мокрине выписаться из больницы, надоело лежать там, привезла домой, и сестры сразу же стали ссориться, каждая считает себя умнее. На следующий день плохо положили телефонную трубку и им отключили связь. Анна позвонила мне, мол, пусть Вика позвонит на станцию, и включат.

Я ответил, что Вики дома нет, пошла в больницу, потом пойдет с Владой по делам.
Чуть позже Вика вернулась, я сказал ей о звонке, и она позвонила Мокрине.
Связь уже восстановили, и Анна пожаловалась, что я грубо с ней разговаривал.

— Не выдумывайте. Вам показалось. Слава не мог грубо разговаривать, — заступилась Вика.

Ну да, по их мнению, я проявил невежливость, не поинтересовался их здоровьем, планами, а быстро прервал разговор. С этой стороны они правы, я и не собирался быть вежливым со склочными и сварливыми старушками.

продолжение следует: http://www.proza.ru/2012/09/06/1206